Аксиома параллельности

— Я хочу встретиться с Джайро, — сказал Джонни за завтраком. Джолин уже уехала в школу, Джотаро остался сегодня дома. — Даже если это не тот Джайро? — уточнил Какеин, разливая чай. — Именно поэтому. Даже если страшно. Я должен знать, что случится, если снова встречу его. Второго шанса не будет. Джотаро, выкладывая на тарелку тосты, переглянулся с Какеином. — Не хочешь начать с Неаполя? — спросил он. — Я думал об этом. Это было бы логично. — Мы тоже с Джотаро думали о твоем случае, — Какеин протянул ломтики бекона. Джонни никак не покидало чувство, что он завтракает со своей семьей. Запах свежесваренного кофе, жаренных гренок, скворчание яичницы на сковородке. Любящие понимающие родители и он, сумасбродный мальчишка, готовый бежать на край света за своей любовью. Такой и должна быть семья. Джонни бережно погладил живот рукой. — Твой стенд перемещается в пространственных щелях. Судя по всему, это не совсем его способность, скорее остаточное явление от взаимодействия с тем, что ты зовешь Святым трупом. И, возможно, отпечаток от столкновения со стендом того президента, — Джотаро на минуту задумался, затем вытащил из кармана карандаш и взял бумажную салфетку. — Это не способность управлять временем, — начал объяснять Какеин. — И это не совсем способность управлять пространством. Твой стенд, обладая бесконечным запасом энергии, пробивается сквозь любые барьеры. А поскольку он фактически не подчиняется законам гравитации, то его направление зависит исключительно от хозяина, то есть, от тебя. Его тянет туда, куда хочешь ты. Или туда, куда тянет тебя твое желание. Наверняка ваш президент бывал именно в нашем времени. Когда ты непроизвольно активировал стенд, у тебя была какая-то очень сильная эмоция. И стенд на нее среагировал. — Параллельные прямые не пересекаются. Но если твой мир — это один край салфетки, то наш — вот этот карандаш, — Джотаро согнул салфетку пополам и проткнул ее с нижнего края. — Почему карандаш? — спросил Джонни, едва сдерживая улыбку. И почему ему постоянно сложные вещи на примере салфеток объясняют? — Не логичнее, что ваш мир — это другой конец салфетки? — Логичнее. Но пространство трехмерно. И мы уже проходили по временной координате, — ответил Джотаро. — Слишком сложно, Джоджо. Он не знаком с квантовой физикой, — улыбнулся Какеин. — Джонни, однажды здесь, в нашем мире, мы столкнулись со стендом, управляющим временем. И в пределах нашего же мира мы, как этот карандаш, пересеклись с другой временной плоскостью. Наши стенды зависят от гравитации, мы привязаны к этому миру. Поэтому мы пересекли время, но не пространство. Какеин отобрал у Джотаро карандаш и проткнул другой конец салфетки. — То есть вы, как мост? — догадался Джонни. — Я это с самого начала и говорил, — Джотаро выразительно посмотрел на Какеина. — На примере квантовой гравитации, Куджо. — Но если вы — мост, то куда ведет другой конец? — вмешался Джонни, хотя за ироничными насмешками этих двоих он мог бы наблюдать бесконечно. — В другую временную плоскость, конечно же. Ту, с который уже связаны мы, — пожал плечами Какеин. — В нашем мире, но в другом времени, мы пересеклись с одним человеком. Если ты пройдешь по мосту дальше, то выйдешь в тот временной отрезок. И встретишься с тем человеком. Он из Неаполя, — Джотаро сказал непривычно много и незаметно выдохнул. — Молодец, профессор Куджо. Еще чаю? — улыбнулся Какеин. — Неужели вы встречались с Джайро? — Джонни подскочил со своего места. В висках сразу бешено запульсировала кровь. — Нет, к сожалению, это был не Джайро. Но тебе стоит встретиться с тем человеком. Хотя мы не знаем, чем он сможет помочь, поэтому решай сам. Ты всегда можешь вернуться на свой конец моста, — Какеин жестом попросил Джонни сесть и успокоиться. — А я его найду? — Если не промахнешься с временным отрезком, — ответил Джотаро. — Мы просчитывали варианты, и думаем, что ты должен оказаться примерно в том же году, в котором