About a Girl

Грустная девушка, Семь месяцев назад я решил поставить себя в положение, которое требует самой высокой формы ответственности, на которую только способен пойти человек. Ответственность, которую не следует навязывать. Каждый раз, когда я смотрю телевизионное шоу, где показывают умирающих детей или истории родителей, недавно потерявших своего ребёнка, я не могу сдержать слёз. Мысль о потере ребёнка преследует меня каждый день. Я даже немного нервничаю, когда сажаю Фрэнсис в машину, опасаясь попасть в аварию. Я клянусь, что, если я когда-нибудь окажусь в подобной ситуации, которая была у тебя, я буду бороться до смерти, чтобы сохранить право обеспечивать своего ребёнка. Я сделаю всё возможное, чтобы напомнить ей, что люблю её больше, чем себя. Не потому, что это мой отцовский долг, а потому, что я хочу этого, потому что действительно люблю её. И если в итоге мы с Кортни возненавидим друг друга, то мы оба будем достаточно взрослыми и ответственными, чтобы быть любезными друг с другом, когда наш ребёнок будет рядом. Я не позволю своему ребёнку оказаться в столь странной ситуации, в которой ты жила все эти годы. Это не нормально — иметь трёх отцов. Я знаю точно, что Френсис не должна пережить всё это. Никогда. Но тебе этого никогда не понять. Всё же мы с тобой разные. И я не буду желать тебе счастья в браке. Вот не буду — и всё. Знаешь почему? Потому, что ты не будешь с ним счастлива. Он тебя не любит, а ты не любишь его. Но теперь я не смогу быть с тобой. Ради Френсис. Я не смогу быть с тобой, потому что ты сама упустила шанс. Поезд же уехал. До скорого, моя дорогая. Надеюсь, ещё свидимся. Февраль 1993 Единственными концертами, которые Nirvana отыграла в январе, были два шоу в Бразилии, организованных за сумасшедшие деньги. Шоу в Сан-Паулу собрало самую большую толпу, для которой Nirvana когда-либо играла, и от этого было несколько не по себе. Прошло много времени с тех пор, как группа репетировала последний раз, и Курт был явно не в себе. Вдобавок ко всему он смешал таблетки с алкоголем, из-за чего ему с трудом давались любые аккорды, но он так пытался гасить волнение. Наверное, Мэгги бы на это сказала, что вот именно сейчас он ничем не отличается от всех этих рокеров, какие именно по причине страхов перед растущей публикой садились на наркотики. Но Курта не долго волновало, что именно думала о нём бывшая возлюбленная. Курт был подавлен и вновь начал думать о суициде. Когда они поселились в своём многоэтажном отеле в Рио, Курт — после ссоры с Кортни — пригрозил, что выпрыгнет в окно. Его отвезли в другой отель. Остальные члены группы спали в роскошном высотном доме. Курт же жил в одноэтажном клоповнике. Трудно сказать, почему ему лезли именно такие мысли в голову, но — определённо — Кортни подливала масло в огонь; она то раздувала его уверенность в себе, то гасила её. Одно её слово могло перечеркнуть всё, а другое её слово способно было вознести его чуть ли не до небес. В тот вечер они снова поругались из-за мелочи, и в том наркотическом ударе Курт даже не понимал, в чём заключалось всё дело. Большая часть уныния Курта была оттого, что он старался держаться подальше от наркотиков, но соблазн постоянно был так велик. На гастролях, под бдительными взглядами группы и команды, он не мог просто убежать и купить наркотики, не испытывая при этом стыда. Даже когда ему удавалось ускользнуть от усиленного надзора, одним из самых больших страхов в его жизни было то, что его арестуют за покупку наркотиков и это попадёт в газеты. Одно дело, когда рок-критики предполагали, что Курт был наркоманом, ведь он всегда мог отрицать это или делать то, что обычно делал, то есть признавался в интервью, что употреблял наркотики в прошлом. Но если бы его арестовали, то никакое опровержение, которое он мог бы сфабриковать, не уменьшило бы срока