Ты так давно спишь… Слишком давно для твари.
— Думаю, ты захочешь попрощаться с человеком, который хотя бы немного был тебе небезразличен. Дофламинго ничего не ответил. Проклятая Цуру вновь знала, на что давить, когда стояла перед ним, закованным в надёжные толстые цепи из кайросеки. Но он, конечно, не подал виду. Прощаться с ней? Разве дозорные не собирались забрать её вместе с ним? Ты была для него настолько обычным явлением, что он не мог вспомнить, как проводил дни, когда тебя не было рядом. И, конечно, никогда не думал, что вас когда-либо разлучат. В тебе не текла благородная кровь, ты не была известным пиратом или хоть сколько-нибудь значимым человеком в мире, но Дофламинго всё равно сделал тебя королевой. И ты никогда не заставляла его усомниться в собственном решении. Никогда не подводила, не ошибалась и не позорила его имя. Незаменимая. Ты была обозлённой на мир, но никогда не позволяла своей злости вредить людям. В тебе преобладало достоинство и некое благородство. Никто и никогда не мог подумать, откуда ты появилась на Дресс Роуз. Принцесса из дальней страны? Одна из дворян? Доффи никогда не говорил об этом никому, даже членам Семьи. Он привёз тебя на остров в один из многочисленных дней, объявив своим доверенным лицом. Никто не смел спорить с этим. Цуру оборвала его мысли. — В дань уважения [Имя] я позволю тебе сделать это. И вдруг Дофламинго напрягся. Всё его существо поразило неприятное чувство, которое он не желал называть страхом. В дань уважения? О чем говорит эта старуха? Разве такими словами не упоминают мёртвых? Нет, должно быть она просто издевается — ты определённо должна быть жива, Мугивара не стал бы убивать безгрешную девчонку, непричастную к агонии, которой была поглощена Дресс Роуз.***
— Что ты делаешь? Улыбаясь, смотришь на Дофламинго, поднимаясь с колен. — Ухаживаю за вереском. Я люблю цветы, ты ведь знаешь это, Доффи? — Ты могла бы приказать садовникам делать это. — А в чём тогда радость? Он не понимает. В его глазах это просто растения, но если подобное занятие делает тебя хотя бы немного счастливее, Дофламинго не будет спорить или возражать. Он запрещает своей семье неуважительно относиться к тебе, поэтому они тоже просто не обращают внимание на твоё увлечение. Если бы тебе несколько лет назад сказали, что однажды ты станешь королевой, ты бы приняла это за злую шутку. Доффи совсем не был похож на человека, которому нужна рядом женщина в качестве единственной супруги. Напротив, каждый день до свадьбы ты видела его в окружении множества молодых девушек, которые во всём превосходили тебя. Но ты не была против: прошлое оставило на тебе след. Ты научилась безоговорочно подчиняться, не считая себя кем-то важным и хоть сколько-нибудь значимой. Аукционы были для тебя обычным делом ровно до того момента, когда твоим новым хозяином стал Небесный Дракон. Конец. Ты восприняла это как конец. Множество раз слыша рассказы других рабов, ты понимала, чего ожидать. В худшем случае — развлекать хозяина, пока ему не надоест, в лучшем — стать прислугой в огромном доме. Тебе даже не надели наручники из кайросеки, потому что способность видеть случайную сцену из прошлого показалась хозяину безобидной и никчёмной. Всего лишь забавная игра. — Я посажу её в золотую клетку, и она будет развлекать посетителей своей чепухой! — ты услышала эти слова где-то в конце длинного коридора и непроизвольно вздрогнула. Всего лишь вещь, недочеловек — вот кем были все, кто соседствовал с тобой, рассаженные по камерам, на каждой из которых висела табличка с именем нового хозяина. Ты ожидала увидеть Небесного Дракона, который купил тебя. Но появился ОН — Донкихот Дофламинго. Ты встретилась с ним, когда сидела на полу в одиночной клетке, ожидая отправки в свой новый «дом». Этот человек сразу показался тебе странным, но величественным, хотя от него веяло аурой смерти. Ты не боялась осматривать его с головы до ног, совершенно не пряча взгляда, потому что видела в своей жизни достаточно жестокости и страха. Кроме того, никто не посмеет тронуть собственность Небесного Дракона. Но ОН посмел.***
А мы не ангелы, парень! Нет, мы не ангелы Темные твари, и сорваны планки нам.
