Ватерлоо

— Я проболтался. Извини. Осаму не жаль. Когда он сообщает, что Хината теперь в одной лодке с ними, на лице его не дёргается ни один мускул. На самом деле, он просто ставит Ацуму в известность. Прими, как говорится, к сведенью. И уплывает дальше, оставляя Ацуму в тупом ступоре посреди моря. — Эй, что ты имеешь в виду?! Ацуму гребёт за ним со всей силы, требуя вразумительных объяснений, потому что лодка, в которую запрыгивает Хината, и без того переполнена людьми, слишком хорошо осведомленными его личной жизнью. А раз так, то того и гляди, она может затонуть похлеще пресловутого Титаника. Потом у Ацуму случается судорога, отчего он рефлекторно хватается за ногу и, как только перестаёт двигать руками, захлёбывается. Предсказуемо. Ко дну он идёт красиво, ничего не скажешь. Сознание как будто отделяется от тела, говоря: «Ну, ты как хочешь, а дальше ты сам по себе», и потухает с драматичностью перегоревшей лампочки. Ацуму хочет протянуть руку, спросить, что же он сделал не так, но вода сковывает движения, а судорога не даёт пошевелиться. Вонючий брат. Не надо было ему рассказывать. Ладно, если рассудить логично, он не виноват. Точнее, не он один. Всё началось с тётушки: если бы она не начала говорить про какое-то средство от бессонницы, Осаму не спросил бы его, куда он уходил. А Ацуму не стал бы рассказывать, что ему привиделось сегодня божество морей, которое по чистой случайности оказалось человеком. Божество, которое занимается сёрфингом. То самое божество, которое прямо сейчас спасает его от неминуемой смерти. Чёрт, ладно, думает Ацуму, когда его руку перебрасывают вокруг шеи, ради такого можно было и утонуть. Когда они выныривают на поверхность, он запоздало осознаёт, что не дышал всё это время, жадно хватает губами воздух и давится солёной водой. Что происходит дальше, Ацуму не запоминает. Только кусочки картинок проносятся перед глазами: берег становится ближе и ближе, затем под лопатками появляется ощущение твёрдой поверхности, и над Ацуму кучкуются обеспокоенные лица зевак, среди которых мелькают апельсиновые волосы Хинаты, вспышка камеры и довольное лицо Ринтаро. — Блин, удали меня сейчас же из своего твиттера, не позорься, — хочет сказать Ацуму, но горло щекочет вода. Ему незамедлительно проверяют пульс на руке. Ощупывают лицо. Бьют его по щекам. В заторможенном состоянии Ацуму поначалу даже нравится, а потом — не очень. — Пожалуйста, ответьте! Ацуму улыбается. Прекрасен. Нет, правда, он так прекрасен — видел бы он сейчас, как солнце обрамляет его волосы и плечи, словно гало, а вода стекает по его лицу, как по белой греческой скульптуре. Ох, думает Ацуму. Неужели? В таких ситуациях только один исход, верно? Сейчас к нему должны наклониться и сделать искусственное дыхание. Иного выбора нет. Их губы неизбежно соприкоснутся. Ацуму смеётся, вытягивает губы трубочкой и чувствует, как грудь резко сжимается под давлением чьих-то сильных ладоней. Когда он приходит в себя, первым делом видит разноцветные полоски зонтика, из-за которого выглядывает кусочек бирюзового неба. Ацуму понимает, что не может пошевелить ногами, и, когда садится, обнаруживает, что половина его тела закопана в песке. — С пробуждением. Ацуму вскидывает голову. За барной стойкой всё с таким же скучающим видом дежурит Ринтаро и дожёвывает наполовину пустой чуупето. — Блин... Что произошло? — О-у, — протягивает он. — Ты пропустил такое представление. — Подожди… — Ацуму хватается за голову. — А тот парень?.. который спас меня… — Тот парень? Ну, он попросил меня проследить за тобой. Ты типа чуть не утонул. Он сказал не волноваться, хотя мне было всё равно. Видел бы ты своё лицо, когда он делал тебе массаж сердца. Ринтаро едва сдерживается от смеха, когда показывает