его ареста. Чтобы уменьшить свою тягу к наркотикам, Курт использовал любые интоксиканты, которые только мог найти. Обычно это были таблетки или выпивка, но это была совсем ненадёжная смесь, ведь запросто можно было в любой момент прервать свою жизнь. Он помнил истории о том, как подобные игры доводили людей до печального финала, но учитывая, что в голову Курта постоянно лезли мысли о суициде, он не боялся такой гремучей и опасной смеси. Старые друзья Курта жаловались, что Кортни стала помехой их общению: иногда, когда они звонили, она бросала трубку, считая их приятелями-наркоманами и желая защитить Курта от его пороков. Впрочем, и сама Кортни не была идеалом. Она испортила отношения в группе, но Курт не мог это признать. Кортни же считала, что это всё от зависти, и снова подливала масло в огонь, над которым висел и без того кипящий котёл противоречий и страстей. Ночь в отеле, казалось, помогла, и Курт появился в студии на следующий день посвежевший и желающий потрудиться на славу. Он сыграл первую в истории версию «Heart-Shaped Box» — песни, которая была результатом сотрудничества с Кортни. Несмотря на настроение Курта в начале поездки, как только он начал запись, то тут же вышел из своей меланхолии. Их поездка в Бразилию завершилась ещё одним грандиозным концертом в Рио. Это шоу было более профессиональным, чем в Сан-Паулу, и Nirvana впервые сыграла «Heart-Shaped Box» и «Scentless Apprentice», которая растянулась на целых семнадцать минут. Когда на следующий день они прилетели домой, Курт и другие участники группы снова были в приподнятом настроении из-за предстоящих сессий для нового альбома. Всё шло хорошо. Ну, почти всё. Кортни застала его за тем, как он звонил Мэгги. Он не сразу понял, что она стоит позади и слушает всё. Но она сразу же просекла, кому он звонил. Курт тяжело сглотнул, положив трубку телефона. Она странно улыбнулась. Курт прекрасно знал, что именно сейчас значила эта улыбка, — лучше было бежать подальше отсюда, иначе они снова поругаются до того состояния, когда не останется ничего, кроме драки. — Зачем ты звонишь каждый раз этой шалаве? — холодно спросила она. — Она не шалава, — просто отрезал Курт. — Да, как она сказала, я не ровня ей. Вроде как потому, что у неё прадед и прабабка были из дворян. Но это делает её глупой курицей, которая бегает за чужим мужем! — Кортни было уже не остановить. — Мэгги не бегает за мной! — Курт ещё мог сопротивляться ей. У него пока хватало сил, но чаще всего его именно Кортни подавляла. Она первая начинала стремительное наступление, а ему просто не хватало сил, чтобы ответить так, чтобы их спор тут же закончился. Вот и сейчас всего лишь одна искорка была способна привести к целому пожару, который мог испортить всё. — Конечно, тогда почему она постоянно звонит тебе? — Это я звоню ей. Кортни было трудно в это поверить. Она думала, что он любит её и только её. Она не хотела его делить ни с кем, потому что была жуткой собственницей, не терпящей никакие компромиссы и возражения. Кортни не боялась Мэгги Данлер; она боялась, что стала для Курта способом на время забыть её. Видно, что у него это не получалось. Курт не хотел, чтобы Мэгги вышла замуж за своего нынешнего парня. Курта раздражало это. Он не желал ей счастья. Курта всё ещё заботило, что творится в жизни этой английской девчонки, которую он подцепил по своей глупости в Сиэтле. Да, именно по глупости, но Кортни прощала ему эту слабость. Прощала, потому что верила, что сможет убрать навсегда с её пути эту девчонку, этого призрака из прошлого Курта. Мэгги Данлер была именно призраком, напоминанием о том, какая могла бы быть у Курта жизнь, если бы он выбрал её. Она была ненужной тенью на не такой уж и безупречной репутации Кортни. Девчонка была слишком хороша, никто не знал, в каких скандалах она могла быть задействована. Никогда