About a Girl

Грустная девушка, Я был вынужден стать рок-звездой-отшельником. Никаких интервью, никаких выступлений на радио и т. д. из-за множества самопровозглашённых авторитетов в музыке, которые не музыканты, которые не вложили в рок-н-ролл ничего художественного, кроме, возможно, нескольких второсортных скучных книг о рок-н-ролле. И, самое важное, это те, кто составляет самую значительную часть женоненавистников во всех формах выражения. Я с самого начала своего первого открытия в альтернативе продумывал знакомство с «новой волной», потом с панк-роком, потом с альтернативными саундтреками современного классического рока. Никогда за годы моей осведомлённости о половой дискриминации я не видел более радикального и злобного её проявления в моей жизни, чем за два последних года. В течение многих лет я наблюдал и ждал, как стервятник, любого намека на половую дискриминацию, и я нашел её в относительно маленьких дозах по сравнению с состоянием рок-н-ролла, начиная от любимчиков критиков до Саманты Фокс просто потому, что один из членов обычно думал о ней, как о группе с членами, женатой на истеблишменте. Музыкальный успех, определён истеблишментом музыкальных писателей, а не музыкантов. В них есть что-то подозрительное! Твоя подружка также пытается закрыть тебя от меня. Говорят, ты решила прогнуться под публику. Денни поймал слухи, будто бы ты решилась писать книгу, которая будет лишена всякой оригинальности. Ты могла бы выбрать совершенно другой путь, но, конечно, ты не стала искать нечто иное. Твоя подруга — настоящий цербер, и, конечно, она тебе не сказала, что я звонил. В общем, позвони мне, как будешь готова. Думаю, что тебе будет нужно подтверждение в правильности своего выбора. Июнь 1993 Мэгги зашла в кабинет тёти Холли, чувствуя, как волнуется. Еще пару недель назад она узнала, что беременная, но всё же её точили сомнения. Это было, наверное, глупостью — отказаться от предохранения и ничего не сказать при этом Хосе. Мэгги приняла это странное решение как терапию, подумав, что она сможет таким образом вырваться из плена своих сомнений и печали. Ей было плохо с тех пор, как обнажилась для неё ужасная правда, и, какими бы все ни были аккуратными с ней, всё равно она никак не могла забыть того, что случилось в прошлом. Мэгги почему-то думала, что ребёнок поможет ей со всем разобраться после погружения в материнство и ей будет проще раствориться во всём, что связано с этим. Но она не думала, что это случится так быстро. Сначала это повергло её в шок, а потом наступило какое-то странное отупение, хотя Мэгги ещё брало сомнение, что всё же все три теста на беременность дали осечку. — Ну, что тебе сказать? — Холли посмотрела в свои бумаги. Она была потрясающей женщиной со стойким характером и ангельской внешностью. Она сама прошла через сложности материнства и понимала, с какими проблемами к ней приходили клиентки. — Всё плохо? — Ну, иногда тест показывает положительный результат, если есть гормональный сбой. Но у тебя обычная беременность. Три недели. Удивительно, что ты так рано это поняла. — Кажется, я всё последующее время буду лежать как труп, если меня уже сейчас накрыла усталость. — Мэгги поджала губы, опуская глаза. — Всё плохо? — Учитывая наследственность твоей семьи, всё не так уж и просто. Но Френни же как-то удалось родить двух здоровых детей, да и у неё не было выкидышей и замерших беременностей, но риски определённо есть, — Холли не стала ничего скрывать. — В любом случае дальше всё будет видно. Главное — больше отдыхай и не волнуйся. — Тут уж сложнее. Мама уехала, и дом опустел. — Вот лучше с неё