***
Комната покрыта инеем или это пыль. Окно без стёкол, сквозняк. На кровати лежит девушка с белыми волосами, прекрытая жалким огрызком ткани. Она похожа на форфоровую куклу. Заледеневшие пальцы, сжимающие одеяло, пряди разметались по койке, губы синие. Её тельце совсем лёгкое, невесомое как пушинка. Нести её несложно, только руки холодеют. Кукла изо льда. Люди косятся на парня с девушкой на руках. Им страшно. Дыхание смерти окружает город, спёртой волной распыляясь в воздухе. Океан принимает мёртвое тело в свои объятия. Захлёстывает и относит девушку от берега. Вскоре её бледная фигурка исчезнет в бескрайней воде. — Прощай, Шарли, — ему хочется добавить: жди меня, но что-то удерживает от этого.***
Шури смотрит на мрачное небо, нависающее над клочком земли, заложив руку за голову. Камень неровный и шероховатый, какие-то кусочки впиваются в кожу. Голова кружится, хочется заснуть, чтобы избавиться от дыма в лёгких, прожигающих их насквозь, от страха, противного и липкого, постепенно заполняющего разум. Но нельзя. Шури ждёт. У него не хватает сил встать и пойти самому найти Рэя. Остаётся лишь надеяться, что он догадается о пирсе. Сон медленно гладит по голове, сколько не дрыгайся, он возвращается.***
— Шури! Проснись, Шури! — его слегка трясут. — Шури!!! — Чего надо? — выдавливает пепельноволосый, наконец, хватаясь за чужие руки. — Задушишь! Отпусти! — сон никак не хочет исчезать. Он будто пытается забрать с собой душу, но всё-таки уходит ни с чем. — Извини, — Ахико садится рядом на серый камень. Небо совсем потемнело, ночь подкралась незаметно. Шури с трудом поднимается, пытаясь скрыть это. Всё вокруг плывёт размытыми силуэтами, кашель рвёт горло. Надоело. Рэю приходиться ждать минуты три, пока приступ закончится. Шури устало прижимается к нему, положив голову на плечо. — Что такое любовь? — Откуда ж я знаю? Наверное, мы никогда этого не узнаем, раз не прошли тест на совместимость, — он пытается выдавить из себя смешок. — У тебя температура. — Мне всё равно. — А мне нет, — Ахико прикладывает ладонь к горячему лбу. Ему обидно — он ничем не может помочь Шури. И себе тоже ничем. Безысходность. У друга мутные глаза, как будто пьяные. Ему плохо, но он продолжает улыбаться. — Двадцать дней до бомбёжки. Это надо забыть. А ещё надо делать то, что хочется. Хотя бы перед смертью, ведь некому будет осудить их или наказать. Нечего уже терять. Ахико целует Шури. Как там, в Лунопарке. Просто прикосновение. У парня буквально кипящие губы. Наверное температура уже под сорок. Они не знают, не умеют, действуя по натию. Зато искренне. Несмело, так неумело, неловко. Смущаясь, но снова и снова сталкиваясь губами, пробуя на вкус. Соль, сахар, табак и железо. Запускают руки в волосы, прижимаясь ближе. Будь другие обстоятельства, больше времени, отсутствие страха, это чувство не прожило бы долго. Они бы доигрались и однажды бабочек заменила бы тошнота. Но обстоятельства такие какие есть. Когда ты знаешь время своей смерти, хочется жить и чувствовать. Погружаться, ощущать, чтобы не умереть раньше времени от горя. Не хватит двадцати дней, чтобы понять... «Пожалуйста, не умирай без меня!» — поцелуи отдают горечью. Но никто не может ничего обещать. Они в ловушке.