About a Girl

Грустная девушка, Приятно осознавать, что между нами много общего. Мы оба росли в мире, где нет спокойствия, и это портило нас, превращая в тех людей, какими мы сейчас являемся. Однако между нами зияет пропасть. Хотелось бы думать, что её можно преодолеть, но когда я смотрю в твои глаза, понимаю — тебе не подойдет весь этот сумасшедший мир музыки, к которому я стремлюсь. Ты соткана совсем из другой материи, тебе нужна другая жизнь. Мэгги, зачем ты приехала в Абердин? Почему стала меня искать? Я всё ещё надеюсь, что больше никогда тебя не увижу, — не хочу думать, будто это я сбил тебя с истинного пути. И всё же я знаю, что тебя ничего не остановит, — ты всё равно снова найдешь меня. Июнь 1988 Мэгги осталась в Абердине, хоть и понимала, что стоит вернутся в Нью-Йорк. Она позвонила Бэсси, выйдя с пластиковой чашкой кофе и сэндвичем с ореховой пастой на улицу, где был ближайший телефонный автомат. Бэсси ничего не сказала. Она просто предупредила не забывать о времени, ведь в противном случае Бетти или Фредди всё узнают, и совершенно точно стоит ждать долгого разговора. — Твои родители, наверное, сильно переживают, — отметила Венди, когда Мэгги прошла на кухню. — Вообще-то они знают, что я должна быть в Америке, — Мэгги взглянула на скудный ассортимент продуктов на столе. — Из этого можно приготовить вкусный ужин. — Вот вряд ли из этого можно сочинить нечто сносное, — Венди охнула, глядя на пачку макарон, пакет зелёной фасоли, кусок сыра, несколько томатов и красную луковицу. — Ну, когда мама отправляла меня к знакомым в деревню, то жена её друга всегда готовила из простых продуктов необычные вещи, — Мэгги стала хлопотать на кухне. — И кто же эти знакомые? — Курт был позади неё. Мэгги слегка обернулась к нему: он стоял прислонившись плечом к дверному косяку. — Они живут в Уэльсе и это родители моей лучшей подруги, — объяснила Мэгги. — А, понятно, — хотя Курт было ничего не понятно. Мэгги быстро соорудила ужин. Морин многому её научила, и жаль, что в последние лет шесть они виделись очень мало. Ширли Мэгги никогда не нравилась. Она была суетливой, ревнивой и, самое главное, всегда смотрела на неё с подозрением. Но и в Дженнингсе Мэгги была теперь не так уж часто. В любом случае, это уже не имело никакого значения. — Очень вкусно, — заметил Курт. — А ты думал, что такие девочки, как я, ничего не умеют? Они вышли ужинать на веранду, окруженные безмятежностью летнего вечера. Курт, хоть и приехал к матери на несколько недель, всё равно не мог с ней ужиться на одной площади. Она по-прежнему не верила в него как в музыканта, считала, что он бездельник, и надеялась, будто Пэт вернётся, забыв очередную ссору. Курту это не нравилось, и очень хорошо, что Мэгги оказалась у него дома. Венди переключит часть своего внимания на гостью и не станет читать всякие нотации. Вечер был теплым для города расположенного среди гор. Где-то рядом стрекотали сверчки, и было слышно, как журчит вдалеке река. Мэгги поставила тарелку на деревянный пол, сложила руки на коленях, вглядываясь в линию гор, которая сегодня была отчётливо видна благодаря ясной погоде. Это так напоминало Уэльс, когда они с Кармен выходили в сад, затевая разные игры и надеясь, что Морин будет так занята, что ничего не поймёт и не станет ругаться. Естественно, они пакостили, и, безусловно, Кармен часто за это доставалось, как старшей. Мэгги улыбнулась вспомнив, как они повыдёргивали всю молодую морковь с грядок, скормив её лошадям. Утром Морин всё увидела и запричитала, но дома был Роберт, и им всё сошло с рук. Когда он бывал в Дженнингсе, то мир просто играл другими красками. Они с Кармен и Караком, чего только не делали: ходили на рыбалку, потом гуляли по окрестностям, наслаждаясь свежим воздухом и спокойствием. Если с ними бывала Морин или Бетти, то всё становилось ещё интересней. Мама хоть и твердила, что абсолютно безрукая, но как дело доходило до рыбалки, то ей фору мог мало кто дать. Рыбачить Бетти научил её дед — они часто выходили на рыбалку в Кенте, где у него было поместье. — Почему ты улыбаешься? — Так