∙•☽●════════════════════════════✧☽◯☾✧ ═══════════════════════════●☾•∙
☽◯☾Коридоры «Ла Ситадель"☽◯☾Двор☽◯☾
Ренар Есть дела, которые не отложить, даже, если хочется. Мне нужно разобраться с кроватью, если желаю высыпаться. В столовую я больше не возвращаюсь, в свою комнату тем более. Некоторое время брожу по коридорам, планомерно изучая карту-план и размышляю, к кому бы заявиться со своим вопросом? Сразу к директрисе? Или тут есть работники пониже рангом, которые должны заведовать мебелью, бельем… ведь должны же быть такие? Хочу даже отыскать телефон и пораженчески позвонить Флоранс, она может быть посмеется, но поможет. Не маме же? Она точно напомнит, что не хотела отпускать меня так рано и что я не готов. А значит, я докажу, что она ошиблась! Иду, куда шагают ноги, глаза не видят почти ничего, кроме плана кабинетов и коридоров. Оглядываюсь и понимаю, что кабинет директрисы должен быть неподалеку. И действительно. У приоткрытых дверей стоят две девушки — светленькая и темненькая. Брюнетка зареванная и опухшая, но кажется смутно знакомой, вроде уже видел ее в коридорах или столовой. Блондинка тоже старательно трет кулачками глаза, но ее я не помню. Делаю шаг и вижу сухопарую директрису в проеме двери. — Первый день в школе и уже драка? — хорошо поставленным голосом пеняет мадам. — Мадемуазель Бромфилд, останьтесь, я решу, как вы будете наказаны. Медемуазель Монбельяр, можете быть свободны. Судя по фамилиям, одна из девушек англичанка, а вот вторая — моя соотечественница. И из-за чего тут произошел новый виток Столетней войны? И кто победил? Светленькая отнимает кулачки от лица и кидает на меня кокетливый взгляд. С удивлением вижу, что глаза у нее совершенно сухие. — Она первая на меня набросилась! — стонет темненькая. — Я только защищалась! — Значит, задержитесь и расскажите мне подробней, что произошло, — обрывает ее директриса. — Пока я вижу, что мадемуазель Монбельяр пострадала куда больше вашего. — Она сама себя укусила, честное слово! Она сумасшедшая! — англичанка срывается на крик. А вот это она зря, хладнокровие и спокойствие выглядят для взрослых куда достовернее праведного гнева. Блондиночка чинно приседает перед директрисой. — Я пойду, с вашего позволения. — и шествует по коридору мимо меня. Ловлю на себе ее хитрющий взгляд. Первый порыв — догнать и выпытать подробности, но у меня дело к директрисе. Разберусь потом. А высокопоставленная мадам наконец обращает на меня внимание и вопросительно поднимает брови. — У вас какой-то вопрос… месье?.. — Ренар, — представляюсь я, отлипая от стены, на которую опирался. — Может быть, не к вам, но… меня не устраивает моя кровать. Директриса еще больше удивляется. — И чем же? — в голосе саркастичность, и мне это не нравится. Так разговариваю с людьми только я сам! — Она мне короткая! — старательно выпрямляюсь, стараясь урвать у природы хотя бы сантиметр дополнительно. Директриса задумывается. — Ренар? Что-то припоминаю… Ваш отец тоже учился у нас? Сдержанно киваю. И мама тоже. И Флоранс. — Если не ошибаюсь, как раз для него заказывали специальную мебель, — теперь директриса выглядит смущенной. Такой она мне нравится куда больше. Если бы не англичанка рядом… Мысленно выдергиваю из прически мадам все шпильки, позволяя волосам рассыпаться по груди и плечам. Так несомненно лучше. Особенно, если пробежаться по ним пальцами, оттянуть голову слегка назад… — Я распоряжусь, чтобы вам ее доставили до времени сна. Сухой голос возвращает меня к действительности. Нет, эту женщину не исправят ни другая одежда, ни прическа, ни макияж. Внутренний огонь либо есть, либо… Мысли снова возвращаются к О…де…тт. Язык спотыкается об обилие согласных. Называть ее Оооо куда более приятно. Вот в ком пламени более чем достаточно. Не видел ее четверть часа и уже скучаю. Я должен ее найти и сказать… что сказать? Детка, у меня есть потрясающая кровать, практически фамильная, давай обновим? Есть психованный сосед, но он медитирует на свои коленки и мешать не будет. Она поднимет меня на смех и будет права. Я сам