Глава 5. Heaven knows how I loved you… (с)
11 октября 2020 г. в 22:44
Примечания:
Кинцуги — японское искусство реставрации керамики с помощью лака и золотого, либо платинового порошка. Философская основа состоит в принятии недостатков и изъянов, высокой оценке поломок и трещин, как неотъемлемой части истории объекта. Повреждения выделяются, таким образом, подчеркивая продолжение жизни.
Это было странное время. Время, зацикленное на двух людях, запертых в клетке собственных чувств, которым не было дела до окружающего мира. За пределами номера каирского отеля город жил своей жизнью. Внутри — жизнь существовала по своим законам.
— Это ведь не вся правда? Есть что-то еще?
— Почему ты так решил?
— Я твой Джотаро. Твой Джоджо. Часть тебя, Нориаки. Я знаю твои мысли, — ответил Джотаро и потерся щекой о затылок Какеина. Лежать вдвоем было уютно.
В какой-то момент слезы иссякли, от сидения на полу устало тело, и надо было с чего-то начинать строить всё заново. Для начала — просто умыться и просто поужинать. Но просто говорить почему-то не получалось, и Джотаро почувствовал, что стена между ними еще не разрушена. За одним слоем правды был еще один, и он тоже мучил Какеина.
— Я выжил благодаря ему, — начал тот, интуитивно зная о чем хочет спросить Джотаро. — Ты видел результаты обследования. Из-за особенностей Иерофанта проникать в тела людей, он так же способен создавать в теле своего хозяина что-то вроде защитного кокона.
— Как моток ниток?
— Скорее всего. Я тогда и не чувствовал, как это происходило. Не до того было.
— Ты презираешь меня за то, что я сделал? — Джотаро покрепче прижал к себе Какеина. Через ткань одежды он чувствовал тепло родного человека, и, не смотря на все недосказанности, стену недомолвок и тайн, был счастлив странным, почти безумным блаженством. Не было Дио, сражений и приключений, не надо было никуда спешить, и можно было сколько угодно лежать рядом, соприкасаясь телами и душами. Если бы только Какеин перестал пытаться спрятать свои настоящие чувства….
— За что я должен тебя презирать?
— За тот первый раз. И за все другие.
— Я сам этого хотел. Наверное, — неопределенно хмыкнул Какеин.
— Прости.
Тот ответил не сразу. Они, без лишних слов, оба хорошо всё помнили. Джотаро — то, как у него сводило от желания поясницу, и гормоны в крови бурлили. Какеин — как страшно было подчиниться другому человеку, подчиниться не с помощью какой-то там магии, а по собственному желанию, потому что рядом с этим человеком было спокойно.
Первый раз Джотаро взял Какеина практически силой. Без долгих заигрываний и томительных осознаний «он же парень». Спас его тогда от той штуковины в мозгу и на правах сильнейшего получил свою плату за это — у Какеина даже повязку со лба снять не успели. Лишь когда Джотаро увидел кровавые разводы на его бедрах, внутри нехорошо ёкнуло еще не до конца осознанным желанием: навсегда остаться с этим человеком рядом.
Тот взгляд Какеина Джотаро запомнил особенно хорошо. В нем не было ни капли покорности, боли или ненависти. С таким взглядом короли и праведники шли на эшафот. Равный равному. Гордый. Это очаровывало.
— Прости, — снова прошептал Джотаро.
Какеин вздохнул в ответ.
— Наверное, я все-таки что-то значил для тебя…
— Зачем сомневаешься?
Даже память у них, казалось, была общая.
Джотаро по-настоящему поцеловал Какеина только раза после пятого. И, наверное, в тот момент окончательно осознал, что влюбился. Целоваться с любимым человеком — это не просто так губами тыкаться, уж Джотаро было с чем сравнить. Целоваться — это даже не секс, это что-то более интимное, силой не возьмешь.
— Глупость это все была. Гормоны, — поморщился Какеин. Бок у него занемел от лежания, но переворачиваться на другой он не хотел. Не видеть в упор лицо Джотаро было проще.
— Ты сам знаешь, что это не так.
В путешествии пришлось многое осознать, а дураками они точно не были. Осознать, что им хорошо в постели, пусть чаще всего постель была условная, и приходилось по-быстрому, выкраивая себе немного времени. Что они удивительным образом понимают молчание и улыбки друг друга, общение не вызывает дискомфорт, и это было приятное ощущение родственной души рядом. Джотаро неожиданно для себя узнал, что Какеин, на самом деле, смущается от чувств в свой адрес, потому что не привык к такому. А сам Какеин узнал, что Джотаро принимает его любым, и нечего прятать чумазое от пыли лицо, ссадины от битв, стесняться или казаться сильнее, чем он был на самом деле.