не слышали и историй про её наркотические увлечения, да и не видели её постоянно в компании разных мужчин, например беспокойных рок-звёзд. Она была полной противоположностью Кортни. И она это знала, поэтому боялась, что Курт однажды устанет от неё и захочет вернуться к этой двадцатилетней девчонке. — Ты ей звонишь? — повысила голос Кортни. — Ты каждый раз ей звонишь? Какого хрена? Ты говорил мне, что всё забыто! Она для тебя ничего не значит! А ты берёшь и продолжаешь звонить ей снова и снова! Ты опять что-то принимал? Ты пил? — Кортни… — Курт не знал, что сказать сейчас. Чаще всего в подобных стачках побеждала Кортни. Против её взрывного характера никак не получалось поставить ничего путного. — Не надо… — То есть тебе совсем нечего сказать?! — взорвалась она. — Это вообще не то, что ты думаешь. — Он ненавидел такую банальность — и вот впал в неё сам. — Это совсем другое. Я не трахаюсь с ней. И уж тем более в неё не влюблён. — Тогда почему ты постоянно ей названиваешь? — Потому что она моя отдушина. Я порой задыхаюсь в этом мире. Но ей я могу сказать всё. — Она тебя бросила, — напомнила Кортни. — Это не имеет особого значения, — просто сказал Курт. — Иди ты к чёрту! — Она схватила чашку с недопитым чаем и швырнула в него. Курт увернулся, наблюдая за тем, как осколки разлетаются по всей комнате. Кортни ушла. Нужно было радоваться, что она решила остановиться именно на этом месте, не став продолжать. Почему-то Курт был уверен: её месть будет сильна.

***

Свадебная кутерьма затягивала Мэгги, поэтому чаще приходилось бывать в Лондоне, тем более тут сейчас была Бетти, готовящаяся к туру. У неё должен был выйти альбом в мае, и вместе с Робертом они собирались отправиться в путь. Мэгги понимала, почему хотела быть рядом с матерью сейчас: наверное, только она одна могла удержать её от всякого рода безумств. — Знаешь, я беременна, — Кармен посмотрела на Мэгги. — Теперь придётся расшивать платье. — Роберт знает? — Мэгги не знала, что ей чувствовать; она была в смятении. Она понимала только одно: этот момент однажды должен был наступить, поскольку редкие браки бывают без детей. — Я говорила пока только маме. Даже Бетти ничего не сказала. Впрочем, ещё год назад она точно расстроилась бы из-за этого, а сейчас точно будет искренне рада. — Кармен откинулась на спинку кресла, смотря на Мэгги. — Ты не рада? — Нет, я просто… Мне все говорили, что теперь я останусь одна. На своей ферме. Чёрт! Прости… — Почему слова Курта и Энтони так въелись в голову? Она не могла этого понять. — Да нет, всё в порядке. Обычная предсвадебная мандражка, — Кармен спокойно улыбнулась. — Сегодня Бетти позвала на ужин. Ты пойдёшь? — Конечно, я всё равно хотела с ней поговорить о свадьбе. Осталось две недели, а я ничего не успеваю. — Не переживай, всё будет хорошо. Знаешь, что самое обидное? Я посмотрела на даты тура отца. Ребёнок появится на свет в конце сентября. Чарли не будет рядом. — Мы с Хосе будем рядом. А ещё Морин. — Мэгги сжала её руку. — А ещё я расстроилась, что и Бетти не будет рядом, — она кисло улыбнулась. — Чёрт, меня к тому же постоянно тошнит по утрам. Это точно будет мальчик, к счастью Чарли. — Я чего-то не особо уверена в таких прогнозах, — Мэгги засмеялась. — И это может быть верно, потому что тётя Холли сказала, что это, вероятней всего, будет девочка, но мы сможем проверить эту теорию только через месяц. — Кармен подхватила смех Мэгги. В Роуз-Хаусе не было привычной суеты. С тех пор как родилась Френни, многим казалось, что жизнь стала больше похожа на шкаф с разложенными по цветам вещами. Наверное, всё дело было в Фло, которая всех строила, в том числе и Роберта. А может быть, просто Бетти и Роберт настолько повзрослели… Хотя дело не в этом. Но всё равно ужин был очарователен, и, как всегда, было забавно наблюдать за Бетти и Робертом и тем, как