About a Girl

Грустная девушка, Мне трудно думать о том, что ты взяла и вышла замуж. Я не могу смириться с этой мыслью. Не могу всё же понять, зачем тебе это вообще надо? Он не тот человек, с которым ты смогла бы жить дальше. Я всегда тебе говорил, почему ты не сможешь с ним прожить остатки своих дней. Я уверен в этом. Хосе Морена просто ведёт тебя за своими мечтами. Ему всё равно, что ты хочешь, — его это не волнует. Он чёртов испанец, а ты — англичанка, вы просто однажды перестанете понимать друг друга. А ещё вы спешите. Да, вы спешите. И не смей говорить мне, что это я спешил, когда собрался жениться на Кортни. Это была совсем иная ситуация, это вообще про другое. Мэгги… Я не могу желать тебе счастья. Не могу и не хочу. Я хочу пожелать тебе, чтобы он не задержался в твоей жизни надолго. Надеюсь, что у вас не будет детей, потому что тогда ты не отлипнешь от него. Ты такая же, как я. Ты так же живёшь со странным чувством, что твои дети не должны познать всего того, что ты познала со своей матерью: как бы ты её ни защищала, но она, как и моя, думала всегда только о себе. Мэгги… Быстрее исправляй свою ошибку. Март 1993 — Так оставьте нас одних, — попросил Роберт, появившись в спальне. Он посмотрел на Бетти в красивом нежно-зелёном платье, потом на Морин в жёлтом костюме. Кармен ушла за букетом, поэтому её в комнате сейчас не было. Мэгги вопросительно глянула на отчима — он пожал плечами, не собираясь сию же секунду раскрывать карты. — И что же у вас за секреты? — спросила Бетти, поднимая бровь. — Самые обыкновенные. Когда они ушли, Мэгги посмотрела на своё отражение в зеркале. Платье и правда подчеркивало её хрупкую и необычную испанскую красоту, оттеняя смуглую кожу и тёмные глаза. Она дотронулась до нитки жемчуга, подаренной недавно Бетти, ощущая, как волнение начало подступать к горлу. Впервые за столь долгое время ей захотелось курнуть дури, чтобы расслабиться. Как так могло получиться, что она была на многих свадьбах и знала, что это такое, но совсем растерялась на своей собственной? Мэгги казалось, будто всё пойдёт не так, как они задумали. — Ты как? — спросил Роберт. — Все хорошо, — соврала она сначала. — Нет, я волнуюсь. — Понимаю. — Он взял её за руки, поднося сначала одну, а потом другую к губам. — В первый раз я волновался не оттого, что женился, а потому что выступал с группой, которая могла стать моим вторым домом, но не был уверен в этом до конца. Во второй раз мне казалось, что я сплю, потому что я ждал этого так долго, что не мог поверить в почти состоявшееся событие. — Не думала, что ты так переживал, когда женился на маме. — Она легко засмеялась. — Просто… — Мэгги прикусила губу, — когда мне было пятнадцать лет, то мне казалось, я поздно выйду замуж: сначала стану долго учиться, потом добиваться успеха и не сделаю столько ошибок, сколько совершила мама. — Ты не ошибка, — перебил её он. — Иногда я так думаю. — Она опустила глаза, смотря в пол. Это было жутко неправильное чувство, но до того, как родилась Френн и она искренне её полюбила, Мэгги думала, что, не будь у Бетти такой ошибки, как она, её жизнь не была бы такой витиеватой и сложной. Ей бы проще временами жилось. — Не нужно. — Он поднял за подбородок её лицо. — Правда. Я никогда не жалел, что ты есть у Бетти. Я тебя сразу полюбил, когда впервые увидел у неё дома. Ты вряд ли помнишь, как мы с тобой играли в тот день, когда мы узнали друг друга. — Почему? Я помню. — Она улыбнулась. — Помню запах твоего одеколона и что ты был певцом, иначе бы не появился у нас дома. Я помню обрывками