Аксиома параллельности

Когда Джотаро и Какеин собрались уходить, маленький Джоджо смиренно держал Мисту за руку и тихо всхлипывал. Джорно уже предчувствовал грандиозную истерику вечером, но пока Джордано держался. В какой момент они поняли, что пора двигаться дальше — никто сказать не мог. Просто пробыв еще дня три под наблюдением Джорно и проснувшись однажды утром, Какеин посмотрел на Джотаро и сказал: — Давай уйдем в пустыню. И тот ответил: — Куда угодно. Он не знал о том, что произошло между Какеином и Джорно, но чувствовал какие-то изменения. Они были как рябь по воде от упавшего в нее камня, крылись в ровной и уверенной походке Какеина, в его, ставших легкими, движениях, даже тело сделалось мягче и эластичнее, как прежде. Обнимая Какеина, Джотаро чувствовал теперь не хрупкие кости измученного болезнью человека, а упругое прикосновение мышц еще слабого, но здорового организма. — А когда ваше путешествие закончится, вы придете поиграть со мной? — всхлипнул Джордано. — У меня уже будет свое волшебство, как у вас и у папы. — Если ты этого очень-очень захочешь, — ответил Какеин, обнимая ребенка. Для маленького человека они с Джотаро стали самой настоящей ожившей сказкой. Наверное, было бы здорово встретиться еще когда-нибудь, в обычном времени. — Передай дяде Жан-Пьеру, что мы его сильно любим. И я сохраню твой секрет, — прошептал последнюю фразу Какеин. Джоджо серьезно кивнул, великодушно разрешив дяде Какеину быть главным хранителем тайны. — Дядя Джотаро, — сказал он затем, смущенно опустив глаза. — Ну? Миста легонько подтолкнул сына. Тот замялся. — Передай этому глупому болтливому французу, чтобы оставался таким же глупым и болтливым, — Джотаро опустился на одно колено, чтобы Джордано было удобнее, и тот, наконец, сделал то, о чем мечтал с самого начала. Обнял большого хмурого дядю Джотаро, потрогал кепку и совсем разревелся. — Все получится, — кивнул Джорно и махнул на прощанье. Смуглый итальянец в дурацкой шапочке, крепко держащий ребенка на руках; статный золотоволосый молодой человек в развевающейся синей галабее. Их фигуры, окутанные светом каирского солнца, таяли в зеркале заднего вида. Джотаро вел машину все вперед и вперед, вглубь пустыни. Было решительно все равно куда ехать, но в этой поездке крылась слепая, граничащая с безумием, вера в то, что именно так и надо. Куда угодно, хоть на край света, лишь бы вот так, вместе. — А звезды все такие же, — сказал Какеин ночью. Они съехали с основного маршрута, развели костер и достали одеяла из багажника. Вся пустыня, до самого горизонта, принадлежала им двоим. Не было ни времени, ни пространства, только бескрайний океан песка и звезды над головой. Джотаро укутал Какеина, завернулся сам, и положил голову тому на плечо, грея его своим теплом. Было не страшно так и остаться здесь, навсегда, вдалеке от городов, людей, их придуманных стереотипов и проблем. Вот так, как сейчас — хорошо. — Ничего нет вечного, — прошептал Какеин. В его глазах отражалось пламя костра и мерцание звезд. — Кроме твоей любви к вишням. — Я же тоже не вечен. — Только не для меня. — Джоджо такой романтик…. — Ну, ну. Джотаро покрепче прижал Какеина и задумчиво потерся щекой о его затылок. Костер медленно горел всю ночь. А затем солнце снова нещадно обжигало лицо. Джотаро открыл глаза, рефлекторно дернулся и пошевелил пальцами. Какеин спал на нем, широко раскинув руки, ткнувшись в грудь. Так они и засыпали прошлой ночью. Джотаро тяжело вздохнул, — было жарко. — Подъем, да? — пропыхтел Какеин, приоткрывая глаз. Он скатился с Джотаро и сел, разминая конечности. Пейзаж вокруг не очень и изменился, а вот реальность — очень. Они оба это сразу поняли и по отсутствию догоревшего костра, и по джипу фонда Спидвагона, на котором приехал тогда Джотаро. Машина, которую одолжил им Джорно, осталась, как и положено, в своем времени. Какеин рефлекторно прикоснулся к шее. Под одеждой, на тонкой золотой цепочке висел крошечный кулон — божья коровка, подарок Джорно Джованны. Возможно, она