Аксиома параллельности

К вопросу, как сказал Какеин, «изучения морских коньков» Джотаро Куджо подошел со всей своей серьезностью и ответственностью. И любовью. Доктор Хабиби незамедлительно приехал в Нью-Йорк, подписав годовой контракт с фондом Спидвагона, и стал личным врачом Какеина Нориаки. — Доступ к вашей медицинской карте будет только у меня. Но стоит привлечь еще кого-то, один я не смогу оперировать. Фонд Спидвагона, насколько я понимаю, из уважения к вам, мистер Куджо, никогда не задает лишних вопросов, — доктор осторожно водил датчиком по животу Какеина и чувствовал смущение. Он обследовал десятки и сотни женщин, помогал родиться желанным и не очень детям, но изящный переломанный мальчишка с уникальной способностью, отчаянно прятавший свою боль, и так же отчаянно желавший создать свою семью с любимым человеком, вызывал у доктора Хабиби очень теплые отеческие чувства. И не суть важно, какого пола были оба родителя. — Девять недель. Все нормально. Вот эта темная оболочка, как я понимаю, — защитный кокон вашего стенда. Со временем она будет увеличиваться. Доктор показывал на монитор, но постоянно поглядывал на Джотаро, сидящего неподвижно, как статуя. Он мог бы показаться безразличным участником происходящего, если бы все время не держал Какеина за руку, то и дело, поднося ладонь к губам. Они оба внимательно следили за хвостатым головастиком на экране. — Вам, конечно, придется чаще, чем другим, проходить обследование, но и сами следите, пожалуйста, за своим телом. Тянет, болит, неприятные ощущения — я в вашем распоряжении все двадцать четыре часа в сутки. Джотаро благодарно кивнул доктору. Как биологу, ему оказалось достаточно легко принять факт будущего отцовства. Но как человеку, искренне влюбленному в своего рыжего Нориаки, Джотаро пришлось вычеркнуть собственный страх и сомнения. Он мог считать себя лицемером, эгоистичным и безразличным к другим, прекрасно понимая при этом, что окажись на месте Какеина женщина — он бы и пальцем не пошевелил. Обеспечить, дать свою фамилию, какие-то общепринятые мелочи…. Любовь, как оказалось, имела вполне конкретное имя и физическое воплощение и порождала совершенную иную цепочку действий. Джотаро Куджо очень четко, с научной точностью, классифицировал собственные эмоции. И сейчас он жил, а не существовал. Это были совершенно разные понятия. Какеин смущался, сердился, свыкался, иногда даже обижался. Он знал Джотаро целиком и полностью, он любил Джотаро, принимал его, в конце концов, он снова носил его ребенка. Но никак не мог привыкнуть к тому факту, что его, Какеина Нориаки, любят до какого-то слепого исступления, которое не было видно обычным людям. Оно крылось в постоянных прикосновениях и ласках, долгом молчаливом всматривании в глаза и сумасшедшему бьющемуся сердцу. Джотаро водил его в туалет, купал, завел привычку измерять по утрам базальную температуру, а если оставался дома, то просил Какеина не вставать с кровати. Его было слишком много и это пугало, потому что Джотаро, как и всегда, мало говорил, казался очень спокойным, и только когда брал ладонь Какеина в свои руки, тот чувствовал, как бешено стучит его пульс. — Я нормально себя чувствую. Иди на занятия. Или что там у тебя сегодня, — Какеин выталкивал Джотаро за дверь и по несколько минут не мог унять дрожь. Он никогда не думал, что чувства могут быть такими всеобъемлющими. Как можно было вообще жить друг без друга? — Тебя он тоже полюбит, — шептал Какеин, поглаживая живот. К середине лета он начал округляться, и на худом теле это стало особенно заметно. У Джотаро закончились экзамены, университетская лаборатория была в его распоряжении, и он с радостью брал туда с собой Какеина. Там было прохладно, немноголюдно, а в аквариумах плавали рыбы. Из душного города все предпочитали уезжать на отдых. — Вчера нас видела девочка из твоей группы. Теперь точно будут думать, что у тебя кто-то есть, — Какеин кормил капустным листом морскую черепаху. — У меня и есть, — ответил Джотаро, не отрываясь от записей. — Ты не устал? — Нет, конечно. Не переживай, я сразу скажу. Не хочу доставлять лишних проблем, ты же знаешь. — Опять, — буркнул Джотаро. Вздохнул, положил тетрадь на стол, на ходу снял свой халат и мгновенно укутал в него