готов хохотать над собой. — Может быть вы знаете… — я решаю спросить и про другое, если уж удалось встретиться с директрисой. — Почему у меня только один сосед? Мадам снова задумывается, припоминая. — Мадемуазель Руссо, если не ошибаюсь, была определена к вам. Но попросила перевести ее на другой этаж. Это разрешено, если студента пустят в комнату. — Благодарю, — бросаю я и иду в обратном направлении, снова упирая взгляд в карту. Идти в комнату не хочется, до ночи еще куча времени и мне куда интереснее посмотреть что здесь и как. Поэтому я спускаюсь вниз и выхожу на солнечный двор. Похоже, я вовремя, тут опять что-то происходит. Повсюду коробки, ящики и чемоданы, словно затеян глобальный переезд. Через несколько минут я по разговорам окружающих понимаю, что это приехал багаж. Значит, через несколько дней прибудут и мои вещи, а пока радуются те, кто здесь уже не первый день. В ответ на эти мысли мимо проносится мое темноглазое чудо с воплем: «Мой гроб приехал!» Тихо выпадаю в осадок. Быстрым шагом следую за ней. Грех не воспользоваться случаем, ведь сейчас так просто увидеть ее лишний раз, поговорить, и тема для беседы такая впечатляющая — гроб! Это интригует. Первокурсники толпятся у горы багажа, время от времени звучат фамилии, и названные подходят ближе с документами. Я встаю позади О, меня не пригласят, но ведь находиться здесь не запрещено. Я даже готов предложить свою помощь, хотя, особо тяжелые баулы носят местные служащие. — Руссо, Одетт Хлоя, — слышу я голос, и подаюсь вперед. О тоже огибает нескольких студентов, и толпа издает густой насмешливый гул — появляется что-то огромное, продолговатое, надежно упакованное. Это и нескольким взрослым мужчинам не уволочь. — Ванну из дома прихватила? — спрашивает какой-то парень в никуда, и те, кто рядом готовы поддержать его бессмысленном гоготом. Двигаюсь еще ближе, отодвигая малорослых подростков в стороны, наклоняясь к самому ушку О: — Помощь нужна? Она вздрагивает, почти подскакивает на месте, но я готов поспорить, что не от испуга, а только от неожиданности или от щекотки. Когда видит меня, я слишком хочу верить, что взгляд ее теплеет, превращается из горящих очей бешеной рыси во что-то чуть менее яростное — чай с шоколадом. — Домашняя обитель ждет тебя… — загадочно говорю я, намекая на нашу общую спальню, но Одетт фыркает и, задрав нос, отворачивается. Похоже, она и не знает, как я ее жду. — В какой комнате вы живете, мадемуазель? — спрашивает подошедший мужчина в униформе школы. Одетт отвечает, будто намеренно стараясь говорить погромче, чтобы слышали все вокруг — на этаже третьего курса. Кто-то даже присвистывает, видно, стрела попала в цель. — И как там? — Детка, забери меня с собой! О разворачивается и прицельно лупит ближайшего к ней насмешника ребром ладони в кадык. Толпа пищит и отшатывается, а служащие будто и не видели ничего — женский невидимый голос читает следующую фамилию, крепкие мужчины стоят в стороне, готовясь нести, что прикажут — может, чемодан, а может и чье-то тело. Я не готов оказаться в толпе жаждущих ее внимания, она не должна запомнить меня одним из… Я делаю несколько шагов в сторону, продолжая наблюдать. Несколько служащих увозят загадочный ящик, я даже готов поверить, что там гроб, О уходит следом с небольшой сумкой. Первокурсники снова отвлекаются на голос, читающий фамилии, расхватывая свои рюкзаки и чемоданы, а я понимаю — мне придется вернуться в свою комнату, унылую и пустую. Не считать же парнишку-соседа действительно заслуживающим внимания. Кажется, я снова голоден, эта малышка отвлекла меня как раз в момент моего насыщения, но я догадываюсь, что второй раз меня в неурочное время в столовую не пустят. Проверять это и подвергать себя возможному унижению я не собираюсь. По счастью, я предвидел подобную ситуацию, и в моих чемоданах, помимо нужной на первое время одежды и любимых книг есть небольшой запас перекуса и даже бутылка вина — подарок Флоранс. Воспоминания о ней меня снова будоражат, мне просто необходимо найти ей замену в ближайшее