Новая жизнь

***

Брайан помог Джону завязать галстук изящным узлом, обернул его вокруг алебастрово-белой шеи и заправил концы в ворот рубашки. Свободно свисающий черный жилет колыхнулся, когда Брайан запустил руки под его полы и притянул Джона ближе. В полумраке гостиничной комнаты его кожа светится, будто внутри тела горит свеча. Брайан легко привык к новому образу жизни, и в полной мере насладился нынешней модой на широкополые шляпы и одежду, закрывающую носителя с головы до пят. Особое удовольствие ему доставляют перчатки. Перчатки самой тонкой кожи, которые делали узкие кисти ещё более изящными. А бледность, приписываемая его аристократическому происхождению, лишь на руку, и не приходится объяснять, откуда у него состояние, полученное не самым честным путём. Для этого пришлось приложить очень много усилий, и не один раз жениться на богатых бездетных вдовах, которым льстило внимание столь аристократичного юноши. Пусть несколько бледного и худосочного, но это всё поправимо хорошим питанием и уходом. Брайан не мог сдержать улыбки, каждый раз, когда думал об этом. Если бы они знали с самого начала... Широкая улыбка приоткрыла острые клыки, по которым скользнул свет, и Брайан опустил голову, встретив взгляд Джона, смотрящего на него снизу-вверх в ожидании поцелуя. Руки Брайана плотнее сомкнулись на худой спине, прижимая Джона ближе. Сколько времени прошло, а им всё ещё не наскучило. Брайан коснулся носом крошечного участка шеи над галстуком и глубоко вдохнул сухой запах кожи Джона, забрался дальше, под каштановые локоны, позволяя рукам скользить вверх, сминая рубашку, и забираясь в проймы жилета, стягивая его и отбрасывая в сторону. У них ещё есть время. Проворные пальцы уже расстегивают рубашку и скользят по груди, вызывая мурашки и заставляя подаваться навстречу. Брайан развязал галстук, широким белым шарфом упавший к ногам, и обхватил руками острое лицо, зарываясь пальцами в волосы, почесывая, заставляя Джона откинуть голову и приоткрыть губы, которых коснулся легко, словно чего-то боясь. Привыкнуть к клыкам, ставшим длиннее, оказалось не так сложно, и теперь они совершенно не мешали. Брайан оттеснил Джона к широкой кровати, стоящей практически в середине комнаты, и уложил его, продолжив раздевать, снимая тонкую рубашку, касаясь самыми кончиками пальцев груди, под которой давно не бьётся сердце, и живота, не поднимаемого непроизвольным дыханием. Штаны подались с трудом, но и с ними было покончено, и Брайан коснулся губами живота, спускаясь к бедрам, раскрывшимся навстречу. Коснулся поднявшегося члена, проведя рукой по бархатной коже и коснулся его губами, облизывая и стараясь захватить как можно глубже, прислушиваясь к тихим стонам и движениям. Посасывая его и исследуя языком. Нажимая и поглаживая, спускаясь к чувствительной мошонке, и поглаживая пальцами тонкую кожу между ягодиц. Почувствовав, как в волосы вплелись тонкие пальцы, отстраняя его, Брайан выпустил член и вопросительно взглянул вверх, кивнув на какой-то лишь им понятный сигнал, быстро избавился от собственной одежды и забрался рядом, позволяя Джону касаться и оставлять поцелуи на бледной коже. Так странно было не чувствовать собственного пульса - к этому он никак не мог привыкнуть. Чувствовать только горячее возбуждение, затопляющее с головой, и заставляющее двигаться навстречу ищущим горячим губам, скользким пальцам, легко находящим вход, - им стало значительно легче, когда нашлась аптека со старым пройдохой, что регулярно возобновлял запасы странного масла, предназначенного для их целей. Брайан уперся пятками, толкаясь вперёд, пытаясь насадиться на пальцы, и раскрываясь шире, потянулся к напряжённому члену. Уха коснулся всколыхнувший воздух шёпот Джона: — Ты знаешь, какой ты красивый сейчас? Ты был таким и в наш первый раз. — от этого голоса по жилам потекло горячее масло, словно растапливающее воск, которым стала его кровь, и Брайан судорожно вздохнул, скорее, в силу привычки: — Ты помнишь его? — Брайан кивнул, не открывая глаз: он прекрасно помнил, что случилось в повозке. Самое яркое его воспоминание... Джон приподнялся, любуясь на длинную шею в обрамлении тёмных кудрей, нисколько не потускневших с того самого дня, и провел по ней пальцем, очерчивая изгиб дернувшегося кадыка и острые ключицы, а потом - по месту, где всегда висел простой крестик, который, якобы, должен был защищать от таких, как он. Улыбнулся, показав клыки и обхватил губами яркое пятно соска, обводя его языком, и двигая пальцами