Born to win

Последние пять лет Ева чувствует себя как дома, приезжая в Монако. Можно подумать, что это самое пафосное место в мире, и отчасти так и есть. Самые дорогие отели, самая дорогая недвижимость, самые лучшие рестораны и пляжи. И все это почти в самом маленьком мире, крошечном государстве площадью два квадратных километра. Сложно представить, что страна – это клочок земли, от западной границы которого до восточной можно добраться за пятьдесят минут. В темпе неспешного прогулочного шага. Среди пилотов Формулы-1 последнего десятилетия жить в Монако стало традицией. Те, кто не предпочёл Швейцарию, скорее всего называют своим домом княжество. Плюсов слишком много: отличный климат, тёплое море, час-два на самолёте и ты на любом европейском автодроме, к тому же выгодная налоговая политика и атмосфера безопасности, которой не отличается любое другое государство старого света. До перехода в «Мерседес» Ева долго сопротивлялась моде на Монако, но в итоге чаша весов с преимуществами перевесила ту, где осталась только шаткая любовь к особняку в унылом, но родном городе на Темзе. После смерти отца Лондон стал совсем пустым и будто ещё на десять оттенков серее прежнего, но Ева всё же нередко его посещает, чтобы среди хмурых англичан отдохнуть от улыбчивых монегасков. Со временем настоящим домом стала казаться именно квартира в Ла-Кордамине, из высоких окон которой открывается чудесный вид на поворот Сэнт Дэвоут и участок трассы между тоннелем и бассейном. Если бы Ева сама не участвовала в гонках, могла бы с бокалом шампанского наблюдать за ходом событий с собственного балкона. Путь до гаражей во время гоночного уикенда занимает несколько минут ходьбы, а в перерывах между сезонами Поластри может сесть за руль своего «GTR» и прокатиться по трассе, которая в обычное время становится городской дорогой, кишащей дорогими спорткарами местных и арендованными приезжих, жаждущих почувствовать вкус роскошной жизни. Многие болельщики и сами пилоты на вопрос о любимой трассе наверняка ответят «Монако». Узкая, неровная, извилистая дорога, пролегающая между стенами величественных исторических зданий в одной части города и современных построек в другой. Гран-при Монако – жемчужина Формулы-1. Настоящее испытание и лакмусовая бумажка мастерства пилотов. Как и на любой городской трассе здесь всё может измениться в один миг. Незначительный по меркам Барселоны промах может сделать лидера гонки аутсайдером, а серьёзная ошибка может стоить команде машины, а пилоту карьеры или жизни. Стены близко, а соперники всегда готовы занять твоё место. Оксана всегда мечтала сесть за руль болида именно здесь, в Монако. Эта трасса – один из символов Формулы и больше не принимает ни одну гоночную серию в мире. Единственный шанс испытать эту атмосферу – попасть в высшую лигу. — Не рискуй, — перед гонкой Ева говорит лишь одну, но парадоксальную вещь. Садиться за руль болида – по своей сути риск, ехать за рулём болида по узким улочкам старого княжества со скоростью чуть больше двухсот километров в час – полное безумие. — Это конец сезона. Я буду рисковать. Монако – самая медленная трасса в календаре. Первый поворот – одно из немногих мест, где можно совершить обгон, и по-совместительству – самый аварийный участок трека. Далее извилистая прямая до казино «Монте-Карло»; спустя несколько поворотов нужно сбросить скорость до пятидесяти километров в час в знаменитой шпильке «Гранд Отель» – самом медленном повороте календаря Ф1, а чуть дальше – разогнаться до двухсот шестидесяти – в самом быстром. Расслабиться нельзя ни на миг, а любой манёвр должен быть идеальным. Ева как никто другой умеет проезжать каждый круг на пределе скорости и возможностей человеческой концентрации. Именно поэтому сегодня она будет пить победное шампанское в честь своего шестого чемпионского титула. Оба главных соперника с ней на подиуме, но сегодня математика и вправду на её стороне – им осталось бороться только за вторую строчку. Каждый титул ощущается иначе. Звание Чемпиона мира – высшая награда для гонщика. Поднять вверх этот кубок, выгравировать на нем своё имя, попробовать мечту на вкус. Получив столь желанную награду, неважно, какую по счету, накатывает эйфория, позже сменяемая опустошением. Ты отдаёшь всего себя, все физические и моральные возможности человеческого тела, чтобы в конце ещё раз ощутить это – ты лучший в мире. Сперва хочется доказать это всем вокруг, дальше – себе. В Формуле-1 пилоты часто чувствуют себя одиноко, ведь действительно понять их может лишь кто-то из двадцати человек на земле, каждый из которых является соперником. Чемпионом быть в двадцать раз сложнее.