время. Я иду обратно к замку, ловя на себе внимательные и кокетливые взгляды местных студенток и даже, готов поклясться, парочки учительниц. Недостатка во впечатлениях тут быть не должно, но мне нужна только она — маленькая, плоскогрудая и бешеная. Я прохожу по коридорам к своей комнате — все-таки запомнил дорогу — и теперь уже внимательнее читаю надпись на дверях: Ив Себастиан де Моле, Лоран Огюст Эммануэль Ренар, Одетт Хлоя Руссо. Почему мое имя не первое?! От злости дергаю ручку и вхожу. Ив сидит на кровати и вздрагивает от моего появления. — Привет, — шепчет он застенчиво. — Виделись! — теперь у меня нет желания завоевывать его дружбу, я уже один раз попытался. Я молча подхожу к одной из свободных кроватей у окна и подтягиваю к ней оба чемодана. Одежда летит в шкаф, книги — на стол, а вот и отдельный пакет от Флоранс: холодный жареный цыпленок, домашние пирожные и бутылка вина. Думал съесть это ночью за чтением, но пусть будет сейчас. Выкладываю все эти богатства и присаживаюсь на кровать. Вспоминаю, что мне должны доставить другую. Откупориваю бутылку и делаю длинный глоток, только сейчас чувствуя усталость — почти весь день на ногах, а ходить я просто ненавижу. Если прибавить к усталости массу новых впечатлений, то понятно, что нужно полежать, но мне элементарно негде. Можно попробовать сдвинуть кровати, но мне лень. Снова отпиваю вино и пробую цыпленка — Флоранс дивно готовит, почти так же, как и сосет. На соседа я не смотрю, продолжая есть, потом отодвигаю от себя бумажные свертки. Все равно надо доесть или поделиться, иначе испортится. — Хочешь? — спрашиваю я, не смотря на Ива, и снова делаю глоток из бутылки. Половиной цыпленка и парой пирожных я готов пожертвовать, но вина ему не дам. Он не отвечает, но в этот же момент кто-то стучит в дверь. От неожиданности я только смотрю в сторону, а Ив, подскакивает к моему столу, разом сгребает еду и бумагу и стремительно засовывает все богатство под свою кровать. Я глазом не успеваю моргнуть. А мальчишка шустрый и… каков нахал! — Войдите, — говорит Ив, и дверь распахивается, а я понимаю, что бутылка все еще в моих руках. Заходит служащий в местной темно-зеленой униформе с логотипом школы. — У меня указания поменять вам кровать, — говорит он. Наконец-то. Я молча киваю и пересаживаюсь на соседнюю, где сегодня могла бы спать Одетт, но она меня бросила. В комнату заходят еще несколько мужчин и принимаются споро разбирать постель, которая мне не подошла. Я, не особо таясь, продолжаю отхлебывать небольшие глотки вина. В голове легкий туман, щекам горячо и я почти люблю это место. Ив возвращается на свою половину, усаживается на кровать по-турецки и смотрит во все глаза. Постельное белье и матрас сворачивают рулоном, похоже, его собираются оставить, а части каркаса уносят. Вина уже полбутылки, я закидываю ногу на ногу и наслаждаюсь зрелищем молчаливо работающих людей. Моя семья платит за то, чтобы мне было комфортно. Один из работников поднимает на меня глаза и внимательно следит за движением моей руки. — Что вы пьете, месье? По этикетке бутылки все прекрасно видно, если он такой дурак, что ничего не понимает, то его проблемы. Он здесь не начальник, вино не запрещено, разве что я не имею права пить его в комнате. Но пока он еще соберется донести, я избавлюсь от бутылки, а если Ив что-то вякнет, я ему уши оборву. — Сок, — сообщаю я, делая особенно глубокий глоток. Как я и ожидал, служащий ничего не говорит, вся четверка заканчивает собирать другую кровать, укладывают на место новый матрас и все перестилают. Потом они желают нам с Ивом доброго вечера и исчезают. Я возвращаюсь к себе, подспудно ощущая, что чего-то не хватает. В голове немного шумит, но я вспоминаю про пирожные. — Возвращай-ка назад мое имущество, — без агрессии говорю я Иву, — и давай уже добьем это Château Gruaud-Larose! Сосед слегка краснеет, но приказ выполняет, присаживаясь на свободный стул. Похоже, он все-таки голодный и старается этого не показать. Я оглядываюсь, прикидывая, куда бы плеснуть вина и для