About a Girl

Я снова была в Испании. Мне почему-то захотелось увидеть «Гернику». Не знаю, во мне видно опять говорит испанская кровь. Моя бабушка жила в бушующем Мадриде, который находился в окопах. Как говорит семейное предание, но Икаса были на стороне Франко. Та самая пятая колонна, те самые люди, на которых он рассчитывал, когда брал Мадрид. Думал, что именно они помогут взять ему город, но все оказалось намного сложнее. Как говорила прабабушка, но для Икаса — это было несмываемое пятно позора, может быть, поэтому после смерти мужа она занялась благотворительностью. Самое трагическое было в том, что голодное военное детство повлияло на мою бабушку. Я никогда не знала её, но если верить маме, то она всю жизнь носила этот отпечаток. Может быть, именно поэтому она была такой странной? Хотя если верить всем историям, то моя бабушка была странной. Она смотрела на мир, словно видя только чёрное и белое и лишь иногда цветное. Я в чём-то похожа на неё, во мне живет нечто такое. Но на меня не повлияла война или некоторое лишение. Правда я была такой же блестящей девочкой, как и бабушка. Она была дворянкой из богатой семьи, а я — дочкой рок-звезды. Но, вообще-то, это разные плоскости и материи. Я не была в стране Басков. Знаю, что они совсем странные и сильно отличаются от испанцев. Но знаю то, что впечатлило мою бабушку, когда она увидела картину в Нью-Йорке. Полотно всегда вызывало у многих разные эмоции: полные разных красок и чувств. Есть те, кто и не понимают его. Я всё думаю: а поняли ли ты? «Герника» — полотно, полное иносказаний. Например, изображение женщины с лампой в руке, возможно, было для Пикассо символом неприкосновенного священного дуба Герники, не пострадавшего после уничтожения города. Перед этим деревом испанские короли испокон веков торжественно клялись служить верой и правдой баскскому народу, и уважать те вольности, которые даровала ему корона. Согласно словам одного из очевидцев событий 1943 года, дерево стояло целым и невредимым после четырехчасового налета немецкой авиации и только ветер кружил вокруг него лепестки роз. После создания «Герники» Пикассо проживёт ещё почти сорок лет, однако именно эту картину будут называть последним его шедевром, славу которого не смогут затмить последующие творения. Художник, тем не менее, продолжит с остервенением работать. «Нужно стараться постоянно меняться. Это самое трудное и обычно не удается. Если это не получается, значит, человек перестает быть самим собой», — скажет Пикассо однажды своему молодому последователю, словно признаваясь в том, что, старея, он начинает подражать самому себе — только в молодости. По ярости и накалу страстей Гражданская война в Испании превзошла большинство войн между народами. Мне, англичанке, это мало может быть понятно, но во мне живёт ощущение, что в «Гернике» я могу найти ответы на многие свои вопросы. Жаль, что ты так не и захотел меня узнать толком. Ноябрь 1995 Мэгги выглянула в окно. Она увидела, как Хосе оставил машину у дома. Стряхнув муку с рук, она пригладила волосы. Собаки уже кинулись к двери, начав радостно прыгать, зная, что хозяин им привез что-то вкусное. Мэгги оставила всё на столе как есть, пусть и знала, что Иззи может стащит что-нибудь. У неё всегда была подобная дурная привычка, и как Мэгги не старалась, то не смогла её отучить. Она услышала, как Белла стала крутиться вокруг отца. Странно, но она всё больше стала походить на Бетти, а вернее на Диану. У нее были такие же кошачьи глаза и темные волнистые волосы, и лишь иногда в Белле можно было разглядеть черты Хосе, а тот был похож на свою мать. Белла души не чаяла в Хосе. Наверное, если бы он уехал куда-нибудь или вообще исчез, то она был рыдала неделю, настолько она