***
Nirvana возглавила фестиваль в Рединге, и Курт фактически сам составил программу, в которую вошли Melvins, Screaming Trees, L7, Mudhoney, Eugenius и Bjorn Again, кавер-группа Abba, которую Курт обожал. Но большинство из шестидесяти тысяч фанатов пришли именно на Nirvana, и Курт был королём этого бала, что подогревало его эго. Он был рад, что сцена сейчас могла отвлечь от всех этих судебных разборок. Денни, как и многие другие, постоянно его подбадривали, пусть и некоторые предпочитали не молчать, упрекнув, что Кортни сама во всём виновата, потому что не стоило цепляться за славу Курта, болтать лишнего и, самое важное, вести себя иначе. Сам Курт не винил ни в чём Кортни. Она была беременной и немного несдержанной, и это никому не давало право на неё накидываться. Вокруг этого шоу было гораздо больше безумия, чем вокруг любого другого концерта, который когда-либо играла Nirvana. Большую его часть создала английская пресса, которая публиковала статьи о личной жизни Курта так, как будто они передавали международные экстренные новости. Несколько газет утверждали, что Nirvana распалась, а Курт якобы был нездоров, подразумевая под этим наркотики. Каждый день распускались новые слухи о том, что Nirvana не будет играть. Люди подходили к билетёрам и спрашивали каждые пять минут про любимую группу; другие же фанаты искренне верили, что на самом деле Курт уже был мёртв. Приехав в Лондон, Курт был живее всех живых. За два дня до фестиваля фотограф и по совместительству подруга Курта Джиджи Гонсон прогуливалась по площади Пикадилли и столкнулась с Куртом. Они немного поболтали, Курт похвастался фотографиями малышки, а потом сказал, что ему нужно в туалет. Они находились прямо перед Музеем восковых фигур рок-н-ролла, поэтому Курт поднялся по лестнице ко входу и очень вежливо спросил, можно ли ему воспользоваться уборной, но его не пустили. Курт умчался прочь. В витрине музея стояла восковая копия Курта с гитарой в руках. Курт по-прежнему боролся с наркотиками, а в Англии легко было достать экстези, но его это не интересовало: его любовью был героин. Он увидел Мэгги в витрине магазина на Оксфорд-стрит. Она выбирала какое-то украшение, постоянно смеясь и улыбаясь. Мэгги явно была счастлива, и почему-то Курта это насторожило. Он боялся, что за последние два года, что они не виделись, в её жизни всё так сильно изменилось, что ему уже не место в её мире. Он стал прошлым, возможно ничего не значившим. Увидев её впервые за столько времени, Курт сильно засомневался в том, что он стоило связать всю свою жизнь с Кортни. Теперь и речи не могло быть о разводе, потому что он сам пережил этот ад и совсем не хотел, чтобы Френсис пережила это. Он не смог с этим справится в одиночку, до сих пор нося в душе это бремя, и его маленькая дочка не смогла бы перенести эту боль. Курт закурил, подождав, когда Мэгги выйдет. Она была одета в узкое белое платье, усыпанное цветами. Спереди был разрез, открывавший при ходьбе то одну коленку, то другую, а глубокое декольте могло бы стать пошлым, но множество цепочек на шее скрывали грудь. В руках она держала кожаную куртку, через плечо болталась чёрная сумочка, а на голове, как венок, — солнцезащитные очки. Она была очаровательной, не такой, какой он её помнил. Мэгги и правда выросла, и в свои двадцать лет совсем перестала быть подростком, пугливо смотрящим на мир. — Мэгги! Она не сразу поняла, кто её звал. Мэгги обернулась к нему, и тогда она замерла, явно не зная, что ей делать. Она была в тупике — это было видно судя по тому, как глубоко она дышала. — Мэгги. — Что ты тут делаешь? — Ты уже умеешь читать газеты, — напомнил он ей. — Что тебе надо? — На самом деле, она ничего не понимала. Из-за рождения Френни Мэгги ненадолго выпала из реальности. — Я случайно тебя увидел. Пойдём ко мне в отель, — предложил Курт. — Чтобы там принять героин? — Откуда в тебе столько язвительности? — Она и правда изменилась. — Я умею читать газеты, — повторила она. — Мы просто поговорим. — Я на машине. — А я остановился в «Марриотте», — сказал Курт, продолжая внимательно