бери пример: всю беременность спокойная как удав, несмотря на страхи. Так, сначала на анализы… И обязательно расскажи всё Хосе! Он будет рад. Придёшь ко мне чуть позже. — Тётя Холли… Я боюсь, как мама… — Мэгги осеклась. — Ну, ты моложе её, и это твоя первая беременность, так что всё чуть проще, чем ты думаешь, — она улыбнулась. — Всё, иди давай. Мэгги ехала домой в каких-то смутных чувствах. Она хотела радоваться, но у неё не получалось. Она была в смятении и, наверное, поэтому зашла в детский магазин, решив купить там тряпичную куклу для своей будущей дочери. Почему-то она была уверена, что у них с Хосе будет дочь. Трудно сказать, откуда взялось это странное чувство: это было похоже на то, когда она почувствовала, как оплодотворённая яйцеклетка прикрепилась к стенке матки. Наверное, все сказали бы, что такие вещи никак нельзя ощутить, но Мэгги почувствовала это. И вот сейчас, бродя среди игрушек для девочек, она искала ту самую куклу, которая когда-то была у Френни, но которую потеряли много лет тому назад. Она привезла её с собой из Испании, и она сидела на самом видном месте в доме. Бетти ей иногда играла, однако в четыре года её увлёк балет, и ей стало просто не до этого. Кукла так и сидела на полке в спальне Френни, а потом пропала, — скорее всего, Роберт её выбросил. Мэгги видела её на старых фотографиях, в ленте семейного архива Икаса и Данлеров. Странно, почему именно сейчас ей захотелось найти такую куклу? Она смотрела везде, надеясь найти, — а потом нашла. Мэгги почему-то только сейчас задумалась, какой именно была её бабушка и что бы она сейчас ей сказала. Она не знала ни Френни, ни Роберта. Не имела ни малейшего представления, какими они были. Лишь обрывки чужих воспоминаний, что достались ей по наследству, могли помочь составить своё представление. — Так что именно мне досталось от неё? — часто спрашивала Мэгги у Бетти. — Это сложно сказать. Мама тоже всегда боялась шаткого положения. Её это пугало и раздражало. Есть всё же в вас много общего. Мэгги вышла с куклой из магазина, завела машину и отправилась домой. Всю дорогу она была в каких-то странных чувствах. Она хотела ребёнка, при этом понимая, что это некая неизбежность в их отношениях с Хосе. В любом случае он однажды пришёл бы к мысли, что ему нужен ребёнок. Да, сейчас они были молоды и, может быть, им не был нужен кричащий младенец. Но обстоятельства складывались совсем иначе. — Что с тобой? — Хосе подал ей стакан с лимонадом. Кармен была наверху — она отдыхала, потому что стала в последнее время сильно уставать. Мэгги переживала за неё, так как Роберт оставил её здесь, чтобы она следила за Кармен. Но Мэгги думала, что у неё вообще ничего не получается. — Ничего. — Она поджала губы, смотря на свои руки. — Мэгги… — Просто я беременная, — ответила она, ожидая плохой реакции. — Это же хорошо! — Он кинулся к ней, быстро притягивая к себе. Он обнял её, но Мэгги почему-то хотелось, чтобы он отстал от неё. Наверное, всё дело было в гормонах. И вряд ли в том, что она была не рада. — Ну, что с тобой? — Мне казалось, что ты не поймёшь, — произнесла она. — Почему я не пойму? — Он посмотрел на неё, заглядывая прямо в глаза. — Я не знаю. — Ох, Маги, с тобой явно в последнее время что-то творится. — Да уж… Просто мне кажется, что некоторые вещи идут не так, как я хотела. — Ты недовольна своей жизнью? — Она услышала в его голосе лёгкую обиду. Конечно, Хосе прилагал все усилия, чтобы ей было хорошо. Ей было не в чем его упрекнуть, но ему явно сейчас стало казаться, будто Курт Кобейн был прав и Мэгги следовала за чужой мечтой. Хосе окружил её заботой, относясь