они вели себя друг с другом. Но самое забавно случилось в конце ужина, когда Кармен сказала, что ждёт ребёнка. Бетти была рада этому, а Роберт, кажется, был в полном ступоре. Он не ожидал этого, хоть и понимал уже много лет: это всё равно когда-нибудь бы случилось. Кармен и Чарли кинулись поздравлять все — вот так и закончился ужин. — Что с ним? — спросила Мэгги. — Молодость уходит, — пошутила Бетти. — Ничего, к утру переварит новость. — Кстати, я совсем забыл. — Роберт взял с полки плоскую коробку. — Это тебе, Мэгги. — Но сегодня нет праздников, — возразила она. — В данном случае отказы не принимаются. Мэгги открыла коробку. Это была белая мантилья. Ту, что надевали в Испании на свадьбу. Так символично. — Это мантилья мамы? — спросила она. — Нет, я купил её, когда мы были в Мадриде в последний раз. Для тебя. — Хосе посмотрел на Роберта. — У нас же чисто испанская свадьба предстоит. — Не совсем, — поправила его Мэгги. — Это не считается. Мэгги помнила, как они чуть не поругались с Бетти насчёт свадебного платья. Мэгги хотела надеть платье Бетти, которое она так и не использовала по назначению, потому что свадьба неожиданно отменилась. Бетти считала это плохой идеей, потому что то платье для неё было несчастливым. Роберт видел его до венчания, потом у них умер ребёнок, а после они расстались на время. Мэгги не верила в дурные знаки. Она не была склонна к этому, потому что ей куда больше нравилась рациональность, нежели чем иррациональная сторона жизни, какой обычно жили люди, питавшиеся эмоциями и страстями. Сейчас Мэгги не злилась на Бетти. Она решила сшить простое платье, похожее на атласную комбинацию, сильно открывавшую плечи, ключицы и спину, но с юбкой-русалкой, отчего она казалась бы похожей на кинодиву тридцатых годов. — Знаешь, мне надо тебе кое-что рассказать. — Мэгги пробралась в спальню Бетти и Роберта. Роберт был ещё внизу, разговаривая о чём-то с Кармен и Чарли. Мэгги решила воспользоваться этим одиночеством матери. Фло возилась с Френни, и судя по тому, что ребёнок не плакал, то ей удалось его уложить спать. — Садись. — Бетти похлопала ладонью по кровати. — Как у тебя дела? — Знаешь, я не могу больше молчать. Я должна рассказать тебе об этом. — Она поджала губы, смотря осторожно на Бетти. — Я жила словно в забвении, а сейчас словно вспомнила про это. И я не знаю, что мне делать дальше. — Маги. — Её тёплые руки легли к Мэгги на уши, мягко обхватывая. — Что случилось с тобой? — Мама! — Она кинулась к ней на грудь, заплакав, и Бетти робко обняла её. Это было слишком больно. Даже трудно было вспоминать про это. Трудно сказать, что именно послужило спусковым курком: то ли одно из найденных писем Дианы, то ли подслушанная история в Саттон-Колдфиде о таком же вечере. Но Мэгги знала, что в тот день, оказавшись в спальне, на неё обрушился какой-то странный поток воспоминаний, который просто так никак нельзя было заглушить. Мэгги носила в себе это уже неделю и старалась держать плотину, но всё же тот день давал о себе знать. Сейчас она точно об этом знала. Диана писала своей подруге из Беркли, что любое насилие, какое бы оно ни было, можно пережить. Диана, впрочем, как и обычно, была полна светлого оптимизма. Она верила, — может, наивно, а может быть, совершенно искренне и убеждённо, — что любое страшное событие в жизни можно пережить, особенно с помощью любви и поддержки, и об этом нельзя было молчать. Весьма смелое заявление, учитывая, что письмо было датировано 1938 годом, когда женщины стыдились признаваться в подобном. Диана словно всколыхнула в ней волну воспоминаний, а потом в Саттон-Колфиде Мэгги услышала разговор двух девушек. Она зашла в дамскую комнату, чтобы привести в порядок пудру на лице и помаду, и услышала, как подружки шептались о том, как один парень уломал её на секс: и вроде не насилие, и вроде бы