и первый день в Дженнингсе. Я всегда любила тебя, не понимая, что делаю порой больно. — Всё будет хорошо. Ну, правда. Мэгги, если ты сомневаешься… — Я не сомневаюсь. — Она опустила глаза. — Правда. — Ты очень красивая. Хосе вообще повезло, что он встретил тебя. — Это мне повезло. — Она кинулась к нему в объятия. Роберт обнял её в ответ, целуя в макушку. — Только не плачь сейчас, а то твои чудно накрашенные глаза испортятся, — пошутил он. — Я всё думаю о том, что ты сказала Бетти тогда… — Это всегда уже будет со мной. Куда бы я ни пошла, оно будет жить во мне. Возможно, всё уйдёт, когда я возьму на руки своего ребёнка. Скажи, а мама — она долго носила в себе ту боль после смерти Ричарда? — Мэгги замолчала. — Я думаю, что её это не отпускает и сейчас, но знаю, что это её не беспокоит. — Она отняла от его груди лицо. — Ладно, нам уже пора идти. — Он глянул на часы. — Нельзя всех заставлять ждать. Они решили провести свадьбу в Аллен-Холле: как-то интерьеры восемнадцатого века больше вязались с тем торжеством, какое они с Хосе задумали. Роберт не обиделся, что они не решились, как Кармен и Чарли, праздновать свадьбу в Дженнингсе, ведь он любил поместье Виктора, пусть хозяина здесь и не было. Без него всё было уже не тем, но жизнь должна была кипеть дальше. На испанских свадьбах не было подружек невесты, крёстная мать обычно — мать жениха, а крёстный отец — отец невесты. Именно они и заменяли роли подружек невесты и шафера. Кармен, впрочем, была рада этому, а учитывая, что она была беременной и её постоянно тошнило, ей даже было в радость отсутствие таких обязанностей. Скарлетт тоже не обижалась. Брат Хосе, знавший о традициях, и не примерялся на роль шафера, пусть и многие друзья Хосе или Чарли думали изначально об этом. Пенни и Мартин всё же приехали на свадьбу. Как сказала Бетти, они, наверное, посчитали неприличным остаться дома, раз другой сын отправился в Кентербери. Увидев особняк, Пенни как-то немного растаяла; она даже к Бетти не была враждебно настроена, особенно после того, как наткнулась на неё с ребёнком на руках. Это было милое зрелище, все приходили в восторг, когда видели, как улыбается Френн. В такие моменты всё сильнее становилось ясно — она очень похожа на Роберта. Крёстная мать отвечала за выбор небольшого подарка для гостей, а крёстный отец делал то же самое для мужчин. Раньше сигареты были типичным подарком женщинам, а сигары — мужчинам; сейчас же стало модно дарить вино, зеркала, свечи. Гости не должны носить белое или чёрное, но это не касалось вечерних платьев, какие надевали уже после венчания. Они решили венчаться в церкви Святого Дунстана в Кентербери, где могло разместиться много гостей, да и отец Питер был не против того, чтобы венчать католика и протестантку, следуя не английской традиции, а именно испанской. Он пусть сначала и не захотел принимать подобное желание пары, но потом решил уступить, особенно после того, как ему пообещали апельсиновое дерево — отец Питер увлекался необычными растениями. Невеста, вместо традиционной упряжки, приехала в машине, чтобы не собирать слишком много зевак. Наверняка, это бы привлекло много внимания, ведь обычно так к церкви подъезжали или дворяне, или члены королевской семьи. Мэгги решила, что всё это будет чересчур, пусть и у её семьи хватало денег для удовлетворения любого каприза, чтобы свадьба стала похожей на сказку. Но Мэгги исходила из практичности, а как богатенькие наследницы, спешившие потратить все деньги родителя, она не хотела быть. — Так береги её теперь. Шестнадцать лет тому