понимающе к её внутренним переживаниям, предпочитая часть забот взвалить себе на плечи, чтобы ей проще было жить. На самом деле это чистой воды паразитизм, если он прилагает все усилия, а она всё недовольна. Можно всё списать на гормоны, но нельзя ими оправдать всё то, что творилось с ней в последние месяцы. Хосе тут был ни при чём. Теперь Мэгги понимала Бетти, когда она рассказывала, как ощущала, что внутри сломана, и, зацепившись за отношения с Робертом, она всё равно тонула в наркотиках и мужчинах. Но Мэгги не собиралась столь экзотичным способом всё решать. Хотя Курт бы точно это оценил. — Мэгги? — Хосе не дождался ответа — Мэгги была снова погружена в свои переживания. — Я не знаю, как затягивать раны, — тяжело выдохнула она. И в голосе было столько обречённости, что Хосе на миг потерялся. Он подошёл к ней, легко обнял и поцеловал в макушку. — Зато я знаю, как это делать. Просто на всё нужно время. Просто… Если ты не хочешь этого ребёнка, то мы можем… — Нет! — Она вырвалась из его объятий. — Я не хочу потом, как моя мама, страдать от вечных выкидышей и недоношенных детей. Нет, об этом даже не может быть и речи. Мама родила меня в двадцать лет, хоть и знала, что я — её ошибка и сломаю ей всю жизнь, но она оказалась мудрой, а может быть, дурой. Но именно я была самым важным существом для неё, пусть мне и казалось всё иначе. И я считаю, что мой ребёнок… — Наш ребёнок, — поправил её Хосе. — Да, наш ребёнок, — легко согласилась она, — будет для нас с тобой самым дорогим существом. — Маги, просто нет ничего хуже женщин, которые не хотели этого, но им пришлось родить. — Но я хотела этого. Хотела, потому что мне мой психотерапевт и Роберт сказали очень простую вещь… — Слушай, только твоя мать всегда говорила, что один ребёнок не может заменить другого. — Казалось бы, ещё чуть-чуть, и Хосе взорвётся, но этого не произошло. — Да, но в кое чём другом Роберт был. Иногда пустоту нужно заполнять любовью. — Она поцеловала его в уголок губ. — Не злись на меня. — Я не злюсь. Я просто готов в клочья порвать Энтони Фицпатрика. Чтобы его член отсох. Фредди был прав, что он сволочь, паразитирующая на всех, — его слова уже звучали воинственно и грозно. — Он знает это. Она знала, что Роберт рассказал всё Хосе, и поговаривали, что Энтони снова досталось, но не в этом было дело. Мэгги просто не хватало того, кто бы мог полностью её понять и принять такой, какой она была. Хосе был идеальным спутником жизни, и она любила его, но Мэгги боялась не стать ему идеальной женой, и это постоянно ввергало её в печаль. Вечером она позвонила Роберту. Бетти с Робертом сейчас были в туре не вместе, как сказала сама Бетти, но иногда мужчине нужно давать свободу, да и она устаёт от подозрений и ревности. Они встречались пару раз за неделю, чтобы Роберт мог увидеть Френни. Правда, новости шли несколько тревожные. Бетти изначально выбрала маленькие площадки, а Роберт — стадионы. И если к ней шли толпы людей, то у Роберта дела были не очень. Впрочем, Мэгги не собиралась наступать на больную мозоль Роберта. Ей просто нужно было с ним поговорить. — Привет, — его голос звучал несколько устало. — Как там дела? — Да всё хорошо, — сразу же отмахнулась Мэгги. — Просто у меня есть новость. — Звучит немного устрашающе. — Нет, это не страшно. Я не сказала ещё маме. Я просто… Ты там сидишь? — Я стою и пытаюсь поесть. — Мэгги сразу же подумала на пиво и вообще на девушку в номере Роберта. Не стоило исключать, что он праздно проводит время, пытаясь так заглушить свои неудачи. — Я беременная. — Ты… — Я так и думала! — выпалила она. — Я знаю, как резко ты