Какеина. «Опять» означало, что у того снова случился приступ самокритики, причем делал это Какеин ненамеренно. Ему просто становилось страшно. А Джотаро не придумал ничего лучше, чем брать в этот момент любую широкую ткань — накидку, плащ, халат, покрывало с дивана — и заматывать в нее Какеина. Тому сразу делалось смешно и, как он говорил, «смущательно», и страх отступал. Они никак не могли научиться быть просто счастливыми. Слишком сильным оказался шок от внезапного разрыва в прошлом, и слишком неожиданным стало все происходящее в настоящем, что будущее теперь носило очень эфемерный характер. Впрочем, в нынешнем положении Какеина были и свои плюсы. Он приобрел одежду для беременных, и даже если и выглядел как очень нескладная, угловатая и большеротая девушка, никто бы не догадался о его половой принадлежности. Джотаро теперь мог совершенно спокойно гулять с ним за руку и обнимать, одним словом, демонстрировать тот факт, что вот этот человек, рыжий и смешной, — только его и ничей больше. — Думаю, мистер Куджо, что у вас девочка, — улыбнулся доктор Хабиби. В августе, на пятом месяце, Какеину еще раз сделали УЗИ. Ему было совершенно все равно — мальчик или девочка, но он так виновато взглянул на Джотаро, что тот лихорадочно начал осматривать кабинет на наличие больших покрывал. Еще не хватало, чтобы у Какеина появился новый повод за что-то извиняться. — Значит, будет девочка. Какая разница, — сказал он и погладил Какеина по голове. Для него тоже не существовало различий в поле ребенка, ведь все это, в любом случае, делало счастливым Какеина. Медленное-медленное привыкание к счастью. Когда не убегать от реальности хочется, а зациклить время и растянуть его бесконечно. Словно само бурное течение жизни наконец-то отступило от них, предоставив полностью друг другу. — Мой морской конек, — шептал Джотаро и ласкал Какеина так долго, пока тот уже не начинал ворчать, что устал. Какеину все чаще казалось, что его деликатное положение вытаскивает из Джотаро самые глубинные природные инстинкты. С дотошностью ученого тот мог часами гладить его тело, вводить пальцы, ощупывая все изнутри, осторожно прикусывать набухшую грудь и просто лежать рядом, так чтобы кожа к коже, плоть к плоти. Ему не хватало касаний. На самом деле Джотаро просто не мог еще как-то выразить все свои чувства — слова выглядели лишними, а постоянно находиться рядом ему бы не позволил сам Какеин. Он и так по-прежнему порой считал, что крадет бесценное время на исследования, науку и учебу. Сколько не убеждай — все напрасно. Чем круглее становился живот Какеина, тем немногословнее делался Джотаро. Притом, что болтуном он вообще с роду не был. Большой спокойный молодой человек, словно дикое, когда-то раненное животное, которое отзывается только на одного-единственного хозяина. — Как мы ее назовем? — Как хочешь. — Джотаро! — Какеин хотел повернуться, но живот уже мешал, а Джотаро лежал сзади, ткнувшись в плечо, и обхватив за талию. Иногда кусал ухо или шею. Несколько дней назад они почувствовали движение плода, и это было безумное чувство: внутри живого организма еще один живой организм. Как биолога, это знание особенно восхитило Джотаро. — Джолин. — Почему Джолин? — Не нравится? — Джотаро погладил живот. Его накрывало от возбуждения. — Нравится. Просто интересно, — Какеин тихо вздохнул. Эти небольшие проявления любви не только лишь к нему, а и к их ребенку, радовали его. Хотя интуитивно и не очень, он понимал, что чувства Джотаро всегда будут узконаправленными. — Джо — от Джотаро. Ты ведь, все равно, захочешь, чтобы у нее была часть моего имени. Окончание взял от фамилии «Какеин». Я долго подбирал сочетания, но с твоим именем всё чепуха какая-то получается. — Вот спасибо, — рассмеялся Какеин, и ему стало хорошо-хорошо. Джотаро думал о имени для их ребенка. — «Джо» и «ин». В словаре посмотрел, как лучше сочетать эти части. Нашел подходящее. — Сейчас оно мне нравится еще больше. Принимается. Какеин все-таки осторожно перевернулся и благодарно поцеловал Джотаро. Теперь он мог общаться с ребенком по имени, словно привыкая к его звучанию. С началом последнего триместра тело Какеина стало сильно слабеть. Стенд все так же надежно защищал ребенка, но им обоим не хватало силы. Он сдал