Аксиома параллельности

Джотаро Куджо был готов ко всему. Он ожидал попасть к травматологу, который рассказал бы, как тяжело Какеину передвигаться. Или к неврологу, с объяснениями о том, что Нориаки Какеину грозит паралич. О проблемах с сердцем мог бы поведать кардиолог, о рваных внутренних органах — хирург. Может быть, доктор Хабиби был терапевтом, и медицинская книжка Какеина вмещала в себя все эти заболевания вместе взятые. Для Джотаро это не имело ровно никакого значения. У доктора Арифа Хабиби был не приёмный день — суббота, — но он дежурил в клинике и согласился встретиться. Джотаро дважды уточнил в регистратуре этаж и отделение, полагая, что неправильно понял, хотя девушка говорила на чистом английском, без акцента. Идя по третьему этажу Медицинского центра, Джотаро даже немного сконфузился, что было для него несвойственно. Но само отделение располагало к этому. Было утро, время после завтрака, и пациентки, хихикая и скрывая заинтересованные взгляды, то и дело поглядывали на высокого красивого японца: не часто такого мужчину в этом отделении увидишь. Но сердиться на них, — шумных, любопытных и круглых девчонок, — было как-то стыдно. Доктор Ариф Хабиби оказался акушером-гинекологом. — Знаете, несколько лет назад я поспорил с Какеином по этому поводу. Стоило сделать ставку, — доктор Хабиби поставил перед Джотаро чашку ароматного свежесваренного кофе. — Пейте, не стесняйтесь. Если бы Нориаки не позвонил утром, я бы, конечно, не встретился с вами. Сухонький смуглый мужчина не старше пятидесяти некоторое время оценивающе рассматривал Джотаро умными черными глазами. Затем прошел к шкафу и вытащил оттуда объемную папку. На стенах кабинета висели многочисленные дипломы, вперемешку с фотографиями пухлых младенцев и их улыбающихся родителей. Джотаро не понравилось то, как доктор легко и непринужденно называл Какеина по имени. Настоящему имени. Но промолчал. — На самом деле, господин Куджо, это только часть истории. Вторую часть узнайте у самого Нориаки. Я никогда, честное слово, не вникал в подробности. А остаток истории дополните сами. Возможно, тогда у вас получится наиболее правдоподобная картина. Из толстой папки стали появляться документы. Джотаро смотрел, как доктор Хабиби аккуратно раскладывает их на столе. — Если не ошибаюсь, вы — морской биолог? — Еще учусь, — хмуро ответил Джотаро. — Я от Нориаки узнал, не переживайте, — улыбнулся в ответ на незаданный вопрос доктор и поправил сползшие с крючковатого носа очки. Джотаро посмотрел на стену, на бумаги перед ним, и подумал о том, что, в самом деле, это ведь он не знал о том, что Какеин жив. А Какеину ничто не мешало знать некоторые подробности его жизни. Неужели ему не хотелось встретиться?.. — Не суть важно. В любом случае, вы связаны с биологией, а, значит, вам не надо читать лекцию о диплоидных клетках и органогенезе, — продолжил доктор Хабиби. — Вы, конечно, не поверите. Скорее всего, посчитаете меня шарлатаном или умалишенным. Ваше право. Все документы — перед вами. В то время я работал в фонде Спидвагона и с Какеином познакомился совершенно случайно. — Он находился на лечении в больнице Каира из-за травмы глаз, — сухо сказал Джотаро, не глядя на доктора. Перед глазами мелькали таблицы с данными, результаты анализов, снимки УЗИ. — Да, тогда очень переживали, что мальчишка останется слепым. Но, к счастью, обошлось. Он потерял много крови, и моя девушка, — теперь жена, работая там же лаборантом, взяла образец его крови на анализ. На всякий случай. У нас здесь, в теплом климате, инфекции много. Зачем тогда сделали ХГЧ — уже и не вспомню. Это же фонд Спидвагона, в конце концов. Если уж лечить, так основательно. Мне, по правде сказать, и дела не было до пациента. У меня, как вы, наверное, заметили, профиль другой. А Марьям, жена моя, мне анализ и показала тогда. Там показатели зашкаливали, хотя никаких заболеваний у него не было. Был бы Какеин женщиной — вопросов бы и не возникло. Недель пять-шесть