Сборник перед сном

— Будем знакомы — Иван Гончаров. Мы с Фёдором Михайловичем недавно познакомились, но уже прекрасно ладим. Надеюсь, мы поладим и с Вами, [Имя Отчество]. Мужчина добродушно улыбается, но есть нечто странное в его улыбке, как будто она нарисованная, ненастоящая. Уж ты-то много смыслила в этом: собственные эмоции под действием сильных препаратов были схожими если не абсолютно идентичными. Молчишь, недоверчиво глядя в сторону незваного гостя. Сегодня Фёдор не пришёл. Вместо него явился какой-то странный человек с перевязанной головой и целой коробкой отличного дорогого японского чая. Ты бы подумала, что он — какой-то шпион или агент больницы, подосланный к тебе в очередной раз, чтобы втереться в доверие, но краем сознания слишком хорошо осознавала, что никто такой ерундой заниматься больше не станет: не настолько уж ты важный пациент. К тому же, прошлая встреча с подобным экземпляром закончилась для него плачевно: ты запустила в него портрет своей матери, который долгое время стоял в палате на окне, мозоля глаза. Бедняга едва уклонился, но более в твои владения соваться не рисковал, видимо решив, что дело это безнадёжное. — Почему ты молчишь? Ты такая милая девушка! Фёдор много рассказывал о тебе, и я надеялся пообщаться поближе так долго! — Иван кажется обиженным, но как будто даже по-настоящему, хотя ты не была уверена до конца. — Вот и иди поболтай со своим Федором, понял? — вдруг напыщенно и сердито отвечаешь ему, продолжая с важным видом сидеть на кровати, как будто ничего вокруг тебя в тот момент не интересовало. — Если он тебя подослал ко мне, можешь проваливать. Я не нуждаюсь в новых знакомых. — Так отчего же, милейшая? — Послушай сюда, милейший. Этот твой Фёдор запер меня в психушке и обращается как с собакой. А теперь подсылает своих подхалимов. Зачем же? У меня теперь и без всяких клоунов хватает общения. — Быть не может! Фёдор говорил, что Вы совсем… — Я не одинока! — чересчур резко отвечаешь ты, чувствуя, как злость грозиться вырваться наружу. Снова эти упрёки Фёдора! Снова его глупые слова об одиночестве! Если он так сильно боялся, что ты чувствуешь себя покинутой и одинокой, то почему не пришёл сам? Зачем посылает своих крайне подозрительных знакомых? — Я много раз говорила, что больше не одинока, — продолжаешь чуть спокойнее, вздохнув полной грудью. — Хотя это определённо не Ваше дело, господин Иван Гончаров. И вот Иван уходит ни с чем. Найти с тобой общий язык — не самое простое дело. По пути к выходу его провожают тяжёлые взгляды медсестёр и врачей, которые хорошо знакомы с твоим сварливым характером. Им жаль и наплевать в одно и то же время. Жаль, потому как такой изысканный и состоятельный человек как Фёдор обратил внимание на неизлечимо душевно больную из всех людей в городе, в мире, во Вселенной. И наплевать, потому как все они давным-давно знали, чем закончится это дело: твой организм слабел с каждым днём, а галлюцинации и иллюзии только ухудшались и учащались. Определённо не положительная динамика.

***

— Зачем ты сделала это? — с поразительным спокойствием, от которого хочется блевать, спрашивает Достоевский. — Я их всех ненавижу. Они унижали меня, называли уродкой. Постоянно говорили, что я позорю их семью. — И поэтому ты сожгла дом и всех, кто в нём был? — ни нотки упрёка нет в его размеренном голосе. Он разговаривает с тобой, как с маленьким несмышлёным ребёнком, который напортачил всего лишь самую малость. — Это сделала не я. Фагот наколдовал спички и бензин, а Бегемот устроил пожар. — Если они — свита самого дьявола, на кой им спички и бензин? Его глаза хитро прищуриваются. — Ты шутишь, Фёдор? — вдруг ты звонко рассмеялась прямо ему в лицо. — Без этого было бы слишком скучно! А Воланд не любит скуку!

***

Он берёт твою руку в свою и осторожно целует с немым благоговением. Движения Достоевского всегда отличаются плавностью и лёгкостью, на них приятно смотреть и приятно их ощущать. — Завтра мы уезжаем в Японию. Ничего не говоришь в ответ. И это его тревожит. Твоя повернутая в сторону голова и нежелание отвечать бьют Фёдора в самое сердце. — Я думал, компания Ивана тебе придётся по душе. Почему ты выгнала его? — Ты что, хотел оставить меня с ним? — слегка обиженно возмущаешься ты, не поворачиваясь к Фёдору лицом. Теперь молчит он. И по этому молчанию ты сразу понимаешь, что да: он собирался поступить именно так. Но ты вновь разрушила его планы. Фёдор о такой вероятности, конечно же, догадывался. — Выгнала, потому что странный он. Всё время улыбается, а в душе — пусто настолько, что слышно звон, будто колотят половником по кастрюле. Молчание затягивается, разводя между вами небывалое напряжения. Спокойствие, которое ты всегда получала от Достоевского, начинало постепенно таять, как будто от этого очень своеобразного и скрытного человека начинало веять чем-то другим, незнакомым и неродным. — В Японии тебе будет непросто, — этими словами Фёдор словно специально усугубляет ситуацию, начиная неизбежный разговор, который ты давно предчувствовала. Конечно, ты всегда злилась на Фёдора за то, что запер тебя в четырёх стенах, но, по крайней мере, он всегда находился рядом и исправно навещал тебя каждый день, порою даже не единожды. Ты чувствовала его покровительство, его благосклонность. Но что теперь? Он решил перебросить ответственность на какого-то одинаково сумасшедшего с тобою — на Гончарова, которого ты знала всего лишь один день и не спешила принимать в свой маленький круг друзей и приятелей. Если бы Фёдор уехал, продолжила ли бы ты сбегать из психбольницы? Зная, что он не придёт, чтобы найти тебя? — Долго придумывал отговорку? Ты сейчас очень глупо выглядишь, Федя. Скажи, что ты просто устал возиться со мной. — Я не устал, — немного уязвлённо отвечает Фёдор, отводя взгляд впервые за долгое время вашего знакомства. В тот момент ты думаешь, что это признак твоей правоты, но даже не догадываешься, а поймёшь потом, что дело совсем в ином. Более глубокое и непонятное чувство для Достоевского. Ты — единственный человек, к которому он испытывает подобное. Поэтому в его мыслях не витает больше ничего, кроме как помочь тебе. Это даже не обычное «постараться», нет, он уверен, что поможет тебе обязательно, сделав подсознательно главной целью своего существования твоё спасение, не признавая того даже для себя, а особенно для других, открыто. — Ну-ну. Оттого и приходишь сюда вечерами полусонный и с затяжной усталостью в глазах? — Я привёз тебе вещи. Те, что остались, — переводит тему Фёдор, не пытаясь замаскировать свое огорчение. Он действительно разочарован тем, что ты думаешь о нем не то, что есть на самом деле, но не смеет возражать — плохая привычка в общении с душевнобольными. — Можешь выбросить, иначе попрошу Бегемота сжечь и их. — Разве коты огня не боятся? — Так он ведь не обыкновенный кот, — вдруг непроизвольно улыбаешься, вспоминая своего приятеля, посещающего тебя так же регулярно, как и Фёдор, если не чаще. За своим смехом скрываешь волнение. Переезд в Японию действительно не казался тебе простым.