мне это напомнило о многом, — она продолжала смотреть на вершины гор, тронутые синевой, постепенно растворявшиеся в мареве вечера. — Скучаешь по своему жениху? — спросил Курт. — Он умер, когда мне было пять. Наши родители считали, будто мы должны пожениться. Глупость, наверное, но дядю Роберта всегда возбуждала мысль, что мы родились в один день. Мы дружили с двух лет, и, наверное, никого больше роднее семьи Led Zeppelin у меня не было, пусть мама и проводит много времени с Queen. Лично у меня как-то не получилось сдружиться с детьми всех участников, кроме детей Дикки. А потом всё чуть не рухнуло. Я помню тот день, он отпечатался у меня в памяти навсегда. Иногда я просыпаюсь в поту, ощущая боль в груди. Кажется, я никогда это не забуду. — Люди и не должны ничего забывать. — Тогда никто не сможет двигаться вперед, — ответила Мэгги. — Что ж, думаю, мне надо поспать. Скажи маме, что я утром сама помою посуду. — И приготовишь завтрак? — Ты умеешь ловить рыбу? — вопросом на вопрос ответила она. — Как-то никогда меня этому не учили, — Курт улыбнулся. — У отчима тут есть удочки. — Тогда идёт, — Мэгги поднялась с пола. — Завтра идём ловить рыбу. Курт не всегда её понимал. Ему казалось, что у неё не может быть никаких проблем, ведь в жизни этой девушки было всё. Мэгги не знала голода, холода, любила учиться, потому что попала в хорошую школу, могла купить себе всё, что душе угодно, и не бояться за завтрашний день. Её ничто не могло терзать — и тут её беспокоит смерть друга. Это было так давно, очень давно... Хотя, стоп! Лет одиннадцать назад, и для Мэгги это не стало вечностью. Он пришёл к ней на чердак посреди ночи. Мэгги уже спала, на полу лежала ещё одна книга. Курт поднял её. Это был «Цвет пурпурный» [1]. Мэгги явно очень любила читать про сложные темы, ведь та книга, какую она ему дала, была про мальчика, который осознал свою гомосексуальность. Это был намек, ведь многие считали Курта геем, или просто совпадение? Курт ощутил озноб. Надо было принять чего-нибудь, иначе эта ломка достанет его. Сейчас Курта больше очаровывал героин, хотя он старался редко его употреблять с того самого момента, как впервые наркотик попал в его кровь два года назад. Частично Курта привлекало в героине то, что он был запрещён; также говорили, что он дарует тотальную эйфорию, а молодой музыкант искал новых ощущений, новых наркотиков; но большей частью его привлекало грязное обаяние героина, связанное с рок-звёздами вроде Игги Попа. Он думал, будто ничего опасного в употреблении героина нет, ведь в Абердине его было трудно достать, и поэтому не было никаких шансов, что он приобретёт зависимость. Но в Сиэтле с этим проблем почти не было — главное найти проверенных дилеров, а там дело в шляпе. Он нашёл пузырьки с таблетками и принял все, какие мог, и по телу разлилось блаженство. Курт лёг на кровать, ощущая покой и эйфорию, дотянулся до тумбочки, где лежал блокнот, и начал черкать слова, делать нелепые рисунки. Спустя некоторое время Курт вырубился и проснулся утром, услышав, как Венди громко дискутирует с Мэгги. Мать заочно нападала на неё, а Мэгги пыталась найти оправдания. Лучше бы она этого не делала, подумал Курт, снова откидываясь на смятую подушку, давно потерявшую свою форму и упругость. Мэгги и Курт всё же взяли удочки Пэта. Понятное дело, что он не погладит их по головке за это, но Курт очень надеялся, что к тому моменту, как Пэт здесь появится, то он слиняет из Абердина обратно в Сиэтл. Курт не стал разочаровывать Мэгги, что искать место для рыбалки придётся долго, ведь Уишка давно заросла травой, а плавающие по реке брёвна преграждали путь течению. Однако он надеялся, что они найдут заводь. Они долго бродили: сначала искали червей, потом — место. Мэгги делала всё так, словно она прожила всю жизнь в сельской местности, а не в большом городе. Курт всё это время внимательно за ней наблюдал, пытаясь понять, почему он терпит её присутствие рядом с собой. Она была не той, с кем можно было начать встречаться: слишком юная, неопытная и живет за океаном; но она была забавной, и в те