***

Пустой горный серпантин извивается вверх. Ева никуда не торопится за рулем одного из своих «Мерседесов», наслаждаясь пейзажем и возможностью побыть наедине со своими мыслями, несмотря на присутствие Оксаны. Дороги всегда её успокаивали. В тишине или с громкой музыкой, в пути она могла заняться самоанализом, не отвлекаясь на внешний мир. Во время сезона редко выпадает возможность просто поездить за рулём. Банальная вещь, которой так не хватает в жизни пилота. Это место, этот путь вверх, что через пятнадцать километров просто закончится, особенный. Почти шесть лет назад, первый раз став чемпионкой мира и в один момент лишившись всего, спустя два дня она просто ехала. Глаза застилали слёзы, и она с трудом вписывалась в резкие повороты, не сбавляя скорости. Дорога становилась всё хуже, подвеска низкого спорткара с трудом справлялась, но ей было плевать. В конце пути будущую звезду автоспорта ждал прекрасный вид, который навсегда врезался в память чуть расплывчатым от слёз закатом и просыпающимися огнями ночного города под ногами. Ветер бьёт в лицо, путает волосы, липнущие к влажным щекам. Дышать больно, рыдать больно. Просто больно. Хочется кричать, но она не может. Горло будто бы сжало стальными клешнями, и холодный металл, разрывая кожу, душит. — Ты в порядке? — голос Оксаны вовремя вырывает из плена воспоминаний. Ева вздрагивает, резко переводя взгляд на девушку. — Что? — переспрашивает она, ничего не услышав. — Что с тобой? — Всё хорошо, — Ева улыбается в плохой попытке сыграть невозмутимость. — Сядешь за руль? — англичанка спрашивает, но уже съезжает на обочину и со второго раза попадает по кнопке «аварийки». Непонятно зачем, ведь последнюю машину они встречали двадцать минут назад. Ехать сюда было ошибкой. Она не знает, чего хотела этим добиться. Возможно, отпустить воспоминания, от которых становится не по себе, и создать новые – счастливые. Теперь ещё хуже, потому что ничего не подозревающая Оксана, которая была приглашена отпраздновать Евин шестой титул, этого не заслуживает. Вилланель пока не понимает ничего, кроме того, что «всё хорошо» было ложью. Девушка не спешит. Хотя под её внимательным и обеспокоенным взглядом Ева всё же чувствует себя обязанной что-то сказать. — Красиво тут, да? — сложив руки на руль, Поластри смотрит за стекло. Дорога, обрамлённая ветхими отбойниками, едва заметными среди кустов и деревьев, тянется вдоль обрыва, что пугающей глубиной раскинулся по левую руку. Справа нависает скала, покрытая сверху густым сосновым лесом, наполняющим воздух ароматом хвои и сандалового дерева. Уложенный наверное тысячу лет назад асфальт здесь, в середине пути, всё ещё достаточно гладкий, чтобы Евин «GTR» чувствовал себя комфортно. Наверху заблудившийся путник обнаружит, что ехать дальше нельзя из-за обрушившегося участка, который никто не собирается ремонтировать. Раньше эта дорога была единственным способом оказаться на другой стороне горы, сейчас же все про неё забыли, катаясь по скучному тоннелю. Оксана, что совсем ей несвойственно, не знает, как себя вести. Ей всегда было трудно реагировать на проявления чувств, трудно подбирать правильные слова и не делать глупостей в ответственный момент. Поддержать человека словами, не сделав ещё хуже – целая наука, возможно для этого даже нужен особый талант, которым гонщица «Феррари» не обладает. Поэтому сейчас она отчасти даже рада перевести тему, давая англичанке время собраться с мыслями и рассказать всё самой, если ей так будет лучше. — Давай, садись за руль, — Ева тепло улыбается и смотрит по-особенному нежно. Наверняка очень мало людей в этом мире видели этот взгляд, полный привязанности и странной, пугающей, но порой необходимой любви. Оксана не сопротивляется. Её не нужно уговаривать поездить за рулём крутой спортивной машины. Странное поведение Поластри не даёт покоя, но она не собирается спорить, не