Аксиома параллельности

Первым это почувствовал Юлиус. Лежать было мокро и неприятно. Джонни крепко спал рядом, словно ничего не ощущая, и такое поведение настораживало. Вообще Джонни завел привычку ночевать у Юлиуса сразу, как только начал пробовать перемещение. Его это успокаивало. Под неодобрительный взгляд Джорно, он уезжал вечером и возвращался утром. Они с Юлиусом не делали ничего предосудительного. Ужинали, пили коктейли, иногда бродили по кварталу. Несколько раз Джонни попросил съездить на пляж и долго сидел на берегу, слушая море. Воспоминания делились на двоих, вытаскивались из самых потаенных уголков памяти и дарились друг другу. Как приговоренные к казни, они могли уже не стесняться своих слов и чувств. — Не переживай никогда за это. Так хотя бы в моей жизни будет смысл, — говорил Юлиус, когда замечал, что Джонни опять хмурится. Того не покидала мрачная навязчивая мысль, что опять из-за него Джайро жизнью рискует. Вечерами они надевали пижамы и ложились спать. Просто лежали рядом, болтали вполголоса, а потом Юлиус обнимал Джонни за талию и засыпал, уткнувшись в плечо. У каждого из них была всего одна половинка счастья, которая в единственной крошечной детали не стыковалась с другой. — Джонни, просыпайся! Джонни! Юлиус затряс его, соображая, что не в больницу сейчас звонить придется. Джонни охнул, резко садясь на кровати. Он понял, почему ничего не почувствовал. Потому что внутри было слишком пусто, непривычно. — Замер, — прошептал он сухими дрожащими губами. — Замер…. Это конец, Юлиус. Всё, конец. Его прошиб холодный пот и начало колотить, слезы сами покатились по щекам, взгляд поплыл. Он сжал одеяло в дрожащих пальцах. — Слушай сюда, Джонатан. Я умирать собираюсь не для того, чтобы ты до конца жизни оплакивал свою судьбу. Ты должен стать счастливым. За меня и моего Джонни, понял? Юлиус спешно схватил телефон и набрал номер Джорно. Он никогда не спрашивал, что это за человек, хотя бы потому, что Джорно Джованну в Неаполе заочно знали очень многие. Даже если тот был связан с теневым бизнесом, в городе он пользовался уважением. Юлиус немного засомневался — разрешат ли приехать вместе с Джонни, все-таки он чужой человек. Через десять минут автомобиль несся по ночному Неаполю в сторону Посиллипо, и Юлиус крепко держал Джонни за руку, поглаживая ее. Пальцы были ледяные. — Это все из-за перемещений. Такое напряжение постоянное, — иногда приговаривал Джонни и снова замолкал. Чувство обреченности было гнетущим. Он боялся признаться себе в том, что сделает, если ребенка не станет. Просто вернется назад, малодушно и всего за шаг от мечты. Потому что «долго и счастливо» для него и Джайро окончательно перестанет существовать, платить будет нечем и во второй раз крушение надежд он не выдержит. Юлиус узнал Джорно, он видел его несколько раз в больнице, где работал отец. Сдержанно кивнул, придерживая Джонни. Взгляд у того стал совершенно пустой. — Ты точно всё решил? — спокойно спросил Джорно, стоя на пороге особняка. — Если ребенок родится здесь, он будет навсегда привязан к этому миру. Ты не заберешь его с собой. — Точно, — еле слышно ответил Джонни. Он не хотел больше ничего уточнять. — Чтоб я еще раз дал хотя бы одно обещание…, — пробормотал Джорно и улыбнулся краешком губ. — Заноси его на второй этаж. Юлиус удивился и в то же время обрадовался, что ему разрешили присутствовать. Даже если этот Джонни был другим, он привязался к нему, и рождение новой жизни вызывало здоровый профессиональный интерес. — Оставайся, пожалуйста, в сознании и ничего не бойся. Все будет быстро, — Джорно протянул Юлиусу шприц с обезболивающим. В любой другой ситуации Джонни смутился бы, сейчас он думал лишь о том, что ребенок жив и еще не все потеряно. А то, что он лежит голый перед тремя мужчинами — Миста дежурил в дверном проеме — волновало его в последнюю очередь. Потом стало неметь тело, сильнее всего — нижняя часть, Джонни знал это чувство особенно хорошо, голоса затухали, слышались отдаленно и нечетко. Светлые волосы Юлиуса и светлые волосы Джорно сливались воедино, смешивались, словно краски на палитре, мерцали их зеленые глаза. Легкое прикосновение к животу вызвало слабое покалывание, мысли путались. Юлиус с любопытством следил за руками Джорно и работой его стенда, удивленно отмечая, насколько уверенно и осторожно они действуют. Решил, что из него получился бы неплохой доктор, во всяком случае, медицинские знания у Джорно были. Сам Юлиус акушерством не занимался, хотя несколько раз присутствовал при родах, а потому ему особенно интересно было наблюдать за тем, как делается разрез и решительно, одним движением, извлекается мокрый, в разводах крови, человеческий ребенок. Джорно, чувствуя слабое движение жизни, протянул неподвижное тельце Мисте. Джонни видел мутные пятна, движения рук, по тому, как сильнее сжались пальцы Юлиуса, державшего его ладонь, понял, что все закончилось. И было тихо, даже приглушенные голоса исчезли. — Чтоб у меня да не заорал! — усмехнулся Миста, еще раз бережно растер младенцу грудь, немного