назад после похорон своего сына я обещал, что буду заботиться о ней как о своей дочери, и делал это как мог. — Ты хорошо это делал, — вклинилась в их разговор Мэгги. — Маги! — Роберт посмотрел на неё. — Не мешай нам говорить. Хосе, если будешь плохо о ней заботиться, то я точно вспомню про свой дробовик. — Хорошо, — согласился Хосе. — Я знаю, что вы отдаёте мне бриллиант. И я очень многим тебе обязан. — Я не об этом, — махнул Роберт. — Ладно, идёмте. На испанских свадьбах к алтарю подходят только жених и невеста. В Англии отец, или дед, или тот, кто заменяет первого за неимением родителя, ведёт невесту к алтарю, но, как объяснил Хосе, в Испании всё было несколько иначе. Роберт помог выйти ей из машины, ведь они ехали в церковь вместе, и отдал её Хосе. Одна из традиций — обмен, что по-испански называлось «arras». Во время религиозной церемонии это несколько монет, которые символизируют, что они делятся друг с другом своими финансами. Делятся — значит, друг другу доверяют. Жених и невеста обменялись обручальными кольцами. Церемония на этом закончилась. Мэгги чувствовала, как всё это время у неё стояли слёзы в глазах. С тех пор как мама вышла замуж за Роберта, она мечтала об этом. В тот день она ощутила в себе потребность стать женой Хосе, пусть они и знали друг друга так мало, но ей безумно хотелось не быть одинокой. Сейчас в ней бушевали другие чувства — вскрытые эмоции не давали спокойно существовать, пусть и доктор Стивенсон говорила, что это всё пройдёт. Спустя время пройдёт всё плохое. Мэгги испытывала смешенные чувства, и они мешали ей быть счастливой как прежде, но она была уверена, что найдёт равновесие. Ей хотелось в это верить, потому что обычно у человека ничего больше не остаётся, кроме этого. Всё же когда Хосе откинул мантилью и его тёплые губы прижались к её, она ощутила самое настоящее облегчение. Ей был почти двадцать один год, а Хосе в июне должно было исполниться двадцать шесть, они оба на пороге больших свершений, и у них всё получится. Никакая тень прошлого не может испортить будущее, потому что это лишь в нашей власти — контролировать все личные страхи. Мэгги посмотрела на Хосе и внутри неё, словно тёплое масло, стало таять счастье. Нет, не нужно думать об плохом. Та история с Энтони или то, что было с Куртом, — это всё в прошлом. — Всё в порядке? — спросил Хосе, когда они вышли из церкви. — Я просто… — Знаю, сам волнуюсь. Фотография перед входом в церковь. Кажется, между Моренами и Данлер-Плантами не было никаких противоречий, по крайне мере, в тот день. Мэгги и Хосе решили, что банкет в доме будет самым лучшим окончанием дня. В Аллен-Холле были красивые сады, но в это время года не было ещё зелёных листочков, поэтому серый сад вряд ли мог стать декорацией для свадебного торжества. Мэгги была на стольких свадьбах, что, казалось бы, всё было знакомым и понятным. Только за последнее время она посетила три свадьбы, и все роли ей уже были знакомы. Но Мэгги несколько терялась. Она всё не могла поверить, что стала женой Хосе. К ней подошла Пенни, пока Хосе не было рядом. Она посмотрела на невестку, явно сдерживая в себе очередной поток возмущения. Мэгги задрала нос, не собираясь показывать своей слабости, ведь она так и не знала, как бороться с ужасным характером Пенни. — Не думай, что я буду тебя поддерживать. Всё равно вас с Хосе ничего хорошего не ждёт. — Откуда такая уверенность? — спросила Мэгги, делая глоток шампанского. — Ты загнала его в глушь. — Мэгги на это засмеялась. Примерное то же самое говорил Курт, только он считал виноватым