минуты, когда отпускала грусть, сразу же заражала всех своей весёлостью. Курт сидел на камне, наблюдая, как Мэгги налаживает удочки. Её тоненькие пальцы двигались проворно и аккуратно. Курт бросил окурок на камень, продолжая смотреть на Мэгги. Он предложил ей сегодня утром сигарету, а она отказалась, сказав, что её это совсем не интересует. — Всё мое окружение курит, — отмахнулась она, — и не только этим занимается. Хотя, многие уже бросили. Даже Джейсон [2]. — Ну, есть те, кто ещё этого не сделал, — продолжил Курт. — Так, а что делать? — Закинуть удочку и ждать, когда начнёт шевелиться поплавок, — объяснила Мэгги. Они начали ждать, молча и безо всяких движений. Пока Мэгги зорко бдела за водной гладью, Курт погрузился в размышления о своей наркотической зависимости. — Игги Поп, ведь он столько лет торчал на героине... — в задумчивости пробормотал Курт, вспоминая о вчерашней ночи. — Давно бросил, — отмахнулась Мэгги, услышав слова Курта и вытаскивая первую рыбу. — О, какая огромная форель! Мэгги улыбнулась, положив рыбину в ведро. Конечно, она рассказала, как научилась рыбачить, поделившись воспоминаниями об Аллен-Холле, поместье прадеда. Он по-прежнему был жив, несмотря на весьма преклонный возраст и смерть двух детей и любимой жены. Виктор Данлер совсем не терял оптимизма и в свои девяносто три года продолжал заниматься своими делами. — Жаль, что те три года, когда твоя мать нуждалась в помощи, я провёл на острове, как последний эгоист, сбежавший от всего мира, — часто твердил прадед. — Роберт, твой дед, очень любил Френни, но жить с ней было просто невыносимо, а Бетти он никогда не любил. — Почему? — Мэгги стёрла слезы, смотря на морщинистое лицо прадеда. — Ему всегда казалось, будто Френни ему изменяет, а Бетти не его дочь. Хотя… у неё глаза моей любимой Дианы, — Виктор откинулся на спинку кресла. — Но Френни могла изменять, ведь даже дурак мог заметить — она разлюбила мужа. Мэгги помнила, как пренебрежительно Бетти говорила о своей семье. Она не питала тёплых чувств ни к брату, ни к отцу, ни к тётке, что жила на юге Франции, ни к кузенам. Единственный человек, который играл в её жизни большую роль, — это Виктор, которого Бетти обожала всей душой. — Мама, наверное, только это и умеет делать: рыбачить и скакать на лошади, — закончила свой короткий рассказ Мэгги. — Когда я стану знаменитым, то куплю себе огромный дом среди лесов, чтобы там было место для нескольких машин и собак, — Курт достал сигарету. — Что-то совсем не клюёт. В этой дыре даже рыба не хочет жить... — У меня есть четыре вельш-корги, — Мэгги достала уже вторую форель. — На восемнадцать лет хочу голубой «Астон-мартин». Но вряд ли я уеду из Лондона, чтобы жить в деревне, хотя это обычное дело. Актёры и рок-звёзды часто скупают замки и фермы у давно разорившихся дворян. — А в Америке все скупают фермы или особняки, — парировал Курт. — Я знаю. Они не долго ловили рыбу. Жутко захотелось есть, и Мэгги решила развести костер и запечь улов. И только тогда Курт и Мэгги отправились обратно в город — когда начало темнеть. Они всё так же весело разговаривали о разных вещах: Курт делился воспоминаниями о своём полном, как ему казалось, лишений детстве, а Мэгги травила байки о своей жизни. Когда они подошли к дому, то разговор зашёл в иное русло, — они перешли к личному. Мэгги решилась задать вопрос о той девушке, что открыла ей дверь в бывшей квартире Курта в Сиэтле. — Трэйси была прекрасна — одна из тех панкушек, которые есть в каждом городе. Такие разбираются в музыке лучше многих парней; они целиком преданы музыке этого города, но парням не доверяют, потому что такая преданность не ценится, пускай музыкантам и необходимы подобные любовь и поддержка. Ей очень нравились гёрл-бэнды, но их не очень много. — Это как группиз? — в её глазах была насмешка. — В наших кругах никто не использует женщин для одноразового секса, как это было раньше, — Курт потянул за ручку двери, проходя в дом. — Да нет, смысл всё равно не меняется, только окраска становится другой. Это как сказать одно и то же, но разными словами, — Мэгги