сжал ладошку, и тот тихо пискнув, обхватил его палец. Потом Джонни помнил только, как вспыхнула ярким красным цветом шапка Мисты, как странный живой человечек тыкался крошечными пальцами в щеку, и нестерпимо хотелось плакать. Сознание постоянно отключалось. Голд Экспириенс, неизменно находившийся рядом, сшил рану на животе, восстановил объем крови, Юлиус помог привести тело в порядок, а потом отнес в чистую постель. Джонни ничего не говорил окружающим его, таким заботливым, людям, понимая, что едва откроет рот — разревется самым постыдным образом. Он хотел, чтобы его Джайро сейчас был здесь, чтобы мог видеть часть себя, чтобы с этого момента они втроем могли начать все с чистого листа. Но рядом был Юлиус, и Джонни благодарно улыбнулся ему. — Ты все-таки хочешь мне помочь? Даже теперь? — прошептал он. Ребенок спал в маленькой кроватке рядом, и Джонни периодически легонько прикасался к нему, словно проверяя реальность происходящего. Тело устало, но сейчас спать совсем не хотелось. — Теперь — особенно, — ответил Юлиус. На фоне окна его фигура выглядела огромной. Он смотрел куда-то вдаль, на светлеющее предрассветное небо, думая о чем-то своем. Джонни догадывался, о чем именно он думал. — Знаешь, я никогда толком не задумывался о том, кем стать в будущем. Дед — врач, отец — врач. Кем еще я мог быть? Женитьба на симпатичной девушке, обычная обеспеченная итальянская семья. Дети, внуки, работа. Откуда я мог знать, что свяжусь с сопливым мальчишкой, которого полюблю? Ты ведь знаешь, правда, что есть те, кого не выбираешь? Они просто появляются рядом, и становятся совсем не важными их пол и возраст, и то, как они вписываются в твое будущее. Потому что без них будущее теряется. Это какая-то очень глупая романтика. Я не хотел так влюбляться, веришь? Юлиус обернулся, на влажном лице блестели первые лучи солнца. — Сделай так, как задумал, Джонни. Я рад, что познакомился с тобой. Жаль, что не смогу увидеть твоего Джайро. — Да он такой же кретин, честно слово. Вечно строит из себя крутого, но в душе он добрый. Прямо как его дурацкий плюшевый медведь, — сквозь слезы улыбнулся Джонни. — У тебя же получится? — А то! Джонатан Юлиус Джостар будет счастливым ребенком. — Тогда я спокоен. Спи, чуть позже придет Джорно. Странный человек, конечно, — одобрительно кивнул Юлиус. Он и подумать не мог, что такая известная в определенных кругах личность окажется умелым доктором. Джонни восстанавливался несколько дней. Он попытался тянуть время, но Юлиус попросил его не играть в жалость и ненужное благородство. Джорно советов не давал, занимался здоровьем своих подопечных, все-таки ребенок был недоношенный и слабый, но о временных сдвигах напомнил. — Почему ты ему помогаешь? — спросил Юлиус в один из вечеров. Жара в Неаполе спала, и было приятно сидеть на веранде и смотреть на цветущий сад. Джонни дремал, положив одну руку на детскую кроватку. За эти дни он понял, как ему нравится возиться с сыном, и был бесконечно благодарен Мисте за объяснения многих нюансов. Джордано любопытно смотрел на крохотного мальчика и постоянно просил подержать того на руках. — Да мало ли в жизни причин. Ты же знаешь, кто я, — ответил Джорно. Юлиус ему нравился, и он честно пообещал, что позаботится о семье Цеппели. — Догадываюсь. Но я же знаю, что в таких структурах ничего не делается даром. А от Джонни тебе никакой пользы. — У всего есть польза. Джорно сложил ладони на животе и повертел большими пальцами. — Да, ладно! — тихо рассмеялся Юлиус. — У нас тоже так можно? — Всего лишь одно обещание. Вот они, нуждающиеся, и валятся на мою голову, — ответил Джорно, но по его глазам было понятно, что он ничуть не жалеет. — Просто Мисте захотелось большую семью, скажем так. — Я бы не смог как ты. Я не такой великодушный, — продолжил он. — Кто-то назовет тебя дураком, добровольно идущим на смерть, но я даже рад, что такие, как ты, еще есть. Почему я не завербовал тебя к себе раньше? Мне нужны хорошие люди. — Лучше буду обычным глупым врачом, — отмахнулся Юлиус. Теперь он точно мог быть уверен, что оставляет Джонни и Джонни-младшего в надежных руках. Если уж их под свою опеку возьмет сам крестный отец итальянской мафии, то и переживать не следовало. Вот только дольше тянуть было нельзя. Через несколько дней Джонни попробовал перемещение, на долю секунды увидел поезд и приближающийся океан, и вернулся назад. События того дня он помнил до мельчайших подробностей. — Только не реви, пожалуйста, — сказал Юлиус. В одежде, сшитой точь-в-точь, как у Джайро, он и был похож на него целиком и полностью. — Ты успеешь, ты уже знаешь, что делать, мы не столкнемся друг с другом, все будет быстро. И все будет хорошо. — Прости меня. Если бы не мой эгоизм, ты бы прожил долгую жизнь. — Передавай привет Джайро, плакса. И только попробуй не рассказать Джо-младшему обо мне! — Юлиус взлохматил Джонни волосы. Джорно терпеливо ждал, и все-таки даже ему стало грустно. Миста ободряюще сжал его ладонь. — Спасибо, — сказал Джонни и, размашисто целуя в губы чужого Джайро, добавил: — Спасибо, Юлиус.