ясный мой свет

Излишняя насыщенность последних суток сбивала с толку, заставляла путаться во времени и датах; казалось, что часы превратились в одну линию, погнутую в каких-то местах, но нескончаемую по сути. Лидер, завершив утомительный сеанс с физиотерапевтом, заглянул к гравврачу. Его голос был нечитаем, а движения точно вымерены: — Одному моему хорошему знакомому нужны препараты. — Препараты? — доктор собирался вначале улыбнуться, но наткнулся на серьезность клиента. — А диагноз у знакомого есть? — Диагноза нет. — А как же я, Роман Викторович, могу дать препараты без диагноза? Вы меня, конечно, извините, но… — Плачу вдвое больше. — Да что же вы! — нешутя отозвался он, играя желваками. — Я вам что, шут гороховый, а не врач? Мне ваши деньги вон где! — он сделал жест по шее. — Приводите его хотя бы на консультацию, там видно будет. — Так не пойдёт, — Железный чуть наклонился вперёд и прожёг бы его взглядом, если бы не черные очки. — Я очень сомневаюсь в вашей компетентности, но специалист вы и правда стоящий. — К-компетентности? — Марк Владимирович вам сколько с барского стола отрезает, м? Не ломайте комедию — он звонил вчера, — Лидер показательно ухмыльнулся, различив на побледневшем лице главврача тревожное удивление. — То-то же. — Ладно… Какие препараты вам нужны? Лидер, рассчитывая на его поддетый профессионализм, кратко описал ситуацию, используя слова как можно более сухие, конкретные. Психолог непривычно хмурился и почти не поднимал на него взор, уточняя рассказ, конспектируя отдельные части и с усердием анализируя его, чтобы в конце, тяжело вздохнув и всем видом показывая неодобрение такого радикального подхода, посоветовать несколько препатаров и выдать по одной упаковке каждого. По старой, должно быть, дружбе на руках у Лидера по щелчку оказались заграничные антидепрессанты и транквилизаторы последнего поколения. Он покинул кабинет не прощаясь. Инженер встречал его во дворе «Канарейки», приобнимая себя от порывов колкого морозного ветра, забирающегося под незастегнутое пальто. Выбежал, видимо, скоро, как только услышал приближающийся шум мотора. — Как ты? — спросил Лидер, когда все вместе заходили внутрь. — Н-нормально, сегодня почти не болит, да. Это наверно потому, что я отд- ну, выспался. Вчерашняя серия такая была… непонятная, что уже думать даже не думалось, зато спалось… Не верится, что последние серии уже… А у тебя что, как там? — Ничего пока. Лидер замолчал, но, как только парни оставили их в спальне вдвоём, продолжил, снимая очки: — Я кое-что раздобыл для тебя, — он достал таблетки из внутреннего кармана пиджака, недолго приподняв их, показывая. — Ч-что это? — Лекарства. — Ну, я п-понял, что лекарства… — Чтобы не снились страшные сны. Поверь мне, это поможет. Инженер опустил голову, неровно потирая ладони. Молчал. — Я договорился с одним знающим человеком… Никаких больниц и санитаров. — Мне бы знать ещё… из-за чего эти… санитары-то… и лекарства, и больницы… — он говорил тихо, почти не прерывая обыкновенное молчание дома. — Мы узнаём это вместе, слышишь? Постепенно. Я не могу взвалить на тебя всё так сразу, это ничего не даст. — А я тебе ч-что, крыска подопытная? — он постарался улыбнуться, но густые ресницы дрогнули в непонимании. — Нет, что ты… Нет. Я делаю именно так для того, чтобы не закрывать тебя, чтобы мы… были рядом. И тебе нужно принимать их. — Ну уж нет, Ром… Т-ты даже объяснить по-хорошему не хочешь, а я… а я должен ещё таблеточки какие-то пить, да? Отлично