Born to win

Ева вряд ли вспомнит, когда в последний раз была так рада оказаться в номере отеля – таком же стандартно роскошном, как и тысячи других, где она коротала вечера между гонками, брифингами и спонсорскими мероприятиями. Удивительно, но здесь даже немного уютно. Несмотря на высокие потолки и всю эту приторную вылизанную идеальность на грани «слишком», место в центре Барселоны обладает притягательным обаянием. Возможно так кажется лишь по той причине, что после тяжелого дня единственное её желание – лечь на огромную кровать и не шевелиться. Желательно часов двенадцать. Зимние предсезонные тесты болидов – это несколько захватывающих и на грани возможностей сложных дней. Ты первым садишься в абсолютно новую машину, проезжаешь первый круг по треку и словно заново знакомишься с частью себя. За два месяца без гонок тело отвыкает от нагрузок. Разумеется, пилоты не могут позволить себе улететь в отпуск и шесть недель потягивать мартини на берегу океана. Прекращать тренироваться нельзя, некоторым даже по контракту, но ни один тренажёр в мире не может сравниться с нагрузками за рулём болида Формулы-1. Чувство, когда ты впервые после межсезонья садишься в кокпит, сложно описать словами. Это и заполненная пустота, которая напоминала о себе на протяжении долгих недель перерыва, и ноющая боль в мышцах после часов в положении, от которого тело отвыкло, и восторг от новой машины, который сложно сравнивать с любыми другими земными радостями. Каждый год кажется, что надёжнее, быстрее, манёвреннее уже не сделаешь, что предел достигнут и они наконец упёрлись в потолок возможностей гоночного болида. Но команда инженеров не сидит на месте и привозит на предсезонные тесты очередного железного коня с особенным характером. Машины для пилотов – всё равно что люди. Партнёры. Некоторые гонщики даже дают им имена. У каждой есть характер и душа, присутствие которой можно почувствовать, лишь оказавшись за рулём. На знакомство с новой личностью у пилотов есть три дня. Три дня, чтобы заново научиться всему. Сегодня был первый. Голова гудит от кучи новой информации, ноги едва слушаются, а каждая мышца в теле ноет, причём по-своему особенно. С каждым годом у Евы создаётся впечатление, что этих мышц становится всё больше. Не старость ли стучится в двери? Она так шутит, но с грустью осознаёт, что в словах есть доля правды. Организм уже не способен восстанавливаться так же быстро, как в двадцать лет. Тогда тесты казались ей развлечением, особенно в первый день, когда твоя задача – ехать быстро. Разве не об этом они все мечтали в детстве? Бросив на стол чёрную кожаную папку с эмблемой «Мерседес», она падает в мягкое кресло. Усталость, и без того казавшаяся запредельной, растекается по венам свинцовой тяжестью, и теперь приходит ощущение, что встать будет сродни подвигу. Девушка с трудом заставляет себя подняться спустя минуту или десять, тысячу раз жалея, что позволила себе эту маленькую слабость. Нужно включить свет, собраться с мыслями и приниматься за работу. Сотни страниц графиков, технических отчётов и рекомендаций сами себя не изучат. К сожалению. Последнее, чего ожидала Поластри, нажимая на выключатель, – осознать, что в комнате она не одна. Ева за полсекунды успевает подпрыгнуть на месте от испуга, грубо выругаться и только потом понять, что нагло расположившаяся на её кровати фигура принадлежит Вилланель. Усталость мигом растворяется в адреналиновом всплеске, пока блондинка взрывается хохотом, смотря на ошарашенное лицо гонщицы. — Какого чёрта? — первое почти цензурное, что срывается с уст Поластри после плеяды британских ругательств. Британский мат, оказывается, весьма разнообразен. — Сюрпри-из, — Оксана довольно, с наигранно виноватым видом улыбается