анализы, проверил общее состояние — патологии не было. Доктор сказал, что это, скорее всего, общая усталость, в конце концов, каким бы уникальным не был организм Какеина — он не приспособлен к деторождению настолько, насколько это возможно у женщин. Да и женщины нередко тяжело переносят беременность. — Джотаро, все в порядке. Это, наоборот, замечательно. Две недели пройдут быстро, закончишь спокойно свой эксперимент. И мне будет спокойнее. Больница недалеко, — Какеин сам укладывал вещи в дорожную сумку. Тапочки, халаты, ночную рубашку — все то, что могло пригодиться в палате. Джотаро тихо бесился. Спорить с Какеином он просто не умел. Еще с тех времен, когда тот ел вишни самым безобразным образом — можно было сердиться, кривиться, но не возражать. Творил, что хотел. А сейчас — тем более. — Ложись в кровать. И говори, что надо, — Джотаро сдался. Отобрал сумку и вздохнул. Какеин, накрывшись одеялом по самый нос, указывал, что надо взять. Отказаться сейчас от исследования для дипломного проекта Джотаро никто бы не позволил. Он проводил эксперимент с особой разновидностью атлантического планктона, и часть опыта могла выполняться только в ночное время суток. То, что он категорически не хотел оставлять ослабевшего Какеина одного по ночам, самого Какеина вообще не интересовало. Не хочет — больница рядом. Как оказалось, — это было замечательным решением. Кто лучше всего позаботится о состоянии беременной, как не такие же, как она? Худая некрасивая рыжая азиатка со шрамами у многих вызывала только одно желание: накормить. Какеин даже отказался от одиночной палаты, все равно никто бы не подумал о нем, как о парне. Зато он находился под постоянным наблюдением не только своего врача, но и других будущих родительниц, узнал много интересного о детях, и даже предложил Джотаро остаться в больнице до конца срока. Хотя, конечно же, Джотаро не согласился. — Только, если снова потребуется. Я сам могу о вас заботиться, — ответил тот. Какеин видел восхищенные взгляды соседок по палате. Его Джотаро — самый лучший. Вдвоем им всего полтора месяца подождать осталось. Доктор Хабиби стал чаще наведывать к ним в гости, уточнял детали операции. Джотаро надеялся, что все произойдет на новогодних каникулах и спешил закончить все дела к середине декабря. Снег с началом зимы так и не захотел прийти в Нью-Йорк. Какеин мурлыкал рождественские песни, заставил Джотаро принести венок из омелы, купил красную шапку с помпоном и был настолько по-детски счастлив, словно не ему ломило поясницу, ходить становилось все тяжелее, и большую часть времени приходилось проводить лежа. Он делал все, что мог, лишь бы успокоить Джотаро. Это ведь для других Джотаро Куджо — серьезный молодой человек. А вечерами тот по полчаса вертелся в кровати, чтобы максимально обнять своего круглого Какеина, а потом полночи едва дремал, просыпаясь от каждого движения. Какеин прекрасно понимал, чего боится Джотаро, и потому часто сам тихо замирал у него под боком, — только бы спокойно поспал. Слишком сильная связь между ними была одновременно и проклятьем, и тем особенным счастьем, которое случается лишь тогда, когда находишь свою часть души в другом человеке. — Джотаро, извини, что не вовремя. Я только хотел спросить: мне звонить доктору или ты сам позвонишь и приедешь? Всего за день до Рождества, совсем не по графику. Джотаро свело пальцы судорогой, на секунду, но окружающие, видимо, испугались его выражения лица. Какеин почти никогда не звонил в университет, впрочем, никаких пояснений и не требовалось. Голос у него дрожал. Джотаро звонил доктору, просил приехать скорую, и потом далеко не сразу смог вспомнить все подробности того дня в деталях. Влетел в квартиру и весь страх как рукой сняло. Его Какеин, единственный рыжий любимый Какеин, бледный как мел, сидел на полу в комнате. Попытался встать навстречу, но ноги не слушались. — Все хорошо, она хорошая девочка, — в голосе Какеина была сильная дрожь. В глазах разливалась боль. — Прости, что оставил одного, — Джотаро схватил покрывало, замотал Какеина, прижав к себе, и никогда еще он не казался ему таким легким. — Это не кровь, — прошептал тот, глядя на оцепеневший взгляд Джотаро. По плащу растекались мокрые алые разводы. — Я знаю. Я учил биологию. Руки