срок. А он семнадцатилетний парень, понимаете? Джотаро молчал и думал о том, что если сейчас рассмеется — доктор очень испугается. Очень сильно испугается. Это ведь как тогда выходило? Он, Джотаро Куджо, не один год переосмысливал свою жизнь заново и смирялся с действительностью, отучивая себя любить и чувствовать. А затем в Египте почти случайно узнал, что человек, которому он душу, считай, отдал, не просто жив, а мало того, — от него же и беременный был? Это шутка такая неудачная? — Вы мне не верите, так? — спросил доктор Хабиби и подлил кофе. Биология — наука о жизни. Более того, эта наука весьма уважает эмпирические данные и всевозможные исследования. И очень любит сенсации. Имея такие качественные результаты, любой ученый давно бы уже раструбил о случае мужской беременности, в противном случае прятать их не было смысла. Но в том-то и дело, что смысл был. — Вы нигде не публиковали эти исследования? — Джотаро положил бумаги на стол. Все, кроме одной. На снимке УЗИ виднелось мутное темное пятно, напоминающее запятую. Такие изображения он видел на занятиях по генетике. — Вы считаете, что Нориаки тоже сразу поверил? — доктор Хабиби усмехнулся, но внимательно следил за тем, как Джотаро непроизвольно трогает снимок УЗИ, проводя пальцем по изображению головастика. — Я пришел к выводу, что данный феномен обусловлен хромосомным гермафродитизмом. Генная мутация. Интересный случай, — продолжил доктор. — Но у любого врача есть профессиональная этика, мистер Куджо. Без разрешения пациента мы не публикуем данные. Какеин Нориаки, конечно, тоже не сразу поверил и быстро сбежал из больницы к друзьям. Хотя сказал, что после всего, когда завершит свои дела в Каире, с радостью разрешит еще немного себя исследовать. Видимо, он считал меня странным забавным доктором. Когда Нориаки стал моим пациентом снова — было уже поздно проводить некоторые исследования. Но его генотип и организм по-своему уникальны. Возможно, это еще и влияние его собственного стенда. Иерофант сейчас, конечно, тоже слаб, ему часто не хватает жизненной силы, но я благодарен им за возможность всё это изучить. Это важная информация для гинекологии. — Стенда? — Джотаро поднял на доктора взгляд. — Вы знаете о стендах? — Почему бы и нет, мистер Куджо? Возле доктора Хабиби материализовался небольшой аккуратный стенд в виде цветка мака. Цветок задумчиво посмотрел на людей, почесал листьями-руками макушку и демонстративно отвернулся. — Маковка. От слова «мак». Символ сна и смерти в древних религиях. Он не особо силен, но обладает замечательной способностью — временно останавливать все процессы жизнедеятельности. Как врач, хочу сказать, очень полезное свойство. На операциях, в случае обширного кровотечения, помогает спасать жизни. — Но Какеин был мертв. Я видел его… тело. — Его ли оно было? Вы уверены? Мистер Куджо, мы в Каире. Здесь можно найти практически все. И запасное тело в том числе, — доктор расхохотался. — Тело Какеина перевозили на вертолете в больницу Спидвагона. Ведь оно сразу не исчезло, не так ли? Я был там. Немного, скажем так, личных связей с некими структурами города, немного — помощь стенда. А в Медицинском центре появился пациент в коме, Какеин Тенмей. — Я не смог тогда различить подлог. Но его родители? Неужели и они не узнали своего сына? — А кто сказал, что родители Какеина ничего не знают? Кроме, разве что, нашей маленькой общей тайны, — доктор Хабиби лукаво подмигнул. — С неохотой, но они согласились с решением сына пожить пока здесь. Джотаро давно не чувствовал себя таким дураком. Картинка паззла неуверенно начинала складываться. В ней еще не хватало многих деталей, но Джотаро сам был биологом, прекрасно понимал, о чем говорит врач, и достаточно хорошо умел различать фальшивые данные. Впрочем, дело было даже не в данных. Он просто верил, безоговорочно верил где-то в глубине души. Это ведь был его Какеин, в конце концов. — О чем вы тогда спорили с Нориаки? — спросил Джотаро уже на выходе. — Вы