смотреть на Мэгги. — Хорошо, — согласилась она. — Выпьем кофе, и я поеду в Аргоед. Недолго, мне ехать три часа. — Зачем тебе всё это? — Там моя семья сейчас, — просто ответила она, подходя к своему голубому «Астон-мартину». — Ничего у тебя машина! — присвистнул Курт. — Мне её Роберт с Фредди подарили. — Мэгги открыла дверь, кидая на заднее кресло все свои покупки. — Он твой отчим… — И что? Он мне всегда был как отец, — она нахмурилась, ощущая, что Курт так и не понял, что значит для неё эта странная семья. — Фредди тоже не был моим отцом, если что. — Мэгги… — Всё в порядке. — Она завела машину. — Как жизнь? — Ты всё знаешь. — Она внимательно смотрела на дорогу. Он видел, что она почти с закрытыми глазами может доехать до нужного места. — Я не знаю ничего. — Мэгги была отстранённой и несколько холодной. Он помнил её горячей, пусть и немного неуверенной в себе любовницей, но сейчас он не чувствовал в ней всего этого. Уверенность в ней читалась, но Мэгги точно больше не испытывала к нему ничего. — Я не живу твоей жизнью. — Как и я твоей, — согласился Курт. — Тебе про меня всё докладывает Денни, — отметила она. — Ты же знаешь, что я выхожу замуж, а ещё что я почти не живу в Лондоне. — Курт удивлённо посмотрел на неё. Он не думал, что она так быстро его раскусит. — Тебе кажется, что ты всё про меня понимаешь, но я давно другая. — Зачем тебе всё это? — несколько обиженно спросил Курт. — Что «всё это»? — Мэгги посмотрела на него. — Такая убогая жизнь. — Мне кажется, что проблемы не у меня, а у тебя. Героин, жена-стерва, маленький ребёнок и шоу-бизнес, какой хочет срубить с тебя по полной программе, — расписала всё она. — Весёленькая же у тебя жизнь. — Зачем ты так? — Курту не понравился укол Мэгги. Он знал, что она стала такой острой на язык, но никогда не думал, насколько сильно в ней засела эта язвительность, похожая скорее на обиду. — Потому что я сказала правду. Твоя жена не имела право так говорить про меня. Я не твоя шавка, ясно тебе? И если надо, я скажу ей это лично. — У неё маленький ребёнок! — осадил её Курт. — А теперь это прикрытие? — её голос звучал спокойно. Её всё это, скорее всего, забавляло, а не бесило. — Мэгги… — Я не хочу ссориться, — просто сказала она, — но лучше не лезь в мою жизнь. Я не хочу всего того, что тебя окружает, а тебе диким кажется всё то, к чему я всегда так страстно стремилась. Курт сложил руки на груди. Он не узнавал её временами, и ему это ощущение неизвестности не нравилось.***
Мэгги вышла из отеля, ощущая себя настоящей предательницей. Она, по сути, ничего такого не сделала. Ну, как… Позволила себя поцеловать. Поцеловать другому мужчине впервые за два года. На её руке поблёскивало обручальное кольцо с ониксом — то самое, что было нечестно получено в семье Хосе, но это было уже не так важно. Это кольцо — символ того, что она собралась выйти замуж, совершить весьма серьёзный поступок. Она посмотрела на него, ощущая, как к горлу подкатывает тошнота. С ней случались вещи куда страшнее этого, но почему-то они не задевали её так, как сейчас. — Какое нелепое кольцо, — сказал Курт, увидев его. — Энтони сказал то же самое: видно, ревнует так же, как и ты. — Она сделала глоток воды, смотря на него поверх стакана. — Он тебя изнасиловал. — Я знаю, но я не живу с этим. — Мэгги поднялась с дивана, подошла к окну. — В этом мы с тобой отличаемся: ты таскаешь за собой все обиды, а я живу дальше. Тогда я была пьяная и запросто могла сказать «нет», а потом сдаться. — Мэгги! — Почему мы всё время должны возвращаться к этому? — вспылила она. — Потому что после этого ты вообще перестала со мной общаться, — напомнил Курт. — Думаешь, я чувствовала себя грязной или недостойной тебя? — она повернулась к нему. — Нет, мне было так же хреново, как и тогда, когда я начала понимать, что натворила своим эгоизмом. — Ты не виновата в ошибках своей матери, — продолжил гнуть свою линию Курт. — Нет, я виновата. Ты вообще не знаешь, о чём говоришь. Если думаешь, что знаешь всё о любви, то ты ошибаешься. Ты ничего в ней не понимаешь. — Мэгги сделала ещё