Тебе нужна независимость,
Но ты не даешь мне тебя отпустить.
Ты хочешь прощупать почву,
И в итоге я остаюсь на пустом берегу.
Но я подожду, если ты этого хочешь,
И я дам тебе всё, что тебе нужно,
И я прожду всю жизнь, чтобы стать твоим,
Стать твоим.
Морской бриз трепал непослушные волосы, небрежно собранные в жалкое подобие косы. Пряди без конца выбивались и лезли в лицо, мешая смотреть вперед и по сторонам, но приводить причёску в порядок не было никакого желания. В конце концов, из всей команды ты всё ещё выглядела наиболее прилично: недавно стиранные и заштопанные рубаха и штаны, приемлемый запах (не ужасная вонь дешевого рома или тухлятины), вычищенные сапоги. Даже капитан уступал тебе в презентабельности, но это было не удивительно — всего пару часов назад вы вместе с Гиббсом едва вытащили его из публичного дома и приперли на корабль пьяного в стельку. Он так сильно нажрался, что спутал тебя с местной шлюхой, поэтому на Жемчужину поступил уже в бессознательном состоянии (у тебя всегда была тяжёлая рука). И вот теперь, отчалив, корабль держал курс в одному Богу известное место: перед стоянкой Джек не потрудился сообщить команде, куда он решил направиться дальше. А теперь спрашивать его было бессмысленно. Поэтому теперь Чёрную Жемчужину вела ты — её штурман, рулевой, картограф и голос разума на корабле. Управлять Жемчужиной было одним удовольствием — быстрый, легко идущий по волнам и способный к маневрам корабль. Однако это совсем не значило, что вести его может любой. Плыть по спокойному морю в заданном курсе — бесспорно не самая сложная задача, но в непогоду, в коварных течениях, проливах, в малознакомых местах или вовсе по непроложенному пути — здесь без толкового ума и ловких рук второго помощника не обойтись. — Ты уверена, что Джек не очнётся до того, как мы будем достаточно далеко? — осторожно спросил Гиббс, искоса посматривая в сторону двери, ведущей в капитанскую каюту. — Даже если очнётся, что он сделает? Я приложу его ещё раз, поспит ещё полдня, — спокойно отвечаешь ему, продолжая смотреть вперёд, держась за штурвал. — А флот? Насколько я помню, здесь частенько болтаются их корыта. Нам сейчас с ними цапаться совсем ни к чему. — Я эти места знаю как свои пять пальцев. Никто здесь нас отыскать не сможет. А даже если вдалеке заприметит, в жизни никогда Жемчужину догнать не сумеет. — Твоя правда, — мужчина обречённо вздохнул. — Только вот Джек всё равно устроит истерику, когда узнает, куда мы направляемся. Он едва ли планирует взмыть в небеса без всякого проку, просто интереса ради. — Ну, может быть, он, как и вы, захочет похвастаться тем, что сумел поднять свой корабль в воздух и побывать на Воздушном континенте. Разве это не повод для гордости? Таким до него лишь один капитан мог похвастаться. — Только он не вернулся. — Ему об этом знать не обязательно, друг мой. — Думаешь, нам повезет больше? — Ты не доверяешь мне? Гиббс долго смотрел на тебя измученным взглядом, прежде чем ответить. Конечно, черт побери, он доверял тебе! У него не было ни единого повода не делать этого! Ты была самым талантливым штурманом, которого когда-либо видел старый моряк. В чтении, нанесении карт и управлении кораблем тебе не было равных. Иногда он почти смеялся до слез, когда наблюдал за тем, как Джек ходит за тобой по палубе по пятам, дублируя распоряжения, когда сам не представлял, что делать. Вы с капитаном постоянно спорили и ругались, но несмотря на это, Гиббс часто замечал, что Джек всегда уступает тебе в вопросах, касающихся навигации. Конечно, он не делал это открыто, но ты могла понять, что твое мнение уважают. — Эх, [Имя]! Когда-нибудь моя слепая надежда на тебя сведёт нас всех в могилу! В его голосе была обреченность и мальчишечье озорство. Он знал, что отговорить тебя уже не получится, но ему не очень-то и хотелось. Если начать вспоминать, сколько всего вынесла команда за последние годы, то предстоящее приключение перестаёт казаться таким уж безбашенным. Особенно, если учесть, с каким воодушевлением команда восприняла твою идею, — все они либо напрочь отбили себе последние мозги в битве с Джонсом, либо свято верили в твою гениальность, либо всё сразу. Теперь дело оставалось за малым — доплыть до намеченного на секретной карте острова, на котором, согласно легендам, можно поймать фей, дающих пыльцу. Но до этого ещё предстояло сделать небольшую стоянку, чтобы пополнить запасы пресной воды — путь вдоль туманных берегов быстро приводил прежние в негодность. *** — Джек. — Да, дорогая? — Почему у нас на хвосте сидит британское корыто? — Откуда мне знать? Смиряешь капитана недоверчивым взглядом, в то время как он продолжает активно делать вид, что занят разглядыванием этикетки от невскрытой бутылки рома. — Они не могли случайно найти нас здесь, это не сторожевой корабль. Они явно идут по намеченному курсу. Для этих мест составлена только одна карта. Оригинал находится у меня, а копию, сделанную мной, я отдала тебе. Где она? Последняя фраза заставляет его вздрогнуть всем телом. Бутылка едва не выскользнула у него из рук. — Послушай, любовь моя, понимаешь… — заискивающе начал Джек, сняв шляпу, но быстро был прерван. — Где карта? — жесткий взгляд омыл его не хуже ледяной воды, пущенной из ведра в лицо. Джек всегда избегал твоего открытого гнева, зная, что ты редко всерьез злишься на него и почти всегда готова простить чуть позже, но теперь был уверен: ему конец. — Я клянусь, она была у меня до тех пор… — Пока ты не напился и не бросился в объятия к портовым шлюхам? — строго спрашиваешь его, медленно надвигаясь, точно мрачная туча, предвещающая бурю. Команда в ожидании прячется по углам, мысленно прикидывая, как дорого на этот раз капитану обойдется ссора с тобой. Джек решил, что оправдываться бессмысленно — ты зажала его в угол как хищная пантера жалкую зверушку, и на этот раз он действительно был очень виноват. — Ну… да… Неожиданно вырываешь из его рук шляпу и гневно швыряешь ее в сторону, устраняя последнюю защитную преграду между вами. — Ты чертов идиот! Ты понимаешь, что ты натворил? Мало того, что у тебя сперли ценнейшую карту, так она теперь еще и в руках у этих шакалов! Такой разъяренной капитан не видел тебя никогда, даже когда спутал со шлюхой. Тогда ему просто хорошо досталось, а теперь он еще и чувствовал себя полным идиотом, каким, вероятно, на самом деле и являлся. — Ну слушай, это ведь всего лишь копия, ты могла ошибиться, забыть что-нибудь дорисовать или… — Ты это меня еще и дурой выставить теперь пытаешься? — зашипела ты, едва не вцепившись Джеку в рубаху. — Еще слово и я выброшу тебя за борт! Он мгновенно отпрянул на безопасное расстояние, все еще ожидая однако, что ты в него чем-нибудь запульнешь. — Успокойся! Уже поздно ссориться! Лучше подумать, как решить проблему! Его глупая рожа вдруг настолько выбесила тебя, что ты махнула рукой и отвернулась, решив, что спорить с Джеком Воробьем не имеет и никогда не имело смысла. Тихие вдумчивые мысли начали наполнять голову и ты принялась расхаживать по палубе, отчаянно стараясь выдать какой-нибудь дельный план действий. — Почему ты не сказал мне раньше? Я бы не была так спокойна… мы специально шли не на полном ходу, чтобы дойти до места остановки вечером, но если за нами болтается враг, надо было давно уйти от него на всех парусах, тогда даже с картой они бы нас не нашли. За нами все еще преимущество — я знаю эти места и могу прокладывать любые маршруты, в то время как им придется выбирать самые простые и безопасные. — Слушай, как насчет того, чтобы приманить их поближе? — вдруг подал голос Джек, почуяв твою благосклонность. — Мне кажется, я знаю этот корабль. Если это то, о чем я думаю, можно попробовать договориться. Они ведь всё равно попрутся за нами на остров. Ты вновь посмотрела на него с огромным подозрением. — Знаешь корабль? Прямо-таки издалека? Ты что-то не договариваешь, Джек. И откуда у тебя связи во флоте? А, капитан? — Боже тебя храни, [Имя]! Я с тобой абсолютно честен! Просто доходили слухи, всякие сплетни… Сама знаешь, девки любят трещать, даже когда их слушать не хочешь! — А ты прямо уж так и не хотел! — Не важно. Сейчас мы чуть замедлимся. Я погляжу, что за корабль следует за нами. Если это тот, на который я думаю, мы радушно встретим их на берегу с засадой. Будь уверена, проблем с ними у нас не будет. — Это ты с чего так решил? — Не торопись, скоро узнаешь. Повисла тишина. Ты наблюдала за Джеком с нетерпением, а он все никак не отвечал, отчаянно всматриваясь в приближающееся судно. Выражение его лица менялось несколько раз, и невозможно было предположить, что у него на уме. — Ну, что там? — наконец спросила ты, встав рядом и попытавшись тоже разглядеть вражеский корабль. Безуспешно. И тут капитан неожиданно оживился, резко повернувшись и воодушевленно схватив тебя за плечи. — Всё, как я и думал, — торжественно провозгласил он: — Нам предстоит встреча со старыми друзьями! — и тут же тихо поправился: — Ну, наверное, только тебе. На это я и рассчитываю. Ты немедленно отстранилась, не разделив его радости. — Перестань говорить загадками, Джек. Капитан заговорщически ухмыльнулся, ещё больше насторожив тебя. — Я слышал про это, как ты его называешь, корыто. Знаешь, кто им командует? Угадаешь сама или тебе подсказать? — он выждал пару секунд, но получив в ответ тишину, продолжил