About a Girl

Грустная девушка, Давно не видел тебя. Уже больше двух месяцев. Всё задаюсь вопросом, нашла ли ты себе кого-нибудь ещё. Когда ты звонишь мне и я слышу твой голос на том конце провода, то я не могу спросить у тебя это. Мне кажется, что ты просто обидишься. Но для тебя было бы лучше, если бы ты начала с кем-то встречаться, а не ехала ко мне сразу, как получается. Я тоже не сижу на месте, но я не завожу себе «походных жён», как ты назвала группиз. Они меня просто не интересуют. Трейси не может меня сопровождать, а тебе… Тебе надо учиться. Кто-то же из нас двоих должен обладать мозгами и нормально зарабатывать деньги. Ты точно станешь автором первой величины; я получил твой сборник рассказов, опубликованных в школьном журнале. Они изумительные. И почему же ты до сих пор не веришь в себя? Да, тебе есть куда расти; в твоих текстах ощущается музыка, которая прошла по твоей жизни. И бездна, что всегда будет лежать между нами, ведь я всегда помню, что нам нравятся разные вещи. Но твои тексты полны разных проявлений жизни. А еще эта ливийка Анур, словно твоя подруга. Продолжай в том же духе, мой кролик. Февраль 1989 Она с трепетом отдала свою рукопись. Миссис Стивенсон, её учительница по литературе и редактор школьной газеты, всегда твердила, что писать могут все, но многие так и не станут настоящими авторами. Именно к этому числу она относила Мэгги, считая её посредственность. Понятно почему она так думала — причина была в Бетти. Многие считали её недалёкой, хотя это было не так. Почитали бы они тексты двух её новых песен, которые она записала для пластинки, и всё бы поняли. И как говорил Роберт: «Это только начало». Но все видели в ней дешёвую танцовщицу, которая то и делала, что эксплуатировала свою сексуальность. Мэгги только не понимала: а она тут причём? Почему многие учителя не любили Бетти и переносили своё отношение на её дочь? — Я прочту, но я не особо уверена, что можно будет опубликовать твои рассказы, — миссис Стивенсон поправила очки. — Сядь. Мэгги послушно села напротив своей учительницы. Она посмотрела на неё, думая, что той бы не мешало немного приодеться и перестать пользоваться этой дурной розовой помадой. Вот вроде бы молодость миссис Стивенсон прошла в семидесятые, а казалось, что она из прошлого века. В тёмных волосах уже поблёскивала седина, и серые глаза были такими усталыми, словно жизнь ей была уже не в радость. — Я хочу быть с тобой честной. Да, ты поступишь в колледж. Твоей матери не придется платить за тебя, хотя все мы знаем, что ты можешь особо не стараться. Но ты прилежно учишься. Всё выполняешь, пусть и постоянно пропускаешь занятия. Да, ты много читаешь и порой совсем не то, что мне бы хотелось, но всё же многие порой и этого не делают. Ты пытаешься сделать всё, чтобы тебя заметили. Но ты просто ещё одна милая девочка, которая думает, что её творчество кому-то нужно. Возможно, тебя издадут, но твой уровень — быть королевой женских романов. — Мой друг, что пишет песни, совсем иного мнения. А он много читает. Его любимая книга — «Парфюмер» [1]. Курт отдал ей книгу в прошлый раз. Мэгги прочла её ещё в самолёте, когда летела домой, и была очень впечатлена этим романом. Она помнила, как Бетти рассказывала, что Майкл Хатченс [2] зачитывал куски из этого романа, когда они встретились где-то в Европе во время туров. Мэгги понимала, почему обоим музыкантам понравилась книга, ощущала тот нерв, что зацепил их. Своей странностью книга зацепила и её тоже, но она давно привыкла покупать книги, которые нормальным людям казались неадекватными. — Не все, кто пишет песни, делает это как Рембо [3], — парировала учительница. — Даже если этот человек написал многослойную «Bohemian Rhapsody», а другой — «Stairway to Heaven»? — она понимала, что сейчас переходит границу, но почему-то не смогла сдержаться. В последние месяцы Мэгги осмелела, и это многие стали замечать. — Мэгги Данлер, если ты думаешь, что общаясь с хорошими поэтами можешь думать, будто они оценивают тексты не льстя тебе, то ты ничего не понимаешь в этой жизни, — это было сказано тихо, но несколько презрительно. Контекст был примерно такой: не надо обольщаться, ведь все