оказались и мы. Больше — можно. Меньше — бессмысленно. Сейчас, в начале двухтысячных, тот человек — всего лишь мальчишка-подросток. — Но поскольку пространство и время постоянно движутся, то всегда есть погрешность в расстоянии, — виновато развел руками Какеин. Подбородок у Джонни задрожал, в носу знакомо защипало. На кухне все так же пахло домашней едой, снова булькал чайник, сквозь цветастый тюль пробивалось теплое майское солнце. — Эй, ты чего? Страшно во времени перемещаться или мы с Джотаро настолько бездарно объяснили всё? На ребенке это не отразится, он же пока привязан к твоему телу. — Нет, ничего не страшно. Теперь — ничего. Спасибо, спасибо вам, — Джонни порывисто обхватил Какеина за шею одной рукой, другой пытаясь обнять Джотаро. Тот сидел как большая послушная собака, мудро терпящая объятия восторженного ребенка. Краем глаза Джонни видел, как Джотаро бережно взял ладонь Какеина и легко сжал. Детский восторг и щемящая, простодушная признательность, разрывали сердце. Даже эгоист Джонни Джостар умел быть благодарным. Если двигаться по мосту вперед — обязательно куда-то попадешь. Главное — всегда помнить, зачем ты это делаешь. Джонни вдруг стало грустно прощаться с этим уютным домом на Грин авеню, Лонг-бич, штат Нью-Йорк. Хотя дело, конечно же, было совсем не в доме. Даже если для всего мира эта странная семья была неправильной и «не такой», Джонни считал ее самой лучшей во всех вселенных. Чему-то у них он точно научился. Слишком добрые и слишком светлые. — А если ничего не получится? Я промахнусь, или попаду в другую реальность? — спросил Джонни в вечер перед отъездом. В легком рюкзаке у него лежал билет на рейс «Нью-Йорк-Неаполь», деньги, кредитная карточка и паспорт. С документами помог фонд Спидвагона. — Найдешь нас. Или вернешься в свой мир, — ответил Джотаро. Он стоял в дверном проеме, ожидая Какеина. — Твой стенд запомнил его энергию. Ты не промахнешься, — Какеин инстинктивно прикоснулся к кулону на шее. — Но что, если? — Джонни сжал одеяло. Он знал, что не отступит, хотя мутный страх никак не покидал его. Немного шалили гормоны. — Джонатан Джостар, — Какеин взял его лицо в свои ладони и заглянул в глаза. — Ты намного сильнее и умнее, чем кажешься. Ты справишься. Он обнял Джонни и погладил по голове. Те дни, пока занимались подготовкой к отъезду, Какеин был особенно ласков с ним, понимая, как страшно мальчишке в чужом мире в его положении. Джотаро молча сопел, но ревновать было бессмысленно. Они с Какеином знали, что эта помощь — совсем крошечная, но такая важная для другого человека — их плата за собственное счастье. Только отдавая частицу добра можно было получить его взамен. — Ты никогда не будешь один. Ты ведь и сам знаешь, какая единственная настоящая сила, способная на всё, правда? — Какеин смутился, спешно добавив. — Слишком пафосно, да? Джонни улыбнулся в ответ, кивнув головой. — Пойдем уже, романтик, — вздохнул Джотаро. — Когда мы успели стать такими…. Ну и ну. В ту ночь Джонни не видел снов. Он вообще не надеялся, что сомкнет глаза, но едва коснувшись подушки, заснул. Проваливаясь за границу сновидений, только успел подумать о том, как было бы хорошо, если бы все люди во всех мирах находили «своего человека». В душе, совсем чуть-чуть, он тоже был романтиком. — Дядя Джонни, а ты еще приедешь к нам? — спросила Джолин, выходя из машины. В международном аэропорту имени Дж.Ф.