сам: — Почётный член ассоциации любителей Элизабет — мистер Джеймс Норрингтон! Хотя я думаю, теперь следует считать его бывшим членом. И тут ты действительно едва не раскрыла рот от изумления. Джеймс — последний человек, которого ты хотела и ожидала увидеть ещё раз. Ну, или хотя бы так скоро. — Это что, очередная твоя неудачная шутка? — недоверчиво бормочешь, нахмурившись. Но задор Джека уже не остановить — он раздухарился, задумав что-то неладное, ты это чувствовала. — А что, ты не рада его видеть? Тем более, разве за ним должок не причитается? Твой вид стал ещё более хмурым. — Не причитается. Мы в расчёте. Джека, казалось, твой ответ ничуть не расстроил. — Жаль, — наигранно разочарованно сказал он, — это было бы вовремя. Ну, у меня есть другая идея. Ты боялась даже предположить, что это была за идея, учитывая, как сиял Джек. Если его ничуть не пугала перспектива встречи с Джеймсом Норрингтоном, то, вероятно, у подлеца была на уме очередная заварушка, которая не понравится никому, кроме него самого. И судя по тому, как капитан смотрел на тебя, ты была главной фигурой его плана. Тебе даже не удалось первой раскрыть рот, чтобы заранее выразить недовольство и побыстрее откреститься от участия в очередном безумии, Джек оборвал тебя на полуслове. — Мы отдадим тебя Джеймсу, ты сделаешь вид, что уходишь из команды к нему, они от нас отстанут, а потом ты сбежишь и снова вернешься к нам. Проще простого, смекаешь? Несколько секунд стояла полная тишина. Ты чувствовала на себе не только взгляд Джека, но и всей команды, перед которой тебе вдруг стало жутко стыдно. Утешало одно: все они понимали, насколько идиотским был план капитана, хотя и не решались выразить своё мнение открыто. В отличие от тебя. — И долго ты думал над этим гениальным планом? — прямо спрашиваешь Джека, на что он только по-деловому пожимает плечами. — Признаюсь, не очень. Хочется запустить в него бутылкой рома, которая как раз оказывается под рукой, но жаль тратить добротный алкоголь, с трудом добытый в прошлом морском сражении. — Никто в это не поверит, — сурово говоришь ты, решив воздержаться от насилия. — Я не удивлюсь, если весь мир уже в курсе, что я всегда отовсюду сбегаю. Да и чтобы я отказалась от Жемчужины? Ушла из команды? Может, другие еще на это клюнут, но Джеймс — никогда. Он ведь не идиот. — Вспомни, как он бегал за Элизабет! — восклицает Джек. — Вспомни, как ты бегал за Элизабет! — быстро упрекаешь его в ответ. Джек быстро теряет свой пыл. — Черт бы тебя побрал, забыли об этом! Но ты не собираешься отступать, желая в очередной раз ткнуть его в уязвимое место. — Элизабет! Мы должны спасти Элизабет! Ко-ко-ко-ко-ко! Собрались мне тут, ассоциация любителей Элизабет! Смотреть тошно было! Один жалче другого! Если бы не я, все подохли бы! — Ну, тут не поспоришь… — тихо соглашается Джек и сразу добавляет: — Хотя остальных можно было и не спасать… — Смотрю на тебя и думаю: спасать не стоило именно тебя! Глядишь, Жемчужина моей бы стала — сплошные плюсы! — Ах ты! Вот оно что! Давно о бунте мечтаешь? — Да если бы правда мечтала, тебя бы давно здесь не было. Вся команда с любопытством наблюдает за вашей перепалкой, делая ставки, кто одержит верх на этот раз. Все они давно привыкли к подобным спорам и давно перестали воспринимать их как нечто серьёзное. Все как один помнят, кто отправился на Край Света вслед за капитаном и кораблём, когда все остальные позорно бежали, испугавшись участи, которая была гораздо хуже смерти. В это время Джек не желал униматься, поглощенный своей блистательной идеей. — Ну, [Имя], дорогая, почему бы нам хотя бы не попытаться? От моих глаз не утаишь, наш нестарый недобрый мистер Норрингтон очевидно покинул ассоциацию любителей Элизабет именно из-за тебя! Да это все поняли! Ты ему ещё и жизнь спасла! Ты ведь изворотлива и шустра как никто из нас, чего бояться? Тебе только и нужно немного поморочить ему голову, всего-то капелька женского очарования! Он же до мозга костей джентльмен, покрутишь хвостом пару дней и смотаешься, почему нет? — он заискивающе улыбнулся, заранее зная, что обаяние на тебе не сработает. Однако ты не только не смягчилась, но и неожиданно разозлилась. — Почему? Да потому что я не портовая шлюха, Джек! — При чем здесь это? Вспомни, как Элизабет обвела нас вокруг пальца… — Я не Элизабет, Джек! У меня свои методы и свои принципы! Да, я часто болтаю всё, что у меня на уме, любыми способами стараюсь выпутаться из дерьма, в которое часто попадаю, но здесь… здесь другое дело. Похоже на откровенную подлость. Ты отвернулась от капитана, не желая продолжать бессмысленный разговор, но Джек не собирался его завершать, быстро обойдя тебя и снова представ перед тобой во всей красе. — И в чем же подлость? Охмурить мужика, чтобы помочь команде сбежать? Речь даже не об убийстве и грабеже… — Ты не поймёшь Джек. Ты слишком тупой. — Ну, а ты всё-таки постарайся мне объяснить. Ты тяжело вздохнула. — Понимаешь, я была невольным свидетелем всего того, что происходило между Джеймсом и Элизабет. Ну, как и ты. Как все. Ты, наверное, хорошо его понимаешь. Ведь тебе от этой дрянной девчонки тоже хорошенько досталось. Я не стану издеваться над человеком, над которым уже достаточно поиздевались до меня. Лицо Джека на секунду стало серьёзным, но затем вновь обрело непринуждённость. — О, мы играем в благородство? Или он тебе приглянулся? — Ты ревнуешь? — решила поиздеваться ты. — Жемчужина ревнует, — хмыкнул он явно обиженно.
***
Предаваться воспоминаниям ты не особенно любила: они жалили сердце и сбивали с трезвых мыслей. Но иногда прошлое терзало душу, вцепившись в нее, словно злобная дикая кошка, не желающая отпускать свою добычу. И ты ничего не могла с этим поделать. Злость сжигала тебя изнутри. Многие из команды заметили, что ты сильно изменилась всего за несколько дней, пока корабль стоял в пиратском пристанище, но никто не рискнул узнать напрямую, в чём дело. Все знали, что ты обожаешь стоять за штурвалом, изучать свои карты где-нибудь на свежем воздухе или просто мотаться по палубе, проверяя, все ли заняты делом и следует ли корабль намеченному курсу. Теперь ты рыскала по каютам, трюмам, укромным уголкам, почти не показываясь, передавая свои советы и указания через первого помощника мистера Гиббса. Он-то и был больше всех обеспокоен твоими переменами и не раз пытался намекнуть о них Джеку, но тот был слишком увлечен жаждой спасения своей никчемной душонки и соперничеством с новыми временными членами команды. Ты понимала, что прятаться — глупо и по-детски, но знала, что если не будешь держаться подальше от человека, которого ненавидела всей душой, то непременно набросишься на него с голыми руками, а это — последнее, чего хотелось бы устроить перед всей командой. И почему Джек позволил ему ступить на борт Жемчужины? Тебе ничего не оставалось, кроме как принять это за данность, чтобы не выглядеть идиоткой. Поэтому ты лишь молча наблюдала за тем, как перепираются другие, стараясь держаться в стороне. И всё же. Чёрная Жемчужина не была настолько велика, чтобы затеряться на ней и никогда не пересекаться с человеком, которого ты для себя счел неугодным. Тем более ты была вторым помощником на корабле. И, чёрт побери, временами ты чувствовала на себе обжигающий взгляд, понимала, что за тобой и твоими действиями наблюдают. И было понятно, почему. По крайней мере, ты догадывалась. Однако игра в гляделки никогда не перерастала в открытое противостояние. До определённого момента. Небольшая высадка в торговой деревеньке, где Джек собирался добыть информацию, грозилась вылиться в неприятный конфликт. Проклятый капитан прихватил с собой старпома, оставив тебя за главную на Жемчужине, и исчез на несколько часов, явно угодив в какую-то западню. Элизабет давала мало надежды на прояснение ситуации и, по правде говоря, не внушала тебе ни капли доверия с самого начала вашего знакомства. Вот почему ты решила сделать ставку на Джека, дав ему в запас ещё час, прежде чем по-настоящему начать бить тревогу и послать кое-кого из команды, кому ты доверяла, на разведку. Однако излишняя суета на палубе заставила тебя напрячься. Обернувшись, ты заметила, что кое-кто, казалось, собирался проигнорировать твой четкий приказ оставаться на местах. Набрав в лёгкие побольше воздуха, преграждаешь ему путь, стараясь не позволять глубоким эмоциям влиять на поведение. Джеймс останавливается, безразлично глядя на тебя, как будто ты была никем, камнем, попавшимся ему под ноги. Но за сосредоточенным суровым лицом можно заметить нетерпение и легкое раздражение. Притворяться как прежде хорошо ему больше не удавалось. И всё же злость вновь заструилась по венам. Этот человек принес тебе так много боли, а теперь собирался ни во что тебя ни ставить на корабле твоего капитана? — Я приказала тебе остаться, — негромко, но чётко говоришь ему, глядя в глаза: — Пока ты здесь, на борту Жемчужины, ты являешься частью команды. Как второй помощник, я отвечаю за каждого члена команды, а значит, и за тебя тоже. Поэтому будь добр, подчиняйся. И никакой самодеятельности. Ты и сама удивилась, с каким достоинством прозвучали эти слова, учитывая внутреннее напряжение и желание выплеснуть давно копившуюся злобу. Лицо Джеймса расслабилось: ему неожиданно сделалось смешно. — Да ладно тебе. Не делай вид, что тебе есть дело до