него, по ощущениям мне уже достаточно, но он выхватывает бутылку из моих рук и храбро делает несколько глотков. Ставит пустую на стол. — Куда мы это все вынесем? — он осматривает обрывки бумаги, но все же берет кусок цыпленка. «Мы»? — похоже, мальчишка уже решил, что мы лучшие приятели и все будем делать сообща. Но я действительно не хочу его отталкивать, выглядит он безобидно, а мне незачем наживать врагов на пустом месте, тем более, в собственной комнате. У меня их здесь и без того будет предостаточно. Но я не знал, что это начнется в первую же ночь. Я блаженно вытягиваю ноги на кровати своего отца, она такая же большая как и моя кровать дома, но куда удобней и красивей — почти антикварная, с резьбой по изголовью и небольшим постаментом, который делает ее выше двух прочих. Я готов влюбиться в нее, как в женщину и блаженно зарываюсь лицом в подушку. Моя кровать на долгие пять лет учебы… Может, я заберу ее домой, когда выпущусь? Пока еще не могу представить себя мужем и отцом. Зачем мне это? Из блаженного небытия меня выдергивает громкий стук и не сразу понимаю, что это распахнутая настежь дверь ударила о стену. Я подскакиваю на постели, ощущая, что легкий хмель уже полностью выветрился и прикрываю бедра легким одеялом — укоренившаяся привычка спать полностью обнаженным. В комнате темно, только у вошедших мерцающий фонарь, и даже не вижу, проснулся ли Ив? Старшекурсников пятеро или больше, они в темных балахонах и масках, и я не могу разобрать сколько среди них парней и девушек. Да, девушки здесь тоже могут быть, отец рассказывал, и Флоранс. Один из них подходит к моей кровати и мгновенным рывком лишает меня одеяла. Запомню… — Кто это здесь такой особенный? — маска заглушает голос, но это несомненно парень и, скорее всего, главный. — Кровать тебе, значит, не подошла? Фамилия? Все ясно, хочет узнать, не работают ли мои родители в реннском Магистериуме? Нет, там работает Флоранс, и у меня на несколько мгновений появляется шальная мысль сказать, что я Дюканж. Но это же вскроется в ближайшие дни! Но черта с два я покажу, что боюсь. В руках вожака длинная тонкая трость, похожая на палку для бастинадо, я видел такие. Самым кончиком он утыкается мне в подбородок и принуждает поднять голову. Я все еще сижу. — Встать! — отрывисто командует он, точно изображая рабовладельца. Ох, я встану. Я сейчас ого-го как встану. И действительно медленно приподнимаюсь, позволяя одеялу упасть на пол и выпрямляюсь, показывая, что я выше главаря больше, чем на голову. — Лоран. Огюст. Эммануэль. Ренар, — медленно отвечаю я и растягиваю губы в улыбке. Лучший способ замаскировать любую неуверенность и взбесить соперника. Улыбайтесь, господа! Не знаю, какое впечатление это производит на старшекурсника, через маску не видно. Я делаю шаг в сторону, отходя от постели и открывая для себя простор для маневра. Сбоку придушенно пищит Ив, но приходить ему на помощь… Через это тут все проходят, чем раньше, тем лучше. Обнаженность ничуть не смущает меня, я знаю, что выгляжу привлекательно, только надеюсь, что девчонки тут тоже есть. Мои движения не остаются без внимания — две или три пары рук хватают меня сзади и выкручивают запястья, побуждая почти склониться в поклоне перед вожаком. Бедра обжигают несколько ударов хлесткой палкой, и я морщусь. Прикидываю, смогу ли освободиться, все-таки десять лет занимался дзюдо. Смогу, но какой в этом смысл? Единственное, что себе позволяю — держу голову так высоко, как могу и стараюсь не моргать, сталкиваясь глазами с вожаком. Почему-то понимаю, если я сейчас не пройду испытания, мне никогда не стать своим среди них. — Красавчик какой, — слышу я негромкий женский голос. Это она про кого? Про Ива, которого, судя по звукам, душат или все же про меня? Ощущаю пальцы, гладящие мой живот, спускающиеся ниже. — Маальчики, — восхищенно тянет тот же голос, — у него ни волоска на теле. Какой подготовленный. Вожак дает мне пощечину, голова невольно дергается в сторону. Не знаю, чего он ждал, но я возвращаю ее назад, снова смотрю прямо в