Мы не сдали тест на совместимость

Это так странно. Никак не укладывается в голове. Вот, стоит парень у перил и смотрит в воду. К нему можно подойти и обнять. И поцеловать. Почему так странно? Это кажется столь необычным, непривычным, но желанным, что целыми днями получается думать только об этом. Хотя нет. Есть ещё кое-что. Где он берёт эти грёбанные, будь они неладны, сигареты?! Рэй видит, как потухает жизнь. Он изо всех сил тормошит друга, смешит, повторяет какие-то глупости, которые взбредают в голову, но ничего не может сделать. Выцветают разноцветные глаза, тускнеют, истончаются волосы. Кожа обтягивает кости, теперь запястья тонкие и хрупкие. Исчезают последние следы румянца, чётче ложатся синяки. Шури предпочитает лежать и отказывается есть. И кашляет. Всё время. Кажется, что он скоро выкашляет собственное серде вместе с лёгкими. У него даже не хватает сил, чтобы отворачиваться. Тень улыбки всё бледнее, а «всё в порядке» ещё более издевательское. Рэй не отходит от него ни на минуту. И злится. Потому что начинает понимать ответ на свой вопрос, но слишком поздно. — Шури, ты слушаешь? — А? Да, конечно, — парень трёт глаза. Понятно, что он снова спал. Слёзы наворачиваются. Интуиция настойчиво шепчет: «Он не доживёт до бомбёжки». Ахико чуть отворачивается, чтобы внимательный Шури ничего не заметил. А тот тыкается горячим носом в шею, собираясь вновь задремать. — Прости, я устал. Прости, я умру. Как это звучит? Ахико обнимает друга. Хочется никогда больше не отпускать, но выбора им не оставили. «Что такое “любовь”?» — Шури, я… — парень приподнимает голову, вопросительно глядя на Рэя. — Нет, ничего. Их пальцы переплетаются в замок. Пусть так будет вечно. Спокойное море, лёгкий ветер, тишина. Сейчас пепельноволосый не кашляет и улыбается без боли. Но время скоротечно и не позволяет людям сохранить понятие «счастье». Безжалостно разбивает его действительностью. — Пять дней до бомбёжки. Уничтожат, сотрут в порошок тех, кто чем-то отличился от них. Неужели не лень летать и тратить бомбы на завшивый островок с горсткой людей? Тёплая ночь позволяет парням остаться на пирсе, под открытым небом. Напоследок природа решила подарить им незнакомые доселе возможности. Рокот океана поёт неизвестные песни, а Шури разглядывает друга. Когда он отдавал ему куртку в аэропорту, его будто вела чужая воля. Это судьба? Нет, скорее её насмешка. Я умру, прости меня. Если бы я мог всё записать на диск, передать волною мысли как радист? Обличить в слова чувства не удаётся. Шури хочет очень многое сказать. Но видно не судьба. Он наклоняется к беззаботному во сне лицу Рэя и легонько целует в последний раз. Нежно-нежно. Может, это будет что-то значить? Звёздочки, проступающие на тёмном наряде неба, равнодушно смотрят на людей, обречённых не только на смерть. На вечное мучение. Пять дней — немного. Немного для одиноких, возможно, ожидающих смерти с надеждой. Но не для тех, кто верил, кто захотел жить.