была лишь милым украшением и вызывала эффект плацебо, возможно, в ней, действительно, была скрыта какая-то сила, но даря ее Какеину, Джорно сказал: — В том времени, куда вы возвращаетесь, я существую. И чем дальше, тем сильнее будет становиться моя способность. Мой стенд не автономный, но здесь, в кулоне, есть кусочек его силы. А она тебе пригодится. И еще. Возможно, однажды, Джотаро захочет меня найти. Не стоит. Мы пересеклись с вами в одной-единственной временной точке, и этого достаточно. Джорно помнил далекий крошечный эпизод из своей молодости, когда он украл документы у одного коротышки-японца. Мальчишка что-то говорил о поиске какого-то человека, много выпытывал, они даже встряли в небольшую передрягу со стрелой, а потом паренек резко исчез. Даже учитывая тот факт, что сам Джорно был наполовину японцем по крови, он не мог вспомнить никого, кому бы был нужен в Японии. Так ли уж никого? — На самом деле, я бы хотел однажды встретиться с вами, — сказал тогда Джорно и сам надел на шею Какеина подарок. Тот хорошо запомнил эти слова. Сейчас крошечная божья коровка была надежно спрятана под одеждой. Джотаро посмотрел на машину фонда, она даже песком не была покрыта, словно с момента их исчезновения прошло всего несколько часов, а не восемь дней. Попробовал завести — все в порядке. Прошлого, сомнений, недосказанности и страха больше не существовало для них с Какеином. Только собственный выбор и ответственность друг за друга. А весь мир… весь мир справится и без них. Джотаро, улетая, с удивительно легким сердцем попрощался с Каиром. Возможно, он даже простил город. Самое ценное он забрал назад и это ценное спало, привалившись к его плечу. А еще Джотаро неплохо знал одну нехитрую истину: чем меньше людей знает о твоем счастье, тем лучше. Поэтому Какеин, к удивлению родителей, неожиданно приехал всего на пять дней, чтобы собрать документы и вещи. А Джотаро, не поддаваясь ни на какие расспросы, спешно перевелся по программе обмена — и не без помощи фонда Спидвагона — в Нью-Йоркский университет. С одной стороны в Нью-Йорке был дед, с другой — Джозеф уважал личное пространство внука и не стал бы вмешиваться без необходимости. Плюс его помощь в посредничестве с фондом была бесценной. А еще в далекой заокеанской стране было мало любопытных глаз и лишних расспросов. Два японца в чужом городе, не более. — Это безумие какое-то! Все наше? — сказал Какеин, впервые входя в их общую с Джотаро квартиру. Она удобно располагалась между студенческим университетским городком и больницей с исследовательским центром фонда Спидвагона. — На первое время достаточно, — ответил Джотаро, надвигая кепку. Улыбался. Всего месяц назад он, Джотаро Куджо, безразличный и уставший, влекомый случайным кадром из фильма, приехал в ненавистный город и отобрал у него свое право на счастье. Всего десять дней назад они с Какеином, спокойные и радостные, покинули Египет, простились с Японией, и теперь стояли посреди своей квартиры в далеком Нью-Йорке. — Ты точно не…, — начал Какеин, но осекся, взглянув на внезапно ставшее серьезным, лицо Джотаро. Тот уже знал, что Какеин снова начнет спрашивать о том, что «не жалеет ли он», и «стоит ли оно того», и еще задавать всякие глупые вопросы. О чем здесь жалеть можно? — Я повторю еще раз. В последний. Про звезды, — буркнул Джотаро. Проворно схватил Какеина за руку и быстрым движением, чтобы скрыть волнение, надел на его безымянный палец простое аккуратное кольцо. — В этом весь ты, Джоджо, — вздохнул Какеин. Ему хотелось смеяться от этой глупой сентиментальной наивности и одновременно расплакаться от счастья. — И с размером угадал. Красивое, — добавил Какеин, любуясь, как играют лучи света на золотом украшении. — И только меня, получается, отметили? — Если ты разрешишь, то у меня и второе есть…. Джотаро достал из кармана еще одно кольцо, в пару к кольцу Какеина, только чуть больше. — Видел бы нас кто, двух таких дураков, — тихо улыбнулся Какеин и руки у него дрожали, когда он надевал