придумано… — Ты слышал? Я говорю, что это нужно, — он снова прозвучал неожиданно строго для Инженера. — Ну, а как?.. Я же ничего толком не знаю, чего ты от меня хочешь? Рома придвинул коляску чуть ближе, но Инженер тут же вскочил с кровати и отошёл в сторону. — Д-давай вот без этого… — проговорил он, неосознанно поднимая перед ним ладонь в знаке «стоп». Лидер прислушался к его словам и снял образные оковы давления, смягчившись в лице и глубже откидываясь на спинку коляски. Инженер, ещё раз глянув на него, направился на выход: — Я п-подышу, пожалуй… Лидер, ничего не отвечая, проводил его взглядом и достал сигареты. Закурил. Дураку же понятно, что бессмысленно ждать беспрекословного доверия от человека, вырванного из пучины своей альтернативной реальности так резко и так неверно; а ведь Инженер всё равно работает над собой и переступает через себя каждый день, каждый час, каждый раз, когда позволяет Лидеру быть с ним, и это уже уникальный феномен. «Ты такой смелый, ты самый смелый… Ну же, осмелься ещё раз», — всё думалось ему. Но Инженер смел не потому, что герой или бравый воин, но потому, что знал: больше никто не поможет. И эта безвыходность, заставляющая идти к человеку, доверять которому как минимум странно и иррационально, эта безвыходность втаптывала его принципы в грязь, превращала ощущение себя личностью в глупую шутку, в то, чему можно с жалостью посочувствовать. Рома прекрасно знал это и злился на себя, когда различал внутри появляющуюся нетерпеливость или самонадеянное властолюбие, прикусывал до крови щёки и затягивался до рези в горле. Злился на себя и за то, что мечется от варианта к варианту, и каждый из них принимает на веру, ни о чем не успевая грамотно поразмыслить, словно не понимая, какая на нём ответственность: скажем, неделю назад он считал, что со всем: с терапией беседами, с терапией препаратами, — со всем он справится сам, да и что препараты, вообще-то, будут совсем не нужны; вчера, оказавшись на самом краю, он вдруг осознал, что витал всё это время в облаках, и что Инженеру требуется полное профессиональное наблюдение; сегодня он вновь ослабевает хватку и вновь уверен, что терапия беседами ему вполне посильна, а таблетки, приобретенные самым ненадежным способом, очень даже подходят. Отсутствие времени и хороших советов туже затягивало петлю на шее, перекрывало кислород, заставляло вести себя, как ребёнок. И пускай он ясно понимал, что, возможно, совершает очередную ошибку, он не хотел упустить ни секунды и от измотанности верил душой, что это лишь мелкие неудачи, преодолеть которые вполне реально. Лидер, выкурив уже половину второй сигареты, отвлёкся от нерадостных мыслей на негромкий скрип половицы. Инженер чуть виновато, робко зашёл со стаканом воды в руке. — Л-ладно, Ром… Давай уже эти свои… таблетки. Он выпил их, будто и не заметил. — Я тобой горжусь, — произнес Лидер, внимательно следя за его реакцией, и, дотянувшись до пепельницы на полке шкафа, потушил сигарету. Инженер же замялся, кивнул, вроде бы, как-то отрешённо, продолжая плутать глазами по полу. — Кеш, слышишь? — он тепло улыбнулся. — Ты молодец, и… всё будет хорошо. Я обещаю. Ну иди сюда, чудо, — Лидер подал руку и осторожно притянул его в объятия. Инженер, неудобно нагнувшись, прижался к нему, как тогда во дворе, после ужина с «особой», и хорошо знакомый, сочный запах его кожи напоминал о красках того вечера. Он не был сейчас уверен ни в чём: ни в том, когда это было, что за повод собрал их тогда, почему от