реагируешь на такие вещи. — Мэгги… — выдохнул Роберт. — Всё в порядке. Просто я иногда бываю не готов к таким переменам. — Я знаю. — Она вздохнула. — Мне кажется… — Просто прислушайся к себе. Ты полюбишь его, я знаю, что так и будет. — Она верила ему. — Но я уже его люблю, — просто сказала она. — Вот видишь, детка, значит, всё хорошо, — его голос был таким обволакивающим и успокаивающим. — Просто… — Мы все боимся перемен. Ладно, мне уже пора. Скажешь маме потом сама, мы увидимся с ней через пять дней. — Роберт собирался прервать разговор, но Мэгги так не хотелось его отпускать. — Всё будет хорошо. — Я знаю, — хотя стопроцентной уверенности не было. Беременность могла окончиться по-разному. Мэгги это знала. Читала обо всех исходах. И её это иногда пугало. Она может умереть при родах или ребёнок; он может родиться недоношенным, или же простой выкидыш может разрушить все её планы. Мэгги всё это знала. Было столько разных развитий событий, и, как говорили в колледже, всё зависит лишь от обстоятельств. Мэгги решила пока ничего не брать в голову. Ей надо было как-то выбираться из этой меланхолии, в которой она пребывала уже несколько месяцев.

***

— Славу богу, Курт перестал звонить этой английской шавке, — как-то сказала Кортни Денни. — Хоть что-то случилось хорошее. — Мэгги Данлер вышла замуж и теперь стала Мэгги Морена, — спокойно констатировал Денни. — Я неплохо знал Роберта и успел познакомиться с Бетти. Курту бы в этой семье мало что сулило. Ему было бы тяжело ужиться именно с Робертом, хотя он умеет к себе всех располагать. — Просто признайся, что я лучше неё. — Я люблю тебя, Кортни, но иногда ты себя ведёшь как тупая стерва. Кортни ничего на это не сказала, как и Денни не сказал, что Дейв и Курт успели выяснить отношения насчёт свадьбы Мэгги. Дейв пусть и был в группе, но был совсем иным человеком. В нём не было заносчивости, никакой творческой ревности, несмотря на то, что он писал свои песни и мог стать лидером своей партии — уникальным музыкантом, что умеет играть чуть ли на всём и быть вокалистом, — а ему этого было не надо. Дейв просто любил Курта, но не хотел понимать, почему он, будучи женатым на Кортни, продолжал морочить голову той прекрасной английской девчонке, с которой они встречались однажды. Тот факт, что она лично знала Бонзо, просто приводил Дейва в восторг, и он по-хорошему ей завидовал. Но Курт был не прав. Растущее пристрастие Курта шло вразрез с усилиями Кортни завязать. В конце весны она наняла экстрасенса, чтобы тот помог ей избавиться от наркотиков. Многим идея казалась глупой, но Кортни решила, что лучше идти совершенно другим путём, чтобы уже наконец оставить позади наркотики. Курт отказался оплачивать счета экстрасенса и посмеялся над её советом, что пара должна избавиться от «всех токсинов». Он не собирался прощаться со своими пристрастиями, потому что они давно стали его отдушиной в этом мире, полным тревог и нервозности. Однако Кортни отнеслась к этому серьёзно: она попыталась бросить курить, стала каждый день пить свежевыжатый сок и ходить на встречи анонимных наркоманов. Поначалу Курт насмехался над женой, но потом стал поощрять её посещения собраний хотя бы для того, чтобы иметь больше свободного времени, чтобы закинуться. Кортни не было дома, и он мог делать всё, что душе угодно. Отвёл душу — и хорошо. Курт начал всё больше замыкаться в себе. Друзья в шутку называли его Рапунцель, потому что он очень редко выходил из своей комнаты. Венди была одной из немногих, кого он слушал, и Кортни всё чаще использовала свекровь в качестве посредника. Курт всё ещё отчаянно нуждался в