и разводит руками, вставая с кровати. — Как ты тут оказалась? У меня чуть инфаркт не случился! Ты разве не в Италии?! — А ты что, не рада меня видеть? — девушка рисует на лице странную театральную грусть, прекрасно зная, что Ева рада. Будет рада, когда немного придёт в себя. — Я тебя ненавижу. — Нет, — Оксана исподлобья смотрит, улыбается. — Нет, — спустя пару секунд в тишине подтверждает Ева, беспомощно выдыхая. Она не умеет ненавидеть эту несносную француженку, хоть за всё время их знакомства та и предоставила как минимум тысячу поводов для этого. Через секунду Вилланель оказывается достаточно близко, чтобы попытаться задушить гонщицу в объятиях. Однако Ева не одобряет затею, выбираясь из цепких рук. Тело всё ещё протестует резкому возвращению в боевой режим, а она всё ещё пытается делать вид, что немного зла на свою гостью. — Устала? — Я бы сказала по-другому, но да, Оксана, я устала, — Поластри ловит себя на мысли, что срываться на ни в чём не виноватую девушку будет ужасно несправедливо, и старается смягчить тон, продолжая, — у меня много работы, думаю, у тебя тоже. Вилланель не обращает внимание на пассивно-агрессивные намеки, прекрасно понимая, что поведение брюнетки – всего лишь результат переутомления. Симптом. Она увлекает за руку недовольную, но безвольно плетущуюся за ней Еву, усаживает её на край кровати и сама забирается рядом, позволяя себе несколько мгновений просто любоваться. Даже после сумасшедшего дня гонщица «Мерседес» выглядит обворожительно, и Оксане так сильно хочется сидеть в тишине и смотреть на неё целую вечность. Руки уверенно опускаются на напряжённые плечи, аккуратно сжимая скованные мышцы, заставляя брюнетку инстинктивно выгнуться им навстречу. Из губ Евы вырывается хриплый стон: то ли от удовольствия, которое приносят настойчивые руки, то ли от напомнившей о себе боли, разливающейся от шеи по всему телу. — Расслабься, — почти родной голос шепчет на ухо, и по позвоночнику пробегают мурашки. Сильные пальцы методично, будто бы со знанием дела, разминают твёрдые мышцы. Можно даже подумать, что Вилланель знает в этом толк. Оксана придвигается ближе и медленно, почти невесомо гладит нежную кожу от сгиба локтя до запястья, сцепляя их пальцы. Девушка улыбается, поймав на себе такой нежный, почти влюблённый взгляд Поластри, которая совсем забыла о своей театральной обиде. Тепло от солнечного сплетения разливается по телу. Чем она заслужила такую жизнь? Англичанка тянется за поцелуем, и Оксана, конечно же, отвечает. Нежно, не спеша, с удовольствием. Ей никогда не нравились такие поцелуи. До встречи с Евой. — Снимай футболку, — Вилланель нехотя отрывается от приятного занятия, чтобы произнести всего пару слов, и оставляет на мягких губах ещё один невесомый поцелуй. Чемпионка мира без лишних вопросов поддевает пальцами край чёрной ткани и тянет её вверх. Оксана помогает девушке избавиться от лишней детали, на секунду замирая, когда та остаётся лишь в чёрном спортивном бюстгальтере. Она никогда не привыкнет к тому, настолько Ева прекрасна. Она не хочет привыкать. — Ложись. — Вилланель с трудом заставляет себя оторвать взгляд от великолепного тела, кивает в сторону кровати и ждёт, пока Поластри лениво уляжется на живот, положив руки по обе стороны от головы. Пару секунд снова просто наслаждаясь идеальными формами, Оксана проводит невесомую линию от поясницы вверх, натыкается на преграду, расстегивает хитрый замочек на бюстгальтере и неспешно спускает лямки с плеч. Чёрное бельё на Еве – это красиво, но сейчас абсолютно ни к чему. Поластри сдержанно вздыхает, когда руки нежно, но настойчиво, с мягким нажимом оглаживают мышцы спины вдоль позвоночника, поднимаясь вверх – ко всё ещё скованным усталостью