того дня остались в памяти обрывки будто зашифрованных, вырванных из контекста слов, и что же всё-таки значила Особа. Но убаюкивающие нотки выветрившегося одеколона, табака и осенних листьев убеждали, что в тот момент, ровно как и сейчас, он был в безопасности. — Ром, — тихонько начал он в самое его ухо, согретый кольцом рук на своей шее, — а ты говорил… что вы ко мне поедете… ну, убираться. — Да? — помрачнел Лидер, но голос этого не показал, а лицо оставалось скрыто благодаря объятиям. — А когда вы п-поедете? — Кеш, ты говори прямо… — Ну, я… давай я с вами поеду? Лидер высвободил его. — Зачем? — Ну как, зачем? Мне это важно, это моя квартира. Вещи там мои, посуда, полотенце. Еда ещё в холодильнике… Лидер незаметно прищурился, колеблясь: — Я не могу решать за тебя, но… ты уверен? — А я если что в машине подожду, ага. Да всё н-нормально будет, не переживай, — успокоил он, отвлеченно махнув рукой. «Смотри мне…» — подумал Лидер, ежесекундно становясь всё более напряжённым и пасмурным. Вряд ли Инженер понимает, к чему может привести эта неосторожность; и, даже если получится избежать приступа, не получится не насыпать соль на рану, а рана эта незатянутая, живая, открытая — соль для неё может оказаться меньшим из зол. — Так что скажешь? — ожидал вердикта Инженер. — А что я скажу? Не запрещу же я тебе ехать в собственную квартиру, а вещи и правда забрать надо, если ты… будешь тут жить, — факт того, как странно и неожиданно они «съехались» до сих пор укладывался в голове только постольку поскольку. — С-спасибо. Ехать договорились на днях, по настроению. За это время Лидер успел предупредить обо всем парней, приоткрывая им чуточку больше тайн, и настоятельно, сжав кулак, рекомендовал не брать огнестрельное. Ребят эта перспектива, мягко говоря, не очень прельщала: хоть они успели найти контакт с Инженером за завтраками и обедами (ужин он, не без участия Лидера, заказывал наверх) и увидели, что он — добрый малый, наивный немного, умный, искренний, но в глазах Ромы, самостоятельно способном только сигарету держать, невольно замечали словно его темное отражение. Замечали того, кто много раз мог лишить Железных незаменимого главаря и лучшего друга, того, кто, по сути, непредсказуем, кто волком в овечьей шкуре пробрался в самый их дом. Лидер же на них грозно зыркал, шипел даже, приструнивал, когда видел в них предвзятость, а ребята в ответ не разводили споры — знают же, что с Ромой, влюбившимся по уши, шутки плохи, что он их и не поймет, а если поймет — специально не посмеётся. — Теперь-то не будешь от ножей отнекиваться? — спросил как-то Телефонист будто с неприятным сарказмом. Лидер ему тогда скупо ответил: «Не буду», но в следующий миг лицо сына пристыженно потеплело. Спустя несколько дней, когда надоевшую неподъемную тяжесть в голове разбавило раздражение из-за особенно мельтешащих врачей, он вдруг понял: сейчас туда ехать проще. Инженер согласился, выпил таблетки и принялся собираться, но всё так некстати валилось из рук. Он не жаловался, но, видимо, боролся с побочными явлениями в виде рассеянности и сонливости и сильнее обычного избегал чуткого взгляда серых глаз. — Всё хорошо? — ещё раз поинтересовался Лидер, когда они уже припарковались во дворе его дома. — Д-да, да. — закивал Инженер. — Ребят, на улице подождите, — попросил он, и в машине остались только они вдвоем. — Помнишь? Если почувствуешь себя… не очень — выходишь на улицу, дышишь воздухом, ждёшь меня. Всё понял? — Да, Ром, понял я, понял… Р-ром… — он