прорези маски и улыбаюсь. Кажется, эта сволочь разбил мне губу, я чувствую языком, как она саднит и опухает. Не без труда я подавляю порыв ярости и желание разметать в стороны тех, кто меня держит. Меня останавливает мысль, что именно этого от меня и ждут. Ждут повода избить меня толпой в ответ на малейшее сопротивление. Нежная рука гладит меня по ягодицам и я чувствую снизу легкое дыхание. Член непроизвольно дергается — нашел время! Девушка заливисто смеется. — Фонарь ближе поставьте, — командует она, — сейчас будет шоу. Я начинаю сомневаться в личности вожака. Свет ослепляет меня, но теперь я вижу, что в комнате не меньше дюжины студентов, все в темных балахонах и одинаковых масках. Ива не вижу и не слышу, все наслаждаются зрелищем моего обнаженного возбужденного тела. Кажется, недовольны только двое за моей спиной, ведь они до сих пор удерживают меня за руки, хотя я и не попытался сопротивляться. — Руки ему свяжите, — снова командует незнакомка в маске, и я изо всех сил напрягаю мышцы. Запястья и предплечья действительно умело скручивают и отходят, а я расслабляюсь, чувствуя, как мгновенно ослабли веревки. Хорошо, что в полумраке не видно. — Встать на колени! Последние слова явно для меня. Чуть помедлив, опускаюсь перед ней. Незнакомка продолжает дразняще ласкать меня и я чувствую, как начинает сбиваться дыхание. — Голову ему задери! — говорит кто-то, и в мой подбородок снова упирается тонкая палка. Зафиксировав его на нужной высоте, старшекурсник спускается ниже, пощелкивая меня по плечам и животу, не очень больно, но чувствительно. Я слегка морщусь, и это не остается незамеченным, присутствующие смеются и глумливо аплодируют. Палка уж пощелкивает меня по внутренней стороне бедер, побуждая раздвигать их, по восставшему члену, провокационно касается мошонки… Я слегка напрягаюсь, ожидая возможной боли. — Второго сюда тащите, — приказывает парень, и я почти готов проявить сопротивление. Только не Ива! Что это со мной? Я уже готов броситься на его защиту? Он знал, куда поступал. Как и я. — Третий-то их где? — спрашивает кто-то. — У нас, — отвечают ему. — Та самая, отбитая. Я разбираю присвистывание, надеюсь, это выражение восхищения. Но вспоминать мою О всуе! Я хочу зарычать. Рядом со мной швыряют Ива. Он вздрагивает и утыкается головой в пол, кажется, всхлипывает. Это плохо. Теперь нас до утра в покое не оставят, старшие пришли за эмоциями. Девушка, которая недавно ласкала меня, поворачивает мальчишку лицом вверх, и я вижу его лицо в свете фонаря, немигающий остановившийся взгляд… Кажется, мне тоже не хорошо. — Не трогай меня! — тонким ломким голосом вскрикивает Ив, и тут его тело странно выгибается. От него отшатываются, но никто не пытается что-то сделать, словно парализованы зрелищем. — Чего это он? — глуповато спрашивает владелец палки. Я отчаянно дергаю руками, пытаясь сорвать с себя веревку. Она ослабела, но полностью упасть не готова, кажется, время движется медленно-медленно. — Дураки вы! Скоты! Идиоты! — ору я в бешенстве. — Эпилепсия! Старшекурсники один за другим выскакивают в коридор, и у меня большие сомнения, что они спешат за медсестрой. Я наконец-то свободен и, первым делом включив свет, стремительно надеваю брюки и обувь. Где здесь сучий медпункт, и сколько до него бежать. Тело Ива судорожно сокращается, лицо бледное до голубизны. Несколько секунд я думаю, могу ли оставить его одного, и чем помочь, но тут все прекращается так же внезапно, как и началось. Я опускаюсь на свою кровать и краем глаза замечаю на полу рядом со скорчившейся фигуркой Ива тонкую палку. Смотрю на нее, как на трофей. Тем временем он вдыхает, хотя взгляд по-прежнему расфокусированный и безэмоциональный. Я наклоняюсь к нему, инстинктивно поворачивая голову мальчишки набок и убираю волосы с его влажного лба. — Часто такое с тобой? — спрашиваю, и не надеюсь на ответ, но в глаза Ива медленно возвращается разум. Его рука слабо шевелится, и я сцепляю свои пальцы с его, и в это же мгновение понимаю, что больше никому не позволю его обидеть.