меня, — небрежно сказал он, с вызовом глядя на тебя. Вы подошли к весьма деликатной теме. И ты решила, что не станешь держать язык за зубами, раз уж выдался шанс. — В отличие от тебя, я действительно забочусь о каждом члене своей команды. Мне не все равно, что с ними будет, лишь бы угнаться за сомнительной жаждой справедливости. В глазах Норрингтона сверкнуло понимание. Конечно, он понял, куда ты метила. Конечно… Твои слова задели его больше, чем ему хотелось бы. Джеймс нахмурился. Ты вдруг подумала, что если бы не была женщиной, он вызвал бы тебя на поединок прямо сейчас. — Должен сказать, что Вы к тому случаю имеете прямое отношение, — он повысил голос, неожиданно перейдя на уважительный тон: — Не думаю, что нам стоит сейчас говорить об этом. Да, ты знала, что не стоит. Но его слова задели тебя за живое в ответ. Ярость, удерживаемая огромной силой воли, вдруг вырвалась, изливаясь потоками яда, словно лава из жерла вулкана. Дыхание сбилось, кровь подступила к лицу. — Так ты винишь меня в случившемся? У тебя хватает на это совести? — зашипела ты, словно змея, готовящаяся к броску: — Да, я вела Жемчужину сквозь шторм, но решение следовать за нами принял ты. Ты поступил неразумно. Ты навлёк несчастье на всю команду. И если кто-то из нас двоих имеет право ненавидеть другого, так это я. Ты отнял у меня самое дорогое. То, ради чего я прошла долгий путь моряка. Хочешь узнать? — голос едва не сорвался от потока желчи, коим ты его пропитала. На корабле стояла тишина. Ни единого звука, шороха — всё словно умерло. Многие видели тебя в ярости раньше, но такой свирепой и ядовитой, точно огнедышащий дракон, — никогда. Джеймс невольно сделал шаг назад: он тоже никогда в своей жизни не имел несчастья встречаться лицом к лицу с сердитой женщиной. Тем более с такой, как ты. И, словно почуяв, что мужчина дал слабину, твой пыл лишь принялся нарастать. Тонкая, но невероятно цепкая девичья рука схватила его за ворот и дёрнула на себя, заставив рвано вздохнуть. — У тебя в подчинении уже немало времени служил мой старший брат. И в тот роковой день он был с тобой на том самом корабле. Продолжать мне не стоит, верно? Ты сам знаешь, что было, — воспоминания о том роковом дне вновь встряхнули душу, заставив слёзы собраться в уголках глаз, и ты отступила назад, с вызовом посмотрев на Норрингтона: — Так что скажешь, Джеймс? Действительно ли ты так хорош, что достоин вернуть себе титул? Или во флоте нынче все у руля такие? Последнее слово сорвалось с губ так тяжело и отчаянно, что хотелось схватить первое, что подвернется под руку, и бросить перед собой от неразделенной злобы. Но как назло ничего рядом не было. Ты не хотела устраивать представления, но всё же устроила его, а потому на душе стало как-то по особенному гадко, хоть давняя обида и невысказанные эмоции и нашли наконец свободу. И всего было хуже то, что Джеймс молчал, как будто утратил дар речи и все свои прежние доводы. Он даже отвёл взгляд в сторону, не выдержав давления, но не ушёл, будто бы ожидая очередной волны гнева, которая должна на него обрушиться. Но молчала и ты. Конечно, тебе было хорошо известно, что твой оппонент джентльмен до мозга костей, даже если судьба занесла его на пиратский корабль. Но ты ожидала, что он даст тебе достойный отпор, хотя бы попробует оправдаться или заткнуть тебя. Но… нет. Напряжённое молчание повисло между вами. Ты смотрела на Джеймса выжидающе, словно стервятник: когда же он скажет хоть что-нибудь. Да хоть пошлёт тебя к чёртовой матери! Хоть какая-нибудь здравая реакция. Наблюдая за меняющимся выражением его лица, ты постепенно осознавала, что загнала его в угол. Всё то время, пока он был на борту Жемчужины, ты считала его котом, а на деле кошкой оказалась ты, мигом обратив его в мышь, абсолютно безоружную перед когтистыми лапами и хитрым умом. — Твой брат… его звали Питер, верно? — вдруг говорит Джеймс нарочно тихо, чтобы никто из подслушивающих не мог услышать. Твоё сердце вздрагивает при упоминании имени, которое ты слышала в последний раз так давно. Слегка оглянувшись, понимаешь, что вокруг действительно слишком много лишних ушей. Жестом предлагаешь Джеймсу сойти с корабля ненадолго, и он соглашается. — Как ты узнал? — стараясь скрыть интерес, с осторожностью спрашиваешь его, сложив руки возле груди. Шум вокруг заглушает ваши голоса. Ты по-прежнему смотришь на Джеймса как на давнего врага, но он отчего-то кажется тебе более расслабленным. — Когда ты сказала, что твой брат был на моем корабле, я сразу подумал о нем. Ты на него как две капли воды похожа. Не только внешне. Я долго думал, кого ты мне напоминаешь. Теперь стало ясно. Ты не знала, что на это сказать. Вновь наброситься на него с обвинениями? Да что толку теперь? Ты и сама чувствовала себя виноватой, эта мысль терзала тебя каждый божий день с тех пор, как ты узнала, что Питер служил на том проклятом корабле. Ты была той, кто вел Жемчужину в тот роковой шторм, Джеймс — тем, кто отдал приказ пытаться за тобою угнаться. Это теперь, зная тебя лично, он хорошо понимает, насколько глупой была та затея. Преследовать тебя? На Жемчужине? Только идиот на это решится. Это теперь, зная его лично, ты хорошо понимаешь, что стоило придумать другой план. Не бросать корабль Джеймса на растерзание буре и волнам. Но разве ты тогда знала, что Питер там? Горькая мысль пожирала твоё сердце беспощадно. Ты вдруг посмотрела на него с горечью и тоскою. — Не хочу больше с тобой говорить. Тошно. Возвращайся на борт и забудь про торгашей, Джек с ними сам разберется, ему не впервой по морде от них получать. Ты развернулась и сделала шаг, собираясь уйти, но тихий голос позади заставил тебя замереть на мгновение. — Питер был отличным моряком. И человеком. Мне жаль. Помолчав немного, не решаешься обернуться. — Твоя жалость мне не вернет брата. И уходишь.***
— А ты никогда не рассказывала, что у тебя был брат, — между делом заметил мистер Гиббс, когда нашёл тебя одиноко сидящей на палубе вдали от пьянствующей команды. Он осторожно присел рядом, облокотившись спиной о невысокую бочку. — А зачем? — не отрывая взгляда от линии горизонта, спрашиваешь его: — Что бы вы подумали, зная, что у меня брат во флоте… был. — Иногда неплохо бывает с кем-нибудь поделиться мыслями. Я слышал, ты сделала это не самым лучшим образом. Ты посмотрела на него с удивлением, но быстро поняла, что он имеет в виду. — Наехала на этого урода? Поделом ему. Повезло, что целым остался. Мистер Гиббс, конечно, тактично промолчал. Более всего он не хотел, чтобы ты наживала себе врагов во флоте, особенно таких серьёзных, как ваш нынешний попутчик. Кто знал, чем может обернуться твоя буйная ненависть? Старпом знал о произошедшем лишь с чужих слов и подозревал, что они были приукрашены, но всё же опасался за твою скромную, но невероятно ценную для команды персону. Ты и без того была довольно известной персоной в Порт Ройале — второй после своего капитана. При любой удобной возможности тебя обязательно схватят. И хотя до сего часа тебе всегда удавалось успешно сбежать прямо из-под носа у блюстителей закона, никогда не знаешь, что ждет впереди. — Мой брат Питер с малых лет увлекался морем и кораблями и знал, что поступит в военно-морскую академию. Мы с ним постоянно играли вместе. Рисовали карты, строили деревянные модельки кораблей, исследовали берег и близлежащие небольшие полуострова. Наш отец был моряком. Когда мы немного подросли, он приехал, чтобы забрать Питера с собой в море. И я решила, что тоже не буду сидеть одна сложа руки. Так как в академию для меня путь был заказан, я решила пойти другим путём. Отрезала волосы, переоделась в мальчишку, сбежала из дома и пошла наниматься в юнги. Никто меня брать, конечно же, не хотел, но один капитан понял, кто я такая, но не подал виду и взял меня на борт торгового корабля. Там меня обучили читать и рисовать карты. Через несколько лет мы с Питером встретились в городе. Он был… в шоке, не узнал меня сначала. А сам он так повзрослел, и форма новая ему была очень к лицу. Несколько дней мы с ним поболтались вместе, за ним толпа девок уже бегала тогда. Хорошо, что я ещё тогда под поцана косила, а то бы меня заклевали. Пообещал мне, что встретимся в море… — Судьба и впрямь дрянная штука, — рука старпома мягко похлопала тебя по плечу, и ты едва заметно улыбнулась. — Да. И кэп мой… и ребята… Я ведь тогда и думать не думала, что стану пиратом. Столько лет мы плавали торговым судном, столько лет я радовалась, что становлюсь настоящим моряком. Что брат будет мною гордиться. А потом эти чертовы пираты напали на нас и убили шестерых. Пришлось в спешке набрать новых, чтобы доставить груз ко времени. И чего ради? Чтобы те новенькие тоже оказались пиратами? А ведь мы и не подозревали, ели, пили с ними за одним столом. А потом через полгода они и кэпа, и старпома решили убить, а корабль и ценные карты себе присвоить. Да вот пользоваться ничем этим никто из них как надо не умел, только за тем меня в живых и оставили. Несколько лет я водила корабль, строя планы, как бы его у гнусных пиратов оттяпать, пока мы не попали в шторм и не нарвались на Дэйви Джонса. Мистер Гиббс вздрогнул, стоило тебе лишь упомянуть злосчастное имя, но для тебя оно имело свой оттенок ужаса и несчастья. Ты хорошо помнила свою первую встречу с Летучим Голландцем. Она в одночасье ознаменовало для тебя конец прежней жизни и начало новой. Испытанное и пережитое тогда ты не пожелала бы никому, но именно оно привело тебя на ту дорогу, на которой ты сейчас стояла.***