не представляла своей жизни без него. Иногда Мэгги ревновала, но потом она вспомнила, какой была сама в детстве, когда думала, будто любит Фредди больше, чем Бетти. Может быть, не стоит к этому относится так остро? — Привет, — она прислонилась плечом к дверном косяку. Хосе угощал Иззи и Джека. Сегодня в их меню были куски говядины. — Мы тут пироги затеяли. — Мэгс… ты бы лучше отдыхала. — Но я всего лишь беременная, а не больная. — Да, но это ты утром такая, словно по тебе проехал танк, — напомнил он. — Ты опять отправила миссис Бенсон домой? — Ну, да, я могу справится и сама. — Что ж, пойду я сам доделаю тесто. Мэгги уже хотела ему возразить, но знала — это бесполезно. Хосе был таким человеком, которому просто необходимо быть в потоке домашних событий. Ему не хватало этого в детстве, потому что после смерти сестры мать пусть и отдала им всю любовь, но это была не той, какую он ждал. Она была хорошей помощницей отцу в бизнесе, но совсем плохой матерью, наверное, поэтому Хосе сбежал из Испании при первой же возможности, и сбежал через океан, чтобы его не могло доставать своей навязчивой опекой, которая заменяла ей любовь. Возможно, создав свою семью, Хосе хотел реализовать то, чего ему не хватало когда-то? Она часто возвращалась мысленно к Курту. Трудно было понять, почему Мэгги сравнивала Хосе с Куртом. У них ничего не было общего, правда, если верить одной психологической теории: люди всегда ищут похожие отношения. Их манит к одному и тому же психологическому типу. Хосе мало, чем был похож на Курта. Ну, если только тем, что в нем жила творческая душа. В остальном Хосе всегда поступал иначе. Он был никогда не стал пускать себе пуля в лоб, считая, будто бы смерть решить все проблемы. Хосе всегда был ответствен за тех людей, которые его окружали. В этом он был похож на Роберта, может быть, поэтому Хосе так зацепил Мэгги? — На что ты готов ради того, кого любишь? — как-то спросила Мэгги у Курта. — Ну, я готов просто их любить. Если ты про жертвы, то у меня нет ответа, — Курт стряхнул пепел с сигареты. — Хотя есть в этом нечто такое магическое, когда ради любви можно и жизнь отдать. — Такая глупость, — Мэгги отвернулась от него. — Никогда не понимала тех, кто режет вены из-за любви. — Ну, детка, ты глотала таблетки ради любви, — напомнил он. — Это было совсем другое, — сразу же оправдалась она. — По мне нет особой разницы между моими словами и твоими действиями. Это же было проявление любви, — он улыбнулся. — Ты обижаешься? — Нет, но ты делаешь неправильные выводы, — она взглянула на него. — Ты совсем меня не знаешь и мой мир не понимаешь. — Ну, хватит, — он мягко осадил ее. Впрочем, как выяснилось потом, Курт искал такой вампиризм как Кортни. Ему не хватало драмы, и в тоже время он бежал от этой драмы. — Я прекрасно тебя понимаю, мы с тобой все же родственные души. — Ты так думаешь? — она вздернула бровь. — Я знаю, — он потянулся к ней, чтобы поцеловать. От него пахло табаком и пивом. Мэгги расслабилась, но так и не поняла, что вообще есть для него любовь. Курт — всё же сложный для ребус. — Успокоилась? — Да, — согласилась она, чувствуя как внутри нее возникает снова недовольство. — Тебе не идет быть чокнутой и отмороженной девицей. — Только именно они вокруг тебя. — Мэгги! — он строго посмотрел на нее. — Они — это не ты! — Вот именно, потому что я — чёртова аристократка, — зачем-то напомнила она. — Я говорил о другом. Они не понимали друг друга. Мэгги чувствовала это с самого начала, и, сейчас, оглядываясь назад, она понимала, что даже если бы она переехала к Курту, бросив всё, итог стал бы таким же. Он снова бы позволял себя любить, а она бы предано бегала за ним. Ему было просто с ней неинтересно, и самое важное — скучно. Да, его