Хосе. Ничего удивительного, людям очень трудно понять, что порой смена обстановки — общее желание. — И вы считаете, что это плохо? — спросила она. — Я считаю, что ты лишаешь его блестящей карьеры, — сказала Пенни, бросая надменный взгляд. — Он мог работать по своей профессии или же работать дома. — Но он выбрал деревню, ферму и брак со мной, — закончила Мэгги. — Что вас так не устраивает? — Ты знаешь что. — У нас своя ферма и бар. Что ещё нужно? — Ты действительно ничего не понимаешь? — Пенни развернулась к ней. — Да, я действительно не понимаю, в чём дело. — Она допила шампанское. — Думаешь, если получила сундучок с монетами и вам подарили апельсиновое дерево, то, считай, дело в шляпе? Это далеко не так. — Ма и па давно уже купили апельсиновое дерево, но они до сих пор вместе. Простите, но мне это уже надоело; вы даже не пробовали меня узнать. До сих пор не хотите, потому что живёте в шаблонах и стереотипах. — Ты просто невоспитанная девка! — Я правнучка лорда, а про Икаса вы сами знаете. И мой отец основал американский балет, — выпалила она. Впрочем, всё равно Бетти не сможет вечно таить от всех этот факт: когда-то у неё была одноразовая связь с Баланчиным, и Мэгги была его единственной наследницей. — Ты… Ты… Мэгги не собиралась продолжать разговор. Ей это было просто не надо. Бетти всегда была права в том, что Пенни будет жить в Испании и не будет их с Хосе донимать. Они будут встречаться пару раз в пару лет — и это самое главное. Она нашла Хосе — он говорил о чём-то с Робертом. Они смеялись и обсуждали что-то весьма бурно. Мэгги подошла к нему и обняла сзади, положив голову на спину. Он не вздрогнул, лишь дотронулся до её руки, натыкаясь на обручальное кольцо. — Хорошо, что ты тут, — начал Роберт. — Мне надо с вами поговорить, пусть и момент сейчас не тот. — Мы не будем говорить про это, — возразила Мэгги. — Мэгс. — Роберт встретился с ней взглядом. — Я вообще сейчас про другое. Я хочу, чтобы Кармен, когда я уеду, жила у вас с Хосе. У тебя муж всегда трезвый на реакции. Она ждёт первого ребёнка, и ей нужна компания. — Ты ещё не скоро отправишься в путь, — отметила она. — Я знаю, но я переживаю за неё. В ту ночь перешагивая порог своей спальни, Хосе и Мэгги смеялись, на ходу допивая шампанское. В те прекрасные часы им было легко и просто друг с другом. Всё растворилось в этих нежности и потребности друг в друге. Атласное платье упало на пол — Мэгги не терпелось избавиться от всей одежды. Упав на постель, она смотрела за тем, как Хосе раздевается, не скрывая своего страстного желания. Наверное, не стоило воздерживаться эти две недели до свадьбы, но тогда не было столько эмоций — бури и огня. Раскрыв объятия для Хосе, Мэгги подалась к нему всем телом, целуя его в губы. Его возбуждённая плоть уперлась ей в бедро, Мэгги потянулась к ней, обхватывая пальцами, но у Хосе явно были иные планы. Он её мучил, заставлял страдать, просить пощады, умолять, а потом позволил оказаться на той стороне существования. Наверное, впервые за столь долгое время её накрыла именно такая волна наслаждения. Они лежали рядом, касаясь пальцами друг друга, ощущая полное удовлетворение. Мэгги не жалела, что они с Хосе так быстро решили пожениться. Кармен встречалась с Чарли четыре года, прежде чем они решили стать мужем и женой, а они были знакомы два года и уже стали супругами. Но время не имело значение: главное, что они нашли друг друга. — Ты счастлива? — спросил он. — Да. — Она легко поцеловала его в подбородок. — Я хочу, чтобы всякое прошлое теперь осталось позади. — Так и будет.