Даже в страшном сне ты не могла себе представить, что когда-нибудь воочию увидишь корабль-призрак. Это был конец. Никаких шансов спастись от него, не в шторм, не с тупыми пиратами на борту в качестве команды. Страшные монстры, напоминающие чудовища с океанских глубин, с нетерпением ожидали приказа взять ваш корабль. Ты не была уверена, что справишься хотя бы с одним из них. Да и стоило ли? Схватившись за штурвал, словно он был твоей единственной надеждой на спасение, ты едва сдерживала крики ужаса. Всё тело дрожало. Зимняя Гроза прошла чрез огромную волну носом, заставив тебя подпрыгнуть и наглотаться солёной воды, хлынувшей через борт. Ты едва удержалась на ногах, но не оставила корабль в одиночестве противостоять стихии и Голландцу в неравном бою. Тут же правый борт накренился, но ты не смогла разглядеть причины — глаза слезились и заплыли от попавшей в них соли. — Убить всех! — послышался сквозь пелену дождя чужой хриплый голос. — Привести ко мне только того мальчишку, что вел корабль! С ужасом понимаешь, что говорят про тебя. Тут же повсюду слышатся крики: началось. Кровь залила палубу любимого корабля. Зимняя Гроза вновь качнулась, но ты лишь сильнее схватилась за штурвал, понимая уже, что любые попытки сделать хоть что-нибудь бесполезны. Когда зрение постепенно проясняется, протираешь мокрым от дождя рукавом глаза и едва ли не задыхаешься от увиденного: палуба утопает в мертвых телах и крови, чудовища с Голландца рыщут и добивают раненых, насмехаясь над побеждёнными людьми. И вот один из них смотрит прямо на тебя, а потом в две секунды оказывается рядом и резко хватает за шиворот. — Капитан велел притащить тебя живым, — небрежно бросает он, явно недовольный тем, что кого-то придётся оставить в живых, а потом тащит за собой на Голландец, словно мешок со снастями. На борту корабля-призрака отчетливо видишь, насколько жалко выглядит Зимняя Гроза, вероятно, в свои последние часы. Ты никогда не думала, что такой славный корабль закончит свою жизнь так… и уж тем более без тебя на борту. Но думать об этом долго тебе не позволили. Тебя бросили в ноги кому-то, кто, как ты сразу поняла, был Дэйви Джонсом. Тебе не нужно было даже видеть, и ты боялась поднять голову, чтобы посмотреть. Зачем он вообще пощадил тебя? И пощадил ли? Что ему нужно? Наверняка какие-нибудь карты, сокровища… но ведь он сам так долго ходит по морям… на что ему эти карты? Для его корабля нет преград, да и сам капитан — сплошная кладезь знаний. На что ему ты? Жалкая девчонка, косящая под пацана? — Ты стоял у штурвала всё время? — спросил грозный голос, и ты невольно вздрогнула. Набравшись храбрости, такой, которая в тебе только имелась, ты подняла голову и наконец посмотрела на капитана Голландца: — Да, я. — Чтобы какой-то мальчишка так управлялся с кораблём в таком возрасте? Вздор, — сказал он рассержено, но вдруг добавил: — Я бы не поверил, если бы не увидел собственными глазами. Его люди переглядывались, явно не понимая, в каком расположении духа находится капитан. И ты тоже не могла угадать. Он ругал? Хвалил тебя? Ничего непонятно. В то же время Дэйви Джонс явно ожидал от тебя ответа. Не дождавшись его, он неожиданно умерил пыл. — Хочешь, я дам тебе корабль? — его голос изменился, стал вкрадчивым и воодушевлённым. Ты не знала, пытается ли он подловить тебя или всерьёз предлагает такой щедрый подарок. — Вот мой корабль, — ты слегка кивнула в сторону жалобно покачивающейся на волнах Зимней Грозы, ожидающей своей участи. — Спасибо, но от Вас, капитан, мне ничего не нужно. Его глаза на мгновение расширились, и он усмехнулся. — Этот корабль сегодня пойдёт ко дну. И ничто не изменит его участи. Твоё сердце остановилось на мгновение. Ты до последнего надеялась, что каким-то образом Зимней Грозе удастся остаться на плаву, хотя знала, что этого не случится, но слова Джонса совсем выбили тебя из колеи. — Но взамен я могу предложить тебе другой, гораздо лучший корабль. Видишь ли, так совпало, что один человек пожелал заключить со мной сделку и поднять со дна одно приметное судно. Я хочу, чтобы управление тем кораблём ты взял на себя. Это будет частью моей сделки с его новым капитаном. Больше всего на свете тебе хочется закричать в ответ, что тебе не нужен никакой новый корабль, будь он хоть в тысячи раз лучше Грозы. И тем более не нужен чужой капитан, которого ты даже не видела. Ходить на неизвестном корабле под командованием неизвестного человека в обмен на жизнь — не слишком ли это низко? Но страх слишком сильно сковал тебя. Ты не была грозным солдатом, героем из сказки или даже просто храбрым юношей. Всего лишь юной девчонкой, оказавшейся в гордом одиночестве посреди океанских вод без друзей и союзников. Хотелось бы, гордо задрав голову, крикнуть, что оставить Зимнюю Грозу — ниже твоего достоинства, но в действительности ты лишь съежилась, с трудом сумев сдержать рыдания, пробудившиеся от отчаянных мыслей, ворвавшихся в голову. — Мне нечего отдать взамен. У меня ничего нет, кроме моей жизни. Не думаю, что она равноценна целому кораблю. Ты посмотрела на него исподлобья, зная, что Дэйви Джонс может поступить с тобой, как ему захочется, вне зависимости от твоего желания. Он наверняка уже решил твою судьбу, а теперь наслаждался терзаниями и мучением несчастной человеческой души. Но капитан Голландца не рассмеялся над тобой, хотя отовсюду можно было услышать недовольное ворчание членов его команды, которые явно не понимали, отчего жалкому смертному мальчишке вдруг неслыханно повезло. Однако одного тяжёлого мимолетного взгляда Джонса оказалось достаточно, чтобы бормотание стихло. — В этом суть сделки. Я даю тебе корабль, а ты обращаешься с ним так, чтобы не разочаровать меня. Я не должен ни на секунду пожалеть о своём решении. Понимаешь?***
По мере того, как остров Исла Крусес приближался, напряжение на корабле усиливалось. Временами ты задумывалась, действительно ли Джек поступает обдуманно? Хотя Джек? Да обдуманно? Не стоило ли осторожно и незаметно вмешаться в происходящее и попытаться обезопасить корабль и команду? Ты плавала с Джеком не так долго, как хотелось бы, чтобы узнать его достаточно хорошо, дабы лучше действовать с ним сообща, но он, как видно, был полностью удовлетворён твоей ролью второго помощника и штурмана на Жемчужине. По крайней мере, ты чувствовала, что капитан тебе доверяет гораздо больше остальных, хотя ты всё ещё оставалась частью его сделки с Джонсом, которого он страшился до чертиков. Это казалось странным. Джек получил тебя вместе с кораблём, как приданое к невесте, и справедливо было бы думать, что ты могла быть в сговоре с морским дьяволом. Но ничего такого ты не замечала. Обычно кто-то из команды постоянно что-то делил или шатался без дела, стремясь к пустой болтовне и разведению сплетен. Но в этот раз стояла подозрительная тишина. Подумав о том, что неплохо было бы припрятать свои самые драгоценные карты на время стоянки, ты собиралась отправиться в каюту, но случайно услышала нелепое ржание справа от себя, наталкивающее на мысль, что кто-то страдает от безделья или недостаточно увлечён работой. И правда, двое матросов, прислонившись к мачте, мерзко хихикали, тыкая пальцем в человека, который нес большое полное ведро на верхнюю палубу. — Нечем заняться? Помнится, давно никто не чистил якоря от ржавчины, — грозно произнесла ты, подобравшись к бездельникам со спины. Бедолаги, не удержавшись на ногах, с мольбою уставились на тебя, надеясь, что ещё не поздно броситься на утек, пока на них не повешена куча тяжёлой работы. Джеймс поставил перед собой ведро, выжидающе посмотрев на тебя. — А ты почему таскаешься с ведром? Неужели кроме тебя никто не способен почистить палубу? — спрашиваешь его, когда матросы исчезают с ваших глаз. — Приказ капитана, — с насмешкой ответил Джеймс и отчего-то мельком бросил взгляд в сторону, где сидела Элизабет. — На Жемчужине есть кому заниматься грязной работой. А вот людей с мозгами катастрофически не хватает. Поэтому раз уж занимаешь место на корабле, делай это с реальной пользой. — Здесь такого мнения придерживаешься только ты. Остальные не прочь бросить мне щетку в руки. Его насмешливый тон начинает злить тебя сильнее. — Даже женщина, которую ты любишь? Отвратительно. В его глазах тоже вспыхивает злость. — Знаешь, я не нуждаюсь в оценке. Он собирается схватить ведро, но ты не даешь ему так просто прервать разговор. Ловкое движение ногой — и вода разливается по палубе, а несчастное ведро катится в сторону. — А тебе разве не противно, что на твои чувства открыто плюют без капли жалости? Используют их для собственной выгоды, когда нужно, а в другое время просто топчат или не замечают? Вокруг много женщин, которые оценят тебя по достоинству, так зачем же продолжать унижаться? — И где же эти женщины? — тебе удалось его вывести из себя, и Джеймс вспыхнул, точно спичка, задетая о коробок: — Уж не себя ли ты имеешь в виду? — А если даже себя. Чем я, скажи, уступаю Элизабет? Я пират? Так она теперь тоже. Его пальцы неожиданно хватают тебя за рукав, резко потянув в свою сторону. Лицо Джеймса теряет признаки ярости, и он начинает казаться тебе таким измотанным и