ему слайдшоу со свежими фотографиями в телефоне. — Как хорошо, что я успел поймать момент, когда ты думал, что твои губы сейчас попрощаются с девственностью. Лицо у него при этом такое триумфальное, что хочется ему врезать, и Ацуму уже даже срывается с места, пока не вспоминает, что его ноги приросли к земле. Пока он лихорадочно разбрасывает песок в разные стороны, в шаге от него приземляется надувной круг. — Проснулся, наконец? Никакого «извини, что ты чуть не утонул из-за меня» за этими словами не следует. Осаму ложится на горячий песок возле него и подкладывает руки под голову. Его рельефное тело поблёскивает от воды в лучах солнца рядом с огромным розовым пончиком, который держал его на плаву, и Ринтаро благоговейно присвистывает. — Ты! — теряет терпение Ацуму. — Вот обязательно было говорить обо всём Шоё? — Почему нет? Он бы всё равно догадался. Ты то и дело кидал взгляды на спасательную башню. Как будто посылал туда телепатические сигналы. — Может, и посылал, тебе-то что? — бормочет он. — Цуму, ты, конечно, идиот, но не лучше ли нормально познакомиться? — По-моему, слишком поздно, — ехидно улыбается Ринтаро. — Тот парень уже наверняка запомнил его, как «неудачника, который пошёл ко дну, словно камень». — По крайней мере, это лучше чем ничего. Ацуму замирает на полуслове с открытым ртом. Секундой позже вместо ответа он издаёт странный гортанный звук и закидывает голову вверх, будто пытается воззвать к небесам, чтобы те даровали ему силы и безграничное терпение. — Цуму-сан! Ты очнулся! — подлетает к ним Хината и беспорядочно елозит на себе полотенцем, пока вода крупными каплями падает с него на песок. — Мы как раз обсуждали, что у Цуму кишка тонка подойти к мистеру Спасателю и познакомиться с ним. — Хочешь, я спрошу его имя для тебя? — Нет, нет, нет, пожалуйста, не на... а он уже ушёл. Хината подрывается с места со словами «я мигом!», и Ацуму не может избавиться от ощущения, что он только что не предотвратил какую-то очень колоссальную беду. — Экстраверты пугающие, — резюмирует Ринтаро. Ацуму молча соглашается. Он наблюдает, как Хината превращается в размытую оранжевую точку, пока подходит к спасательной вышке, как поднимает голову и складывает руки вокруг рта, будто пытается докричаться. Когда из-под козырька выглядывает голова спасателя, Хината машет ему и подзывает спуститься. Затем они беззвучно перебрасываются фразами — рука Хинаты указывает в сторону фруктового бара, и парень встречается с Ацуму глазами. Ацуму молниеносно отворачивается. — Боже, да ты не просто по уши втрескался, ты полностью потерян для этой нации, — протягивает Ринтаро, облокотившись на барную стойку. — Видел бы ты сейчас своё лицо. — По шкале от одного до десяти, насколько высоки шансы Цуму? — прикидывает Осаму. — Думаю, у Хинаты их порядком больше. Из нас четверых он больший экстраверт и сразу нравится людям. А Ацуму, ну-у… Ринтаро неопределённо водит рукой по воздуху, как будто рассказывает о не самом благополучном родственнике, чьё имя стараются не вспоминать за семейным столом, чтобы не испортить друг другу аппетит. — Начнём с того, что он уже чуть не утонул в море. — Вы мне до самой смерти это будете припоминать? — Но я тоже экстраверт, — возражает Осаму. — Я люблю общаться с людьми. — И всё-таки не такой, как Хината. Хината — это прям… экстравертный экстраверт. Экстравертный экстраверт, тем временем, обменивается с парнем рукопожатиями и возвращается вприпрыжку, будто только что удачно поохотился на огромную рыбу-меч. — Смотри, какой довольный, — усмехается Ринтаро, — небось, всю его родословную узнал. — Угх, заткнитесь уже оба, — шикает на них Ацуму, а у самого сердце в ноги, когда Хината появляется перед глазами. — Н-ну? — выжидающе спрашивает