оно. Девушка так же ничего не помнила. Мэгги жила в этой странной, мучительной реальности все эти дни, не зная, что вообще ей делать дальше. Она понимала, что тонет, и это было не самое лучше время, учитывая, что на носу была свадьба. Её не спасал тот факт, что об этом знали Хосе и Кармен. Мэгги боялась, что открывшиеся воспоминания приведут к тому, что она не сможет выйти замуж за Хосе, бросив его у самого алтаря. — Детка, что с тобой? — Я не должна отнимать тебя у Френни, — опомнилась Мэгги. — Но ты всё так же моя дочь. То, что Френни недавно родилась, не значит, что я забыла про тебя. Я не забыла. Детка, что с тобой стряслось? — Я не знаю, с чего начать, — прошептала она. — Скажи, как есть. Иногда лучше сказать напрямик, нежели чем обходными путями. — Я… — она глотала слезы. — Энтони… он… — Мэгги, что случилось, чёрт возьми? — Бетти вряд ли теряла самообладание. Её мать слишком хорошо знала, как и когда вывести человека на ту или иную откровенность. В людях она разбиралась слишком хорошо. — Он меня изнасиловал, — выдохнула Мэгги, и ей стало намного легче. Бетти ничего не сказала. Она словно похолодела — у неё даже руки перестали быть тёплыми. Мэгги пугливо подняла на неё глаза. — Когда это случилось? — После выпускного в школе, — просто ответила Мэгги. — Почему ты мне ничего не рассказала? — Я не помнила, чёрт возьми. Я ничего не помнила. Только то, как он довёл меня до кровати, как целовал. Я была пьяна в тот вечер. — Девочка моя. — Бетти обняла её. — Как же ты жила с этим всё это время? — Я внушила себе, что ничего такого не было. Не позволяла себе думать про это как про нечто плохое, но при этом знала, что так и было. — Роберт знает? — Нет. — Мэгги оторвалась от матери. — Я не думаю, что он понял бы… — А Фредди знал? — Нет. — Я сказала это Кармен, Хосе и Курту. — Она прикусила губу. — И то Кармен и Хосе знают ту правду, что мне была удобной всё это время. Курт же куда больше понимал: у него какое-то обострённое чувство справедливости. — Ты же понимаешь, что я не смогу таить это от Роберта? У нас с ним нет никаких тайн друг от друга, тем более это касается нашей семьи. — Мама… — Мэгги хотела её уговорить, чтобы она молчала, но вряд ли Бетти будет это делать. Потерять доверие мужа для неё куда страшнее, чем даже дочери. Но Мэгги не винила её за это: может быть, у неё получилось бы лучше обо всём рассказать. — Мэгги, почему ты мне ничего не рассказала? — Они обе вздрогнули, услышав голос Роберта. Он вышел из тени. На его лицо падал свет ночника, стоявшего у кровати. — Я не думала, что ты поймёшь. Тем более вы с мамой были так увлечены своими гастролями. Я боялась спугнуть то, что между вами было. — Мэгги… — Он сел на край кровати, дотронувшись до её щеки. — Но я — не Фредди, я всегда был на твоей стороне. Мы можем… — Нет, — выдохнула она. — Это приведёт к тому, что ваши имена все будут трепать на каждом шагу, а у меня нет доказательств. Ни одного. Это было так давно, что просто нет смысла даже вспоминать. Я высказалась — и мне уже стало легче. — Давай договоримся, что ты не будешь оставаться один на один с трудностями, — попросил Роберт. — Да, — выдохнула она, пряча своё лицо у него на плече. Бетти обняла её сзади, поцеловав в макушку. — Всё будет хорошо, — прошептал Роберт. Мэгги лишь сейчас поняла, что сделала ошибку много лет тому назад, не поняв в заботе Роберта самого главного — он никогда не делил их с Бетти детей на чужих и своих. Они все для него были своими. Он сделал всё для неё, и, самое важное, сделает ещё. Как бы она ни любила Фредди, он никогда не был способен быть таким отцом, как Роберт, пусть и он сам себя всегда считал никудышным родителем. Всё же стоило походить к психиатру. Мэгги не хотела превращаться в эмоциональную развалину, надеясь, что через две недели не сбежит из-под алтаря. Хосе не заслуживал этого.