потерянным, что хочется пожалеть о затеянной перепалке. Хотя ты была уверена, что она была ему необходима. В тот момент ему необходимо было услышать правду в лицо, какой бы обжигающей и болезненной она не виделась вам двоим. — Ты сейчас издеваешься? — вдруг спрашивает Джеймс уязвленно, прервав долгий пронзительный взгляд, направленный прямо в твои глаза. — Это месть за тот разговор о брате? «Он ничего не понял, » — горько думаешь ты, дернув рукою, чтобы отойти назад. — Месть? Ты и правда придурок. Я хотела тебя приободрить, вот и все. Но если тебе привычнее страдать, сказал бы сразу, я не возражаю. Твои последние слова обрушились на него, точно внезапный шторм. Приободрить его? С чего бы тебе? Джеймс не видел в этом никакого смысла. Ты должна была ненавидеть и презирать его — он заслужил. Но, если подумать, сам он, по правде говоря, не чувствовал к тебе того же. Несмотря на мысленные попытки свалить вину за гибель товарищей на тебя или твоего капитана, мужчина понимал, что это иррационально. И очень эгоистично. Ещё когда вы с ним встретились впервые во время твоей весьма удачной попытки побега из места заключения, Джеймс заметил, что его заинтересовала твоя живая, изворотливая личность. Несмотря на очевидную принадлежность к пиратам и полностью противоположный темперамент (как он думал), он заметил в тебе невообразимую честность и упрямство, которые также отмечал и в себе. И как такой человек вообще стал пиратом и ошивался с шайкой Воробья? А потом он встретился с тобой в море, а потом и на одном корабле. Джеймс тяжело вздохнул. Он не мог сказать тебе, что с тех пор, как узнал, что ты сестра Питера, окончательно потерял покой в своей голове. Чувство вины глодало его, и давно сказанные слова неожиданно всплывали в памяти. Кто мог подумать, что та дерзкая непокорная девчонка из рассказов одного из подчинённых вдруг обернется реальностью? Твой брат в самом деле был отличным способным моряком и невероятно обаятельным, харизматичным парнем, с которым всегда приятно было поговорить. Он частенько терял субординацию, опускал дурацкие шуточки, которых Джеймс тогда не понимал и пытался пресечь. «Представляете, капитан, моя сестра, когда мы были ещё детьми, постоянно надирала мне задницу! Все девчонки соседские играли в куклы да чаепития, а мы с ней и другими мальчишками лазали через заборы, деревья, рисовали карты сокровищ, исследовали берега. А уж как она из дома сбегала, никто её нигде насильно удержать не мог!» Он невольно улыбнулся, вспомнив, с какой теплотой всегда говорил о тебе брат. «Хотел бы я, чтобы Вы с ней познакомились! Может быть, пришлась бы она Вам по душе?» Может быть, Вам действительно стоило познакомиться при других обстоятельствах. Ты была именно такой, какой описывал тебя Питер. И так сильно похожа на него, что иногда, когда ты разговаривала с Джеком, Джеймсу казалось, будто там вдалеке стоишь не ты, а твой брат. Внешне, разумеется, это была ты, но манера речи, улыбка, отпущенные в шутку слова… Да, жалость не вернёт тебе брата. Это действительно так. Но кое-что сделать Джеймс всё же мог: отдать долг Питеру, позаботившись о его любимой сестре. Тогда, возможно, душа парня найдёт покой. Но пока Джеймс думал об этом, он не заметил, как в его сторону неожиданно полетело злосчастное пустое ведро и щётка, которую ему забыли выдать обозленные матросы.***
Летучий Голландец бороздил море, не спускаясь ниже поверхности, помня о смертном на борту. Ты была благодарна судьбе за это, хотя понимала, что то исключительно решение капитана — команда продолжала смотреть на тебя с презрением, словно выжидая момента, когда ты допустишь оплошность и появится возможность устроить долгожданную расправу. С тех пор, как Зимняя Гроза затонула на твоих глазах, невозможно было чувствовать себя, как прежде: ужасное ощущение потери глодало изнутри, не давая покоя. Это была часть твоей жизни, твоего сердца, как могло быть иначе? Заняться на Голландце было нечем. Бесконечно бродя по палубам, ты чувствовала, что раздражаешь своим присутствием матросов, но старалась этого не замечать. Никакой работы тебе поручено не было, и это угнетало и радовало одновременно. Насмешки и грубые комментарии членов команды казались обидными, но ты старалась держаться достойно и не показывать слез: среди жестоких пиратов помощи и сочувствия ждать глупо и наивно. Когда опустился вечер, ты устроилась в тихом углу, где никто не смог бы тебя увидеть. По крайней мере, ты на это надеялась, не ведая, что на корабле-призраке глаза и уши имеются повсюду. Тихие звуки музыки разбавили тишину и вдруг ты подумала, что начинаешь бредить: это совершенно точно был орган, тебе доводилось слышать игру на нем до своего побега в море. Но откуда на Голландце орган? И где бы капитан держал музыканта? Ты смутно представляла, чтобы кто-нибудь из отвратительных грубых матросов имел склонность к искусству. Осторожно поднявшись со своего места, следуешь на звуки музыки и удивляешься сильнее, когда понимаешь, что они доносятся оттуда, куда обычно уходил Дэйви Джонс. Любопытство всегда побеждало в тебе инстинкт самосохранения, и потому ты осторожно подкрадываешься к двери и открываешь ее, не замечая, с каким испугом смотрят на тебя члены экипажа. Они знают: отвлекать капитана в такое время равносильно смерти, но ты знаешь его всего несколько дней. Ты стоишь возле дверей, не шевелясь, но зная: Джонс знает о твоем присутствии. Глаза жадно следят, как его щупальца ловко перебирают клавиши органа, и каждая нота глубоко проникает тебе в сердце. Ты знаешь, о чем эта музыка. Твоя мать блестяще играла на фортепиано, ты всегда любила слушать ее по вечерам перед сном. Его мысли медленно просачиваются сквозь тебя, как кровь из старой открывшейся раны пропитывает рубаху солдата. В тот момент ты даже не думаешь, чем придется заплатить за минуты вольности и излишней смелости. Если бы он хотел, он бы убил тебя сразу, ведь так? Нет, конечно нет. Прерывать такую мелодию ради жалкого человека — просто смешно, нелепо. Но выставлять самого себя напоказ не хуже? Как странно. Ты продолжала стоять, внемля каждому звуку, и совсем не заметила, как наступила тишина. — Вы правда любили ее? — вдруг спросила ты без задней мысли с наивностью, присущей ребёнку твоего возраста. — Не понимаю, о чем ты, — резко ответил Джонс, повернувшись. — Такую музыку посвящают только любимому человеку. Моя мать написала сонату для моего отца. — Так ты еще и девчонка. «Тем занятнее складывается история, » — подумал Джонс, но вслух ничего не сказал. Молчание душило тебя, но, по крайней мере, тебя не собирались бросить на корм рыбам. Ты думала, что к женщинам (тем более детям) на этом корабле относятся ровно так же, как и на других. Тем более пытающихся косить под моряка. Но капитана Голландца, как видно, это волновало мало. Он выглядел раздражённым, но не настолько, чтобы разозлиться и прогнать тебя, и ты решила воспользоваться шансом. — Вы хотите, чтобы я стала Вашим человеком на корабле того капитана, с которым будет заключена сделка? Следила за каждым его шагом и условиями договора? — осторожно задаешь вопрос, чувствуя, что непозволительно наглеешь. Джонс поднимается с места, метнув на тебя насмешливый взгляд. — Я не нуждаюсь в надсмотрщиках. Моей репутации достаточно, чтобы влиять на должников. Но если договор будет нарушен, вместе с кораблем ты вновь окажешься в моей власти. — Значит, моя судьба теперь зависит от того капитана? — Если Воробей не выполнит условия сделки, корабль станет твоим. До тех пор, пока ты исполняешь мою волю, он будет твоим. «Звучит как угроза, » — проскальзывает короткая мысль, но ты коротко киваешь, прикусив губу.***
Джеймс узнал Жемчужину сразу издалека. Наверное даже, больше почувствовал, чем разглядел. И, конечно, он понимал, что стартовал обратный отсчет до вашей неминуемой встречи. А ему так и не удалось придумать, что сказать и как себя вести. Да ещё и лейтенант Гроувз вел себя как бабка-сплетница, которой только и подавай почву для новых рассуждений, когда до них совершенно не было дела. Вот и теперь он ходил по палубе туда-сюда, поначалу беседуя сам с собой, а потом переключился на Джеймса, подняв тему, обсуждать которую тот хотел меньше всего. — Так возьмите и скажите всё, что думаете. Зачем мучаться и подбирать слова? Судьба, стало быть, не случайно нас снова к ним привела. Джеймс вздрогнул от негодования. Его нервозность того и гляди грозилась передаться кораблю. И он чувствовал себя уязвимым от того, что понимал, что все на борту знают о его душевных терзаниях. — Я взрослый мужчина, а она совсем ещё молода, — твёрдо возразил Джеймс. — Сколько ей? Восемнадцать? Или около того? За кого ты меня принимаешь? Я не стану морочить голову ребенку. Гроувз удивлённо повел бровями. — Подумайте сами, разве может ей быть восемнадцать? Сколько лет только минуло с тех пор, как Джек Воробей стал капитаном Жемчужины, а уж она на борт явно не младенцем попала! В мальчишечьей одежде она и впрямь молодо выглядит, но я слышал собственными ушами, что ей недавно исполнилось двадцать пять лет. Хороший возраст для того, чтобы выйти замуж и родить ребенка. — Она скорее выйдет замуж за любимый корабль, чем за меня, человека, гоняющегося за пиратами! Нет, об этом не может быть и речи! Не хочу больше обсуждать это. — Она считает Вас хорошим человеком. Вы