Аксиома параллельности

Милан замер. За те пару часов, пока Джорно добирался из Неаполя в Милан — и тихо радовался, что приобрел личный самолет — он мог быть уверен в том, что напавших на Мисту людей уже нет в живых. Произошло ли все внезапно или кто-то преднамеренно собирался убить правую руку босса Пассионе, — при любом раскладе исполнитель предпочтет самостоятельно утопиться в ближайшем водоеме, чем ждать расправы. В том, что нападение на Гвидо Мисту не останется безнаказанным не сомневался никто. — Как и всегда — ужасные пробки, — сказал Джорно, заходя в клинику Сан-Раффаэле. Дорога из аэропорта Мальпенса заняла почти столько же времени, сколько перелет из Неаполя — полтора часа. Фуго шел следом, чувствуя себя неуютно под резкими взглядами людей Джорно. Не успел появиться в Пассионе — уже случилось серьезное происшествие. Он знал, что вины его в этом нет, но неприятное ощущение оставалось. — Все в порядке, сеньор Джованна, — профессор Росати пожал руку Джорно и вежливо кивнул головой. — Гвидо Мисту вовремя доставили, операция была короткой. — Обязан вам всем. С благодарностью, — кивнул в ответ Джорно. Его больше никто не стал задерживать. Адвокат Пассионе остался решать дела с полицией. В палате-люкс было светло и пахло лекарствами. Стандартный больничный запах, который не мог перекрыть ни свежий воздух из открытого окна, ни легкий аромат духов, окутывающий медсестер. Едва завидев Джорно, те вытянулись и любезно поклонились. Он давно заметил, что девушки, которые не знали о том, кто он, почему-то относились к нему вежливо, не более. Чего нельзя было сказать о тех, кто всеми силами старался привлечь внимание «молодого дона». Подобная двуличность вызывала в Джорно глухую неприязнь и побуждала еще меньше доверять окружающим. Мисте, в отличие от большинства, всегда было плевать на статус, хотя красиво жить он тоже любил. Сейчас Миста лежал бледный и неподвижный. Ранение пришлось в нижнюю полую вену, он потерял много крови, и удар чудом тяжело не разорвал внутренние органы. Джорно жестом попросил выйти медсестер из палаты. — Ты же вылечишь его, правда, Джорно? — маленький Пятый Пистолс, патрон из стенда Гвидо Мисты, пронзительно зарыдал, вцепившись тонкими ручками в пиджак Джорно. Из его белесых выпученных глаз градом текли слезы. Остальные пять пуль были неактивны. Как и их хозяин, они приходили в себя и набирались сил. Джорно осторожно провел пальцем по металлическому тельцу Пятого. Почему-то к нему он всегда испытывал самые теплые чувства. То ли из-за того, что подзатыльников и издевательств от других пистолсов ему доставалось больше всего, то ли потому, что тот, как ни странно, чаще других спасал Мисту. Своей трусостью и осторожностью маленький Пятый Пистолс умудрялся сохранять часть жизненной силы хозяина, и этих нескольких минут порой бывало достаточно. В этот раз, при нападении, он просто первым истошно завопил, самопроизвольно активировавшись и привлекая внимание. Пистолет с шестью золотыми патронами был хорошо известен во всех преступных кругах Италии, и Мисту сразу узнали. — Ему сначала вкололи что-то. Он не почувствовал. А потом напали. Джорно, ты же вылечишь его? — Пистолс шмыгнул крошечным носом. — Обязательно, — ответил тот. — А кто напал? Миста что-то говорил вчера? — Он просто сказал, что отправится в квартал Куатро , там у него назначена встреча. Он попросил нас не высовываться, чтобы не светиться. С собой больше никого не взял. А его пырнули, — Пятый снова перешел на рыдания и вопли. Джорно задумчиво почесал лоб. Охрана Мисты наверняка уже на грани самоубийства — допустили покушение на правую руку босса. С другой стороны, сам Миста, в некоторые моменты, был упрям, как осел. И если он решил, что лично принесет образец новых наркотиков, которые стали сбывать в Милане, то разубедить его не смог бы и сам Джорно. Во всем Пассионе, конечно же, нет других людей! Где это видано, чтобы грязную работу в мафии выполняли самые главные? В этом Гвидо Миста был под стать своему «крестному отцу» — оба они слишком верили друг в друга и не полагались на чужих людей. — Любишь же ты выделываться, — сказал Джорно. Он осторожно снял с плеча Пятого, усадил на тумбочку возле койки, и сам положил голову на грудь Мисты. Тихое сиплое дыхание, запах крови и анестетика. После операции тот еще не приходил в сознание. Джорно провел ладонью по смуглой щеке, жесткая щетина, небритая несколько дней, защекотала пальцы. Достаточно было активировать Голд Экспириенс и вылечить все раны. Но уговор с Мистой по-прежнему действовал. — А если бы не успели? Вопрос в никуда. На прикроватной тумбочке тихо рыдал Пятый Пистолс. Джорно вдруг