сказали, что когда-то спорили с ним, и что стоило сделать ставку. — Я утверждал, что рано или поздно правда всплывет, и отец ребенка узнает. Он утверждал, что не допустит этого. Он почему-то все время считает, что своим существованием искупает какую-то вину. — А он говорил об отце ребенка? — Никогда. Но когда он находился на лечении глаз, к нему приходили друзья. И только слепой бы ничего не заметил. Не так ли, мистер Куджо? Джотаро непроизвольно поправил кепку, поклонился и задумчиво пошел по коридору больницы. Душу выворачивало от желания увидеть Какеина. Неужели он, дурак, думал, что узнав правду, Джотаро Куджо отступится? — Я приеду. — Не надо, — ответил Какеин. — Ты сказал, чтобы я нашел тебя. — Ты был у доктора? — Да. И я хочу тебя видеть. — Я приеду сам, — Какеин вздохнул и повесил трубку. Это были мучительные полтора часа. Джотаро успел пожалеть о том, что сам не поехал к Нориаки, а остался дожидаться в номере. В некоторые моменты он начинал набирать номер такси, но останавливался на предпоследней цифре. Ждал. — Люблю. Мой. Джотаро обхватил Какеина, почти втаскивая в комнату, на автомате запирая дверь и замирая в объятиях на долгое время. Прижимал к себе, шептал в висок тихое «Люблю» и опять молчал. Галабея Какеина, в этот раз белая, вызывала нехорошие воспоминания и ассоциации. — Ты ходил в клинику? — Да. — Ты всё понял? — Да. — Это точно был тот доктор? — голос Какеина все-таки дрогнул. — УЗИ на тумбочке. — Ты точно всё понял? — Да. Да. Да. Тысячу раз да. Что я должен еще понять? Джотаро заглянул в его глаза, лиловые, мутные, словно подернутое тучами небо. — Я убил твоего ребенка. Позволил этому случиться. Неважно уже как, но это был шанс на нас с тобой. Могло быть все иначе, понимаешь? Звук голоса повышался по мере того, как Какеин терял самообладание. Холодное равнодушие таяло слезами обреченности, стекая по щекам. — Я урод. Физический, моральный. Инвалид. Я не имею права находиться сейчас с тобой, слышишь, Джотаро?! Отпусти меня. Джотаро помедлил какое-то мгновение, — так замирает природа перед бурей, — и рухнул на пол, на колени перед Какеином. Руками он все еще держался за подол галабеи. — Ты один виноват? А мне ты дал шанс узнать? Решить самому, что мне делать? Я люблю тебя, Нориаки. Слепого, хромого, больного, живого и мертвого. Ты год в коме пролежал. Ты ходить заново учился. Почему тебя чужие люди выхаживали? Почему это не мог быть я? Почему ты решил все за нас? Спокойный океан тоже штормит. И вся муть, что накапливается на глубине, после сильной бури выплескивается к берегам. Джотаро рыдал, судорожно, совершенно не похоже на него, почти беззвучно, давясь словами и собственным дыханием. Это было состояние полного исступления, настолько жгучего желания слиться с любимым существом, что в какой-то момент даже вызвало ужас — он готов был убить Какеина и умереть рядом, только бы больше не расставаться. — Вот поэтому, Джотаро. Вот поэтому, — мягко сказал Какеин, опускаясь на пол рядом с ним. Он положил его голову к себе на плечо, ласково гладя и давая выплакаться. Лицо Нориаки блестело от слез. — Ты должен быть сильным Джотаро. Храбрым Джотаро. Твой стенд — сильнейший. Тебе не нужен рядом немощный инвалид, с которым ты даже не способен создать семью. Забудь, забудь всё, прошу тебя. Два дурака, мучающиеся, сжимающие друг друга в объятиях, и все-таки не в силах разжать руки, держащие любимого человека. Нити, связывающие их души, были натянуты до предела. — Не терзай себя. Ты не один. И это то, что я хочу, чтобы ты услышал. Не отпущу, — Джотаро в упор посмотрел на Какеина, и в его глазах, как и прежде, не было и тени сомнения. Нориаки вздохнул, зная этот до ужаса упрямый, но честный взгляд, и опустил глаза. Рука в ладони Джотаро легко дрожала. Имел ли он право выбирать судьбу за кого-то? Равно как и имел ли он право не давать шанс на самостоятельное решение? Любить нельзя отпустить. И запятую в этом предложении Какеин все еще не поставил.