он. — Ну, — изрекает Хината, — я узнал, что его зовут Кита Шинске. Он на два года старше меня и недавно устроился спасателем на этом пляже. Но его дом в пятнадцати минутах отсюда, а значит, он точно местный. — С таким же успехом, он мог бы сказать тебе номер своего страхового полиса, — фыркает Ринтаро. — Ещё я спросил его насчёт тебя, Цуму-сан. — Зачем?! — Потому что в твоём взгляде так и сквозит отчаяние, — вставляет непрошеный комментарий Осаму. — Разве тебе не интересно узнать, что он о тебе думает? — Ну, не то чтобы очень… — протягивает Ацуму, надеясь увильнуть, но терпит фиаско. — Так что он сказал? — Что ни разу в жизни не видел близнецов и не знает, как вас различать. Ринтаро незамедлительно открывает камеру в телефоне и запечатлевает лицо Ацуму. — Холод, — обнимает Ацуму себя за плечи. — Вы чувствуете это? Думаю, я уже никогда не смогу согреться. — Запощу-ка я это в твиттер, — усмехается Ринтаро. — Но Кита-сан также сказал, что вы симпатичные, — добавляет Хината. Ацуму возмущённо открывает рот. — Не может быть, чтобы он думал так про нас обоих. В мире не бывает совершенно одинаковых людей. У нас даже волосы разного цвета. Один из нас должен нравиться ему больше, чем другой! — Это ты сейчас себя имеешь в виду? — Он не говорил ничего такого… — мотает головой Хината. — Но, думаю, теперь, когда ты знаешь его имя, тебе будет легче с ним познакомиться. Я буду болеть за тебя, Цуму-сан! — На твоём месте я бы не возлагал на Цуму столько надежд. Ацуму пытается возразить, но проглатывает язык. Нет, может, Осаму и прав, но ему не обязательно формулировать мысль именно так. То, что у них с Ринтаро всё замечательно, ещё ничего не значит. — Слушай, — коротко выдыхает Осаму. — Мы все помним, чем заканчивались твои предыдущие попытки в отношения. Ринтаро многозначительно отводит взгляд, делая вид, что печатает в телефоне. Хината смотрит по сторонам и начинает присвистывать тему из Ван Писа. Находясь далеко-далеко, в бетонных джунглях Токио, чихает Сакуса в своей квартире. — Я хочу сказать, что тебе нужно быть готовым. — Это к чему, например? — К тому, что тебя отошьют, — отрезает Ринтаро и всаживает первый кол в сердце. — Ну, или не всё пойдёт так гладко, как ты задумывал… — добивает его Хината. — А вообще, если верить теории подвесного моста, то ты запросто мог спутать пережитый стресс с любовью, — разводит руками Осаму. — Это уже слишком, — осаждает Ринтаро. — Мне кажется, он сейчас расплачется. Ацуму теряет всякий дар речи. Чем он это заслужил? Он может стерпеть, если его игнорируют Осаму и Ринтаро, беспощадно посыпая его голову хлёсткими подколками, — но сейчас, когда против него объединяются все трое и вырастают до размеров Цербера, который охраняет врата в царство мёртвых, остаётся только выбросить белый флаг. — Я не собираюсь строить воздушные замки насчёт Киты...сана, — бормочет Ацуму с послевкусием того, что по нему потоптались ногами. — Но спасибо за поддержку. Ринтаро сухо пожимает плечами. — Ну, — говорит он, — он ещё не сказал тебе «нет». — Сдаваться рано! — поддакивает Хината. — Ты можешь попробовать затонуть на большей глубине, кто знает, может, в следующий раз тебе и искусственное дыхание перепадёт. — Это что, метод кнута и пряника? — картинно стонет Ацуму, хватаясь за голову. — Сначала кидаетесь со всех сторон, а потом подслащиваете пилюлю! — Цуму-сан, представь, что ты играешь в волейбол! — Ну, мы все знаем, что, когда дело касается волейбола, у Цуму просто срывает крышу. Так что это не самое удачное предложение. — С вами просто невозможно! — Невозможность — это слово из словаря глупцов, — одухотворённо говорит Ринтаро и смотрит куда-то вдаль. Осаму и Хината складывают губы в форме буквы «о» и рассыпаются в немых, но тронутых овациях.