Джотаро разжал только в больнице, когда доктор Хабиби попросил отдать Какеина, чтобы подготовить к операции. — Мистер Куджо, вы помните все рекомендации? — доктор внимательно посмотрел на Джотаро, но тот видел лишь тяжело дышащего Какеина, и спину анестезиолога. Сам Джотаро спешно дезинфицировал руки и надевал халат — о том, чтобы уйти из операционной и речи никогда не шло. Спинальная анестезия позволяла Какеину все время оставаться в сознании и несла минимальный риск здоровью. Но все-таки это было хирургическое вмешательство в такой еще слабый, шаткий организм. — Выбора не будет? — серьезно спросил Джотаро. Какеин начал тихо стонать — анестезия действовала медленно. — Нет. Быстро разрежем и зашьем назад, — ответил доктор Хабиби. Он знал, что говорит правду. Просто потому, что сам, как доктор, не допустит того, чтобы этим двоим, опять пришлось страдать. Ведь в случае выбора Какеин сам попросил спасти ребенка, равно как Джотаро попросил спасти самого Какеина. Их нельзя разлучать — никого из них. — Я буду рядом, говори со мной, — Джотаро поднес бледную ладонь Какеина к своим губам. Доктор сказал, чтобы пациент постоянно находился в сознании, из-за общей слабости и плохой циркуляции крови был риск остановки сердца. — Помнишь, я рассказывал о том, как меня по кускам собирали? Такое же отвратительное зрелище, — прошептал Какеин. Взгляд немного расфокусировался, только кардиомонитор ритмично пищал над ухом, сигнализируя о работе сердце. Давление было очень низким. Какеину ужасно хотелось спать. Боль, разрывающая изнутри, прошла, сделалось спокойно и тепло. Он тоже думал, что все случится позже, но слабые схватки начались еще утром, а потом все стало и так понятно. Какеин помнил собственную минутную панику, как его трясло, когда он набирал номер деканата, потом были руки Джотаро, его бледное лицо и стеклянные глаза. — Дурак. Какой ты дурак. Сколько раз я должен повторить, чтобы ты поверил в то, что я люблю тебя? — Джотаро растирал холодные пальцы Какеина. — Когда ты такой милый — ты меня пугаешь, Джоджо. — С тобой — можно. — Иногда. — Иногда, — вздохнул Джотаро, соглашаясь, и провел ладонью по щеке Какеина. На его бледных, обескровленных губах блуждала легкая улыбка. — Все в порядке. Ты даже не представляешь себе, какой я эгоист, Джотаро. Заставил тебя переживать, забрал столько твоего бесценного времени, даже вот, решил пойти против всех законов природы. И все ради того, чтобы остаться с тобой. Какеин сжал в руке мерцающую рубиновую божью коровку, висевшую на шее — он не позволил ее снять. Может быть, эта та сила, о которой говорил Джорно. Давление падало. — Оставайся. Пожалуйста, оставайся. Не хочу кошмаров, не хочу чужих людей вокруг. Дай мне тоже побыть эгоистом и забрать тебя для себя, Нориаки. Джотаро обхватил обеими руками его ладонь, и, закрыв глаза, прижал к своему лицу. Какеин никогда до этого не видел, чтобы Джотаро Куджо молился. — Как и обещал, девочка, — громко сказал доктор и к писку монитора добавился тонкий надрывный плач младенца. — Немного маловата для своего срока, но она еще вырастет. Здоровая, — продолжил доктор Хабиби, обтирая ребенка и кладя на грудь Какеина. Джотаро чувствовал лишь пульс на его руке и видел светлое, почти безумное от счастья лицо. Ничего вокруг не было — ни операционной, ни врачей, ни запаха крови. Только бескрайняя пустыня и искрящиеся радостью глаза рыжего мальчишки. Он мог любоваться этим целую вечность. — Посмотри на нее, Джотаро. Какеин дрожащей рукой прикоснулся к макушке дочки. Настоящая, живая. На голове у ребенка был жиденький пучок темных волос. — Посмотри на нее. — Да, хорошо. Джотаро, не моргая, перевел взгляд с лица Какеина на маленький сморщенный комок. Человеческий детеныш. Его детеныш. Их. — Ей шапку купишь? — тихо спросил Какеин. — Купим. Сложно будет объяснить ребенку о его родителях. Однажды она нас возненавидит. — А потом простит. Когда-нибудь, в подростковом возрасте. Попереживаем немного. Так у всех бывает. Но мы справимся. — Мы? — переспросил Джотаро. К горлу подступал комок. — Мы. Или у тебя есть другие варианты? — Никаких. У меня уже есть все, что нужно. Джотаро положил голову на грудь Какеина, рядом с дочкой, так, чтобы тот мог обнять их обоих, и, наконец, расплакался.