один глоток воды — на чашке остался след её тёмной помады. — Думаешь, ты всё о ней знаешь? — спросил он, с неким вызовом смотря на неё. — Думаю, что да, — сказала она спокойно. Мэгги уже сомневалась в том, что ей нужно было проходить в отель, подниматься с Куртом в его номер. Плохая это была затея во всех смыслах этого слова. Стоило бы вообще довести его до отеля и уехать, но какой-то внутренний голос толкал её к совершенно другим поступкам. Это всё пороки — это они сейчас раззадоривали, разжигая в ней ненужные страсти. Она знала, что никогда не переживала с Куртом восхитительное единение, да и для неё не важна была дикая страсть. Мэгги не была похожа в этом на Бетти, какая просто горела сексуальностью; она и мужчин выбирала себе таких же: что Фредди, что всегда говорил о сексе как своём главном хобби, что Роберт, тот ещё знатный бабник, дамский угодник и неутолимый любовник. Но Мэгги нужно было в жизни нечто иное. Это была слишком тонкая материя, чтобы это было так просто и легко объяснить. Вряд ли Курт и Кортни понимали это. — Я думаю, что не особо. — Что ты хочешь от меня? — в ней начала уже вскипать злость. — Чёрт… Я знаю, что у нас всё могло быть иначе… — У нас? — передразнила она его. — Ты сам веришь в эти «у нас»? Ты долбил героин уже тогда, когда я, как последняя дура, смотрела тебе в глаза и ожидала, когда ты меня позовёшь к себе. Ты уже тогда променял меня на своего «белого китайца»! Ты с Кортни потому, что она даёт тебе всё это, позволяет делать всё это. — Мэгги дотронулась до кольца. — И я с Хосе потому, что он даёт мне другое. — Вы с ней во многом равны… — пробормотал Курт. — Я не она! — повысила голос Мэгги. — Я не она! Хотя бы в одном: я не рассказываю на каждом шагу, что трахалась с тобой! Я не говорю высокомерно о других. Я живу обычной жизнью. У меня квартира в Лондоне, три вельш-корги и теперь — своя ферма. Я бросила колледж и пишу роман, хотя больше я занята обычными домашним делами. А ещё у меня есть потрясающая семья, и, пусть я с детства вращаюсь в этом рок-н-ролле и знаю многих, потому что моя мама знакома с этими людьми, это не делает меня такой же, как Кортни Лав! — Мэгги… — Я прошу тебя, исчезни из моей жизни! — потребовала она. — Мэгс… — Нет, — она заплакала. Курт сначала не знал, что делать, а потом подошёл к ней, обнимая. Она поддалась ему, пусть Курт и понимал, что сейчас она, скорее всего, отступит. Он гладил её по волосам, ощущая, как она вся напряжена. Мэгги подняла на него глаза, и он провёл пальцем по её губам, а потом поцеловал. Ответ последовал не сразу же, но когда Курт ощутил её руки у себя на шее, то испытал некое облегчение. Он мог переступить и свою черту. Он же мог любить Кортни и Мэгги по-разному? Быть, как и всё может быть? Таким же, как те, кого он всегда презирал? Или всё же нет? — Нет, — она оторвалась от него. — Мэгги… — выдохнул он. — Нет! — повторила она. — Ничем хорошим всё это не закончится. Слишком мы уж разные, и хотим мы слишком разного. Чтобы прожить вместе всю жизнь, мало детских желаний или страстных искр. Нужно быть вытесанным из одного камня одним тесаком. Тогда всё выйдет. — И что общего у тебя с Хосе? — А это неважно. Мы с ним из одного камня. Как ма и па, как мои прабабушка и прадедушка, как Кармен и Чарли, как бабушка и дедушка, — Мэгги не стала раскрывать всех имен. Да, именно как Диана и Виктор, Энн и Роберт-старший, Бетти и Роберт — это они были из одного камня, но не они с Куртом. — Прости, но мне надо ехать. — К нему? — К семье. У меня вообще сестра родилась, — от этой фразы она стала улыбаться. — Что ж… — Мы больше не увидимся. — Она взяла свою сумку. — Прощай. Курт проводил её взглядом, ощущая, как ему хочется снова найти героин. Он с трудом себя сдерживал, хотя бы ради Кортни и Френсис. Мэгги села в машину, чувствуя, как её колотит дрожь. Нет, она не вернётся к этому уже никогда. Бетти была права про камни. И Курт сделан из совсем другого материала, как бы он ни хотел быть другим, постоянно ища между ними схожести. Нужно всё забыть, двигаться дальше, как бы не просто это ни было.