привлекала её творческая натура, но Курт искал вечно какой-то сумбур, и только Трейси Мерендер пыталась как-то упорядочить жизнь Курта. Но она не выдержала то, во что он превращал все вокруг. И всё-таки, он был разрушителем, а не созидателем. Последние всё же могут бросить все свои грешные пристрастия. Первые же все больше тонут в своем хаосе, окончательно зарываясь в темноту. Был ли таким Хосе? Нет, конечно. Отчасти он был обычным. Его мечты никогда не касались величия, легендарности или же вечности. Ему нравились вполне обыденные вещи, и, возможно, это было плюсом, а в чём-то — минусом. Как говорит Бетти, но люди должны быть сделаны из одного теста, чтобы им хотелось жить вместе, но Мэгги была не совсем уверена, что у них с Хосе и вправду это было одно тесто. Может быть, она снова просто так сомневается? Она забеременела два месяца назад, совсем не планируя данное событие. Мэгги думала, что пока она не готова во второй раз окунутся в эту пучину материнства, но оказалось, что жизнь решила всё чуть иначе. С одной стороны хорошо, что сложилось именно так. Как сказала Кармен: «Быстрее они «отстреляются» и можно будет заняться исключительно собой». Сама Кармен тоже была в положении, правда рожать она собиралась в начале мая, радуясь, что Чарли в это время будет дома. Она смирилась с тем, что её мужа часто нет дома, как и с тем, что отец — редкий гость в её жизни в детские годы. Не стоило гневать судьбу и плакаться, потому что она сама выбрала именно такую жизнь. Мэгги снова переживала одиночество. Бетти была занята, и это не смотря на маленького ребенка. Она всё равно выпустила пластинку, а её первый сингл уже звучал из каждого утюга. Впрочем, чему тут удивляться: её мать всегда была немного чокнутой и неугомонной. Она не умела сидеть на месте, и даже материнство её не особо останавливало. Роберт прекрасно знал про это, терпел и молчал, наверное, ему просто было некуда деваться. Возможно, если бы Бетти была дома, то многое можно было спросить у неё. Мэгги же скучала по Френн и по Бобби, спасаясь тем, что постоянно ездили к Кармен, а та к ней домой, пробираясь через осенние туманы и дожди. Они с Кармен проводили время как и все мамашки, какие успели уже в юные годы обрасти потомством. Мэгги спасал лишь роман, который она писала как пьяный творец, подстегиваемый музой. Её рассказы в журналах получили теплый отклик, и издательство предложило издать сборник, пусть и небольшим тиражом. Мэгги согласилась, пусть и это было совсем не её мечты. Малая проза всегда была подобна лотерее: можно было стать кумиром миллионов, а можно просто пройти мимо успеха. Конечно, был путь всяких премий, но Мэгги понимала, что пока не доросла до этого, пусть и её агент — Марси Лей — и издатели говорили о другом. Она писала роман, который был во многом биографическим, и ей было страшно, что вдруг её знакомые за каждым персонажем узнают именно себя. Это была история девочки по именно Мадалин, которую все ласково звали Мадди. Первые главы уже понравились Марси, и она попросила продолжать дальше писать, а Мэгги решила не останавливаться, пусть и сейчас все меньше ощущала в себе сил для этого. — Ты должна продолжать это писать. — Ну, не знаю, полная ерунда как по мне получается, — Мэгги посмотрела на Марси. Марси была старше её на десять лет, но уже успела заполучить себе пару известных авторов. Марси променяла замужество на карьеру, оставив любовь всей своей жизни ради карьеры, что Мэгги всегда казалось странным. Но Марси всегда говорила, что мужчины в итоге всё равно уходят, а карьера будет служить тебе долгую жизнь. Спорное утверждение, но Мэгги молчала. — Ты опять начинаешь? Ты меня зачем наняла? — Чтобы кто-то мне сказал: я ни на что не годная, — Мэгги