льстят тебе, чтобы трахнуть твою мать, надеясь, что, отметив, какое у неё талантливое чадо, она станет добрее. Вот знала бы миссис Стивенсон, что Бетти встречалась много лет с Фредди и давно уже уступила Роберту. Но она, конечно, не знала этого. — Я знаю, чего я стою, — вдруг сказала она. Мэгги встала, взяла свой рюкзак. — Я знаю, что не только вы будете решать, что попадёт в журнал. В совет входило ещё пару людей: миссис Стивенсон придётся считаться с Дейзи Лир — учителю по искусству, которая пусть и была молода, но понимала, как отделить зёрна от плевел. А ещё в совете был мистер Кросби, учитель по французскому и латыни. Он тоже с ума сходил от всей этой музыки и литературы. Наверное, это были единственные люди, кто не оценивал Мэгги через призму достижений Бетти. Через три дня Мэгги в коридоре остановила мисс Лир. Она была самым молодым учителем в школе. В свои двадцать четыре она быстро завоевала доверие всех учениц. С ней можно было обсудить всё, начиная от сексуальных подтекстов современных музыкантов и заканчивая классической живописью эпохи Медичи. Мисс Лир и одевалась не так, как многие другие учительницы: всегда с частично распущенными волосами, в бархатных или вельветовых платьях, каких у неё, судя по всему, было очень много. Она красила волосы в модный цвет, сочетая тёмные и светлые пряди, а на её веках всегда лежали лиловые тени, отчего зелёные глаза сияли как у кошки. Многим это не нравилось, но мужчины в «Godolphin & Latymer» были просто без ума от неё. — Мэгги, постой, — она подошла к девушке. — Да, мисс Лир? — Мэгги улыбнулась, почему-то пряча пластинку Принса [4] «Lovesexy», которую за обложку все прозвали «пестики и тычинки». Они с девочками собирались репетировать танцевальный номер для школьного конкурса. Это была плохая идея, учитывая, что Кэти и Мойра хотели, чтобы Бетти им помогла, но это вряд ли было возможно; в последнее время она чаще всего пропадала в Америке, особенно после того, как поссорилась с Фредди, и всё из-за того, что он орал на неё, чтобы она нашла себе замену ему. Конечно, Бетти так и не призналась в том, что уже не один год состоит в долгих отношениях с Робертом. Пришлось звать на помощь Кармен. — Я всё же достала миссис Стивенсон, и ей пришлось согласиться с остальными из совета. Очень многие считали, что ты ничего не стоишь, но это не так. За последний год ты очень выросла как личность. Твоя Анур просто восхитительная героиня. — Это всего лишь рассказ, — пролепетала Мэгги. — Это три рассказа, — напомнила мисс Лир. — И это было очень классно. Не бросай это занятие. У тебя всё получится, а эти старые наседки просто ничего не понимают в этом. Кстати, отличный выбор, — она заметила пластинку в руках Мэгги. — Правда, многие просто не поймут этого. Но ничего, кто не рискует, тот не пьёт шампанского. — Во мне нет той потрясающей грации, что есть в маме. Она была восхитительна в «Kiss» [5], — грустно сказала Мэгги. — Тебе не надо быть ею. Вы разные люди, — просто сказала мисс Лир. — У каждой из вас свой путь. Помни об этом всегда. Насколько я поняла, она не ждёт от тебя того, что твоя слава побежит дальше её. — Нет, не ждет, — согласилась Мэгги. — Она сама прошла через то время, когда родители навязывают путь. Но ей это помогло, а меня бы сломало, ведь у меня нет природной текучести и пластичности, которые есть у Бетти. — Всегда забавно, когда ты её зовешь по имени, — мисс Лир улыбнулась. — Она не хочет стареть, а мне уже почти семнадцать лет. Знаете, как она зациклена на своей внешности в свои тридцать семь, — Мэгги улыбнулась. — Постоянно спрашивает у меня, а много ли у неё морщин. А у неё их почти нет. Мужчины до сих пор сохнут по ней, считая самой красивой на всём свете. Я понимаю, что далека от неё. — Мэгги, ты очень интересная личность. Даже Джулиан Леннон смог доказать, что он не хуже отца, — мисс Лир замолчала. — Ладно, у меня урок. Удачи тебе. Сборник выйдет уже через две недели. — Хорошо, — и она радостная побежала в класс на урок по истории. Сборник и правда вышел, как и сказала мисс Лир, и все три рассказа Мэгги были опубликованы. Они отличались от всего того, что было написано другими девушками из «Godolphin & Latymer». Это отметили многие, но всё равно кто-то не опустил шанса покритиковать Мэгги, но она не обращала внимания. Она привыкла к тому, что всегда есть недовольные. Однажды Фредди, а потом уж и Роберт, объяснил ей, что надо отрастить броню, чтобы нормально относиться к критике, иначе она просто испортит жизнь. Иногда к ней надо прислушиваться, а иногда стоит игнорировать. Это был тот самый случай. — Мне понравилось, — сказала как-то Бетти за завтраком. — А другую дать оценку? — попросила Мэгги. — Ты молодец, правда, но это только начало. Не загордись сейчас — ещё много работы впереди. Знаешь, когда я получила первую роль, — а это была партия на семь минут, — Аштон [6] мне сказал, что это не повод для радости. Это повод пахать, как ломовая лошадь. А мне было примерно столько же, сколько и тебе, — Бетти отпила кофе. — Так, я завтра снова уезжаю. — Мне казалось, что у тебя выходные. — Да, но я всё равно уезжаю, — она взяла со стола журнал, где напечатали её длинное интервью. — Опять к Роберту? — подколола её Мэгги. — Нет, мы сейчас не в отношениях. Это для его же блага, — Бетти уткнулась в журнал. — У тебя кто-то есть? — в голосе Мэгги не было слышно ни тени упрёка. — Есть, — Бетти потянулась к кружке кофе, который успел сильно остыть, но она всегда пила почти холодный кофе. — И я тебе ничего не скажу. — Вот чёрт! — Мэгги закатила глаза. — Папа тоже не знает? — Нет, не знает, — согласилась она. — И не смотри на меня так! Он сам этого хотел; вот и получил то, что желал. Но ему лучше не знать. И именно по этой причине — чтобы не рождать негатив в свою сторону, исходящий от окружения Фредди, — я не встречаюсь с Робертом. — Но очень хочется? — Мэгги хитро улыбнулась. — Да иди ты, — она игриво ударила дочь журналом. — Значит, я права. — Я же сказала: отстань, — Бетти продолжила читать. — Нет, ну правда? — не унималась Мэгги. — Мы давно с тобой закрыли эту тему. Мои отношения с Робертом или Фредди касаются только нас троих. И перестаньте с Кармен ходить вокруг да около, — Бетти допила кофе. — Я не хотела тебя задеть, — Мэгги виновато вздохнула. — Ты меня не задела, — Бетти отложила журнал. — Просто есть много, чего ты не знаешь, но когда-то я расскажу тебе об этом. А пока… Давай лучше пробежимся по магазинам. — Не знаю, — она пожала плечами. — Опять будешь висеть на проводе со своим кавалером? — Бетти не пыталась подколоть дочь. — Наверное, — она посмотрела в сторону. — Ну, не буду мешать. — Мам, что ты чувствовала, когда тебе накрыла любовь в первый раз? — спросила она. — Это трудно описать. Но я жила для Фредди, дышала им, хотела его, думала о нём. Он был всем для меня. И, по сути, так и сейчас, но с меньшей силой. А вот с Робертом было всё иначе. Я долго не могла это понять, а когда осознала, это уже было неважно, — Бетти вздохнула. — В любом случае, наслаждайся жизнью. И помни: никто никогда не бывает последним и единственным. Она ничего не сказала. Мэгги понимала это умом. Конечно, ничто в этой жизни не вечно. Великая любовь порой остывает, как вулкан, прекращающий свою активность. Страсть меркнет, теряя новизну. Остаётся привязанность и благодарность за лучшие годы, проведённые вместе; но оба этих чувства — не лучшие спутники по жизни. Жизнь Бетти была тому отличным примером: настоящее пособие, как надо любить, пылать и хотеть мужчину. Мэгги всё гадала, к кому она постоянно мчится. Список её кавалеров был немаленький: вокруг ходили музыканты и старше, и младше её. Если вспомнить роман с Винсом Нилом или Никки Сиксом [7], то всё точно вставало на свои места. Бетти легко относилась ко многим вещам, но Мэгги не стала донимать мать. Она всегда делала то, что хотела. Кто ей указ? Конечно, никто. Днём Мэгги отправила в Сиэтл сборник своих рассказов, зная, что Курт ещё там. Они часто созванивались, помногу говорили, и пусть Курт никогда не намекал, чтобы она приехала, Мэгги знала, что, как появится возможность, она сорвётся с места. Может быть, отпразднует своё семнадцатилетие вместе с Куртом. Она не была уверена в этом, ничего не планируя, но решила, что иногда не стоит плыть по течению, а то Курт быстро себе найдёт какую-нибудь бойкую девчонку.