сами об этом говорили. Да и в противном случае она бы Вас не спасла от Джонса. Да, за ней грехов числится столько, что и до виселицы тащить не придется — легче сразу казнить, не теряя зря времени, а то снова сбежит — это уже проверенное дело. Но если взглянуть трезво, эта девчонка мне нравится: она никогда не нарушала своего слова и не была жестока к тем, кто её не трогал. Может быть, у нее есть шансы избежать приговора, если Вы замолвите за неё слово. А вот начинать новую жизнь или нет — выбор уже не Ваш. Когда Гроувз затих, Джеймс неожиданно поймал себя на мысли, что в его словах есть смысл. Это было не просто желание утешить, однако было и то, что здравому смыслу противоречило. — Когда мы были друг с другом, то постоянно спорили. У меня было чувство, что она меня на дух не переносит и постоянно пытается вывести из себя. А уж эта её непредсказуемость и безбашенность… — тихо произнёс Джеймс, забыв на время о том, что находится не в одиночестве, чтобы откровенничать. Однако лейтенант не собирался упрекать его за это. — С Джеком Воробьем они, на сколько мне известно, существуют как кошка с собакой, но это не помешало ей отправиться на тот свет вслед за своим капитаном. Это, как по мне, говорит куда громче всяких слов, — заметил он. — Она отправилась не за Джеком Воробьем, а за Черной Жемчужиной. Я слышал, [Имя] была на корабле с тех пор, как он стал капитаном. Она была частью сделки: Джонс поставил условие, что она будет штурманом на Жемчужине, ей каким-то образом удалось заслужить его уважение ещё в то время. Хотя я не удивлён, побывав с ней на одном корабле. — А Вы неплохо изучили ее биографию. Джеймс по-доброму усмехнулся. — Вся команда хвасталась ей, такое трудно пропустить мимо ушей.***
Вот он. Летучий Голландец. Ты хорошо помнишь его, но надеялась, что никогда не попадешь на его борт снова. Лишить Жемчужину штурмана во время захвата — удар ниже пояса, лорд Беккет хорошо знал это, поэтому не забыл воспользоваться. Когда два офицера тащили тебя с палубы, твой рот не затыкался ни на секунду. Им потребовалось около пятнадцати минут, чтобы уволочь тебя на британское судно, и за это время ты успела покрыть трехэтажным матом всю королевскую семью и ее подданных так, что Беккету пришлось наплевать на приличия и заткнуть уши. Он знал, что не может просто убить тебя, вышвырнуть за борт и сделать вид, что так и было. Он так же понимал, что не может излишне угрожать и вредить тебе — в твоей голове целая кладезь полезной информации о торговых путях, а твои умелые руки и острый ум могут не раз сыграть ему на руку, если склонить тебя на свою сторону. Поэтому терпеть. «Терпеть, — говорил он себе. — Эта девчонка, судя по разговорам, настоящий талант. Если сам Дэйви Джонс признал ее умение обращаться с кораблем!» К слову о Джонсе, Беккет отправил тебя на Голландец, решив, что оттуда ты точно никуда не денешься. Учел, так сказать, твою склонность к побегам. «Джонс имеет на нее влияние. Она не посмеет дергаться лишний раз. К тому же, адмирал Норрингтон присмотрит за ней, » — это стало его главной тактической ошибкой. Разве мог он знать, что ты не просто дернешься, ты внесешь в голову Джеймса смуту, поможешь ему освободить пиратов-пленников и спасешь от неминуемой смерти, буквально выбросив за борт в последний момент вслед за Элизабет, оставив беднягу гадать, что случилось с тобой после этого на Голландце? А ты в тот момент остро ощущала себя бессмертной. Ты вошла в каюту, где находился Джеймс, убедившись, что никто из проклятых морских тварей не прилип к стенке, а прислужники короны не шпионят за тобой. За всё время, проведенное на борту Голландца, тебе так и не удалось переговорить со своим бывшим «товарищем» по команде, который так красиво надул тебя в вашу последнюю встречу на острове, смотавшись с сердцем Джонса. Ты не знала, чего хочешь больше: потребовать объяснений или сразу врезать ему что было мочи. Прогуливаясь по палубам он умело избегал тебя или делал вид, что вы незнакомцы. Ты могла понять эту игру, но теперь — маски прочь. Он встретил тебя на удивление виноватым взглядом, который то и дело пытался спрятать, активно избегая твоих глаз. — Стыдно? — одно слово прозвучало хуже тысячи пуль. Джеймс не ответил, и ты восприняла это как знак продолжить словесную пытку. — Едва ли не в любви мне признался и сбежал с сердцем, пока я, дура, засомневалась. А теперь поди, когда все закончится, под суд отдашь и на виселицу под ручку проводишь? — Я бы всё равно вернулся за тобой позже, когда мою репутацию восстановили. Тогда это был единственный способ. Откуда я мог знать, что ты бросишься в Тайник вслед за Воробьем и Черной Жемчужиной! Его слова почти рассмешили тебя. Откуда он мог знать? Действительно, откуда бы ему знать… для всех это было до безобразия очевидно: Жемчужина маячила на грани, а уж про Джека и говорить не стоило. И если уж Джеймс намеревался оставить твоего капитана в дураках, то мог бы поразмыслить немного и догадаться, что это напрямую повлияло бы и на тебя. Но, вероятно, в тот момент ты и в самом деле не являлась приоритетом. Да и сейчас делать выводы казалось невозможным. — Ну, вот я здесь. Что ты дальше намерен делать со мной? — твой голос наполнен издевкой, но быстро теряет едкие ноты, когда глаза встречаются с непонимающим взволнованным взглядом Джеймса. — Я пират, Джеймс! Ничего поделать с этим ты не можешь! Ты сам себе противоречишь — разве твоя репутация не пострадает из-за меня? Из-за того, что ты пытаешься связать себя с пиратом? Он посмотрел на тебя так, что ты почувствовала, будто сморозила сущую глупость. Но отчего вдруг в озлобленном и упрямом некогда командоре произошли такие явные перемены? Его мысли представлялись тебе загадкой, хотя, вероятно, все было на самом деле гораздо проще: он сам в них давно разобраться не мог. Им руководили какие-то резкие порывы, его идеалы и взгляды на жизнь, выстраиваемые годами, с детства, рушились друг за другом, но создать нечто новое, что бы пришлось по душе и старому, и новому ему, мужчина не мог. Ты много раз успела пожалеть, что восприняла ранее неожиданное признание всерьез — Джеймс, очевидно, не понимал сам, кому и что говорил. Возможно, тогда он действительно верил в правильность того, что делает, но теперь тебе всё явнее казалось, что господин адмирал просто пытался выглядеть для себя более независимым и значимым, решив, что Элизабет для него потеряна навсегда. Ты была единственной, кем можно было успешно ее заменить, чтобы отвлечься от внутренней боли. Сделать вид, что всё идет своим чередом и он отпустил. Ему больше не надо чужого. Но и ты не была своей. Ты просто была к нему благосклонна и щедра — заставила опомниться от пьяного кошмара и вновь обрести чувство собственного достоинства, не позволявшее ему гоняться за женщиной, которая растоптала его чувства и бросила их на всеобщее посмешище. Ты медленно опустилась в старое кресло, не обратив внимания на дрожь, пронесшуюся по спине. Разговаривать не хотелось, но и покидать единственного человека на борту, с которым ты могла бы чувствовать себя спокойно, тоже. Команда Голландца по-прежнему недолюбливала тебя, но больше не бросала жестоких замечаний и насмешек, убедившись, что перед ней действительно не просто слабая девчонка, а толковый моряк, не потерявший лицо перед их капитаном даже после всего случившегося. — Я лишь только не хочу, чтобы ты дальше ломала себе жизнь. Глаза Джеймса вновь впились в твои, как будто он правда верил в какой-то благополучный исход для вас двоих не как врагов. Он медленно, словно проверяя рамки дозволенного, приблизился к тебе, лишь добавив напряжения в воздухе. — С чего ты решил, что я этим занимаюсь? В няньки мне напрашиваешься? — интересуешься осторожно, стараясь не говорить слишком громко. На самом деле ты подумала, что ваш разговор вряд ли останется теперь между вами, учитывая особенности чертового корабля, но все же хотелось потешить себя иллюзией. — Тебе грозит виселица. Тебя публично повесят, понимаешь? Ты самоуверенно улыбнулась ему, чувствуя однако, что где-то в душе засел червячок тревоги. — Да брось! Сколько раз уже пытались! Пора признаться, что я вам не по зубам. Его лицо не меняется, и от этого становится лишь противнее на душе. Было гораздо легче и привычнее видеть в Джеймсе человека, не терпящего пиратов вне зависимости от их личности и мотивов. А теперь он явно кое-что переосмыслил и пытался опробовать на тебе. Или ты вновь ошибалась? — Разве тебе никогда не хотелось ходить по городу, не скрываясь? Не боясь, что тебя схватят? Еще не поздно это устроить. Ты талантлива. Никто не справится лучше с навигацией и управлением кораблем, чем ты. Я буду просить за тебя и уверен, что ты получишь помилование и даже неплохую должность во флоте. Ты долго молчишь, прежде чем ответить, и это нервирует Джеймса сильнее, чем он ожидал. — Почему ты так зациклен на идее очистить меня перед законом? Это самое важное во мне для тебя? И тут он теряется, сбивается с намеченного пути. — Что? Нет… конечно, нет… — вдруг осекается Джеймс, и наконец теряет излишне сосредоточенный и серьезный облик: — Ты права, я сбился с важной мысли. Хотя обстановка совсем неподходящая, но другая у нас вряд ли случится. Я не могу даже сделать все, как хотел бы, но все равно должен решиться. Ты невольно улыбнулась, решив пошутить