Мы не сдали тест на совместимость

Мама ставит тарелки с супом на стол. Суп наваристый, горячий, с кусками картошки. Кусок хлеба сухой только по краешкам у корочки. Звенят ложки, семья с аппетитом обедает. Сестра рассказывает про новую контрольную и про лампочки в коридоре, а мама говорит о повышении зарплаты. Рэй смотрит в тарелку. Здесь тепло и уютно. За окном серый город, с миллионами огоньков, блещущих в темноте, нагнанной тучами.

***

А здесь холодно. Сон быстро исчезает, истончается в утреннем тумане. Парень садится на кровати, трёт глаза и сглатывает. У него болит горло, что не удивительно. Дождь закончился, но сырость висит плотным полотном. По разрушенным улицам иногда проходят «негодные». Они унылы и уже стали под стать этому месту. Идеально вписываются в бесцветную картину, как кусочки пазла. Куда идти? Что делать? Что здесь вообще можно делать? Откуда-то доносится плач, но Ахико не хочет слушать. Он стремится удалиться от звуков, от свиста ветра в подворотни и тихих перешёптываний. Под ногами песок, тоже серый, крупный. Деревья шелестят, а руины остаются позади. Вскоре появляется в общей гамме новый звук. Повторяющийся и незнакомый. Плеск воды, снова и снова. Ещё несколько метров и зелень расступается, Рэй опускает ветки, и удивлённо замирает. Перед ним море. Точнее океан, но это играет какую-нибудь роль? Воздух пропитан солью, а волны набрасываются на берег, долетая до человека. Его кеды тут же становятся мокрыми, но парень продолжает стоять у самого края. Иссиня-чёрное нечто колышется, поднимается и опускается как живое. Внезапно одна из волн поднимается выше остальных и стремительно летит к береговой линии. Рэй не успевает отшатнуться, и она обрушивается на него, увлекая за собой. Ноги скользят по камешкам, а ветка с хрустом ломается. Море клокочет, раскрывает перед неосторожным человеком свою пасть, грозясь затянуть в глубину. Но ему не дают упасть в неизбежную пропасть. Кто-то хватает Ахико за руку и рывком притягивает, возвращая на твёрдую землю. Зелень вокруг шуршит, цепляется за волосы, оставляя соринки. Рэй утыкается носом в чьё-то плечо, но шестым чувством уже догадывается в чьё. Это по законам жанра. — Если ты специально, то извини. Могу столкнуть, хочешь? — да, интуиция не подвела. Надтреснутый голос, прокуренный, но по-прежнему юный, неуловимо печальный. Рэю не хочется отстраняться. Одежда мокрая, липнет к телу, а рядом с другим человеком тепло. — Н-нет. Я… не специально, — как можно было такое подумать? Они стоят под раскидистой ёлкой, с огромными лапами, как под куполом. Пепельноволосый всё ещё держит его за руку, крепко, будто Рэй может исчезнуть. Ахико вдыхает запах сигарет и жжёного сахара. Становится спокойно и море плещется уже не страшно, а тихо, убаюкивающе. — Я шёл на свой пирс. Тут тропинка по краю проходит, — рассказывает неожиданный спаситель. — А ты мою куртку намочил. Как не стыдно. — Прости, — он наконец отлепляется, чтобы посмотреть в лицо своему недавнему знакомому. Тот улыбается. А ещё у него разноцветные глаза. Один жёлтый, совсем светлый, как тонкий солнечный ажур утром. Второй зелёный, тёмный, как мокрая листва. Короткие, но густые ресницы и пухлые губы. Парень вытаскивает из кармана джинсов пачку сигарет и спички. Крошечный огонёк коротко вспыхивает, и сигарета загорается. — Хочешь, покажу пирс? — Хочу. Он снова берёт Рэя за руку и ведёт по тоненькой тропинке, протоптанной на редкой траве по самому краю берега. Рядом с ними бушует океан. У спасителя тёплая рука, уверенная. — Как тебя зовут? — стараясь не смотреть вниз, спрашивает Ахико. — Это разве важно? — парень прибавляет шагу, и через полминуты они оказываются перед серой плитой с покорёженными перилами. Пирс скучен и сер. Как и всё здесь. — Разве нет? Пепельноволосый поворачивается к попутчику, опираясь на перила. — Шури. Кажется, так меня звали когда-то. — Ахико, — парень подходит поближе, глядя на уголёк на конце сигареты. — Ты так много куришь. Шури смеётся. Очень тихо. Возможно, раньше у него был переливчатый и красивый смех. А потом кашляет. — А что мне ещё остаётся? — он закрывает рот ладонью. Его плечи сотрясаются в жутком приступе кашля. Он рвётся наружу, складываясь из разнообразных звуков. Это страшно. Рэй смотрит на него со смесью ужаса и сочувствия. Какое-то смутное сомнение, какая-то догадка колет в разуме. Шури перегибается через перила и ловит ладонью подлетающую волну, которая смывает кровь, похожую на ржавчину, съевшую ограждение. — И что с нами будет? — С «негодными»? Ну, — он разводит руками, вновь обратившись к Ахико, — раз в четыре месяца остров бомбят. — Что?! — Рэй отскакивает от него, будто Шури виноват в этом. — И все гибнут?! — А как же, — вдыхая отравленный дым, кивает пепельноволосый. Все обречены, они не сдали тест на совместимость. — Отсюда не сбежать, не укрыться. Люди умирают под ударами, от болезней, голода, — разноцветные глаза смотрят с грустью. — Мы не нужны обществу. Рэй шагает к нему, сокращая эту непонятную дистанцию, которая неловкой чертой пролегла между ними. Ветер летит, заползает под мокрую одежду, холодит потемневшие волосы. А руки у Шури тёплые, и пахнет он жжённым сахаром, напоминая далёкое детство. Всё кончено. Собственно говоря, кто ожидал иного исхода? Но в объятиях пепельноволосого хорошо и нестрашно. Словно они стоят не на пирсе на острове, посреди океана, а где-нибудь на веранде в городе. Красная точка, всё, что осталось от сигареты, скрывается в чёрной воде, пожирающей всё на своём пути. Но сейчас они вдвоём. Ненужные обществу.