материнской заботе, и по мере того, как он отдалялся от мира, впадал практически в полное состояние отрешённости. Наверное, Мэгги бы сказала, что он просто ребёнок, который никак не может повзрослеть. Однажды в пылу спора она именно так и сказала. — Ты просто не повзрослел, пусть и живёшь один. — А ты взрослая? — А я умею уже сейчас отвечать за свои поступки, — обиделась она. — Мы с тобой во многом похожи, Мэгги. Моя мама постоянно занималась собой, как и твоя. Она меняла парней, думая о них. А твоя… — А моя постоянно думала обо мне. У меня была Фло, поэтому я не испытываю ничего из того, что свойственно тебе. Венди могла успокоить его, погладив по голове и сказав, что всё будет хорошо. Бывали моменты, когда он был в комнате, пребывая в состоянии нирваны, и никто — ни Кортни, ни кто-либо другой — не мог достучаться до него, но приходила Венди, и он разрешал ей войти. Это была химическая депрессия: Курт понимал, что наркотики ведут его к пропасти, но не мог прожить без них уже ни одного дня. В семье Венди депрессия передавалась по наследству. И хотя несколько друзей Курта предлагали ему лечение, он предпочёл проигнорировать их и заняться самолечением с помощью наркотиков. По правде говоря, никому не удавалось заставить его что-либо делать: если мир Nirvana можно было бы считать маленькой нацией, то Курт был королём. Из-за страха быть изгнанным из королевства мало кто осмеливался ставить под сомнение душевное здоровье Курта. Однажды Кортни пришлось вызвать полицию. Когда прибыли офицеры, она сказала, что у них с Куртом возник спор из-за оружия в доме. Кортни выплеснула стакан сока ему в лицо, и он толкнул её, после чего повалил на пол и начал душить. Закон Сиэтла требовал, чтобы полиция арестовывала хотя бы одну из сторон любого семейного спора, — Курт и Кортни начали спорить, кто из них будет арестован, поскольку оба хотели быть удостоенными этой чести. Курт настоял на том, чтобы его посадили в тюрьму: для пассивно-агрессивного человека это была прекрасная возможность отступить эмоционально и сыграть роль мученика. Он победил. Его отвезли в Северный участок и поместили в тюрьму округа Кинг. Полиция также изъяла из дома большую коллекцию боеприпасов и оружия. Растущее напряжение между супругами дало о себе знать. Их ссоры всё чаще состояли из колкостей по поводу недостатков друг друга, и в этот день Курт выставлял напоказ своё употребление наркотиков перед Кортни и её экстрасенсом. Курт решил попробовать крэк. Он придумал большой безумный спектакль о том, как собирался приобрести и попробовать крэк стоимостью в десять долларов. Тот факт, что он употребляет наркотики в их доме, привёл Кортни в ярость, и, вместо того, чтобы выплеснуть в него стакан сока, как говорилось в полицейском отчете, она на самом деле швырнула в него соковыжималку. Это было не очень похоже на драку: физические схватки между ними заканчивались ничьей, как и их первый поединок на паркете портлендского клуба. Но Кортни всё равно позвонила в полицию, решив, что лучше отправить его в тюрьму, чем позволить ему сжечь их дом вместе с наркотиками. Он провёл в тюрьме всего три часа и был освобожден той же ночью под залог почти в тысячу долларов. Позже обвинения с него были сняты. После ареста Курт и Кортни помирились, и, как это часто случалось, эта травма сблизила их. На стене спальни Кортни написала внутри сердца: «Лучше тебе любить меня, ублюдок». Но Курт всё меньше ощущал это в себе. Он понимал, что был настоящим идиотом, когда потерял Мэгги. Но с другой стороны, не так уж и сильно она его любила, раз ушла так просто и так быстро. И тут Курт запутался.