совершенно неуместно: — Ты сейчас ломаешься передо мной, будто замуж звать собрался. — Да. И сердце едва не выпрыгивает из груди. На секунду ты даже дергаешься, едва не вскочив на ноги, но остаешься неподвижно сидеть в кресле, вцепившись пальцами в мягкие некогда подлокотники. — Да? — не своим голосом спрашиваешь Джеймса, точно едва только пришла в себя после обморока. Но он не выглядит так, словно удачно пошутил. Мужчина медленно опускается возле тебя, окончательно загоняя в угол. — Я собрался. Я хочу предложить тебе стать моей женой. Тишина холодила душу не хуже сырости, царящей на корабле, и теперь молчание казалось каким-то зловещим и пророческим: кажется, ты доигралась. И цена этой игре окажется в любом случае высока. — Ты… сошел с ума? Он кладет свои руки поверх твоих. — Совершенно точно. Рехнулся, двинулся умом. Прости, что не принес тебе кольца, я думаю, в нынешней ситуации оно выглядело бы нелепо. Разбитый, потерянный взгляд мечется по всей комнате, не зная, где задержаться и как избежать Джеймса. Нужно время, чтобы на ум пришли слова. Хоть какие-нибудь. И спросить-то хочется о многом, только знать правдивые ответы — нисколько. — Да, ты прав. Команда бы не оценила шутки. Особенно от тебя, — неспешно начинаешь ты, опустив голову, но потом вдруг неожиданно резко продолжаешь: — Ты правда считаешь, что я смогу сидеть дома, читать книжки, вышивать крестиком и смиренно ждать тебя из долгого плавания или с работы? Или нарожать тебе кучу детей, возиться с ними, учить уму-разуму и со слезами на глазах смотреть как эти мелкие выродки уничтожают мои драгоценные карты забавы ради? Даже если мне дадут место во флоте, никто не освободит меня от семейного кошмара. Женское счастье никто не отменял, мать его. — Я ни в чем тебя не ограничу. Наконец набираешься сил посмотреть на него. — Боюсь, тогда тебе придется жить с чудовищем, — горькая улыбка кривит губы. — Свобода для меня — это море, Джеймс. Я люблю свой корабль. Люблю Жемчужину. Это мой дом. У меня есть мечта, которая владеет моим сердцем. Если бы только нам с тобою было по пути… — быть честной оказывается проще, чем ты ожидала, и слова далее льются сами собой: — Я с детства хотела узнать мир. С тех пор как умер Оливер Белл, мой первый капитан, я чувствую, что живу свою мечту и для него тоже. Ведь он научил меня всему, что помогает мне сейчас достигать цели. Поэтому я не могу остановиться. Думаю, ты и сам понимаешь. Он понимал, но сказать об этом вслух не смог. Это обозначило бы его мгновенное поражение без права взять реванш. Джеймс коротко кивнул, отстраняясь от тебя. Его тяжелые шаги разбавили тишину комнаты, и он остановился возле темного, едва пропускавшего свет, окна. Разглядеть что-то в нем было невозможно, но в тот момент это не казалось важным. — Как ужасно получается. Я и впрямь неудачник. Сначала я влюбился в девушку, которая сбежала от меня, полюбив другого. Теперь меня променяли на корабль. Даже не знаю, что из этого больнее. Ты поднялась с места, но не шагнула навстречу. — Джеймс… — Я утрирую, конечно… — мигом поправился он, попытавшись вернуть себе невозмутимый облик. — Но лучше бы ты меня сразу отвергла, как это сделала Элизабет. А сейчас выходит, что нас разделяют лишь обстоятельства. Знала бы ты, сколько смуты внесла в мою голову. Я на пути к тому, чтобы вернуть себе положение в обществе, да только на душе все еще тошно, понимаешь? Я прекрасно понимаю, что жизнь, к которой я привык и был с детства приучен, тебе не подойдет. Ты будешь страдать, чувствовать себя пойманной в клетку, и это последнее, чего я хотел бы. Но и представить себя одного, когда я успел привыкнуть к твоим безобразным смелым выходкам, уже слишком тяжело. «Это горечь от потери Элизабет, — мысленно напомнила себе ты, не без труда веря в искренность своих суждений. — Найдет себе другую, ничего с ним не случится. Обманывает себя пока, ему невыносимо быть одному, только и всего. Только и всего…» Ты знаешь, что не должна уходить так скоро и оставлять Джеймса наедине со своими разрушающими думами, но и сказать ему совсем нечего. Ты уже попыталась поддержать его однажды, и что теперь? Он, кажется, воспринял твою доброту по-своему. И всё же слова срываются с твоих губ, прежде чем ты успеваешь уйти. — Я не поддерживаю Беккета и Корону, ты знаешь. Но я буду готова поддержать тебя, если ты вдруг дойдёшь в своих размышлениях до конца.***
Песчаный берег необитаемого острова встретил Жемчужину радушно. Вот только радоваться на самом деле было нечему: вся команда напряжённо ожидала неизбежной стычки с британским корытом и лишь один Джек вел себя так, точно всё идет по плану. Вы с мистером Гиббсом, взяв с собой несколько матросов, высадились на сушу, оставив капитана здравствовать на корабле в уютном комфорте и безопасности от своих заклятых недругов. «Я всего лишь не хочу мозолить глаза нашему старому другу! Ему будет куда приятнее увидеть тебя, глядишь, настроение поднимется!» — ловко отвертелся Джек, пропустив все упреки и недовольства мимо ушей. Тем не менее его выходка означала, что после того, как ты ступишь на песчаный берег и вступишь в переговоры с англичанами, вся власть над Жемчужиной и всем её экипажем окажется в твоих руках. Едва ли Воробей не догадывался об этом. Все догадывались. У британского корабля хватило достоинства бросить якорь в месте, откуда не просматривалась Жемчужина — никто не хотел лишний раз глядеть друг на друга, это было очевидно. Ты оставила мистера Гиббса и его помощников выполнять первоначальную задачу: пополнить запасы пресной воды, а сама, не пытаясь скрыться в зарослях, пошла вдоль берега к тому месту, где, как ты полагала, стояло вражеское судно. Часть экипажа наверняка тоже уже высадилась, но будь они настроены воинственно, то напали бы сразу, а не скромно спрятались за углом. Ты была удивлена, когда наконец издалека увидела британцев. Они были заняты ровно тем же, чем и твоя команда: пополняли запасы воды. Их капитан в это время решительно направлялся в твою сторону, осматриваясь по сторонам, очевидно ожидая внезапности со стороны противника. Но в этот раз у тебя, к сожалению, не оказалось припасено ничего, что могло бы застать его врасплох. Джек оказался прав — это был Джеймс собственной персоной, хотя ты надеялась до последнего, что это всё-таки будет кто-то другой. Ты не знала, что сказать ему после всего, что случилось. В последний раз вы расстались не очень: он оказался в долгу перед тобой, не зная даже, осталась ли ты в живых после своего очередного подвига на Голландце. Вам так и не удалось увидеться лично больше, и Джеймс узнал о твоей судьбе с чужих уст лишь после того, как битва закончилась и его доставили в Порт-Ройял. И даже там он с неприятностью обнаружил, что остался обязан тебе, как видно, до конца своей жизни: благодаря твоим интригам и махинациям ни одна живая душа не узнала о его предательстве. Более того, он предстал перед правительством в самом наиблагороднейшем свете и не потерял свою должность. Что такого ты наплела? Что натворила? До конца всего он не знал, но имел представление. А вот ты никогда не рассчитывала, что когда-нибудь встретишься с Джеймсом вновь, и было трудно придумать хоть что-нибудь эдакое в своем духе. — Вот так встреча! — издалека машешь рукой, хотя в голове полный беспорядок. Зная его, сейчас самое время припомнить должок. Воспользоваться преимуществом. Но ты знала, что не поступишь так. Потому что действовала тогда не ради какой-то выгоды в будущем. Сказанное Джеку было правдой. Ты не считала Джеймса своим должником, чего бы тот себе ни надумал. Он ничего не ответил, неопределенно вздохнув. Странно с его стороны — раньше ничто не заставило бы его проигнорировать приветствие дамы. — Ну и кто из британского флота взял на себя удар выманить карту воздушного континента у жриц любви? — нацепив на лицо привычную ухмылку, спросила ты, решив отбросить милости в сторону, раз уж Джеймс выглядел серьезным. А то, того и гляди, начнет разговор о прошлом, а тебе этого хотелось в самую последнюю очередь. Его лицо переменилось в секунду. — О чем ты? — Джеймс выглядел искренне удивленным. — Мы перехватили эту карту из рук испанцев, благодаря одному нашему человеку, но они наверняка успели сделать заметки и нанести основной маршрут, поэтому не намного от нас отстали. Ты чуть не задохнулась от его слов. Самонадеянный облик мигом растворился. — У испанцев? — тихо переспрашиваешь в надежде на шутку: — Что… как много людей знают о ней? — Не знаю, но кажется, много. По пути мы натыкались на пиратов, которые узнали о ней благодаря слухам и решили попытать счастье сесть нам на хвост. И тут до тебя доходит… То, что должно было стать секретом между двоими, стало всеобщим достоянием благодаря твоему любимому капитану… Злость полыхнула в глазах, и пальцы крепко сжались в кулаки. — О боже… Джек… я убью его! — Ну, мы разобрались с пиратами… — потерянно добавил Джеймс в надежде хотя бы немного успокоить тебя, видя, насколько расстроена оказалась ты его словами. И тут терпение в тебе резко заканчивается. Что-то внутри достигает предела и начинает вырываться наружу, словно яд морской змеи. — Господи, мне от этого совсем не легче! Какого черта вам всем надо на воздушном континенте? Вы всем миром решили испоганить мне мою детскую мечту? — Что? Вовсе нет. Я знаю о твоих