— Ты видел анализы. Как мне объяснил доктор, с моей генетической особенностью надо было очень постараться, чтобы найти подходящий набор хромосом для скрещивания. Не с каждым генотипом получилось бы то, что получилось. Забавно, да, что мы каким-то образом встретились?
— Забавно? — осторожно спросил Джотаро. Он опасался, что Какеин снова замкнется, перестав говорить о том, что его терзало. — А может, это что-то большее? Чудо?
— Чудо меня от смерти спасло. Защитный кокон во время удара сработал как амортизатор. А за счет нитей, что тогда начинали опутывать мои органы там, внизу, не произошло полного уничтожения тканей. Пусть и сшивали меня потом по кускам. А еще, знаешь, мне показалось, что было колебание времени.
— От Дио?
— Не только. Мой удар по часам, хотя способности управлять временем у меня нет. Во мне словно дрогнуло все. Хотя, это я придумываю, наверное. Я же умирать собирался.
Джотаро молчал. Он не видел тогда происходящего лично и знал всё только со слов деда и рассказов медперсонала фонда Спидвагона, которые забирали тело Какеина. Крови было много.
— Я ведь поверил, Джотаро, — вдруг сказал Какеин и, рванув из его рук, сжался в комок. — Поверил где-то там, глубоко внутри. Никто бы и подумать о таком не мог, когда мне доктор сообщил. А ты еще резинку постоянно забывал натягивать.
Рука Джотаро замерла в нескольких сантиметрах от плеча Какеина. При всей драматичности происходящего фраза о забытых презервативах вызвала добрую улыбку. Он ведь не из вредности это делал, не чтобы унизить или только о собственном удовольствии думая. Просто иногда получалось все слишком спонтанно, но чаще всего это был лишний повод затащить Какеина в душ и помыться вдвоем. Хороший способ провести вместе как можно больше времени. А потом вообще все равно стало: Джотаро даже представить себе не мог другого партнера.
— Иерофант, наверное, пытался мне тогда что-то подсказать. Но он тесно связан с моим сознанием, а я думал только о том, как быстрее сбежать из больницы к вам. Если бы я подумал тогда хоть на минуту дольше, я бы… впрочем, поверил бы ты мне?
— Я не знаю, — ответил Джотаро, не решаясь сказать, что поверил бы. Не сразу, ни в один момент, возможно даже, он бы рассердился, сказав, что это глупая шутка не к месту. Скорее всего, они бы с Какеином поругались. А закончив с Дио, он бы, все равно, вернулся, изучил результаты и признал, что все сделано верно. Зато не было бы этих мучительных лет с рваной памятью и въевшимся в душу безразличием к жизни. Все как-то иначе было бы, но вряд ли хуже, чем случилось.
Сколько времени зря потеряно друг без друга.
— И никто уже не узнает. Может быть, ты бы наорал на меня, сказал, что я дебил и такого не бывает. Может быть, тебе и не надо было все это, тебя устраивали те отношения. Я и сам, наверное, не знал, чего хотел. Но вдруг потом были бы мы? — Какеин тихо всхлипнул, как прибитая мышь.
Время в комнате все так же текло по своим законам. В коридоре катил тележку уборщик, где-то звенел телефон.
— Посмотри на меня, Нориаки! — Джотаро резко подвелся, садясь на кровать и боясь дернуть на себя Какеина. Тот лишь сильнее уткнулся лицом в подушку.
— Посмотри на меня. Пожалуйста, — он тронул его ледяную, судорожно сжатую руку. Кончики их пальцев соприкоснулись.
— Ты помнишь, что я сказал тогда, в Сахаре?
— Тогда ты был странно многословен. Я уже думал, что это вражеский стенд, — Какеин осторожно приподнялся и грустно усмехнулся. — Но это все же был ты. А ты, что попало и без причины, не говоришь. Хотя блефуешь отлично.
Теперь усмехнулся Джотаро, целуя ладонь Какеина.
В ту ночь, в пустыне, они так же сидели рядом, чуть в стороне от общего костра, и смотрели на звезды. Им редко тогда выпадали такие спокойные минуты, и можно было молчать рядом, рассматривая звезды. Голова Какеина лежала на груди Джотаро.
