Аксиома параллельности

Джотаро вошел в ярко освещенную комнату и остановился на пороге. Теплый летний закат скользил по занавескам, на окне стояла аккуратная ваза с букетом полевых цветов. Джолин сидела на ковре, возле журнального столика, и собирала паззл с рыбками. Фигура у окна пошевелилась, откладывая журнал, и Джотаро почувствовал, как напряглись мускулы на лице. Лицо застыло немой безразличной маской. Это не отвращение — это равнодушие. Пустая сквозная дыра на месте сердца. — Папа! — улыбнулась Джолин, бросая складывание картинки. Луч света выхватил прядь волос на детской головке. Ноги Джотаро приросли к полу, не в силах сделать шаг. Что за злая насмешка, почему у дочери даже пряди волос отливают зеленым? Зеленый — это его цвет, его, и ничей больше! — Она болела, а ты и по телефону не поговорил по-человечески, — сказала фигура возле окна. Джотаро даже не мог вспомнить, как зовут эту женщину. Обычная жизнь? Для него? Думал, что станет легче? Дурак. Жить, потому что теперь обязан? До конца своей жизни в воспоминаниях тонуть? Лучше бы море его забрало. — Хватит. Хватит, не хочу…. — Джотаро, Джотаро, проснись! Он громко выдохнул и открыл глаза. — Все хорошо, мы в Нью-Йорке. Я здесь, — Какеин навис над Джотаро, оттирая прохладной ладонью его мокрый лоб. Было далеко за полночь, из-за плотных штор не пробивался никакой свет. — Опять сон? — тихо спросил Какеин, прижимаясь щекой. Джотаро на ощупь обхватил его, чувствуя родной запах. Успокаивался. — Да. Мы здесь. Иногда Джотаро стали беспокоить дурные сны. В них не было ни чудовищ, ни катаклизмов, ни мрачных коридоров. В них просто не было Какеина. Был Джотаро Куджо, морской биолог, и женщина, которая родила от него ребенка. Обычный пустой мир, обычная пустая жизнь, и постоянное, жгучее желание бороться за то дорогое, что у него осталось. Даже не месть, а искреннее стремление уничтожить все то, что связано с Дио, чтобы больше никто никогда не терял дорогих людей из-за этого ублюдка. Джотаро не сразу решился рассказать о снах Какеину, а когда рассказал — стало легче. Тот просто будил его, обнимал и не задавал лишних вопросов. Сны были реалистичные, словно Джотаро перешагивал в какую-то иную реальность, как зеркальное отражение собственных страхов. Но открывал глаза, привычно утыкался в рыжие волосы и облегченно выдыхал. Он, Джотаро Куджо, морской биолог. У него есть дочь от любимого человека. Ее волосы отливают зеленым, потому что зеленый — это цвет Какеина. — Папочка Нори…. В комнату скользнул тонкий луч света, отбросив на пол длинную дрожащую тень. — Да, милая? — Какеин привстал. — Что-то случилось? — Папочка Нори, — Джолин замялась, кривя пухлые губы. Одной рукой она волокла по полу большого плюшевого дельфина. Маленький пятилетний человек изо всех сил старался не расплакаться. — Можно к вам? — она опустила голову, боясь встретиться взглядом с Джотаро. Джолин знала, что папа не любит, когда капризничают. — Я могу с краю, совсем чуть-чуть…. На уголке…. Она всхлипнула. Слезы закапали с подбородка. — Мне страшно. Пятилетний ребенок не мог толково объяснить, чем ее пугают сны. В них было так много красок, и странных людей, и необычных событий. Они мелькали, как карнавальные маски, а Джолин лишь чувствовала страшное одиночество. В этих снах не было никого, к кому бы можно было протянуть руку за помощью. Потерянный ненужный ребенок. Подобные сны Джолин снились реже, чем Джотаро, но она боялась, что из-за них родители начнут сердиться. — Я не буду вам мешать, честно-честно, — дрожащая ладошка спешно вытерла слезы, которые снова набегали. — Конечно, можно, милая. Иди сюда, — Какеин улыбнулся, толкая Джотаро в бок. Тот считал, что ребенок должен спать в своей кровати, но в особых случаях и с пинка Какеина, разрешалось всё. Эти двое веревки из него могли вить. — Только мистера Дельфина оставь в кресле, — сказал Джотаро и немного отодвинулся, чтобы между ним и Какеином образовалось место. — Спасибо, — пропыхтела Джолин, залезая под одеяло. Было понятно, что она улыбается. Какеин прекрасно знал, что всегда будет для Джотаро на первом месте. Когда тот приезжал из командировки, он первым делом целовал его, и лишь затем — дочку. Даже если такое поведение немного обижало, сам Джотаро ничего поделать с этим не мог. Весь мир был в Какеине, и Какеин вмещал в себя весь мир. Все, что он мог сам — защищать и беречь этот мир, и чувствовать себя по-настоящему живым. Джолин довольно сопела под одеялом, чувствуя, как над ее головой папа Джотаро прижался лбом к папочке Нори. Их руки укрывали ее от всех ночных кошмаров. Бесхитростного детского ума хватало на то, чтобы понять: папа Джотаро никогда не будет любить ее так, как любит папочку. Это не очень страшно, это просто какая-то другая любовь, и обижаться бесполезно. Папочка Нори — самый-самый добрый на свете, даже если дети в садике смеются и говорят, что это просто некрасивая мама. Джолин как-то подралась с одним мальчишкой из-за этого. Джотаро и Какеин еще кое-как списывали такие поступки ребенка на ее возраст и неуемную фантазию, и боялись того момента, когда Джолин поймет, что «папочка Нори» — это по-настоящему, а не потому, что «дядя Какеин живет с нами». Она любит их, но принять правду будет тяжело. — Давай съездим в Сахару, Джотаро, — прошептал Какеин. — Зачем? — Покажем Джолин звезды. — Ты не боишься? — Чего? — Какеин фыркнул и сильнее сплел свои пальцы с пальцами Джотаро. — Не знаю. Пустыни? — Ты же со мной. — Я буду вас защищать, — прошептала Джолин и, юркнув под одеяло с головой, добавила: — Звезды — это красиво. Джотаро хмыкнул — двое на одного — спорить было бесполезно. — Я подумаю. Какеин улыбнулся и поцеловал Джотаро. В комнате было темно и лица почти не видно, но он точно знал, что глаза Нориаки искрятся от радости. Ровное дыхание засыпающего ребенка, теплые губы любимого человека, бархатная тишина, спрятанная в углах комнаты. Этого было достаточно, чтобы чувствовать счастье. Джотаро Куджо, морской биолог, был самым счастливым человеком в мире.