***

Площадку для пляжного волейбола на первый взгляд ничем не отличить от окружающей местности, если бы не ограничительные стойки да протёртая сетка, растянутая во всю длину. У простого народа она не особо популярна: в последний раз здесь собирается команда любителей и наскоро сворачивает матч где-то ближе к обеду, — не то из-за жары, не то по ещё какой неизвестной причине. — Нужно поделиться, — сразу же командует Хината, скидывает сумку и впопыхах мчится поправлять сетку, которая свободно болтается на стойках. — Ну, думаю, никто не будет спорить, если мы с Шоё-куном сыграем в паре, — выходит вперёд Ацуму, нарочито выпячивая грудь. Если и возвращать свою затонувшую в море честь, то только путём соревнования. Осаму и Ринтаро одновременно переглядываются. — Ты не находишь, что мы поделились немного неравномерно? — замечает Осаму и сдвигает все сумки в одну кучу под тенью папоротника. Затем достаёт из одной из них крем от загара и обмазывает им руки. — Хвост поджал, Саму? — Да ни в жизнь. Просто предупредить хотел, что мы вас уделаем. — Мне всё равно, просто давайте уже начнём, — перебивает их Ринтаро. — А мы уже решили, кто будет судьёй? — На этот счёт можно не волноваться, — говорит Хината и показывает большой палец. — Я уже договорился кое с кем, он, наверное, скоро будет здесь. Давайте пока разогреемся? С этими словами Хината вытаскивает мяч из пузатой сумки, которая после этого действа сиюминутно сдувается, и подкидывает его над головой. — Повезло тебе, Ацуму-кун, — усмехается Ринтаро. — Со спасательных вышек наверняка открывается лучший вид на площадку. Ацуму дёргает подбородком в замешательстве, замирает на полпути и краснеет от стыда. Ещё бы чуть-чуть, и он попался бы на одну из уловок Ринтаро — специально ведь сказал это, чтобы подгадить ему настрой. — Да мне как-то всё равно! — парирует Ацуму и прочищает горло. Потом приходит судья — рослый мужичок-иностранец, с которым Хината случайно разговорился на португальском, когда продавал мороженое. Тот едва может связать два слова по-английски, но знает, как сказать «вкусно» на японском без тени акцента. — Это Эмилио-сан, — представляет его Хината. — В молодости он был тренером женского волейбольного клуба, а сейчас мечтает побывать со своей семьёй во всех уголках Японии. Разве не здорово? — Поразительно. Эмилио что-то говорит Хинате, и тот кивает. — Играем до двадцати одного очка! — напоминает он и перебрасывается с Эмилио жестами, что игру можно начинать. Свисток прорезает уши, и Ацуму чувствует дуновение ветра в спину. Это хороший знак — выходит, даже природа сейчас стоит на их стороне. Хината заходит на подачу и перебрасывает мяч через сетку мощным ударом, но Ринтаро сразу же подстраивается и принимает его снизу, неизбежно падая на песок. — Не так быстро! — предупреждает Ацуму, зорко следя за мячом, который перелетает в его сторону. — А, кажется, Кита-сан смотрит. Ацуму напрягается, вскидывает руки для приёма, и мяч лупит его по лицу, оставляя на нём жирный отпечаток. Его, Мию Ацуму, который вводит весь волейбольный мир в ужас своими смертоносными подачами. — Эй! — выпаливает он, отплёвываясь от липких песочных гранул. — Это против правил! Ринтаро пожимает плечами и показывает язык. — Правила созданы, чтобы их нарушать, — философски парирует Осаму и даёт Ринтаро «пять». За короткое время перебежек с одного края на другой до Ацуму постепенно доходит, что основную сложность в пляжном