будто хотел попросить о чем-то, но не решился. — Я подышу сейчас сразу, и пойдем… В просторном салоне мерседеса пахло какими-то навороченными ароматизаторами, от непривычного запаха которых щекотало нос. Инженер взял себя в руки достаточно быстро и почти выскочил из машины, Лидера тоже пересадили в коляску. Двор, ставший родным за последнее время, встречал мокрым, звучным снегом под ногами и скачущими по омертвевшим веткам воробьями. Они не были здесь каких-то несколько дней, но за это время всё будто поменялось, охладело, отдалилось… Высокая влажность этого дня оседала на стенках лёгких. Уже на пороге квартиры по ушам ударила гробовая тишина, её неприятная духота с металлическим привкусом лилась в тусклый, болотный подъезд из мрака прихожей. Инженер стоял почти неподвижно, воровато вглядываясь в глубину помещения. Лидер сделал жест рукой, и Водитель надавил на ручки коляски. Он не оглядывался назад, но знал — Инженер идти не торопится, впрочем, и слава богу. «Зачем же ты поехал…» — Лидер нащупал выключатель. Хотелось не смотреть, хотелось отвернуться и закрыть глаза, но это не избавило бы от давления в висках. Совсем почерневшие пятна высохшей крови всё так же стелились отжившими цветами по полу от ванной и до гостиной, и сейчас, придя в себя, Лидер видел их чётче, реальнее, ближе. Оглянулся на Инженера, как бы сравнивая, насколько реален тот. Он неизменно реальнее всего, что было здесь, в этом месте, в этом городе, он словно сам — та всепоглощающая реальность, с которой едва возможно смириться. На лице Инженера застыл затупленный, глухой ужас, он то бегал взглядом туда-сюда, то, не найдя ничего получше, останавливался в одной точке. — Я… — вдруг начал он. — Я в-вещи возьму только, и… и на улице подожду. — Хорошо, — Лидер постарался улыбнуться ему, но губы скривились, не образуя ничего вразумительного. — Ром… — Да? — Д-давай вм-есте, ладно? — он сделал пару неуверенных шагов в прихожую, прикрывая за собой входную дверь. — Идём. Водитель отступил, позволяя Инженеру взяться за коляску. Его дрожащие руки с трудом сдвинули её с места. «Не смотри на пол, не смотри же…» — мысленно умолял Лидер, надеясь, что он услышит. Несколько метров до кухни, где Инженер нашёл какую-то хиленькую сумку и опустил в неё свою кружку, и где до сих пор стояла пустая бутылка вина и немытые бокалы. Становилось душно. Ещё пара метров до гостиной, что, являясь эпицентром боли, насильственно заставляла глотать воздух и бороться изо всех сил с зудящими воспоминаниями. Теперь свет включил Инженер. Здесь ярко краснел помятый диван, ударяя заточенным лезвием под ребра снова и снова. Рядом с ним на полу неприкаянно лежал потушенный в бордовом море окурок. Поплывшая перед глазами картинка провоцировала кислую тошноту — так невыносимо просто стоять здесь… От одного взгляда на эти пятна, стекающие с простыни, на коже ощущалась омерзительно липкая, остывающая жидкость. Слух раздражало назойливое тиканье. Уже совсем не верилось, что когда-то было иначе, не верилось, что этот мутный, угрюмый свет пыльной люстры создавал уют, и что этот мягкий диван собирал их вдвоём за просмотром сериала. Инженер упрямо не отвечал на взгляд Лидера. Хотелось на воздух. — Кеш… — позвал он. — Ты тут… возьмёшь что-то? Инженер словно очнулся, вздрогнув, рвано огляделся и отрицательно помотал головой. Что ему может быть нужно отсюда? Ничего. Всё впитало в себя эту кипящую затхлость, всё отдавалось гнилью во рту, которую, если бы это было возможно, он