амбициях, поэтому хотел поговорить с тобой, а не с вашим… — Джеймс на секунду морщится, прежде чем выговорить: — капитаном. Воцаряется тишина. В голове медленно перевариваются поступившие новости, и ты потихоньку начинаешь восстанавливать самообладание. Это было непросто. Поднять в воздух целый корабль и достигнуть воздушного континента — мечта, о которой ты грезила с самого детства. Мечта, над которой раньше не смеялся только твой брат. Помнится, даже сам Джеймс, узнав о ней, лишь понимающе вздохнул, не сумев спрятать усмешки. А теперь он сам стоит перед тобой и всерьез говорит об этом… — И что ты хотел мне сказать? Его глаза встречаются с твоими, на этот раз он действительно не шутит и, кажется, испытывает вину за свое поведение тогда, на Жемчужине. Вам двоим было за что извиняться, на самом-то деле, но ты сомневалась, что когда-нибудь кто-нибудь перешагнет через свою гордость и признает это. — Почему бы нам не объединить усилия на время поисков? Я не буду мешать тебе, а твоя команда моей. Судя по тому, что говорят люди, на воздушном континенте сокровищ столько, что господин Воробей наверняка будет счастлив и половине из них. — Ты плохо себя чувствуешь, Джеймс? Чтобы ты объединился с пиратами, да ты… — и вдруг до тебя доходит смысл его слов. — Погоди-ка… какие еще сокровища? Он выглядит искренне удивленным твоим вопросом. Долго смотрит на тебя, пытаясь понять, не ослышался ли. И вдруг начинает чувствовать неуверенность. — Что значит, какие? Разве я сказал что-то глупое? И ты понимаешь: ко всем вашим преследователям не стоило относиться серьёзно. Никто из них не стремился к великим открытиям, знаниям и голой славе — всеми руководила лишь обыкновенная жажда сокровищ, денег, богатства. Ничего общего с твоей мечтой. И это означает, что интерес быстро спадет, когда истина откроется перед глазами во всем своем коварном и неугодном свете. — Послушай, Джеймс. Единственный капитан, которому удалось попасть на воздушный континент — это капитан Крюк. Он сумел поднять корабль в небеса. Мне посчастливилось держать в руках судовые журналы Веселого Роджера, поисками которых я занималась очень долго. В них нет ни одного упоминания о сокровищах и богатствах. Более того, даже если они там в действительности есть, ты не сможешь ничего забрать с собой. Знаешь, почему? — ты усмехнулась, предчувствуя удивление: — Никто и никогда с воздушного континента не возвращался. И вряд ли способен вернуться, судя по тому, что я прочла. Это билет в один конец. Судовые журналы… они были найдены недалеко от обломков корабля, выброшенных на берег. Судя по всему, это было все, что осталось от Веселого Роджера, когда он пытался спуститься с небес. Воцарилось долгое молчание. Джеймс замер, вытянувшись точно по струнке. Вряд ли такую правду он рассчитывал услышать от тебя, но другой у тебя не было. Забавно представилось видеть, как твой старый друг вновь лезет из кожи, чтобы преподнести Короне нечто драгоценное и трудно добываемое, хотя в последний раз его верность явно пошатнулась. Но он занимался любимым делом вновь — ходил в море, командовал флотом и даже заслужил похвалы в новом месте, вдали от Порт-Ройяла. Может быть, нынешние условия казались ему совершенно иными и соответствовали представлениям о чести и достоинстве. Ты была рада, что все так удачно случилось, но теперь не могла не посмеяться над его наивностью. — Погоди… Джек Воробей… команда знает об этом? — как-то слишком уж тихо спросил Джеймс, словно боялся, что его кто-то услышит. Хотя члены его команды по-прежнему были слишком заняты порученным заданием, а твоей — знали, что лезть тебе под горячую руку не стоит. — Да. — И они согласились отправиться туда, зная это? — вдруг оживился Джеймс. Он ускоренно пытался припомнить членов экипажа Жемчужины, помимо вас с Джеком, мысленно оценивая их благоразумие. — Ты же знаешь, Джек отчаянный парень. Сначала он трухнул, но как только воспылал идеей стать знаменитым, быстро вернул смелость, — непринужденно отвечаешь ты, а затем тише добавляешь: — Тем более, он надеется, что мы сможем вернуться. Всегда возвращались. — А ты? — Я? — Ты что думаешь? Ты помедлила, но решила сказать, как есть. — Чтобы поднять корабль в воздух, нужна пыльца фей, ею не запастись на обратный путь. Пойманная фея живет не дольше дня. Других способов летать еще никто, увы, не изобрел. Вся загвоздка в том, чтобы отыскать остров, на котором живут те самые феи, для этого нужно порядком поломать голову, но мне удалось составить карту. Вот как-то так… Всё это звучало так фантастично для него. Если существует магия, способная поднять корабль в небеса, то должна быть и та, что спустит? Обреченность на твоем лице послужила ему ответом. — То есть… — издалека начал Джеймс, но ты прервала его. — Мы не вернёмся. Он готов был проклясть самого себя в тот момент от отчаяния, поглотившего душу. Если бы в его руках находилась бутылка рома или что-нибудь поприличнее, мужчина непременно бросил бы ее под ноги, не подумав, что песок смягчит удар, украв настоящие эмоции и чувства, вложенные в этот жест. Но в реальности он продолжал стоять, словно прикованный к месту, тупо глядя на тебя со смятением и злостью. Ты не знала, что именно так разозлило его, но решила попробовать смягчить свои слова. — Хотя я думаю, это к лучшему. Если верить судовым журналам Крюка, воздушный континент огромен. Нам явно будет чем заняться, тем более с Джеком на борту. Но Джеймс пропустил все это мимо ушей, наконец сорвавшись с места, чтобы схватить тебя за руку. — Я думал, что наконец смогу увидеться и объясниться с тобой, когда сам вызвался исполнить приказ по поиску карты, — полностью отбросив мысли быть неискренним, задыхаясь, сказал он, отчаянно стараясь разглядеть в тебе хотя бы немного сомнения в собственной злой шутке. Ты не выдернула запястье из его пальцев, но и не расслабилась. — Ну, мы увиделись, — коротко бросаешь, глубоко опустив голову. — Чтобы ты сказала мне, что никогда не вернешься. Это последняя наша встреча, так? — он пытается заставить тебя посмотреть на себя, но ты останавливаешь его руку, которая собиралась подцепить твой подбородок. — Мне жаль. Правда. От его молчания вновь становится холодно. И вот его пальцы снова отпускают тебя. И да, этот раз уж точно будет последним. — Что ж. Я не в праве удерживать тебя от твоей мечты. На самом деле я рад за тебя, — слова даются ему с трудом. Больше нечего ждать от тебя, нужно прощаться, а он не знает, как. И когда Джеймс, крепко сжав кулаки, собирается развернуться, чтобы уйти, ты вдруг говоришь: — Я правда считаю тебя хорошим человеком. Жаль, что мы не познакомились при иных обстоятельствах. Он не думал, что может быть больнее. Но неожиданно странная мысль приходит на ум. Твоя последняя фраза разбудила в нём кое-что, о чем он давно запамятовал. Но вдруг это оказалось таким важным и нелепым, что Джемс не мог не поделиться с тобой. — Знаешь, я недавно вспомнил кое-что. Даже не знаю, почему забыл про это раньше. Твой брат Питер всегда казался мне способным моряком, поэтому я собирался навестить его семью и рекомендовать его к повышению. Он так часто о тебе рассказывал, что я решил попросить его представить меня тебе, но каково было мое удивление, когда мне ответили, что ты сбежала из дома еще будучи ребёнком. Он пытается говорить непринужденно, но не может выровнять голос. И когда смотрит на тебя, понимает, что тебя глубоко задело его неожиданное воспоминание. — Вот как? — едва слышно шепчешь ты, чувствуя как ком образуется в горле. — Как интересно… Интересно, что бы ты тогда обо мне подумал. И какой я бы была? Расфуфыренной дамой? Как соседские девочки? — несмотря на подступающие слезы, вдруг становится забавно. И ты улыбаешься. — Сильно сомневаюсь. Не могу представить тебя… такой… такой… — Нормальной? — Хотя бы в бальном платье. Ты снова тепло улыбнулась ему, пытаясь выдавить из себя смешок. — Так ты за этим меня замуж звал? Чтобы хоть раз в жизни в платье увидеть? Он чувствует, как напряжение между вами рассеивается, и от этого на сердце становится лишь тяжелее. — Действительно, зачем же ещё я мог предложить тебе выйти за меня замуж? Ты совершенно права, — язвительная насмешка вырывается у него против воли. — Эй! От понимания тающих минут, которые сгорали в теплом летнем воздухе так болезненно ощутимо, улыбаться стало почти невозможно: губы кривились, кожа покрылась мурашками, мешая расслабить лицо. Но никто не решался произнести последнее слово, чтобы взглянуть в любимые глаза последний раз и повернуться к ним спиной, чтобы уйти. Теперь уже точно навсегда. — Никогда не сожалей о своём выборе. После всего, что случилось, ты заслужила быть счастливой рядом со своей мечтой, а не в плену моих желаний. Но если когда-нибудь у тебя появится шанс встретиться со мной вновь, знай, что я всё ещё буду ждать тебя. Ты удивлённо посмотрела на Джеймса. Он выглядел очень серьёзным. Сначала тебе показалось, что внезапно смысл слов потерял для тебя значение, как будто говорили на чужом языке. Но когда сказанное дошло до сердца, слёзы против воли потекли по щекам. Ты знала, что он не лжёт. Ни одно его слово не блеф. Он действительно готов ждать тебя, сколько угодно: год, два года, пять лет, десять лет. Даже если вы оба знаете, что Джеймс никогда больше не увидит на горизонте паруса Чёрной Жемчужины. И тебя на борту.