почувствовал острую щемящую нежность. Он любил и одновременно ненавидел это чувство — оно делало его слабым. В такие моменты особенно понималось, насколько ему важен этот человек и насколько беспомощен он сам. А если бы Миста истек кровью? Если бы не спасли? А он, Джорно Джованна в этот момент находился бы в другом месте. Никаких способностей Голд Экспириенса не хватит, чтобы вернуть погибшего. — Дурак, — прошептал Джорно, гладя любимое смуглое лицо. От черных густых ресниц легли сумеречные тени. Жаль, что боссу мафии нельзя остаться в больнице с дорогим человеком на всю ночь. Вечером, закончив с делами, Джорно неподвижно сидел в номере отеля, глядя в окно. Это равнодушное спокойствие, застывший взгляд и поджатые губы едва не довели до инфаркта капо Милана. Грузный пожилой человек десять минут назад покинул комнату Джорно, и колени у него тряслись. Наркоторговля в городе не ставилась ему в вину — этим начали промышлять очередные недовольные из Пассионе и мигранты из Франции. Но капо допустил это, и от босса требовалась реакция. Джорно убирать людей не любил. Фуго, слившись со шторами, чтобы не привлекать внимание, молча, следил за поведением Джорно. — Мне стоило убить его? — спросил тот. — Я слишком мягкий? — Ты не делаешь ничего зря. А в убийстве капо тебе нет выгоды, — ответил Фуго. Джорно кивнул. Да, он не хотел никого убивать, не хотел выслушивать заискивающие слова раскаянья, читать десятки отчетов и заниматься запугиванием. Он хотел бросить все и умчаться в больницу. Или хотя бы услышать звонок врача о том, что Миста пришел в себя. Жестом Джорно попросил Фуго оставить его одного. На столике таяло сливочное мороженое. В пустой комнате стало еще тоскливее. Джорно не хватало Мисты. Чувство не выразимой словами нежности, появившееся в больнице, никуда не делось. Оно только расширилось, смешалось со страхом не успеть осуществить задуманное, замешательством и физическим желанием. Целая гамма противоречивых сложных эмоций. Джорно взял в руки креманку с растаявшим мороженым. Собственное состояние его сейчас пугало. Равнодушие было лишь умелой игрой на публику, не более. Он размешал сладкий напиток из мороженого, чуть отпил и тут его осенило. Активировавшийся Голд Экспириенс согласно кивнул, подтверждая догадку. Гормоны. А у него еще и секса с весны не было. Стенд не зря усердно модернизировал тело хозяина, подстраивая его под нужный запрос, и, наконец, запустил сложную цепочку биохимических процессов в организме Джорно. Он едва не расхохотался, но сдержался, иначе напугал бы и Фуго, и охрану. Как все оказывается просто! Он, Джорно Джованна, всего лишь готов к осуществлению своего маленького эгоистичного плана. Не стоит затягивать, он справится. Поздний звонок доктора Росати лишь укрепил эту веру: Миста очнулся, угрозы для жизни нет, раны затянутся. Не придерживаться уговора о «не лечении» было, конечно, свинством. И в любой другой ситуации Джорно не стал бы хитрить. Но нынешняя ситуация требовала этого. Придя на следующий день к Мисте, он уверил его, что лечение не применял, все причастные к произошедшему уже допрашиваются, и даже пробыл с ним совсем недолго. Пусть посопит в кислородную маску в гордом одиночестве. Запустить с помощью Голд Экспириенса незаметное восстановление разорванных тканей не составило труда. На пятый день Миста уже сумел приподниматься и немного сидеть. Джорно привел Фуго. — Я тебя и в таком состоянии могу застрелить, — прошипел Миста. В гневе, пожалуй, и застрелил, но сейчас он был настроен миролюбиво. Или просто устал. На подоконнике сидел Джорно и щурил зеленые, глубокие как море, зеленые глаза. — Это — мой босс, — серьезно сказал Миста, ткнув в него пальцем. — До тех пор, пока мой Джорно верит тебе, — я верю моему Джорно. Ему. А не тебе. Уяснил? Фуго кивнул. Джорно мог поспорить на что угодно: тот уже догадался о том, что босса Пассионе и его правую руку связывают не только деловые и дружеские отношения. Фуго Паннакотта всегда был смышленым парнем. — Я побуду в Милане еще несколько дней. Успею закончить здесь все дела, — ответил Джорно на немой вопрос Мисты. — Капо Реджиме мне пришлось отстранить от дел. Он был готов к худшему. Ищем нового капо. Завтра-послезавтра зачистим оставшиеся наркопритоны. — Я могу…, — попытался сказать Миста, но Джорно самым небрежным тоном перебил: — Без тебя справимся. Это все мелочи. Он отвел глаза. Миста хорошо знал, когда его босс что-то скрывает. Хуже всего, что скрывал Джорно исключительно личные проблемы, переживал это глубоко внутри и не любил их обсуждать. А если проблемой он не стал делиться даже с Мистой — это вызывало нехорошие предчувствия. — Я еще зайду