волейболе составляет песок. Двигаться по нему не самое приятное занятие: ноги не разворачиваются, куда он командует, да и отталкиваться для прыжка тяжело. Поэтому Ацуму то и дело поглядывает на Хинату — он в этой пляжке мастер, не зря же его прозвали ниндзя аж на другом конце света. И Ацуму привыкает: к песку, из-за которого он становится неповоротливым, к темпу игры и даже к нещадно-жаркому застывшему воздуху. Он так погружается в игру, что не замечает, как вокруг них собираются люди: сначала один, затем их становится десять, а там и накапливается целая толпа, которая быстро схватывает всё на лету и даже утихомиривается, когда Ацуму выбрасывает свой фирменный жест перед подачей. — Что за чудной матч, — переговариваются они между собой, — неужто сюда профессионалы приехали тренироваться? — Кажется, я видел этого братца с крашеными волосами по телевидению, — вспоминает кто-то, показывая на Ацуму. — Разве он не знаменитость? — Точно, точно, — соглашаются с ним. — Похож на Джуна Мацумото. — МацуДжун играет в волейбол? Чудеса. И так далее. Получив свою долю похвалы, Ацуму находит силы зайти на скидку, но в последнюю секунду будто передумывает и подаёт влево. С его быстрого паса Хината вбивает мяч прямо в песок, миновав одиночный блок Осаму, и мяч катится в ближайшие кусты под завершающий свист Эмилио. — Видал? — ухмыляется Ацуму, пока толпа осыпает его аплодисментами. — Видал! — кивает Хината. — Высший класс! Прям ух! Ацуму самодовольно смеётся и задирает нос, получив именно ту реакцию, на которую он и рассчитывал. — Суна, теперь сфотографируй меня, — командует он. — Почему я? — устало откликается Ринтаро, только потянувшись к бутылке с водой. — Потому что я знаю, что выгляжу круче всего, после того как поиграю! Ринтаро вздыхает, копается в сумке и неохотно наводит на него объектив. — Да-да, в таком виде ты точно поразишь Киту-сана наповал. — Что ты имеешь в… Аргх, только не говори мне, что сфотографировал меня с открытым ртом! — возмущается Ацуму, услыхав щелчок затвора. Ринтаро закрывается рукой и показывает содержимое мобильника Осаму, на лице которого расцветает противная ухмылка. Хината заглядывает в экран из любопытства, но тоже не сдерживается от смеха. Ацуму со всей широты души запускает в них кроссовком. — Да ладно, ты ведь у нас как МацуДжун, — дразнит его Ринтаро, уворачиваясь от снаряда. — Думаешь, Кита-сан поклонник Араши? Ацуму ревностно стирает пот с лица и показывает ему средний палец. Когда на пляже смеркается, они разводят костёр, и огонь собирает их четверых в один оранжевый полукруг. Хината достаёт откуда-то очень расстроенное укулеле и пробует сыграть на нём несколько простых аккордов, но выходит из рук вон плохо, поэтому всё имеющееся у него в запасе время Хината вкладывает в настройку инструмента. Ацуму откидывается на спину и упирается руками в молочно-белый песок. От пламени веет теплом, а от приятно ноющих мышц — одержанной победой. По правую сторону от него сидят проигравшие: Осаму кидает в костёр завёрнутую в фольгу сладкую картошку, которую тётушка вручает им после ужина, и подтыкает длинной тонкой палкой, чтобы все клубни красиво улеглись в один ряд. Ринтаро кладёт голову на его плечо и закрывает глаза. Несмотря на то, каким высоким он кажется обычно, прильнув к Осаму, он словно уменьшается вдвое. — Можно вопрос? — спрашивает Хината, подкручивая колки. — Когда вы начали встречаться? Осаму выдерживает небольшую