«Здесь звезды ярче. Красивые. Хорошо, что мы их увидели», сказал тогда Какеин.
«Угу», ответил Джотаро. А потом резко, неожиданно и порывисто сгреб его в охапку, зарылся в рыжие волосы лицом и сказал то, что повторил теперь.
— Я навсегда с тобой останусь. Хочешь ты этого или нет, но я собираюсь смотреть на звезды лишь с тобой. Зимой только шапку надевай.
— А я странно на тебя посмотрел и ответил, что подумаю. И еще спросил, причем тут шапка, — Какеин погладил Джотаро по щеке.
— У тебя вечно уши холодные. И с тех пор ничего не изменилось.
Впервые с момента их встречи в Каире Джотаро увидел еще робкую, но по-настоящему теплую улыбку Какеина.
Вещи, за которыми сильнее всего скучаешь, практически никогда не имеют материальной ценности. Прагматики и скептики поспорят, но разве можно тосковать за фарфоровым сервизом или золотым украшением? До щемящей боли, до пульса в висках? А за улыбкой любимого человека — очень.
Все-таки странный оказался день. Начавшись для Джотаро с записки, продолженный поездкой в больницу и дополненный рассказом доктора, этот день заканчивался практически в тишине. Потом они с Какеином снова пили чай, сидя на балконе и задумчиво любуясь городом. Несколько раз Джотаро пытался поцеловать его, а тот легко уворачивался, словно не замечая этих жестов. Но руки не одергивал.
Когда Джотаро осторожно дотронулся до его живота, Какеин поморщился. Он не хотел показывать шрамы, но спорить было бесполезно.
— Часть позвоночника заменена имплантатами. Некоторых мышц нет. Укороченный кишечник и печень. Почки чудом сохранились, но одна не в лучшем состоянии. В Египте тепло, сырости нет и легче проходить реабилитацию. Мерзко, да?
Джотаро поднял на него строгий серьезный взгляд, помедлил, словно собираясь что-то ответить на это. Промолчал. Пальцы бережно скользили по шершавому от рубцов животу. Ровного места не было, сплошь бугры и следы операций. Тело выглядело совсем тонким, тазовые кости едва только не прорывали кожу.
— Кинцуги , — Джотаро спешно, чтобы Какеин не успел закрыться, поцеловал живот и уткнулся в него лбом. — Он хотел, чтобы ты жил. Равно как и ты хотел, чтобы жил я. В Японии найдем лучший реабилитационный центр. Попросим деда и фонд Спидвагона, если понадобится. Не позволю больше самому.
Какеин посмотрел на него долгим, полным тоски взглядом.
Может быть, не случись этого путешествия, они бы раз за разом проходили мимо в школе, не замечая друг друга. Даже не школьные приятели, так, случайные прохожие, которые учатся в одной школе. Может быть, не закончись та битва с Дио таким плачевным для самого Какеина исходом, они бы вернулись в Японию, оставшись добрыми приятелями. И вопрос их более чем близкого общения остался бы в прошлом, как дань стрессовой ситуации и подростковым гормонам. А может быть, вопреки всем законам природы, произошло бы чудо и они бы стали с Джотаро настоящей семьей. Вариантов «может быть» было бесчисленное множество. Но ни одному из них уже не суждено осуществиться.
Вот только тогда, под звездным небом Сахары, он, Какеин Нориаки, захотел по-настоящему поверить Джотаро. Потому что это был его Джоджо, который не говорит зря и не требует ничего взамен. Ему не нужно чье-то внимание и обожание, и рядом с собой он никого не держит насильно. Но он тоже умеет любить, и намного сильнее, чем может казаться на первый взгляд.
Под звездным небом хотелось верить во что угодно. В их настоящие чувства, в любовь, в будущее, друг друга. Они оба хотели этого.
Звездная ночь растаяла в рассветах Каира. Их с Джотаро будущее закончилось в этом большом, пахнущем специями и пылью, городе. Могло ли оно снова начаться здесь?
Какеин гладил Джотаро по голове, сам убаюканный окружающими их тишиной и покоем. Но внутри все болело — и совсем не из-за физических увечий.
Любовь — это то немногое, что способно дарить истинное счастье. А его Джотаро Куджо должен быть счастлив.
Утром понедельника в постели рядом с Джотаро опять никого не было.