Кеннеди, как и всегда, было шумно. Тысячи людей прибывали и улетали, пестрый поток рассыпался у входа, гудел на всех языках мира. — Приеду, — ответил Джонни. Он знал, что врёт, но не смог бы огорчить эту смешную хорошенькую девочку. Она счастливо улыбнулась, тряхнув головой. В рыжих прядях блестели крошечные заколки-бабочки. — Мне нечем вас отблагодарить, — добавил Джонни чуть позже, когда они закончили с документами, и его голос тонул в шуме толпы. — Если мы смогли хоть чем-то помочь — это лучшая благодарность. Уж поверь. Даже счастье не дается просто так, — Какеин поправил сползший с плеча Джонни ремешок рюкзака. И добавил: — Ты умный парень. По прилету поймешь, куда попал. Даты помнишь. Передумаешь, промахнешься — возвращайся в свой мир. Или просто возвращайся. Правда, Джоджо? — Правда, — ответил Джотаро, натягивая кепку на лоб. Хотя с Джонни у него была не такая уж и огромная разница в возрасте — и двадцати лет не набиралось — он вдруг почувствовал себя ужасно старым и неприлично счастливым. Самое дорогое было рядом, в пределах протянутой руки, и от понимания этого внутри делалось тепло и спокойно. Джотаро Куджо искренне желал Джонни найти свой покой. — Берегите себя, — кивнул Какеин. Он крепко держал Джолин за руку. — Знаешь, чего я боюсь? — прошептал Джотаро на прощанье, чуть наклоняясь к уху Джонни. — Пустоты. Тебе она тоже знакома, не так ли? Оба помолчали. Потому что пустота — это хуже всего. Это жизнь по инерции, когда уже не больно, потому что уже никак. Это разговоры сам с собой, ведь больше никто не поймет. И томительное ожидание конца пути, потому что там, за границей пустоты, тоже кто-то еще ждет встречи. Джотаро Куджо знал, о чем говорил. Джонни Джостар его понял. Он махал рукой, неуклюже протягивая билет стюардессе. Еще долю секунды Джонни видел высокую фигуру океанолога Джотаро Куджо, рыжую макушку худого японца Какеина Нориаки и маленькую бойкую девочку с блестящими заколками, их дочь. Джонни мог поклясться, что рука Джотаро крепко держит ладонь Какеина. Он от всей души желал им счастья. Лететь на самолете оказалось не страшно. Джонни откинулся на спинку кресла и мысль о том, сколько километров под ним, его восхитила. Всего лишь десять часов — и можно оказаться в Неаполе. Он вспомнил свое многодневное путешествие через океан и радостное настроение мгновенно исчезло. Десять часов. Через десять часов он окажется в другом Неаполе, где, возможно, живет другой Джайро Цеппели. Встреча с ним пугала Джонни даже больше, чем встреча со своим двойником. Его двойник ведь тоже мог существовать в этом мире. — Ну и что мы скажем ему? — спросил Джонни, складывая руки на животе. Под широкой пайтой ничего особенного заметно не было. К тому же за время, проведенное в доме Куджо и Какеина, и их домашних обедов, он немного поправился. — Привет, я Джонни Джостар? Так? — Джонни говорил тихо, но соседка, сидевшая напротив, боязливо покосилась на него. Он не отреагировал. Прокатила тележку стюардесса, предлагая напитки. Время тянулось бесконечно долго, Джонни стало клонить в сон. Он боялся, что заснет и не успеет активировать стенд. Попыток у него, конечно, было много, но Какеин советовал не играться ними, а Джотаро предложил попробовать перемещение ровно посередине пути. Самолет, конечно, не лошадь, идеального золотого сечения не даст. Но это скорость, и скорость немаленькая, а даже в фантастических фильмах для гиперскачков нужен разгон до скорости света. Джонни искренне не понял объяснение мистера Куджо о каких-то скоростях света, но поверил на слово. С точки зрения окружающих исчезновение и появление человека могло показаться, по меньшей мере, странным, но другого пути не было. Джонни вздохнул. Не высадят же его из самолета, да и фонд Спидвагона давал подстраховку. Соседка напротив задремала. На другом конце салона тихо смеялись подростки. Джонни вздохнул еще раз, обхватывая живот. Он прекрасно помнил, чего хотел в тот момент, когда сидя на траве где-то между Нью-Йорком и своим ранчо, отчаянно старался заглушить душевную боль. С тех пор ничего не изменилось. Над некоторыми чувствами не властно ни время, ни пространство. И если за счастье надо платить, то он, Джонни Джостар, так уж и быть, снова будет эгоистом, влезающим в долги, только бы точно знать, что больше никогда не встретится с пустотой. — Я хочу…, — прошептал Джонни, сжимаясь в комок и активируя стенд. Под пальцами растекалось живое тепло. — Хочу…. Он точно знал, что окончательный счет будет выставлен ему на том конце моста.