сразу же пошла к себе на чердак. — Спасибо за рыбалку. Знаешь, ты очень хрупкая, любой сможет тебя сломать, — сделал вывод Курт, благодаря своим многочисленным наблюдениям за английской гостьей. — Иногда это может быть обманчиво. То, что ты видишь, то каким тебя представляют другие, — это не то, кем ты являешься, — объяснила она. — Сама придумала? — Нет, так многие говорят. Утром после скудного завтрака и скандала с Венди Курт решил потащить Мэгги по городу. Показывать было нечего, но всё же Мэгги было бы это интересно. Он понимал, что её надо чем-то занять в оставшиеся дни, иначе ей станет скучно, ведь её рассказы о детстве всегда были полны ярких красок и событий, в них всегда было достаточно музыки и книг. Курт взял фургон Венди, пока она была занята уборкой в доме, явно ожидая со дня на день возвращения Пэт. Дороги были пустыми: в былые времена здесь всегда хватало народа, и о наличии какой-никакой жизни здесь свидетельствовала лишь горстка разрушенных ферм, заброшенных сараев и изредка старые, недостроенные здания из шлакоблоков, о предназначении которых вряд ли можно сказать что-то определённое. — Парень на заправке мгновенно вычисляет нас — «городские», — зачем-то сказал Курт, когда они заехали на заправку, чтобы купить «колы». — Привет, Хэл, — он пожал руку парнишке в мятой клетчатой рубашке. Мэгги заплатила, и они вышли на улицу. — Хэл знает, что ты не местная, — слишком хорошо выглядишь. Он понимает это, потому что тут он знает всех. Большинство людей проезжают через это место, направляясь в Оушн-Шорс — казино. Если бы не дождь и порывы ветра, город можно было бы пройти пешком за один час. — Так поэтому мы сегодня едем на машине — из-за погоды? — Мэгги закрыла за собой дверь. — Именно. В этом городе всё было бы лучше, если бы Рейган не начал сокращать все социальные программы, в следствие чего вся молодежь уехала прочь, — Курт открыл бутылку, а после потянулся за сигаретами. — Знаешь, у нас в Англии тоже все жили несладко. Но благодаря Тэтчер стало намного лучше, — Мэгги точно не уверена в этом. Она всего лишь повторяет чужие слова, потому что политика её всегда мало волновала. Как говорил Фредди, политика — удел чиновников, но точно не людей искусства; не зря он всегда презирал группы, похожие на U2, которые использовали музыку ради продвижения своих популистских взглядов. — Тебе явно не интересна политика, — произнёс Курт, когда он снова завел «форд». — Нет, не интересна. А тебе? — Мне хочется, чтобы все знали, как несправедлив мир, — Курт стряхнул пепел с сигареты. — По-моему, это сделали до тебя панки. Знаешь теорию протеста Джо Страммера [3]? — Мэгги внимательно посмотрела на Курта. Позади него в окне виднелась кобальтовая туча, означавшая приближение дождя. — Не только музыка должна становится частью геополитического протеста, но и обложка. — Мне ближе протест Sex Pistols, — Курт свернул на право. — По мне так настоящие позеры: выпустили один альбом и сдулись. Сид Вишес даже не мог играть на басу, как Лемми его не учил, — Мэгги поставила локоть на дверь машины, слыша, как на улице начал барабанить дождь. — Однажды моя мама, Лемми и Роберт Плант приходили на их концерт. Роттен встал на колени и стал кричать «О, боже. Боже». Знаешь, что отличало их от тех музыкантов, каких они презирали? Они просто играли, а не кривлялись. — Я тоже просто играю, — ему начал не нравится поворот разговора. — В любом случае, идея была хорошая, но в итоге они стали далеки от публики, потому что стали успешными. Только подумай, у них есть дома с двенадцатью комнатами! — произнесла Мэгги и замолчала. — Проверяла? — тон голоса Курта был колючий. — Нет, так говорил Роберт в одном из своих давних интервью в Японии, — Мэгги опустила голову. Больше они не возвращались к этой теме. Курт понимал, что Мэгги думает совсем ни как он. Она смотрела на жизнь совсем в иных очках, словно свет в линзе преломлялся неправильно. Для неё музыка была всего лишь способом провести время, развлечением, а не средством выражения или же способом заработка. Конечно, ведь свою жизнь она