с удовольствием бы сплюнул. — Давай скорее закончим с этим, и ты выйдешь, — проговорил спокойным голосом Лидер, подмечая, что так Инженер ещё остаётся с ним. — Д-да, ты п-прав… Он на ватных ногах вновь приблизился к коляске. Парни мялись за ними, осторожно избегали наступать в кровь. Неохватное безмолвие, в котором шаги звучали как-то чересчур громко, убеждало дышать тише и даже не сглатывать. По спине пробежали мурашки; покинув гостиную, режущую своей краснотой и ядовитой чуждостью, их впереди ждала та комната, та, дверь в которую всегда закрыта. Инженер совсем посерел, осунулся, и скомканная горячка, нашедшая его сознание, лишила всех сил. Он перестал катить коляску, отпустил, руками ёрзая от карманов и до ворота, не поднимал глаз. — Кеш? — повернулся к нему Лидер. — Может, я сам всё соберу? Ты скажи только, какие вещи надо, и я… — Н-нет, нет, всё нормально… Всё… в порядке. Помолчали, тянув время. — Ром, — проговорил Инженер неслышным шепотом, — во-зьми меня за руку, п-пожалуйста. А… а можешь без п-перчатки? Железный послушался и стянул перчатку, а Инженер подошёл почти вплотную то ли от страха, то ли стремясь скрыть от парней сцепленные руки. Прохладные, шелковистые пальцы по-свойски заботливо поглаживали, и дыхание выравнивалось. Их интимность всегда была чем-то с другой планеты, далёким и близким одновременно; сейчас, конечно, исключительно близким, ведь как что-то далёкое дарило бы такую защищённость? Эти пальцы пронзили его бренную плоть, но вот разум и душу они сохранят, как огонёк спички в ветреную погоду, бережно и любовно. — Готов? — Г-готов, да… скорее ре- ну, осмелюсь — скорее выйду… Лидер, наблюдая, как Инженер открывает дверь, готов был поклясться, что, будь прицеплен к нему аппарат электрокардиограммы, врачи ошеломленно прочли бы «Отче наш» ему и его пульсу, однако Инженер лишь хмурился чуть темнее обыкновенного и поджимал губы. Дверь истошно скрипнула, впуская в комнату свет. Рома вновь прикоснулся к его запястью: Инженер задышал шумнее, под гнётом смешанных чувств выпрямился, стараясь, видимо, оказаться хоть на сантиметр дальше от того, что пугало его, что не давало покоя в бодрствовании и не отпускало во снах, но он никак не отозвался на касание; его плечи, поднимающиеся часто-часто, иногда замирали на секунду в пропущенном выдохе. Он как-то бессознательно шагнул вперёд. Рома, сосредоточенно следя за каждым его движением, следом подкатил коляску. — Инженер. Тот обернулся на зов. Его карие глаза намокли, а кончик носа щедро порозовел. — Скорее закончим — скорее выйдем, помнишь? — Д-да… — согласился он, но, вместо того чтобы открыть шкаф, вновь уставился на укрытый труп. Его лицо, казалось, исказилось, но на самом деле мягкие черты даже не дрогнули; и лишь взгляд, его проницательный взгляд, должно быть, менялся, но Лидер не мог этого видеть. Инженер сделал новый шаг, и ещё один. Пальцы беспокойно сжимались в кулачок и разжимались снова, а фигура его осунулась ещё заметнее, сгибаясь к кровати. — Кеш. Инженер дёрнулся, отступил. — Посмотри на меня. Он неслышно всхлипнул. — Кеш, давай-ка… давай соберём твои вещи, хорошо? — он приподнял сумку с одинокой кружкой внутри. — Та-а-ак, — Лидер, поглядывая на него, подъехал к шкафу и открыл дверцы, — похолодание обещают, поэтому важно не забыть свитера. Верно, Кеш? Кеша? Он через силу отвернулся от трупа и молча подошёл складывать одежду. Лидер пытливо изучал Инженера, и сердце готово было разорваться от того, как разбито он выглядел: крупная дрожь не давала с первого раза взять нужную вещь, он шмыгал часто, и даже в размытом свете из коридора различимы были соленые полосы на выцветших щеках. Лидеру же, как он сам внезапно подметил, получалось иногда и вовсе забыть, что позади лежит тело, и острый нюх иногда не различал химические, медицинские нотки этого помещения, зато красочней чувствовал персональный аромат Инженера: нежный, приглушенный, словно августовский вечер, проведенный в деревне на желтеющей траве со старой книгой в руках и спелыми яблоками. Да, Инженер пах как умиротворение. Даже сейчас. — Всё? — поинтересовался Лидер, когда все вещи были укомплектованы и в ту сумку, и в ещё одну, тоже небольшую, найденную в шкафу. — Пойдём, подышим, — он старался держать голос, но переживание пробивалось в нём. Инженер только кивнул и нетвердо взялся за ручки коляски. Залитый кровью пол, видимо, теперь не интересовал его. Лидер приподнял кисть, маякнув ребятам, мол, вы тут не скучайте, а мы на улицу. Те, уже сложив в мешок на выброс всё постельное бельё с дивана и отмочив полностью окровавленные раковину, ванну и плитку, тяжко вздохнули в ответ. Инженер, потратив последние силы на то, чтобы вытолкать коляску наружу, огляделся в поисках, куда можно присесть, и нашёл лишь ненадёжный, сваренный из полых труб заборчик с потрескавшейся зелёной краской, ограждающий газон перед окнами. Осторожно сел. Под туманным солнцем, пробивающимся сквозь свинцовые небеса, был отчётливо виден его нездоровый румянец, вызванный подкатившими к горлу слезами. Лидер закурил. — Как ты? — спросил он мягко. Инженер пожал плечами, чуть отвернувшись. — Я тебе говорил, какой ты молодец? — улыбчиво продолжил Лидер, выпустив клубы едкого дыма. — Говорил? Так вот ещё раз скажу: ты просто золото. Ты справляешься, и я тобой горжусь, очень сильно. — Н-ну чего ты такое т-тут, а, Ром… Ну скажешь тоже… — застеснялся Инженер, но стеснение не вышло за рамки усталого замечания. — Я просто считаю важным, чтобы ты помнил это. — А я ведь… Зачем мной гордиться, если я… — он всё проглатывал, не мог озвучить что-то. — Ты хороший человек. Инженер совсем поник головой, и было различимо, как по его остренькому носу скатилось несколько капель. — Ром, перестань, пожалуйста… — прошептал он, пряча не только слёзы, но и дрожащий от них голос. — Прости. Я не хотел тебя обидеть… — Как я могу быть хорошим человеком, я не понимаю… — может, спросил Инженер, но даже если это был вопрос, он вышел риторическим. — Это же… Я же… Я же вспомнил что-то, но уже всё, забыл. Или нет… — О чём ты? — Я же… ужасный… Я же ч-чудовище… самое настоящее… — Нет… — Я же вот этими вот р-руками, — он поднёс тонкие белые пальцы перед глазами. Их бил тремор. — Ну… я же… уб-ил, получается. — Свет мой, ты не знал, что делаешь, но теперь всё будет по-другому… Инженер ничего не ответил, приобнимая себя и скрючиваясь ниже к коленям. Он старался не плакать, неосознанно закусывал губы и не обращал внимание на поднимавшийся иногда ветер, трепавший полы пальто и его пшеничные волосы. В груди как будто разлили чернила, оскверняющие самое сердце, растекающиеся мучительным бессилием и беспомощностью по венам, и складывалось впечатление, будто от этого никогда не избавиться, будто всё, что Рома знал раньше и во что верил, всё обнулилось сейчас. Его потерянный мальчик нашёлся, но был совсем к этому не готов. Потрескивание сигареты. На застывшем небе промелькнули птицы, кружась в подвывающих порывах ветра. Молчали. Холодало.