кольцо на палец Джотаро. Ничего не значившие для остального мира украшения, и такие важные для них самих. — Зачем нам кто-то? У меня есть мой Какеин Нориаки. Мне хватит. Джотаро взял его ладони и прижал к губам. Тонкие пальцы были теперь теплыми, чуть жестковатыми на кончиках. Он закрыл глаза, пытаясь запомнить этот момент. Заходящее солнце, пыль, танцующая на полу, запах Какеина, собственное сердцебиение. Когда-то он, Джотаро Куджо, встретил рыжего одинокого мальчишку, влюбился в него и подумал, что это отличное дополнение к путешествию. А потом оказалось, что любить — это умереть душой следом за любимым человеком, это существовать в мире только потому, что ему велели жить, уплатив за него цену. Какеину Нориаки надо было исчезнуть из жизни Джотаро и разрушить всю его вселенную, превратив грубоватого хулигана в еще большего интроверта, влюбленного в море. Даже курить бросил. Угадали они с выбранным путем? Сколько времени им отпущено теперь? — Джотаро, ты чего? — Какеин ласково провел рукой по его щеке. — Все хорошо, я здесь. — Да. Да, я с тобой, — взгляд Джотаро снова сфокусировался. В рыжих волосах тонуло закатное солнце. — Я люблю тебя, Нориаки. Спасибо. А потом они впервые за все это время занимались любовью. В этом не было ни одуряющей страсти, ни лихорадочной спешки, — Джотаро брал Какеина настолько осторожно и нежно, что тот даже рассмеялся: — Не бойся, не сломаюсь. И подался вперед, принимая Джотаро. Он не хотел думать о том, были ли у того другие женщины или мужчины — наверняка были, Джотаро мог пытаться устроить личную жизнь, чтобы как-то зацепиться за реальность — Какеин знал, что больше у Джотаро никого, кроме него, не будет. Было эгоистично мыслить подобным образом, но Какеин почему-то не сомневался, что останься Джотаро и дальше сам, возможно, даже женившись, секс для него очень быстро утратил бы всякую привлекательность. Механический пустой акт с человеком, не более. Потому что заниматься любовью, по-настоящему, до дрожи в руках, до судорожно сведенных от экстаза пальцев, до тихого сопящего «люблю» в мокрый висок, Джотаро Куджо мог только с Какеином. — Полежи так, не шевелись. Мне хорошо. — Угу, — ответил Джотаро, гладя раскрасневшееся, довольное лицо Какеина. Тот непроизвольно прикоснулся к кулону, веря, безоговорочно веря словам далекого и загадочного золотоволосого парня. Восстановленный организм функционировал нормально, а, следовательно, у них с Джотаро всё получится. — Хочешь еще раз? — спросил Какеин, целуя его. — Точно нормально? — Джотаро провел ладонью по животу, гладя шрамы. Какеин попросил Джорно оставить часть рубцов, как память о прошлом, и Джотаро очень бережно трогал их. — Я же, наверное, лучше знаю. Сейчас даже скользить хорошо будет. Мое тело вспомнило твой размер. — Пошлый Нориаки, — вздохнул Джотаро. Он прекрасно видел, что здоровье Какеина стало лучше после того «путешествия», но уточнять ничего не хотел. Не сейчас. Та временная петля вынесла их на какую-то собственную дорогу, и они могли только двигаться вперед, без оглядки, крепко держась друг за друга. Джотаро после никак не мог заснуть, всё глядя то на потолок, то на спящего Какеина. Они оба пахли потом и сексом, и были таким единым клубком счастья, что кровь в висках стучала. — Я не исчезну, — пробормотал Какеин, сонно приоткрывая один глаз. — Спи. Я не буду будить тебя. — Трогай, сколько хочешь, — Какеин рассмеялся. Все равно Джотаро будет его гладить, пока сам не заснет. Он уже понял, что это практически маниакальная привычка — прикасаться, словно проверяя реальность физического тела. — Если тебе не нравится, говори. Не терпи, не делай для меня одолжения. Ты ни в чем не виноват. — Я знаю. Знаю, Джотаро. Я на самом деле очень тебя люблю. — Люблю, — он обвил руками шею Какеина, не представляя, как еще прижать того к себе. Неиссякаемый источник дикой неконтролируемой нежности. — Спи уже. — Угу. В Нью-Йорке сейчас сыро, завтра шапку тебе купим, — сказал Джотаро и осторожно укусил Какеина за ухо.