вздохнула. Ей бы самоуверенность рыжеволосой Марси, которая красила губы алой помадой и делала какие-то странные стрелки. Временами Мэгги завидовала Марси, но она все же не могла делать это долго. У неё была семья, а у Марси только работа да квартира с кошками. — Снова песню начинаешь? — Марси закурила. — Мэгс, ты безумна талантливая, но откуда в тебе столько неуверенности? Кто тебя будет сравнивать с матерью? Ну да, она пишет интересные тексты, но мы с тобой прекрасно знаем, что она выигрывает за счёт музыки и брака с Робертом. — Вот тут ты неправа. Мама вышла за Роберта, когда уже была звездой. — Насколько я помню, она познакомилась с ним, когда он был в зените славы. — А это другое. — Дорогая, ты и на себя посмотри, — Марси никогда особо не нравился Хосе, впрочем, и Хосе она не нравилась. — Ты могла бы добиться большего, если бы у тебя за спиной не было мужа. — В смысле? Хосе не запрещает мне заниматься тем, что я хочу, — возмутилась Мэгги. — Дорогая, любой брак — это оковы. Вон, твоя мать вышла замуж и сразу же стала такой мужней женой, — Марси всегда судила о многих вещах весьма радикально. У неё словно не было черного и белого. Все эти радикальные феминистические взгляды Мэгги даже в школе не увлекали, пусть и она читала всякого рода странные книжки. — Ты судишь по прессе, но совсем не знаешь, какой брак у Роберта и Бетти. Ни ты, ни я не смогли бы находиться в таких отношениях. Ты вон вообще выбрала работу. А мама успевает вообще все, и Роберт молчит, потому что он ее уважает и любит. Так бывает. И я так смогу. Но я не совсем уверена, что пишу нечто стоящие сейчас. — Ты вправе удалить все, — Марси стряхнула пепел с сигареты. — Но я бы продолжила. Сможешь дописать все за следующий год. — Нет, не смогу, — Марси вопросительно посмотрела на Мэгги. — Почему? — Потому что я беременна, и меня затянут совсем иные дела потом. — Опять? — недоумевала Марси. — Так получилось, — Мэгги ощутила себя виноватой. — Но у меня замечательный муж, и мне некуда спешить. — Дорогая, некоторые книги должны выходить в определённое время, чтобы их считали актуальными, — напомнила Марси. — К моему роману это не будет относится. Бетти Смит читали всегда, и не важно когда она писала свои романы. — Бетти Смит — это уже нафталин, — Марси поморщилась. — Ладно, делай, как знаешь, всё равно я не смогу тебя переубедить. Новая беременность была какой-то странной. Утром она ощущала себя, словно больной, а днем ей уже было лучше и была готова заниматься разными делами. Мэгги решила оставить школьный театр, потому что он отвлекал ее от насущных проблем, никто не стал на неё обижаться, но она обещала, будто потом ещё вернется. Холли говорила: дальше будет чуть лучше. Упадок сил — характерная особенность первого триместра беременности. Несмотря на то, что срок небольшой, а малыш по размеру напоминает крошечное зернышко, организм испытывает серьезные нагрузки. Он адаптируется к новой роли, перестраивает свою работу, чтобы подарить жизнь новому человеку. Многие процессы обмена веществ протекают намного интенсивнее, особенно это касается синтеза белков и других соединений, необходимых для формирования эмбриона. Оттого Мэгги чувствовала себя будто вечной больной, не способной на нормальную физическую активность. Конечно, это все были временные явления, и спустя пару недель будет легче, но от этой мысли лучше не становилось. — Как дела в баре? — Мэгги посмотрела на Хосе. — Всё хорошо. Я не особо рассчитываю на то, что у нас с тобой будет крупный семейный бизнес. — Почему? — Мэгс, ты хоть и вышла за мечтателя, но всё же я больше реалист, поэтому я смотрю на вещи реальными глазами, — Хосе улыбнулся. — Впрочем, меня всё устраивает. Деньги у нас есть, а остальное уже не так уж