паузу, задумываясь над ответом, и Ацуму почему-то вспоминает, как эти двое совсем недавно обсуждали, как отметить годовщину своих отношений. — Полтора года назад, я полагаю. — С чего всё вообще началось? — Ну, нам часто говорили, что мы выглядим как пара, поэтому, когда Рин однажды предложил, а не попробовать ли нам, я подумал, почему бы и нет, и согласился. Ринтаро тянется к нему рукой, и Осаму крепко сжимает её между своими ладонями, словно хочет согреть. Картина столь идиллическая, что глаза Ацуму закатываются до самого мозга. — Подожди-подожди, сколько вы уже друг друга знаете? — Около шести лет, — отвечает Осаму с улыбкой и переворачивает сладкий картофель на другой бок. — Думаю, скоро будет готово. — Шесть лет… — задумчиво повторяет Хината. — Кажется, что это очень много. — Худшие шесть лет в моей жизни, — обрубает Ацуму, высматривая себе среди всей кучи картофелин самую симпатичную, и тянется к ней рукой. — Эй, — внезапно говорит Ринтаро, глядя куда-то в сторону, — а это не Кита-сан? От неожиданности Ацуму роняет картофель на песок, а его глаза незамедлительно следуют направлению, куда показывает Ринтаро. Когда они различают маячащую вдалеке фигуру, в горле тут же пересыхает. — Позовём его? — предлагает Хината. — Ни за что, даже не думай, я тебе никогда не… — Кита-сан, сюда! — перебивает его Ринтаро и машет рукой. Крошечная фигура Киты, которая кажется издалека парящим над землёй огоньком хитодама, вздрагивает, но секундой позже поднимает руку в ответ и пересчитывает нижние ступеньки. — Что это вы здесь делаете? — с плохо замаскированным любопытством осведомляется Ринтаро, когда Кита приближается к костру и выходит на свет, придерживая накинутую на плечи спортивную куртку. — Разве у вас не закончилась смена? — Я оставил часы на спасательной башне и возвращался за ними, — спокойно отвечает Кита. — Заодно решил прогуляться. — А мы тут картошечку едим, — ехидно продолжает Ринтаро. — Хотите с нами? Кита сначала изумляется, а затем вежливо кивает головой. — Если никто не возражает, я с удовольствием. — Да мы и не возражаем. Да, Ацуму-ку-уун? Ацуму играет желваками и даёт себе обещание когда-нибудь устроить Суне Ринтаро сладкую месть. Ощутив на себе внимательный взгляд Киты, он, однако, тотчас замирает, словно испуганный кролик. Что он должен сказать? Как говорить слова? — Всё в порядке? — обеспокоенно спрашивает Кита. — А он у нас всегда такой. — Детская травма, — подхватывает Осаму. — Я тебя прибью, — предупреждающе цедит сквозь зубы Ацуму. — Что? — Это я не вам, Кита-сан! Ринтаро обхватывает себя за живот и загибается от булькающего в животе смеха. Благо, что не додумывается заснять эту неловкую ситуацию на камеру. — Может, я не вовремя пришёл? — Ну что вы, вам тут всегда рады, — возражает Осаму. — А на этого полудурка внимания не обращайте. — Мы ведь так все толком и не познакомились, верно? — говорит Хината. Кита вновь пересекается с Ацуму глазами. — Что ж, Хинату я уже знаю, — улыбается он. — А вы, кажется, работаете на Суну-сан? Полагаю, вы её сын? — Ринтаро. — Я наслышан о вас от моей бабушки. Кажется, они с Суной-сан неплохо ладят. А вы, должно быть?.. — Осаму. Я бы не сказал, что мы работаем, мы тут всего на пару недель. Но мы помогаем, чем можем. Не правда ли, Ацуму? Ацуму кивает, смотря куда-то в красивые маленькие ракушки под ногами, и в панике протягивает Ките подостывший сладкий картофель — самый большой и