Аксиома параллельности

Джонни Джостар знал, что найдет ответ. Он не был уверен в том, насколько правильным этот ответ окажется, но в том, что отыщет его в кратчайшие сроки — не сомневался. Просто потому, что обременять людей, приютивших его, он совсем не хотел. Джотаро и Какеин, незнакомые люди в незнакомом для Джонни мире, сделали все, чтобы тому было комфортно. Места в доме хватало, а сам он не спешил назад, в свою реальность. Было ли это эгоизмом или обычным любопытством — Джонни не думал. Через несколько дней приехал доктор, провел осмотр и, постоянно улыбаясь, тихим ровным голосом объяснил некоторые особенности его положения. А потом долго беседовал с Джотаро и Какеином — они были давними приятелями. Для Джонни этот мир был другим, чем свой собственный, и таким же точно одновременно. В нем действовали те же законы природы, существовали стенды, мужчины не вынашивали детей, а однополые пары все так же считались отклонением от общепринятых норм. Редкие исключения лишь подтверждали правило. Джонни смотрел на Джотаро и Какеина и понимал, почему они отгородились от всего мира своим маленьким мирком. Для общества существовал профессор океанологии Джотаро Куджо, его дочь Джолин, и дальний больной родственник, на грани смерти, за которым, по доброте душевной, профессор присматривал. А родственник помогал с воспитанием девочки. Какеина совершенно не огорчал тот факт, что его имя никогда не будет вписано в официальное свидетельство о рождении Джолин. Джотаро не переживал, если не переживал Какеин. Это была странная, хитроумно запутанная связь между двумя людьми, которым был не важен штамп в документах — им нужен был свой человек. Пол, внешность, мнение общества не играли здесь никакой роли. Джонни часами лежал, свернувшись под одеялом, и представлял свою жизнь с Джайро. Смогли бы они также вытерпеть друг друга столько лет? Вопреки всему, включая законы природы? Им было так мало времени отпущено…. Смогли бы. Потому что тот вопрос, который Джонни так и не решился озвучить «Почему ты со мной?» имел предельно простой ответ. «Потому что ты — мой человек». Как ни гадко было это признавать самому Джонни, но на месте Рины могла оказаться любая добрая симпатичная девушка. На месте Джайро не мог оказаться никто. — Дядя Джонни, тебе нравится моя новая заколка? — Джолин села рядом, протягивая красивое яркое украшение в виде бабочки. — Очень. Сама выбрала? — Джонни нравилась эта бойкая смешная девочка, а она с радостью рассказывала ему всякие интересные вещи о школе, друзьях и новинках музыки. Ей тоже пришелся по душе гость. — Ага! Помоги заколоть. Джотаро сдержал обещание и разрешил дочери покрасить челку. Она немного схитрила, и в рыжий цвет оказались выкрашены и несколько прядей на затылке. Джонни очень веселило желание девочки быть похожей на Какеина. У того на шее висел крошечный драгоценный кулон в виде божьей коровки — Джолин стала украшаться бабочками. Джонни почему-то не сомневался, что если у нее однажды появится стенд — тот будет неуловимо напоминать стенд Какеина. — Ты часто грустишь, дядя Джонни, — Джолин повертелась перед зеркалом, лучше рассматривая заколку. — Хочешь вишневого пирога? Папочка сделает к ужину. Нельзя же грустить, когда есть вишневый пирог! Джонни улыбнулся. Простое уютное счастье, спрятанное в стенах этого дома, наводило его на массу размышлений. Иногда он думал о том, что не станет возвращаться в свой мир. Что его там ждало? Не лучше ли остаться здесь, создать свою семью — он и их с Джайро сын — и прожить такую же тихую, ничем не примечательную жизнь? Может быть, в этом и есть весь смысл? — А Джолин знает о том, как она появилась на свет? — спросил Джонни в один из будних дней. Этот вопрос его особенно интересовал. — Еще нет, — ответил Какеин. — И, если честно, мы не решаемся поговорить с ней об этом. — Даже мистер Куджо? — Думаете, что он ничего не боится? — Какеин чуть наклонил голову. На тонких губах играла легкая усмешка. С Какеином говорить было легко. Большую часть времени тот проводил дома и рисовал, как понял Джонни, картинки для рекламы. Слова «графический дизайнер» были для него непонятными, компьютер казался чем-то очень сложным. Фонд Спидвагона, на который работал Какеин, платил хорошие деньги, и такая