и важно. Мне, конечно, меньше везет, чем Чарли, но как есть. — Роберт вас одинаково любит. — Я про другое, — он стал раскладывать салат по тарелкам. — Про то, что у Чарли есть немного авторского права и он ездит с ним в туры? Думаешь, так будет вечно? — она прищурилась. — Роберту надоедают люди, которые часто находятся рядом с ним, если это касается работы. В один миг ему хочется чего-то нового, и тогда Чарли придется своими делами заниматься. — Не думал, что Роберт может быть таким. — Роберт может быть и не таким. Он и женщин-то раньше менял по причине того, что они ему надоедали во многом, — Мэгги отпила воды, чувствуя, как начинает беспокоится. — Ты зря завидуешь Чарли. — То есть это ему надо завидовать мне? — спросил Хосе. — Что вообще за бред? — Ты просто сам себя накручиваешь. — Как и ты постоянно накручиваешь себя. — У меня свои комплексы, — Мэгги поправила челку. — А какие могут быть у тебя? — Мой тесть — сам Роберт Плант, скажи, разве у меня не могут быть комплексы? — Мэгги на это рассмеялась. — Да зачем это тебе? — она улыбнулась. — Однако, для Кобейна это стало проблемой. Я, наверное, лишь только поэтому прошёл проверку на вшивость, потому что меня не заботило то, сколько у тебя денег и что для меня может сделать Роберт. — Ты просто не чёртов музыкант. Представляешь, вот мой дед был бы против этого. — О, мы ещё не знаем что бы сказал Роберт Данлер, если бы он познакомился со мной или Робертом, — Хосе опустил глаза, смотря в тарелку. — Я хочу просто, чтобы ты была счастлива. Мне большего и не надо было. Это была бы высшая оценка всей моей жизни. Знаешь, если однажды случится так, что я умру раньше тебя, то не сиди дома, прошлое не должно вмешиваться в жизнь. Я хочу, чтобы ты вышла ещё раз замуж и родила ребенка. — О чём ты вообще говоришь? Хосе? — Мэгги совсем не понимала, что сейчас происходит. — Ты болен? — Нет, что ты. Просто иногда задумываешься о том, какой короткой может быть жизнь. Мой друг, с которым мы учились в колледже, попал в аварию и умер. Он был моим ровесником. У него не было ни жены, ни детей. — Ты поэтому в последнее время заводишь такие странные разговоры? — Мэгги затаила дыхание. — Почему ты со мной не поделился своими переживаниями? — Я переживаю за тебя. С тех пор, как ты сказала, что ты беременна, мне было проще окружить тебя только хорошими новостями. — Хосе, какие хорошие новости? У меня мать с отчимом раз в полгода разводятся из-за очередной белеберды. Я уже привыкла к тому, что жизнь не гладкий каток, по которому так легко катится. Тем более в нашей среде так часто бывают смерти из-за глупостей. — Смерть пусть и бывает глупой, но к этому нельзя относится как к прогулке, — осадил ее Хосе. — Я знаю, — она вздохнула. — Я как-то совсем погрузилась в свои переживания. — Ну, я всегда знал, что чуткость — не совсем твоя черта. И потом, наслушавшись рассказов о твоей бабушке, я всегда мысленно представлял, кем можешь быть ты. — Я могла оказаться испорченной девицей, потому что у мамы всегда было много денег, — пошутила Мэгги. — Настолько испорченной… Я могла с парнями встречаться с тринадцати лет, а потом выскочить замуж рано. — Мэгги! — воскликнул он. — Тебя воспитали Фло и Морин. И тут уже никаких сомнений нет, что они научили тебя верным вещам. Мэгги посмотрела снова на Хосе. Зачем она вообще постоянно сравнивает его с Куртом? Она сбежала из этих отношений, потому что ощутила насколько токсичными они стали. Курт просто вытирал о неё ноги. Он не любил её, а просто терпел. Но если бы не он и её слепая любовь к этому чудику, то ей бы никогда не попался на пути Хосе. Впрочем, Мэгги не знала других отношений и мужчин, но ей казалось что в её браке всё хорошо, а слова Марси об Хосе — всего лишь зависть.