***

Посылка пришла, когда Курт был в Сиэтле. Nirvana давала концерты, и это называлось туром. За этот год они должны будут прокатиться по стране, и, если всё получится, летом отправиться в Англию. Курт уже привык к тому, что за ними пристально следят, ведь они отличались от всех патлатых музыкантов, чьи прически были дурными, как и их песни. Засилье музыки не о чем многих достало, и, каждый раз выступая на небольшой арене, где было-то не больше полсотни человек, Курт испытывал трепет. Он был счастлив стать центром внимания и в тоже время ощущал спокойствие, не находясь в гуще всех событий. Конечно, Курт хотел, чтобы его группа вырвалась вперёд и стала лучше, но он помнил, о чём всегда говорила Мэгги. Она об этом знала лучше него, ведь она с детства наблюдала за взлётами и падениями многих знакомых её матери. — Успех — это такое дело. Кто-то к нему идёт очень долго, а на кого-то он обрушивается в одну минуту. Раз — и ты уже звезда. Так было, например, с Led Zeppelin: всего лишь год — и уже вся Америка лежала у их ног. А вот Queen потратили на это много времени. — И от чего это зависит, как думаешь? — спросил он, слыша, как Мэгги набрала воздуха в лёгкие. — От много. Иногда необходимо оказаться в нужное время в нужном месте, а иногда просто оседлать обстоятельства. Выдать публике то, чего она не ждала, но всё же нуждалась в этом. Это сложная штука, на самом деле. У всех это происходит по-разному, — объяснила она. — Хочу, чтобы всё было, как я решил, — сказал Курт, накручивая на палец провод от телефонной трубки. — Да, это хорошо, но спроси себя: готов ли ты наслаждаться этим, принять это бремя и нести его? — Думаю, что да. — Тогда всё случится, — она легко засмеялась. — Но это другой случай. — Почему другой? — Курт не совсем понял, куда она сейчас клонит. — Я к тому, что мой успех не будет таким быстрым. Мне понадобятся годы, чтобы написать нечто сносное, чтобы это не только опубликовали, но ещё и раскупили, а потом и номинировали на какие-нибудь премии. Иначе всё это несерьёзно, — Мэгги снова вздохнула. — Я скучаю по тебе. — Я знаю, — ответил он, не сделав ответное признание. Курт так и не определился, кто она для него на самом деле. Он и правда часто думал о ней. Но они виделись так редко, что казалось, будто между каждой встречей пролегла целая жизнь. Он не мог от неё многого требовать, понимая, что связавшись со школьницей, она потом сто раз упрекнёт его за то, что ради него оставила учебу. Мэгги нравилось учиться, и сомнений в этом не было никаких, пусть она часто жаловалась на то, как к ней относились учителя, но она терпела всё, видно, решив, что их презрение не стоит нервов. Сам Курт мог только рассказать пару забавных историй о школьных годах да о том, как его лечили от синдрома дефицита внимания и гиперактивности. Курт ненавидел школу и любил её только за одну вещь — завтраки. Поэтому он не мог просить Мэгги оставить школу и отправиться следом за ним. — В Англии, наверное, есть парни лучше меня, которые подарят тебе всё, — спустя время сказал Курт. — Женщина не должна ни растворяться в мужчине, ни зацепляться за его успех. Я хочу идти своей дорогой, — ответила она. — Моя мама не растворилась ни в одном мужчине и не цеплялась ни за чей успех. Просто шла всегда своей дорогой. И я так хочу. — Тогда… — Я просто люблю тебя. И больше ничего мне не нужно. Только любовь. А подарки… Всё это дешёвый фарс, — она замолчала. — Ладно, мне надо идти. Кстати, я отправила тебе посылку. Мои рассказы опубликовали в школьном журнале. — А, поздравляю. — Радоваться рано. Впереди ещё много работы. Ну, пока. — Пока, — и она первая повесила трубку. Курт услышал короткие гудки. Посылка пришла через неделю. Мэгги оплатила