***

От Курта пытались скрывать газеты, где писали о свадьбе Мэгги. Журналисты не смогли пропустить такое событие, пусть подробностей и было слишком мало, чтобы продвигать свои суждения. Но все знали, что Курту лучше держаться подальше от всех газет. В первую неделю марта Курт и Кортни переехали в дом по адресу Лейксайд-авеню в Сиэтле. Это был современный трехэтажный дом, расположенный недалеко от озера Вашингтон, с видом на гору Рейнир и Каскадные горы. Дом был гигантским, как показалось Курту, но он был уверен, что сможет спрятаться в этом доме от всего мира, что вечно пытался оторвать от него лакомый кусочек, чтобы заработать. Дом был больше, чем все предыдущие дома Курта, вместе взятые. Они с Кортни быстро заполнили дом — целая комната стала местом для арт-студии Курта. У него теперь был серый «Вольво» 1986 года выпуска, о котором он с гордостью рассказывал друзьям так, будто это был самый безопасный в мире семейный автомобиль. Вскоре после переезда продолжительный судебный процесс Курта и Кортни со службой опеки наконец-то завершился. Пусть и они поначалу следовали указаниям суда, они всё ещё боялись, что у них могут отнять Френсис. В этой битве переезд в Сиэтл был стратегически продуманным ходом: Кортни знала, что межштатное соглашение не позволит судье Лос-Анджелеса контролировать их в Сиэтле, хотя ей хотелось жить среди шума большого города. Мэри Браун, социальный работник из Лос-Анджелеса, прилетела в Сиэтл, чтобы понаблюдать за Френсис в её новом доме. Когда она порекомендовала окружному суду закрыть дело, её решение в конце концов было принято. Френсис исполнилось семь месяцев, её законно вернули под опеку родителей, и это был самый лучший момент в жизни Курта. Возвращение дочери обошлось им недёшево, но это не имело никакого значения. — Если бы Кортни не трепалась везде, то всё было бы лучше, — как-то в студии сказал Крист. — Мне надоело, что ты постоянно её задеваешь. — Курт взялся за гитару. — Она просто… — Не твое пальто, — зачем-то сказал Крист. — Мэгги… — Она вышла замуж же. — Крист удивлённо посмотрел на друга, ведь никто не давал Курту читать газеты. — Так что можно про неё забыть. У неё там ферма, и вообще, этот испанец впился в неё, потому что отчим Мэгги сказочно богат. — То есть ты считаешь его альфонсом? — Как раз я и был против того, чтобы пользоваться благами, какие я мог взять у неё. Крист не мог понять Курта. То он счастлив, что избавился от Мэгги вовремя, то вечно ныл, что она спуталась с этим испанцем. Курт вообще находился в каком-то странном состоянии: он постоянно говорил о ненависти к себе и о том, как ему хочется от этого умереть. Трудно было к его состоянию подобрать слово депрессия, ведь Крист знал, каким был на самом деле Курт. Он страдал всегда от болей в желудке, с трудом переживал развод родителей и свои сложные отношения с отцом. Но все знали: именно противоречия с собой помогали Курту писать столь сложные и умные песни. Фраза «Я ненавижу себя и хочу умереть» уже некоторое время присутствовала в устном и письменном репертуаре Курта. Как и многие его тексты или остроты, которые он отпускал в интервью, прежде чем появиться публично, они десятки раз озвучивались в его дневнике. Эта строка впервые появилась в его записях ещё в прошлом году в списке рифмованных двустиший. Хотя Курт так и не придумал для неё рифмы, он обвёл её, как учёный, который наткнулся на революционную формулу. Он зациклился на этой фразе, рассказывая интервьюерам и друзьям, что она станет названием его следующей пластинки. В лучшем случае это было просто чёрным юмором. Но Курту все кругом только и говорили, что цензура просто не даст ему издать альбом с именно таким названием. Он долго думал, как удовлетворить свою жажду, выпустить пластинку и при этом угодить общественности, но пока путное название не пришло ему в голову. Он злился. Это ощущение пришло чуть позже. Пришло спустя пару недель после того, как Мэгги вышла замуж. Он понял, что она предала его. Оставила. Курт не хотел в это верить. Но теперь это было так. И это ещё больше вгоняло его в депрессию. Курт ненавидел себя и хотел умереть. Но ради Френсис пока держался.