собирается заставлять её говорить или донимать вопросами. Шестое чувство или наконец проснувшаяся глубоко внутри эмпатия подсказывает, что среди тысяч вариантов сейчас Еве нужно именно это. Сидеть на пассажирском сидении своей машины и буднично ругаться на Вилланель, которая абсолютно не умеет водить аккуратно. Девушка прижимает педаль газа и чувствует себя почти так же, как в болиде: передачи переключаются одним пальцем на руле, ограничение на спидометре 350, а машина разгоняется до сотни за три секунды. Идеально. Извилистая дорога с хорошим покрытием и резвая машина – всё, о чём могла мечтать Оксана в свои пятнадцать. Тормозить при каждом повороте скучно, и она, освоившись, со знанием дела направляет машину в контролируемый занос, срезая резкие углы. Левый поворот – руль вправо, ручник, газ. Машина выравнивается, почти не теряя скорости. Всё гениальное просто. Ева для приличия закатывает глаза и осуждающе смотрит, чтобы поддерживать репутацию главной зануды, хотя про себя как всегда немного завидует этой безбашенности: — Я тебе дала поездить на своей машине не для того, чтобы ты её разбила. — Да ладно тебе, Ева. Я умею водить, — довольно убедительно. — Это меня и пугает, — вздыхает она, держась за поручень в очередном повороте. — Меня научил этому хороший друг. Жаль, что в Париже никогда не было таких хороших... — она прерывается, задержав дыхание, чтобы успеть вовремя вывернуть руль, — дорог для дрифта. — К счастью. Плавно отпуская педаль, она сбавляет скорость до чертовски медленных восьмидесяти километров в час и восторженно восклицает: — Как же здорово! — глаза девушки заразительно светятся азартом и счастьем, и Ева сейчас готова позволить ей всё что угодно. Даже издеваться над своей машиной. — Мои новые мишленовские шины наверняка так не считают, — упрёк в голосе театральный, Поластри не могла иначе. Оксана с таким же наигранно виноватым взглядом отвечает: — Я куплю тебе новые. — Даже толком не смотря на следующий поворот, она продолжает: — А ты обязательно должна попробовать, — категорично утверждает девушка. Она не собирается выслушивать отговорки, поэтому тут же тормозит, в следующую секунду уже открывая перед Евой дверь. У англичанки нет выбора, хотя, признаться честно, ей сейчас как никогда хочется сделать какую-то глупость. — Я никогда не делала этого на обычной машине, — сообщает Поластри, неспешно, будто бы лениво пристёгиваясь. — Ты только что назвала Mercedes GTR «обычной машиной»? — фыркает Оксана. — Малышка, твоя хозяйка совсем тебя не уважает, — обращается она к машине, поглаживая рукой дверь. — Поехали со мной в Ниццу, я буду о тебе заботиться. Ева улыбается, спокойно переводя взгляд на дорогу. Она никуда не торопится, ведя машину одной рукой. Спокойная езда после гонок на предельных скоростях с годами приносит всё больше удовольствия. — Ева Поластри, официально заявляю, что ты водишь как моя бабушка, — Оксана издевается, искренне желая лишь одного – чтобы Поластри повеселилась, выбросив из головы лишние мысли, о чём бы они ни были. — Интересно, ты когда-нибудь поймёшь, что жизнь – это не гонка? — англичанка говорит ровно и спокойно. — Горная дорога – не супер-безопасная трасса с отбойниками и зонами торможения, — голос разума, проснувшийся где-то глубоко внутри, вынуждает сделать назидательное заявление, — одна ошибка, и нас нет. Какой смысл в риске ради риска? Чисто теоретически, это правда. Но какова вероятность, что эту ошибку совершит она? Сложно отыскать человека, что умеет находить общий язык с машиной лучше, чем это делает Ева Поластри, верно? — Смысл в удовольствии, — Оксане плевать на нравоучения, вряд ли она станет мыслить другими категориями. — Какой смысл в жизни без удовольствия? — Как ты вообще дожила до двадцати с полным отсутствием инстинкта самосохранения? — А как ты со своей гиперответственностью дожила до тридцати и до сих пор не