удаленная работа восхитила Джонни. Он старался не досаждать расспросами, но Какеин и сам был не прочь поговорить — днем Джолин была в школе, а Джотаро — в лаборатории. — Мистер Куджо не кажется человеком, который чего-то боится, — задумчиво произнес Джонни. — Можете сами у него спросить, — Какеин поставил на стол чашки с горячим шоколадом и достал имбирное печенье. Было время обеда. — А вы тоже чего-то боитесь? И боялись тогда, когда выбирали такую жизнь? Джонни не знал всю историю о Джотаро и Какеине, но по тем обрывкам фраз, которые слышал, осознал — за каждую минуту этой тихой светлой жизни была заплачена огромная цена. И чем яснее он это понимал, тем скорее хотел найти свой ответ. Но ведь мертвые не возвращаются, так почему же этот самый ответ до сих пор не найден? Что можно найти в чужом мире, если он сам, Джонни Джостар, не сделал и шага за эти несколько недель, чтобы найти пусть другого, но возможно очень похожего Джайро Цеппели? Он еще тогда, на гонке, отклонил предложение президента Валентайна, когда тот предложил ему другого Джайро, а сейчас словно сам пытался ухватиться за какой-то эфемерный шанс. — Все мы чего-то боимся, Джонатан, — ответил Какеин. Он редко называл Джонни полным именем и почти не переходил на «ты». Тот смешно свел светлые брови — в такие моменты казалось, что он разговаривает с братом. — Все боимся. И я, и Джотаро. И ты, — Какеин смёл несколько крошек со стола. — Но до тех пор, пока страх слабее любви — мы всё еще можем быть счастливы. — Но если Джайро больше нет…, — Джонни приложил ладонь к животу. Он знал, что кончиками пальцев может ощутить живое биение новой жизни, в которой уже существовала часть Джайро. Тот странный доктор с помощью необычного аппарата показал, как всё выглядит изнутри. Это не страшно, это — приятно. — Моего Джайро больше нет…. — Тогда почему ты всё еще здесь? — Джотаро! Какеин быстро взглянул на часы и подвелся. Джотаро Куджо стоял на пороге кухни. В медно-золотых украшениях на кепке бликовали лучи теплого майского солнца. — Ты рано. Что-то случилось? — Какеина очень смутило, что он не услышал шагов Джотаро, а потому не мог определить, в какой момент разговора тот вернулся. — Освободился раньше. Хочу забрать Джолин после уроков. Какеин молчал, щуря глаза. Они сияли изнутри тем особенным добрым светом, которым горят окошки в ненастную зимнюю ночь. Джонни нравилось следить за этими двоими, — они умудрялись вести себя так, словно вокруг них никого не было, и часть фраз понимать на интуитивном уровне. Например, не так давно Какеин как бы, между прочим, сообщил, что к Джолин стали приставать мальчишки из старших классов. Она бы и сама могла дать им отпор, но один мальчик ей «немножко, совсем чуть-чуть, не так, как папа» нравился. Какеин никогда не говорил о тех вещах, которые не заслуживают внимания. — Заберу Джолин, посмотрю на школьников и на ужин пиццу закажем, — Джотаро любил наблюдать за довольным лицом Какеина, даже если виду не показывал. — С моцареллой, — добавил он, переводя взгляд на Джонни. — Не думай, что мы тебя выселяем. — Я понял, мистер Куджо, — Джонни согласно кивнул. Вопрос, заданный минутой ранее о том, почему он все еще здесь, был понят правильно. Он ведь сам сказал, что его Джайро нет. А другой ему не нужен. Тогда что его держит в чужом мире? Это так эгоистично — надоедать другим и пытаться узнать у них правильный ответ. Решимость, которой Джонни обладал во время гонки, сейчас пряталась в очень дальнем уголке сознания, не находя выхода. В тот раз ее питала надежда — найти части Святого трупа, научиться вращению. Все это, в конечном итоге, вело к возможности снова встать на ноги. Все закончилось в Нью-Йорке, цена за новую полноценную жизнь была заплачена. Больше не хотелось влезать в долги и за что-то платить. Джайро нет — и точка. Джонни ел пиццу, весь вечер читал с Джолин рассказы о животных, сидя в большом мягком кресле возле окна. Иногда он мимолетно, снова и снова, наблюдал за Джотаро и Какеином: как они пьют кофе, как Какеин показывает свои рисунки, слушал их тихие умиротворенные голоса. Они оба словно танцевали свой собственный танец, попадая в идеальный такт. — Пойдем, милая. Дяде Джонни тоже надо отдыхать, — Какеин протянул Джолин ладонь. Джотаро