плечам. Оксана большими пальцами разминает неподатливые мышцы, уделяет особое внимание шее, прекрасно зная, что в конце сложного дня болит у пилота Ф1. Поластри снова напрягается, инстинктивно стараясь избежать дискомфорта, когда действия Оксаны вновь плавно становятся болезненными, но она тут же замедляется, снова гладит. — Ладно тебе, неженка, потерпи секунду, — девушка опускается ниже, шепчет на ухо, вдыхая пряный аромат шампуня. Пахнет Рождеством: корицей, яблоками и их новогодними каникулами в евиной Нью-Йоркской квартире с окнами в пол. Теперь на вопрос о лучшем Рождестве каждая из них ответила бы по-своему одинаково: Ева сдержанно приподняла бы уголки губ, вспоминая прогулки в холодном Центральном парке и то, как много тепла дарили объятия и сцепленные пальцы, а Оксана с загадочной, но такой понятной улыбкой уставилась бы в пол, заново переживая все эмоции, которые подарил ей первый визит в Нью-Йорк и совсем другая, по-американски свободная Ева в городе, где почти никто не знает великую гонщицу. «Вот, почему я так люблю Штаты» Они так много смеялись, что сводило скулы. Еве казалось, что она за всю жизнь не хохотала так часто, так искреннее и порой совсем без повода. Просто так, от счастья. Оксана всё время не могла избавиться от мысли, что чувствует себя героиней глупой мелодрамы, которые сама так ненавидит. И по законам жанра у них не всегда удавалось выбраться из дома, ведь в тёплой постели и нежных объятиях слишком уютно, а Нью-Йорк наверняка никуда не денется за один денёк. Уезжать было грустно, но каждый отпуск имеет плохое свойство заканчиваться. Тогда остаются лишь хрупкие попытки сохранить воспоминания живыми и привнести в серые европейские будни немного ярких красок. Барселона никогда не казалась Оксане унылой, но после огней Нью-Йорка даже любимая Ницца больше не выглядит так празднично. По приезду в Испанию радует лишь то, что завтра она сядет за руль своей новой машины, а уже сегодня может позволить себе снова побыть наедине со своей чемпионкой мира. — Где больно? — Вилланель настойчива, и сейчас она намерена сделать вечер Евы немного лучше. Пускай для этого и придётся сперва сделать ей немного неприятно. — Здесь? Ева не отвечает. Не отвечает лишь потому, что не может собрать в голове мысли, ускользающие от удовольствия, граничащего с мукой. Она позволяет инстинктам взять верх, доверяется своему телу и рукам Оксаны, которой не нужны слова, чтобы кончиками пальцев всё чувствовать. Неспособные расслабиться мышцы, тянущая боль, мурашки от едва ощутимых касаний вдоль выгибающегося позвоночника. Оксана быстро учится понимать новый для себя язык тела, и теперь слова кажутся совсем ненужными. — Так лучше? — спрашивает Вилланель позднее. Ева не уверенна, прошла секунда или вечность. Ответ и без того известен, но она любит слушать евин голос и комплименты в свой адрес. — Немного, — протягивает Поластри будто в полудрёме. Наконец позволив себе немного расслабиться, она готова разрешить Оксане делать с её телом что угодно. Но девушка лишь продолжает спасительный массаж, меняя нежные, едва осязаемые касания на сильные, не всегда приятные, но необходимые. Нежным поцелуем в шею поставив финальную точку, девушка падает рядом. Кому вообще нужен мир за окном, если им двоим наедине так хорошо и спокойно? Ева приподнимается. Оперевшись головой о руку, она заново изучает казалось бы родные черты лица, ставшие будто немного мягче. Сейчас Оксана кажется совсем другой: нежной, но под стать своему характеру властной. Она хочет, чтобы мир работал по её правилам, но всегда готова делать для Евы исключение. Брюнетка улыбается, когда девушка своим привычным жестом заправляет за ухо тёмную прядь и тянется за поцелуем. Её любимая сильная девочка.