сошла с ума? Ева усмехается. Это тоже правда. — К тому же, эта машина не так уж сильно отличается от болида. — Тебе нравится? — Я влюблена. Буду приезжать навещать её. — Только её? — Думаю, ты нам не помешаешь. Ева включает вторую передачу, отчего обороты двигателя на скорости резко взлетают, газует и, едва успев вывернуть в повороте, нервно смеётся: — На болиде делать это не так страшно. Вилланель не страшно совсем, что странно. Обычно гонщики по своей сущности болезненно переносят поездки на пассажирском. Но она уверена, что Ева без труда справится, а с её реакцией и опытом шансы попасть в передрягу близятся к нулю. Страшно Еве, потому что она, в отличие от своей пассажирки, не так уж уверена в наличии у себя столь специфических навыков. Внутри всё сжалось от напряжения и каждая траектория до последнего кажется неверной. Технически – это просто, когда ты гонщик и чудесно знаешь все принципы работы машины. Сложно только заставить себя жать на педаль газа до того момента, когда скорость станет настолько высокой, что занос будет единственным шансом удержать машину на трассе. — Поверить не могу, что я это делаю. — Ева откидывается на спинку кресла на короткой прямой. Это очень напоминает Формулу, когда прямая – единственный шанс перевести дух на пять секунд. — Но тебе же нравится. Ева про себя согласно отвечает и, резко выворачивая руль до упора, сбрасывает скорость, отчего задние колеса теряют сцепление с дорогой. Остаётся только нажать на газ, а потом выровнять машину. — Тише, не газуй так резко, если не хочешь нас убить. Ева чуть отпускает педаль газа, и машина послушно выравнивается на выходе из поворота. Англичанка выдыхает и всё так же нервно, но с облегчением улыбается – как будто после сложного экзамена или собеседования, от которого зависело будущее. С каждым поворотом становится всё проще, но в моменты, когда машина выходит из апекса в идеальном заносе и выравнивает траекторию по малейшему требованию, тело охватывает восторг. Ева возбужденно смеётся, запуская руку в волосы. Она слышит стук своего сердца, а глаза слепят мелькающие между деревьями лучи закатного солнца. Всё же это здорово. — Как ощущения? — Как будто я первый раз села за руль. Дорога выше, которая была старой и разбитой пять лет назад, сейчас похожа то ли на минное поле, то ли на швейцарский сыр, то ли на останки асфальта после метеоритного дождя. Они едут молча, хотя Оксана едва сдерживает себя от вопросов или намеков, время от времени отрываясь от созерцания пейзажей, чтобы взглянуть на абсолютно спокойное лицо Евы. Тогда во Франции, когда гонщица вела её машину, Вилланель так хотелось сорвать с неё рубашку, жадно целовать обветренные губы, тонкую кожу на шее, чувствуя учащенный пульс под своими пальцами, хотелось наслаждаться той страстью, которая нашла выход, доставлять Еве удовольствие, которое она ещё не испытывала, и проводить так каждый вечер до конца своей жизни. Хочется ли ей этого сейчас? Безусловно. Но ещё больше хочется побыть для неё человеком, с которым можно говорить о вещах, что не дают покоя. Сделать так, чтобы больше ничто и никто в мире не смог причинить ей боль. Долгая дорога вверх заканчивается небольшим лесистым плато на вершине горы. Косые лучи, пробивающиеся сквозь ветви высоких сосен, играют на тёмно-зелёной поверхности «Мерседеса», который будто бы сам стал частью этого леса. Ева глушит двигатель в паре метров от нависающей над обрывом итальянской сосны, выглядящей диковинно среди своих непримечательных собратьев. Впереди блестит и плавно погружается в краски заката море, сверху кажущееся бескрайним и совсем далеким. Оксана, неспешно выходя из машины и опираясь на горячий капот, щурится от яркого солнца. — Почему мы сюда приехали? — лениво сложив руки на животе, она переводит взгляд на присоединившуюся Еву. — А ты не любишь встречать закаты в горах? — отшучивается англичанка, но