на днях, — сказал Джорно, по-прежнему не глядя на Мисту. Взгляд блуждал и казался тревожным. Даже Фуго, едва только немного введенный в курс дел Пассионе, понимал, что переживает босс совсем не из-за наркоторговли. Причина была далекой от бизнеса и непонятной для окружающих. Впрочем, окружающие и не замечали ничего. Для всех Джорно Джованна оставался таким же равнодушно-пугающим и непостижимым «крестным отцом», в мотивах поступков которого никто не собирался разбираться. Никто, кроме Мисты. Миста чувствовал смятение Джорно и бесился из-за того, что не мог помочь. После визита босса он долго порывался встать, требовал, чтобы его быстрее вылечили, а потом резко успокоился. Наверное, это была взрослость: вовремя понять, что доставляешь беспокойство дорогим людям. Его Джорно Джованна что-то задумал и это «что-то» его беспокоило. Но, как чаще всего и бывало, — босс не просил помощи. И в проблемах Милана он тоже сам прекрасно разбирался. В босса надо просто верить. А доверие — серьезная вещь. За те дни, когда Джорно не приходил в больницу, Миста стал совсем тихим и каким-то грустным. Долго смотрел в одну точку, мало говорил. Он с новой силой, как и тогда, при расставании, очень остро и до ноющей боли в груди почувствовал, что боится потерять Джорно. Не только физически. Боится, что теперь между ними всегда будет расстояние, и понимание упущенного счастья станет незримо присутствовать в их жизни. Это разъедало изнутри дурными кошмарами. Во сне Миста постоянно не мог дотянуться до сияющих волос Джорно. Ночи в июле очень душные. Мучаясь от очередного сновидения, Миста открыл глаза. Рядом никого не было. Палата, окно с видом на больничный сад, слабый лунный свет. — Дайте поспать, проваливайте, — прошипел он, заметив движение возле двери. — Для процедур еще рано. Миста приподнялся, проверяя, что посетитель ему не приснился. На госте был белый халат медсестры, едва доходивший до колен. — Убирать не надо, и в туалет я не хочу, — громче сказал Миста. Он начинал сердиться из-за молчания гостя. Ненормальный медперсонал! Лунный свет цветным пятном упал на голову медсестры и вызолотил волосы. Длинная челка, закрученная в характерные локоны на лбу, заискрилась изящной короной. — Ты что, — начал Миста, но вдруг замолчал. Тонкие лианы, созданные из трубочек капельницы, не больно, но плотно обвили запястья. Собственный стенд не активировался — пистолсы не видели в Джорно врага. Они всегда четко различали чужого и своего. Это был момент понимания без слов. Миста просто осознал, что надо молчать, не задавать лишних вопросов, не возмущаться. Еще лучше было закрыть глаза и почувствовать чужое желанное прикосновение — кожа к коже, плоть к плоти. Под халатом у Джорно из одежды больше ничего не было. Странное предрассветное время, тающий летний сон, который никак не ухватить. Как не мог Миста ухватить Джорно, хотя тот был на расстоянии вытянутой руки. Зеленые глаза, не терпящие возражений. Босс Пассионе все делал сам, так, как ему хотелось. Осторожно двигался, чтобы не травмировать рану на боку Мисты, но властно, с нажимом, насаживаясь до упора. Халат съехал с плеч, оголяя их. К влажной шее прилипли золотистые пряди, выбившиеся из косы. Дверь в палату была заперта. Впрочем, Миста застрелил бы любого, кто посмел бы увидеть его босса таким. Учащенно дышащий, с широко разведенными ногами, растрепанный, с закинутой головой и прикушенной от удовольствия губой — этот Джорно Джованна принадлежал только ему. Сам Джорно и не хотел больше принадлежать кому-либо еще. — Люблю тебя, — прошептал он, наклоняясь к уху Мисты. Влажные губы скользнули по щеке. — Люблю, — выдохнул тот в ответ. Попытался протянуть руку, чтобы погладить Джорно, но лианы настойчиво натянулись, не давая пошевелиться. В улыбке и лучистом взгляде босса Пассионе крылась тайна. Что-то происходило, чего Миста еще не мог понять. Он с сожалением смотрел, как Джорно слезает с койки, небрежно накидывает халат и застегивается. Еще несколько минут назад они принадлежали друг другу, разгоряченные тела легко подрагивали. — Джорно, подожди. Что всё это значит? — Миста знал, что лианы не отпустят до тех пор, пока босс не уйдет, но он хотел услышать хоть что-то. Сон в летнюю ночь стремительно таял. Локоны на голове распустились, мягко обрамляя скуластое лицо. Джорно обернулся, сощурил глаза и ничего не ответил. Статная властная фигура на фоне рассветных сумерек. Некоторые ответы не стоит говорить сразу. Даже тем, кого очень сильно любишь. Джорно непроизвольно приложил руку к животу — внизу все было мокро, халат прилипал к влажному телу. Он изящно поправил прическу и покинул палату. Лианы исчезли.