— Твой фрукт довольно забавный. Я даже собирался сделать ставку, но подумал, что хочу сначала посмотреть на твою способность в действии. Он смотрел на тебя сквозь очки, ожидая ответа, но не получив его, насмешливо улыбаясь, продолжил: — Давай, расскажи мне что-нибудь из моего прошлого, — его голос заставлял подчиняться. — Может то, как я стал королем? Или шичибукаем? Или… Тебе потребовалось несколько секунд, чтобы видение одной из сцен его прошлого пришло в голову. И ты мгновенно перебила Дофламинго, опустив голову, озлобленно усмехнувшись. Да, то что ты собиралась озвучить, наверняка ему совсем не понравится. Но такая уж у тебя судьба — ранить людей случайными травмами из прошлого. В этом ты видела особое наслаждение — единственное, что возвышало тебя над всеми. Возможность поиздеваться, ковыряясь в воспоминаниях. Люди были неправы, очень неправы, посчитав твой фрукт лишь простым развлечением. — После смерти матери ты плакал всю ночь, обвиняя в этом весь мир. Но всем вокруг было плевать, никто не помог тебе правильно справиться с потерей. Даже твой младший брат был не на твоей стороне, жалея и оправдывая отца. Вот почему ты ненавидишь… На его лице вздулась вена. Дофламинго сжал кулаки, и ты поняла, что сильно задела его за больное место. Ты хорошо знала, что этот человек — один из правительственных пиратских псов, поэтому навредить, насмехаясь над ним, было особенно сладко. — Довольно. Замолчи. Я услышал достаточно. Вопреки своим чувствам Доффи усмехнулся. Он задал вопрос только ради развлечения, не ожидая услышать что-то важное, но полученный ответ глубоко потревожил его душу. — Ты доволен? Уходи, — неожиданно тихо, но грубо спросила ты, зная, что выйдешь сухой из воды. Твой хозяин теперь Небесный Дракон — никто из пиратов не посмеет вмешаться в твою судьбу. Дофламинго рассмеялся, взлохматив золотистые волосы. — Ты забавная. Хочешь получить свободу? Ты замерла от испуга. Свободу? Никто никогда тебе не обещал настолько пугающих вещей. Для человека, который большую часть жизни провёл в рабстве, нет ничего страшнее слова «свобода». В море возможностей можно утонуть. Среди желаний — заблудиться. В круговороте людей и новых мест — потерять себя. Сжавшись, ты приготовилась защищаться. Не имея оружия под рукой, с подавленной волей и без всякой цели существования ты готова была отстаивать своё право находиться за решеткой: потому что там ты всегда знала, чего ожидать. Побои, насмешки, другие издевательства — всего лишь обыденность для существа, вечно живущего во тьме с закрытыми глазами. Ты всегда могла открыть их, но для чего? Ведь жизнь так пуста и черна, в этом нет никакого смысла. Верить ему тоже не было смысла. Зачем подобному пирату, шичибукаю, рисковать собственной репутацией ради одной из миллионов рабов по всему миру? Зачем ставить себя под угрозу перед Небесными Драконами? Всё это казалось таким ложным и несбыточным для обычного человека. Но в его глазах ты больше не была обычным человеком. Что он почувствовал тогда? Злость? Удивление? Интерес? Всё сразу? Или нечто более глубокое и крепкое, то, для чего ещё просто не придумали названия? Конечно, в этом не было никакого смысла. Но в твоих глазах Дофламинго увидел то, чего никогда ни у кого не видел. Лишь в зеркале — в собственном отражении несколько десятков лет назад, когда был ребёнком. Всего лишь ребёнком, потерявшим самого дорогого человека — свою мать. Ты видела эту боль, ты её чувствовала, переняла. И кем он был, чтобы не вырвать тебя из лап существ, которые даже не знали, с кем имеют дело?***
— Что ты делаешь? Осторожно глядишь на него своими большими глазами, но продолжаешь идти следом. — Иду за тобой. Ты ведь видишь это? — Ты могла бы пойти, куда захочешь. — Но ты освободил меня. Мне некуда идти, поэтому теперь ответственность лежит на тебе. Ты говорила это так уверенно, будто совсем не боялась его. Кого ты видела перед собой? Одного из шичибукай, короля Дресс Роуз или… Дофламинго резко мотнул головой, отгоняя шумные навязчивые мысли. Если ты хотела пойти с ним — пусть будет так. Он знал, что из тебя получится самый преданный член семьи, которого только можно было бы держать под боком. Твои глаза сказали ему об этом. Вы были так похожи и в то же время сильно отличались друг от друга. Словно два давних врага — может ли быть кто-то преданнее давнего врага?***
