Голделл

На самом деле, Алан сам не знал, в какое именно время ему нужно быть в столице. Одобрение Цвентоли вселило в него уверенность, что авантюра будет удачной, и теперь Алан гадал лишь о том, что же ему предстоит сделать. Для него не составило труда зайти в ближайшую лавочку за провизией и некоторыми другими вещами, которые могли понадобиться ему в дороге. Он решил тянуть время, в глубине души всё ещё сомневаясь в своём решении, поэтому решил отказаться от лошадей в пользу хорошей еды. Всё же он понимал, что играет важную роль в грядущем событии. В последнее время на границе, до которой слухи доходили довольно долго, начали говорить о смерти короля. Известно, что до пограничных сёл информация доходит дольше, чем до близлежащих городов. «Этому слуху должно быть уже несколько дней», — с волнением подумал Голделл и решил всё же поторопиться. Он мог снять почтовых лошадей, и, сменив их несколько раз, добраться дня за четыре. В гостинице, в которой он остановился, были весьма щадящие счета, и он решил не отдыхать этот вечер и сразу отправиться в путь. Но по выходе его встретил высокий молодой человек, по-видимому, сын хозяина этой гостиницы. — Простите, сударь, почему вы внесли так мало? Вы задолжали минимум вчетверо больше, — сказал парень, сверкая глазами. Его хитрая лисья улыбка на прекрасном лице удивила Голделла. — Я считаю не так плохо, как вы думаете. Я внёс нужную сумму. Я спешу, поэтому не мешайте мне, — произнёс Голделл и направился к выходу, но парень снова помешал и встал на проходе. — Нет, сударь, вы запла́тите столько, сколько задолжали, — не унимался он, — почему бы нам не договориться? Наглость, с которой говорил парень, и его повседневная улыбка окончательно разозлили и без того недовольного Голделла. Тот готов был уже оттолкнуть зарвавшегося парня, но тут же понял, что сам может быть избит челядью. — Что вы хотите этим сказать? — спросил он и бросил яростный взгляд на выход. — Не могли бы прямо сейчас выехать в столицу? Фиолетовая маска уже который день вас ожидает. Меня зовут Обри, сударь, — сказал парень и вынул из кармана маленькое письмо. Голделл спешно принял его и развернул. В этом письме, наполненном всевозможными аллегориями и сравнениями, был описан подробный план действий Голделла. Он сразу понял это из прошлых сообщений. Всё, что ему требовалось — быть в шесть вечера у парадных ворот дома Фаланта. При этой мысли у Голделла немного сжималось сердце, потому что он не могу предсказать даже крупицы плана, в котором участвовал. И только сейчас Голделл понял, что он идёт на такое ни за что ни про что. Совершенно глупо. Никакого вознаграждения, никаких привилегий! Ни имени главного зачинщика, ни шестёрок, ни плана целиком, ничего. У него даже причин верить не было… Голделл укорил себя за то, что так глупо согласился на такие действия только из стремления поскорее избавиться от мыслей об Айре и жажды приключений после долгой спокойной жизни. Но было слишком поздно, ведь даже очевидная пешка в плане, Обри, знал его в лицо. Теперь Голделл решил постараться успеть вовремя и стал собираться. Обри на время исчез с его поля зрения. Когда Голделл собрал все свои скромные вещи, поел немного и выпил вина, Обри вдруг возник перед ним и со своей обыкновенной и неизменной лисьей улыбкой сказал: — Сударь, я к вашим услугам. Голделл рассмотрел молодого человека поближе. Обри едва ли исполнилось лет двадцать, он был свеж и невероятно красив. Его прекрасные каштановые волосы были крепко завязаны канатом, а шляпу Обри, по-видимому, никогда не надевал. Вопреки всем нормам приличия и этикета, Обри отказывался и от некоторых других правил: поклоны, манерность и услужливость. Его улыбка никогда не сползала с его лица, но ни капли сомнения или замешательства на нём не отражалось. Голделл не понимал, как такая странная и дерзкая натура смогла вырасти и окрепнуть. Но потом он понял, что только при условии крайне развитого ума и смекалки могла такая личность пробиться в мир. Таким образом, Голделл даже немного зауважал Обри. Впрочем, ему ещё предстояло убедиться в достоинствах и недостатках последнего. Обри в двух словах объяснил Голделлу, что он его спутник, что Валентайн Фалант приходится ему дальним родственником, но это лишь домыслы его отца. Голделл уже привык к тому, что в этом плане он лишь пешка, и слушал Обри с вниманием. — Жак, Жак! — вдруг послышался голос из передней. — Сын мой! Ты решил снова покинуть меня? Простите, сэр, что я веду себя так неучтиво, — произнесла вошедшая женщина лет пятидесяти и снова обратилась к сыну, совершенно забыв о присутствующем. — Почему Бог не дал тебе побольше мозгов? Если бы я в своё время воспрепятствовала твоему знакомству с этим окаянным сэром… — женщина поняла, что было бы крайне неосторожно называть его имя и прервалась. — Ах, я бы всё отдала, чтобы ты никогда не поехал в столицу и не встречался с ним! Мне невыносима сама мысль, что ты можешь там умереть!.. Ах, Жак, мой милый Жак!.. Прерывая свои восклицания рыданиями, почтенная старушка продолжала сетовать, совершенно не обращая никакого внимания на Голделла. Тот понял, что отъезд грозит затянуться, и посмотрел на Обри. Тот так же неизменно улыбался и сохранял спокойствие, обняв свою мать и, вдруг выскочив из её объятий, выпрыгнул в окно. Женщина разразилась ещё более громкими рыданиями, а Голделлу ничего не оставалось, кроме как, взяв вещи, скромно удалиться через вход. Он вышел из гостиницы и встретил там же Обри, точившего свой меч. Поначалу Голделл удивился этому, но потом он понял, что неплохо было бы и ему самому иметь при себе хотя бы кинжал. — Вы наверняка подумали, что вам не хватает оружия, — сказал вдруг Обри и достал из большого мешка длинный меч. — Не сомневайтесь в её надёжности: я всегда всё проверяю сам. Голделл и не думал сомневаться, но эти слова Обри вселили в него уверенность. Они вскочили на коней, которых парень предусмотрительно привёл из конюшни, и поскакали прямиком к столице.