доставку, осталось лишь поставить свою подпись на бланке. Хорошо, что в тот день не было Трейси и она не задавала вопросов. Считай, просто повезло. Конечно, Трейси не ревновала — она была далека от идеального понимания любви, — но всё же ей хотелось, чтобы он писал песни только для неё, чтобы был с ней и больше никем. Трейси было не на что жаловаться. Она знала, какой на самом деле Курт и как он далёк от этих всех представлений о рок-н-ролльном образе жизни. Не считая одного — наркотиков. Трейси пыталась с этим бороться, и ей казалось, что Курт её слушается, но он каждый раз возвращался к этому. Он научился врать и прятаться, а Трейси, конечно, ничего не видела. Она и сейчас не поняла, что у него есть странные отношения с англичанкой. Курт открыл коробку. В ней лежал журнал с пёстрой обложкой. Страницы ещё пахли типографской краской, а внутри была подпись Мэгги — «Курту от Мэгги». Её почерк с завитушками всегда вызывал воспоминания об их первой встрече. Курт провёл пальцами по буквам, а потом принялся читать. Действительно, три рассказа Мэгги отличались от того, что писали другие. Местами было слишком наивно, глупо или же с претензией на необычность, но на самом деле все остальные авторы мало что из себя представляли. Мэгги выгодно выделялась на фоне всех, но так ли она была хороша, как казалась? Он дал прочитать Кристу, и ему тоже всё понравилось. Он был знаком с Мэгги, находил её милой мышкой и совсем не подозревал, что она может так писать. — Она всем с тобой делится? — спросил Крист. — Вообще всем, — Курт улыбнулся. — Рассказывает всё. Обо всех отношениях в своей семье, о проблемах в школе, о том, что написала за неделю — она всё рассказывает. — Она влюблена в тебя. И при этом честна с тобой. Как моя Шелли, — Крист открыл банку с пивом. Курт ничего на это не ответил. Мэгги и правда была идеальной. Во всём. У неё были деньги, что немало важно. Она обладала связями, что тоже нужно. Красивая, умная, немного наивная, но это только в силу возраста. Спокойная и, конечно же, с богатым внутренним миром. Что ещё нужно мужчине? Но Курт по-прежнему не знал, почему он не скажет ей, что чувствует к ней. Она не требовала признаний, а он просто молчал. — Женись на ней, — вдруг сказал Крист. — Ей всего лишь шестнадцать, — отмахнулся Курт. — Она такая наивная. Просто не готовая ко взрослой жизни. Что я ей могу предложить? — Мне кажется, её не интересуют ни деньги, ни то, что ты ей можешь предложить, — отметил Крист. — Она во многом чокнутая. — Она не чокнутая, — возразил Курт. — Если она не делает глупые поступки, то это не значит, что она нормальная. Конечно она чокнутая, только ты всё это понять не можешь. Нормальная девчонка уже начала бы требовать с тебя выбора, отношений и прочего. А она молчит. Приехала, провела с тобой время и вернулась домой, — объяснил Крист, делая глоток пива. — Она же такая же бродяжка, как и мы. — Мне так не показалось, — Курт тоже открыл пиво. — Она домашняя… — Слушай, ты сам говорил, что она рассказывала, что её мать в отношениях такая же. А Бетти Данлер все зовут чокнутой. Какой журнал не открой — везде об этом пишут, — Крист откинулся на спинку дивана. — По-моему, всё очень даже очевидно. — Она не такая, как ты думаешь, — Курт не мог принять выводы Криста. — Как знаешь. Только я мнение вряд ли поменяю. Единственное… Она такая же ранимая, как и ты временами. Ты и сам не понимаешь, как вы во многом похожи, — Крист замолчал. Курт сделал ещё глоток пива. Он закрыл глаза, начиная рассуждать логически, но быстро сбился с мысли. Аргументы Криста не помогали увидеть эту самую истину. Нет, Мэгги Данлер вовсе не чокнутая. Она просто писательница, что прислала ему три рассказа, опубликованных в школьном журнале.