Целый конвой дозорных сопровождал его на палубу. Так много лишних людей, но неожиданно они словно перестали существовать. Каждый шаг отчётливо слышался в голове — так обычно идут на казнь, услышав приговор. Мыслей никаких не было. Он не хотел быть охваченным воспоминаниями, потому что знал, что скорее всего потеряет свой величественный облик. Всё внутри чувствовало атмосферу тягости и бездушия. Дофламинго сразу заметил деревянные носилки на большом столе. Там лежало тело, накрытое белой простыней, и отчего-то Дофламинго совсем не хотел знать, чей труп скрывается под ней. Но в глубине души он уже, конечно, знал. Два офицера одновременно взяли противоположные концы простыни и медленно стянули её. Сердце Дофламинго замерло. Лицо Цуру исказилось гримасой сочувствия. Разумеется, не ему. Обычная девочка не должна была попасть под перекрёстный огонь. Но она сама решила, как следует поступить. Ведь она была королевой. — Она выпила яд, когда узнала, что всё кончено. Чтобы не сдаться в плен. Храбрая девочка. Даже на пороге смерти ты не посмела предать своего спасителя. Единственный человек, который испытал на себе его благосклонность. Всё хорошее, что было в нём, — это ты.***
— Что ты делаешь? Ты медленно повернулась к нему, отряхивая песок с подола голубого пляжного платья. — Строю замок. Хочешь присоединиться? — твоя улыбка снимает напряжение после встречи с послом из соседней страны. — Разве тебе не хватает нашего замка? — безучастно спрашивает Дофламинго, подойдя ближе. — Он безликий. Я хочу построить свой собственный. Там будет большой сад, где будут расти все виды цветов и деревьев. Как в сказке, понимаешь, Доффи? Дофламинго не понимал. Если тебе не нравился замок — ты могла бы просто сказать ему об этом. Он бы снёс его и построил новый — такой, какой ты захочешь. Какими бы фантастическими не были твои мечты, для него преград не существовало. Но он ничего не сказал. Ведь это была ты. Ты всегда знала, что делаешь.***
Он смотрел на твое мирное лицо. Даже после смерти легкая улыбка осталась на потерявших цвет губах. Дофламинго ненавидел эту твою привычку, оставшуюся после долгих лет рабства, — улыбаться, когда страшно и больно. Он думал, что обеспечил тебе жизнь в безопасности под своим крылом, больше не нужно было прятаться за масками безразличия и принятия. Он думал, что дал тебе понять, что решит любую проблему, стоит лишь сказать или хотя бы намекнуть, больше не нужно притворяться, что все хорошо. Он вообще много чего о тебе думал, но в конечном итоге это уже не так важно. Ты мертва. Ты мертва, а он все еще жив и обречен жить без тебя. Цуру наверняка позаботится о том, чтобы твоя могила никогда не была потревожена и осквернена присутствием таких людей как Дофламинго. Ты была сосредоточением всего хорошего, что было и могло быть в нем, и теперь все это навсегда останется погребенным землей — там, где им самое место. Он долго не решается прикоснуться к твоей руке — грубые пальцы привыкли к теплоте кожи, но сейчас ничего этого больше нет. Ему кажется, что ты спишь, он видел достаточно трупов, но теперь все как в первый раз. Смерть тебе идет. В глубине души, он рад, что не затянул тебя за собой в Импел Даун, такое место тебя не достойно. — Можешь прощаться с ней столько, сколько пожелаешь. Больше ее ты никогда не увидишь, — необычно тихо говорит Цуру, но для Дофламинго любое слово о тебе — самое громкое. Он забыл, что мёртвое тело не дышит, хотя убил собственными руками так много людей. Поверить, что настала твоя очередь, было трудно. Невозможно. Было бы лучше никогда не встречать тебя? Была ли ты счастлива в этот короткий миг пребывания на Дресс Роуз? Три года. Так мало времени. Оно пролетело как три дня. Но он понимал тебя. Понимал твоё решение. Кайдо убил бы тебя, стоило бы ему узнать о крахе Джокера. Ты не боялась дозорных и не боялась заключения. Единственное, что пугало тебя, — смерть от чужой руки как возвращение ушедших болезненных времён, когда решение о твоей жизни всегда принимали другие. Ты хотела сама распоряжаться своей жизнью. — И что с того? — коротко бросает Дофламинго, не отрывая взгляда от твоего мирного лица. Ему всё ещё кажется, что ты вот-вот откроешь глаза. Ни одной раны, ни одной царапины — никто не успел добраться до тебя. И никто не мог спасти тебя. — Она напоминает тебе кого-то особенного, не так ли? Если бы рядом стояла бутылка вина, Дофламинго опустошил бы её мгновенно. Воспоминания о старых кошмарах неожиданно пришли в голову, но выбросить их теперь стало почти невозможно. Ты была его вторым шансом. Единственной надеждой на спасение, которого он никогда не желал. От одной твоей улыбки огромный груз падал с его плеч. Он хотел бы сказать «ещё чего», но не смог. Ему казалось, что твоя душа всё ещё находится в теле. Если ты услышишь подобное, то наверняка расстроишься. — Похороните её в тихом месте среди цветов и деревьев подальше от Дресс Роуз. Не хочу, чтобы её ненавидели из-за меня. — Её не ненавидят. Люди сами несли цветы к месту, где мы положили её, пока были на острове. Они знают, что она — не ты. Она хороший человек. Даже после нескольких лет жизни с тобой. Дофламинго медленно обернулся. — Вот как? Так она больше не одинока?