***

Чтобы максимально точно описать столицу того времени, нужно начинать с самого яркого представителя людской жизни — обыкновенных жителей. Столичные жители представляли собой богобоязненный, но смекалистый народ, который, несмотря на сильные притеснения со стороны правительства и практически диктатуру церкви, смог сохранить в себе лучшие качества. Голделл, приехав наконец на свою Родину, не сразу узнал тех жителей, которых он покидал. И только спустя несколько часов он понял, что изменились не люди, а он сам. Хотя, некоторое изменение всё же было: теперь в народной душе поселилась надежда. По пути Голделл столкнулся с каким-то всадником. Внимание его привлекло лицо того человека. Хотя оно было покрыто шрамами, на его фоне чётко выделялись яркие горящие глаза. Всадник, несмотря на довольно сильный удар, не упал с коня, продолжая ловко им управлять. Он даже не обернулся, чтобы узнать, что произошло с Голделлом. Последний решил не окликать всадника, так как ему на ум внезапно пришла недобрая мысль. Он пришпорил коня, заставляя Обри догонять себя. В столицу они прибыли спустя два дня. Обри показал себя с наилучшей стороны, показав туго набитый кошелёк своему господину. Тот, однако, не взял денег и решил посмотреть, что с ними сделает помощник. За несколько дней они свыклись друг с другом, а некоторые черты характера Обри стали ясны. Жак Обри был невероятным разгильдяем в своих личных делах. Беспечность, с которой он не заботился не только о завтрашнем дне, но и о настоящем, сквозила через его отношение к ним. Но Голделл заметил также, что помощником Обри был незаменимым. Его сноровка и расторопность, которой не хватало Голделлу, который практически отвык от общества, не раз выручала его. Если они останавливались на ночь в гостинице, то Обри был готов ехать в любое время суток. Его странный и загадочный характер раскрылся при первом же приезде в крупный город. Там он, не стесняясь и притворствуя, обманывал незадачливых и глупых торговцев и был невероятно честен с добропорядочными лавочницами. Его склонность к женскому полу была заметна так сильно, что на следующий день после отъезда Голделл решил намекнуть своему спутнику на это. — Обри, ты невероятно приятный собеседник и ловкий помощник, но то, как ты обращаешься с людьми, кажется мне немного странным. — Вы имеете в виду мою склонность к женщинам? — ответил Обри, покраснев, что было для него немыслимо. — Прошу прощения, сэр, мне всего лишь шестнадцать лет. Голделл удивлённо посмотрел на помощника. Он искренне считал, что ему по меньшей мере двадцать лет. Он ошибся всего лишь на четыре года, но для возраста Обри это была серьёзная погрешность. — Вы удивлены, что я так молод? Знаю, меня всегда принимали за двадцатилетнего, — продолжал Обри. — Так уж получилось, что матушка родила меня рослым. Я не всегда рад этому, потому что на меня всегда возлагают больше ответственности. Но я привык. Как видите, я не последнее место в этом мире занимаю, — добавил он с улыбкой. Голделл понял в этот раз две вещи: во-первых, его помощник был невероятно умён, что вполне ему улыбалось, и во-вторых, Жак Обри — всего лишь ребёнок, невероятно наивный и честный. Узнав это, отношение Голделла к Обри изменилось. Поведение последнего уже потеряло свою загадочность. Теперь оно объяснялось его возрастом. Голделл мысленно был готов ко всему, ведь они уже прибыли в столицу. Но он не ожидал увидеть там того, что застал. Вместо яркой и праздной жизни горожан в их выходной, он застал траур. Подъехав к городской площади, Голделл и Обри увидели, как на огромной трибуне возвышается Грозный чёрный флаг. Это могло означать лишь одно… — Король умер, сэр, — тихо произнёс Обри и развернул коня.