её спокойное выражение лица сменяется серьёзным. — Хочешь узнать, что со мной не так, да? — Я совру, если отвечу «нет», но ты не обязана рассказывать, — Оксана будто бы ходит по минному полю, подбирая верные слова. Она всегда предпочитала говорить первое, что придёт в голову, но сейчас отчего-то ощущает себя ответственной за то, чтобы не сболтнуть лишнего. Поластри смотрит с благодарностью, переводя дух. Девушка не уверена, стоит ли посвящать в подробности своего прошлого Оксану, но ей необходимо поговорить об этом хоть с кем-то, кроме своего психотерапевта. — Пять лет назад сразу после похорон отца я прилетела в Монако. На следующую гонку. У меня тогда ещё не было квартиры, но была машина в Монте-Карло. Сидеть в номере было невозможно, делать ничего полезного я не могла, и спала только тогда, когда тело уже не выдерживало и отключалось, потому что после каждого сна я вскакивала в холодном поту и не могла прийти в себя до утра. Тот сезон истощил меня морально и физически, а то, что случилось в конце, просто убило во мне остатки живого. Оксана застыла, не зная, как реагировать на эти слова. Ей лишь хотелось крепко сжать евину руку, когда та едва заметно дрожащими пальцами поправляла несуществующую прядь, пытаясь отвлечься от накатывающих эмоций, но Вилланель не стала. — Я тогда не придумала ничего лучше, чем сесть за руль и просто ехать. Я ехала, ехала, ехала. Потом дорога стала совсем ужасной, спускаться обратно в город мне не хотелось, и я стояла на этом чёртовом обрыве и думала, что никогда не смогу стать прежней, никогда не буду ездить так, как ездила раньше, и возможно это мой последний сезон в Формуле, потому что тогда казалось, что из той ямы выбраться невозможно. — Поластри краешком губ грустно улыбается, отчего у Оксаны ещё больше замирает сердце. — Но ты выбралась. Вилланель долго смотрит на отражающееся в зрачках море и не может придумать ничего лучше, чем заключить Еву в крепких объятиях, прижимая к себе и вдыхая запах волос, такой же древесный и почти родной, как у этого леса. Аромат парфюма Оксаны завораживал англичанку ещё полгода назад, когда они сидели рядом на пресс-конференциях, и Ева думала лишь о том, насколько сильно её раздражает эта нахальная девчонка, возомнившая себя великой гонщицей. Сейчас кажется, что этот запах принадлежит Вилланель, и ни одна женщина в мире не должна пахнуть так же. Он навевает пейзажи нетронутой, первобытной природы и беспечного прованского быта, воплощает в себе всю нежность и трогательность расцветающей весны. Это аромат шагов в весеннем лесу, дыхания ветра среди деревьев, почвы, мха и неизведанных сокровищ земли. Воздушный и прозрачный, но без тона легкомысленности и прямолинейности. Магия многогранных травянистых оттенков, ловко сплетенных с лавандовой пылью и переспелыми темными ягодами, делает аромат многогранным, объемным, наделенным сложным и переменчивым характером. Это сама Вилланель. На Земле так много кошмарных вещей, так много событий, не дающих спать по ночам, так много жестокости и зла, но сейчас кажется, что ничто в этом мире не может заставить Еву чувствовать себя так же ужасно и благословенно в один миг. Время будто бы повернулось вспять, и сейчас она со всей своей болью и пустотой внутри снова стоит здесь. Боль тогда она смогла превратить в силу, а пустота зияющей саднящей раной, казалось, останется внутри навсегда. Но сегодня рядом Оксана, сама того не подозревая, способная эту пустоту заполнить. — Ладно, — Ева чуть отстраняется, и в ровных чертах лица нет ничего, что бы выдавало хоть каплю разрывающих изнутри эмоций. Контролировать их она научилась, — ладно, хватит страдать. — Она делает глубокий вдох, и уголки губ поднимаются в короткой улыбке. — У нас есть сэндвичи, термос с кофе, прекрасный закат. — И целая жизнь впереди. — И целая жизнь впереди, — согласно вторит Ева. — Нужно этим наслаждаться.