лакомый, который он специально оставляет для себя. Кита с улыбкой благодарит его за угощение, и Ацуму снова кивает вместо ответа. Невыносимый жар перебрасывается на его щёки и шею, и непонятно только, откуда взяться этой внезапной горячке. Потому что Кита выбрал место рядом с ним? А может, это всё картофель? Или теория подвесного моста? — Кстати, Ацуму уже давно хотел научиться кататься на сёрфе, верно? — как бы невзначай роняет Ринтаро. — Серьёзно? — Ну, э… Кита поворачивается к нему с такими широкими и сияющими глазами, что Ацуму понимает — бежать некуда. Если уж нестись куда-то сломя голову, то только в его объятия, потому что Кита выглядит невероятно милым, а сладкий картофель в фольге, который он ещё даже не успевает попробовать, размером чуть больше, чем его ладонь. — Серьёзней некуда, — говорит Ринтаро тоном надоедливой троюродной родственницы, которая приезжает в гости раз в несколько лет, только чтобы научить детей незаметно пить коньяк да взламывать замки заколками для волос. — Он нам все уши об этом прожужжал. Ацуму многозначительно прожигает его взглядом. — Ох, я правда польщён, — говорит Кита. — Но мой навык катания никак нельзя назвать хорошим. По правде, он далёк от идеала. Не лучше ли тебе найти хорошего инструктора? — Н-не вижу в этом ничего плохого! — поспешно возражает Ацуму. — Лично мне нравится, как вы плаваете, Кита-сан! — Так ты видел, как я плаваю на доске? В воздухе повисает неловкая пауза. Хината стремглав порывается дёрнуть рукой, чтобы забренчать что-нибудь весёлое, но Осаму предусмотрительно кладёт руку поверх струн и прижимает указательный палец к губам. — О, эм, ну… — теряется Ацуму уже в который раз за день. — Так люди говорят о вас... — Но я никому об этом не рассказывал. — Вполне возможно, что я обознался! Кита задумчиво переводит взгляд в сумеречное небо. — Я могу ошибаться, но… Возможно ли, что ты был на пляже этим утром? Я готов поклясться, что видел кого-то краем глаза, но я не уверен... Ацуму сглатывает комок в горле и решает, что идти на попятную поздно. Нельзя. Нельзя, иначе его съедят живьём если не три, то хотя бы две головы Цербера. — Вы правы, — признаётся он скрепя сердце. — Я видел вас, но не решился подойти. Кита-сан, вы так потрясно катались, что меня как будто парализовало. Поэтому я и хочу, чтобы меня научили именно вы! Похоже, Кита совсем не ожидал такого ответа, потому что внезапно и он тоже смущается, опуская глаза. Остальные же тихонько жуют картофель — только фольга шелестит на фоне всеобщего молчания. Они словно гиены, что высматривают свою жертву, прячась в траве, — одна ошибка, и Ацуму будут припоминать её до конца его дней. — Я даже не знаю, Ацуму... — Я был бы вам признателен, — выдавливает он. — Но я так же пойму, если вы не захотите возиться с новичком, вроде меня… На самом деле, он врёт — если Кита ответит ему отказом, одной сердечно-лёгочной реанимации будет для него недостаточно. — Ты уверен? — с сомнением поднимает брови Кита. — Что если я окажусь строгим учителем? Ты ведь можешь и пожалеть об этом. — Я всё стерплю. Встану в любое удобное для вас время! И уж точно не буду ни о чём жалеть. — Лучше соглашайтесь, — вмешивается Ринтаро. — Иначе он за вами по пятам будет бегать. — Так просто Цуму от вас не отстанет, — качает головой Осаму. — Что ж, — Кита выдыхает со смирённой улыбкой. — Полагаю, у меня нет выбора. Ацуму смеётся и на радостях едва не бросается душить его в объятиях.