***
Мариан Кросс знал, что рано или поздно выведет на тебя Апокрифа. Что его слабое место слишком угрожает всему миру, чтобы иметь весомое влияние в этой жизни. Но он ничего не мог с собою поделать. Каждый раз снова и снова возвращался к тебе, даря фальшивые надежды и мороча голову, прекрасно осознавая при этом огромный риск и безнадёжность. Ведь если хотя бы немного отойти от плана, всё может рухнуть, ввергнуть многолетние старания в бездну, обратить их в ничто. Он давно уже знал, кто именно является носителем сердца, — узнал самым первым и пока единственным. Вопрос времени, когда Апокриф найдёт тебя, но Мариан отчаянно пытался тянуть это самое время, запутывал следы месяцами, хотя тебя всегда можно было легко отыскать по прочной нити, соединяющей его сердце с твоим. В этой войне он заранее проиграл, но все ещё барахтался в ледяных водах реальности без шанса на спасение. Пусть даже ты никогда, вероятно, не оценишь его стараний и даже не узнаешь о них. Пусть даже ты теперь ничего не помнишь, и имена «Аллен», «Неа» и «Мана» для тебя лишь пустой звук. Пусть даже ты не догадываешься об обещании, которое Мариан дал тебе очень давно. Он хорошо всё помнил. Он искал тебя так долго, он ждал тебя так долго, что кажется, будто прошла целая вечность. В ту тёплую летнюю ночь Мариан был пьян в стельку. Он решил для себя, что это последняя ваша встреча, которая произошла по его желанию. Но принять это оказалось не так просто. Ведь следующий раз все-таки мог случиться: в плену у Апокрифа, в заточении Ордена или на прощальной церемонии. Ни один из этих вариантов не устраивал Кросса, и он нажрался настолько, что едва мог соображать, в какой стороне спальня, когда нёс тебя на руках к большой двуспальной кровати. Его поцелуи от этого не стали холоднее, от Кросса пахло дорогим алкоголем, который ты никогда не смогла бы себе позволить. Да и он тоже. С такими-то долгами. Ты не слышишь его слишком тихий шепот, срывающийся с губ из самого сердца, но так оно даже лучше. Пусть ты подумаешь, что это всего лишь ещё одна ночь, когда Мариан не смог сдержаться, не сумел противостоять алкоголю. Он смог. Единственное, чему он действительно не мог противостоять — ты. Ты ничего не говоришь, ничего пока ещё не чувствуешь, кроме страсти. Это потом наступят слёзы, отчаянье, проклятия и ненависть к себе за то, что позволила случиться необратимому вновь. Сейчас есть только ты и он.***
Он встретил тебя снова раньше, чем через вечность, как планировал изначально. Встретил ужасным и угрожающим твоей жизни способом, который повлёк за собой целую плеяду страшных последствий. Но самое гнусное из них — твои слёзы. Ты плакала у него на коленях, уткнувшись в белую рубашку с глубоким вырезом. Нет, ты рыдала. Если бы Мариан опоздал на минуту, всё кончилось бы для всего мира. Ты об этом, конечно же, не подозревала, но он хорошо понимал. Они нашли тебя все разом: нои, Апокриф, Орден. Как теперь защитить тебя — отличный вопрос, на который у Кросса ответа не было. Сможет ли он противостоять в одиночку всему миру? Сможет ли сохранить твою жизнь и подарить счастье, как обещал когда-то? Хоть ты больше и не помнишь. «Я буду защищать тебя ценой собственной жизни, какая бы страшная беда не случилась, какие бы тёмные времена не настали, » — тогда он не знал, что эта клятва станет роковой в его жизни. Клятва носителю Сердца. Теперь он осторожно поглаживает тебя по плечу, стараясь не обращать внимание на опухший живот, хорошо ощущающийся сквозь одежду. Его обычно грубые пальцы с нежностью касаются кончиков волос, перебирая их ласковыми движениями. Мариан слишком хорошо знает, в каком кошмаре вы оба теперь оказались. Ему негде прятаться. Тебе нечего скрывать. Битва за весь мир вот-вот разразится, а он? Он что? Думает, как спасти тебя, хотя должен спасти всех. — Пожалуйста, дай мне ещё один месяц, — вдруг сквозь слёзы шепчешь ты, отрывая Мариана от скорбных размышлений. — Или хотя бы полмесяца. Когда наш сын родится, я посчитаю твоё обещание мне исполненным. Он в ужасе застывает, сначала не воспринимая твои жестокие слова за правду. — Пожалуйста, пусть он только родится, — снова повторяешь, всхлипывая от боли. Малыш в животе начинает шевелиться, и от безнадёжности ещё сильнее хочется плакать. И только тогда Мариан начинает осознавать, что ты помнишь ваше обещание. К тебе вернулась память? О, нет. Ты по-прежнему не знала ни о каких Неа, Мане, Аллене, но помнила одну-единственную фразу и того, кто её произнёс. Сердце неприятно защемило. Он не мог больше ничего обещать тебе. В такое-то время. И всё же сказал: — Я спасу вас обоих.