всегда видела другой — дом полный достатка, а она постоянно сидит за печатной машинкой, создавая новый роман. Они проехали старый дом отца Курта на Флит-стрит, не очень далеко от дороги. Дом небольшой и ухоженный, рядом с тупиком, ведущим к ремонтной мастерской, где чинят цементовозы и строительное оборудование. Рядом — железная дорога, которая кажется заброшенной. Недалеко от неё — можно доехать на велосипеде — школа для младших и средних классов, в которую Курт ходил в первом классе. Через дорогу — небольшая бейсбольная площадка и парковка, вмещающая несколько легковых машин или внедорожников. — Уныло, да? — усмехнулся Курт. — А я жил здесь когда-то. — Ну, бывает и хуже, — Мэгги нахмурилась. — Я помню улицы Нью-Йорка, какими они были еще совсем недавно: изысканные здания были заброшены, улицы грязные, парки пустовали, у школ был ветхий вид; по заброшенным домам бегали стаи собак, а на их крышах росли деревья. Кажется, мне было лет шесть, когда я там впервые оказалась. Жуткое зрелище, ведь это такой большой город. Видимо, это накрыло всю Америку, да и вообще весь мир. И всё же в шоу-бизнесе можно было делать большие деньги. — Хочешь сказать, что нищета открывает второе дыхание? — Точно. Моя мама тоже рвалась вперед, потому что была нищенкой с Теккерей-стрит. Курт ещё повозил Мэгги по городу и его окрестностям. Теперь они редко перекидывались фразами. Он всё не мог понять, что она делает в Абердине. Всё виделось ему каким-то развлечением, способом посмеяться над ними. Курт не мог догадаться, что на уме у шестнадцатилетней девчонки. Мэгги не выражала ни каких чувств по отношению к Курту — она точно не была в него влюблена, что легко могло постичь девушку её возраста; она не казалась и искательницей приключений. Мэгги была обычной юной особой, правда, больше похожей на представительницу среднего класса из какого-нибудь Техаса или Калифорнии, которая могла позволить себе учебу в колледже и шмотки из дорогих магазинов, а не секонд-хендов. Следующий день они провели дома у Курта. Шёл сильный дождь, и создавалось ощущение, что он смоет всё на своем пути. Мэгги ходила из угла в угол, ломая голову над тем, чем же себя занять, ведь книга уже была прочитана. Она решила спросить у Венди, когда будет автобус до Сиэтла. Пора в Нью-Йорк, думала она, тем более через два дня они с Бэсси должны были вернуться в Англию. — Ну и чем ты там займешься? — спросил Курт как-то вечером, доставая сигареты из кармана джинсовой куртки. — Поеду в Дженнингс — вроде как Роберт будет в июле дома — встречусь с подружками и, может быть, отправлюсь на Ибицу с папой. Так что я найду чем себя занять. Раньше же находила, — она пожала плечами. — Тебе здесь тесно, не так ли? — спросил Курт. — Нет, мне просто здесь скучно, — она начала убирать вещи в рюкзак. — Не только тебе. На следующий день Курт проводил Мэгги до автобусной остановки. Они не целовались на прощание, не обещали, что увидятся. Курт только дал свой номер телефона в Сиэтле, надеясь, что Мэгги звонить не будет. Ещё она сообщила, что будет ему писать. Она и вправду отравляла пачками письма, а он в ответ черкал очень редко. Её письма были очень живыми и полными разных историй. Казалось бы, дочь рок-звезды, знаменитости, откуда в её историях та простота, какая была в её письмах? Сама Мэгги только в Англии осознала, что по уши влюблена в Курта. Их разделяло расстояние, и на пользу оно совсем не шло. Когда летом Мэгги заявила родителям, что два года будет готовиться для поступления в Америку, то встретила непонимание. — Зачем? — спросил Фредди. — Разве тебе здесь не хорошо? — Я люблю Америку, — это был несколько детский аргумент, но она бы не сказала ему, что там, в Штатах, есть некий Курт Кобейн, который возможно станет звездой нового поколения, как Себастьян Бах [4] с песней о молодости [5]. Никто бы этого не понял. — Что ж, поговорим об этом через два года. Мэгги почему-то была уверена, что она ещё окажется в Америке и сможет увидеться с Куртом. Но если она была влюблена в него, то сам Курт просто не представлял, что ему делать с Мэгги Данлер.