ожидал у входа в гостиную. Казалось, что еще мгновение, — и он закинет свое большое и маленькое рыжее счастье на плечи и унесет спать. Джонни бессильно расплакался. В доме затихали шаги, прошуршала закрывающаяся в детскую комнату дверь. За окном бушевал яркий южный май незнакомого мира. Никогда у него, Джонни Джостара, не будет такого крошечного теплого места, в котором самый дорогой человек будет ждать его у двери. Не будет чтений в кругу семьи, и разговоров обо всем на свете тоже не будет. А если и будет, то всего лишь калькой, копией чего-то более желанного, но недостижимого. Все, что он может — встать на ноги и идти искать свое собственное счастье. — У меня получится? — Джонни вышел на улицу, вдыхая свежий ночной воздух. Он пах свежескошенным газоном и немного — океаном. — Точно? — спросил он, прижимая руки к животу. Над головой мерцали звезды другого мира, но они были такими же точно, даже ковш Большой медведицы выглядел одинаково. Джонни прошелся по газону, вдоль живой изгороди из жимолости, провел ладонью по белым цветам. Он не хотел больше ни о чем думать — в голове была сплошная путаница. Ниже по улице звучала негромкая музыка. Окно, выходившее на внутренний дворик, светилось. Джонни смутился, непроизвольно бросив взгляд в него. У Джотаро и Какеина были разные спальни: личные кабинеты на втором этаже. После того, как им пришлось съехать с квартиры в Нью-Йорке, они решили не рисковать — ребенок обычно говорит то, что видит, поэтому комнаты у них стали раздельные. Но кроме них в доме существовало еще две гостевых спальни, на первом и втором этажах, и прятаться от дочки у них пока получалось вполне сносно. Джолин все реже тревожила родителей из-за плохих снов, но когда такое случалось — а это было сразу заметно по хмурому личику утром — и Какеин, и Джотаро оставались ночевать в ее комнате на следующий день. В гостевой спальне на втором этаже сейчас жил Джонни. О том, как используется другая комната, он сразу прекрасно догадался. И вообще не собирался ни за кем подглядывать, — просто тяжелая штора была чуть сдвинута и ночник горел. Джонни поймал себя на том, что не хочет отворачиваться. Щеки у него мгновенно вспыхнули, но сильного возбуждения он не ощущал. Он вообще никогда не думал, что может получить удовольствие от вида двух занимающихся любовью людей. Это был не секс, хотя движения двух тел были просты и стары как мир. Широкая спина Джотаро, — Джонни видел, как ритмично движутся его мышцы, — изящные ноги Какеина, обхватывающие того за талию, тонкие пальцы рук, прижимающие к себе. В каждом жесте, каждом взмахе не было ни грамма пошлости или спешки. С Джайро чаще всего и получалось именно так, по-быстрому, бегом, все им некогда было. Быстрый простой секс, даже если потом хотелось полежать рядом немного дольше. Такое удовольствие выпадало очень редко. Джотаро и Какеин занимались любовью, полностью растворяясь друг в друге. Джонни со своего места видел, как неразрывно связаны их взгляды, словно они никак не насмотрятся, как шепчут что-то в губы, и эти слова тонут в общем дыхании. Лишь когда Какеин закинул голову, прогибаясь от удовольствия в пояснице, Джотаро прикусил его плечо, поцеловал, а затем ткнулся влажным лбом в грудь. Точеные руки Нориаки ласково гладили ему шею, лохматя слипшиеся волосы на затылке. Они были единым целым, слиянием тел, и, наверное, душ. Джонни никогда не видел такого совершенного занятия любовью. Выдохнул, тяжело привалившись к стене дома. Не было ни зависти, ни раздражения, только глухая, ничем не выразимая, тоска. Совсем не в сексе дело — он и за деньги бывает. А просто так, да подстраиваясь, чтобы обоим удобно и приятно было, чтобы все вот так же, идеально совпадало…. Джонни хмыкнул. Уж что-что, а таким в насмешку с инвалидом не займешься. А Джайро занимался. Потому что любил. Это то, что они так и не успели сказать друг другу. То, что создало их ребенка. То, из-за чего Джонни оказался в другом мире. — И я тебя люблю, Джайро. Очень сильно люблю. Слезы приносили облегчение. Джонни долго сидел у окна, подтянув ноги к животу и глядя на небо. Как и прежде, судьба снова протягивала ему тоненькую нить, за которой можно было следовать. Стоило ли идти за ней — это и был главный выбор. И Джонни его сделал.