между ягодиц Брайана, поглаживая чувствительные стенки, впитывая стоны, и не давая ему слишком сильно двигаться. Оставил дорожку к пупку, и потёрся щекой о член. Добавил ещё немного масла и плавно вошёл, наблюдая за тем, как Брайан изогнулся навстречу, подставляясь, и шумно выдохнул, как делал всегда, когда Джон вошел до конца, вжимаясь в его тело, и уперся руками по бокам от лица. — Открой глаза, Брайан. — Брайан помотал головой, не желая выныривать из темноты, расцвеченной яркими пятнами и необычными узорами, пытаясь двинуться бёдрами. — Открой глаза, Падре. Глаза Брайана распахнулись и налились ярким красным цветом, брови сошлись к переносице, а губы разошлись в оскале. Довольный Джон плавно качнулся, выходя и резко двинулся вперёд, входя до конца, наблюдая за сменой эмоций на лице Брайана. От злости до эйфории, когда каждое движение отдаётся по всему телу и вызывает лишь желание продолжать, чего бы это не стоило. Мерные движения сменились резкими и сильными, Брайан пытается уцепиться руками за ускользающие плечи Джона, заставить его замереть, но добивается лишь того, что Джон выходит и подталкивает перевернуться и встать, уперевшись в спинку кровати. На ягодицы ложатся руки, раздвигающие их в стороны, и член врывается в доверчиво раскрытую дырку, вколачивая безвольное тело вперёд, выворачивая руки и заставляя Брайана почти кричать, не стесняясь ни соседей, ни прохожих. Яркими вспышками огоньков, всё тело продирает удовольствием, изливающимся пульсирующим потоком на простыни, и Джон ложится сверху на тощую спину, касаясь губами загривка, заставляя Брайана дрожать всем телом. Выходит, позволяя упасть на кровать и захватить себя в объятия длинных рук, утыкаясь в ключицу и перебирая длинные вьющиеся локоны тонкими пальцами. — Может быть, не пойдём туда? Останемся здесь? — Брайан, наконец, освоивший этот всепроникающий шёпот, прижимается к волосам, скрывающим от него лицо Джона, и замирает в ожидании ответа. — Мы не можем, мистер Мэй. Не явиться на похороны вашей жены будет верхом неприличия, вы так не считаете? — блеснул глазами Джон из-под полога каштановых волос. Брайан вздохнул и перевернулся на спину, раскинувшись и заняв почти всю кровать. Скоро должны прийти Фред и Роджер, им стоило бы одеться до этого момента. Не глядя в сторону Джона, он принялся за одежду. — У безутешных родственников не возникло вопросов, почему похороны назначены на вечер? — Насколько я знаю, ближайшие родственники Кэролайн слишком давно покинули этот мир, чтобы приехать и участвовать в мрачном обряде, — на этих словах Брайан неосознанно облизнулся. Сразу после церемонии они поедут к стряпчему. Джон подошёл к нему с галстуком в руках. Брайан знал, Джон что в состоянии сам завязать его, но когда они вместе, это всегда делает он. Ему доставляет отдельное удовольствие оборачивать длинный шёлк вокруг белой шеи, пряча её неестественную бледность, и завязывать замысловатые узлы. Позволять пальцам касаться кожи. Надевать запонки на узкие манжеты рубашки, обхватывающие тонкие запястья, и касаться пальцев. Не сейчас. Часы на площади пробили шесть раз, и Брайан вздрогнул. У них осталось совсем немного времени. Стук в дверь раздался как раз вовремя — Джон уже надевал свои перчатки. Они проверили ещё раз, всё ли собрано, и вышли в пыльный коридор гостиницы. Лестница скрипит и стреляет пылью при каждом шаге. Брайан и Джон спускаются медленно, не обращая внимания на хозяина, внимательно смотрящего на гостей, что не выходят из помещения без огромных шляп, скрывающих лицо. Да ещё этот их кучер с мальчишкой... Хозяин покачал головой и что-то пробормотал в спину уходящим господам. Брайан привычно кинул взгляд на козлы, где восседал Фред, держащий вожжи, а рядом с ним Роджер, почти лежащий на козлах, и прикрывший лицо шляпой. Но Брайан знал, что они внимательно следят за происходящим. Кивнув, он забрался в карету и захлопнул дверцу. Джон сел напротив. Когда карета тронулась, плавно покатившись по улице, Джон не выдержал: — Ты знаешь, что сказал хозяин? — Могу представить. — Назвал нас кровопийцами. — Широкая улыбка расцвела на лице Джона, откинувшегося на сиденье. — Что ж, он не столь далёк от истины, — улыбнулся Брайан в ответ. — Странно, что он ничего не сказал про наш вечерний досуг. Кладбище встретило их холодом и тишиной, прерываемой только криками ворон, рассевшихся на деревьях. Возле могилы с огромным каменным ангелом они нашли только гробовщика с двумя помощниками. Брайан подошёл вплотную, осмотрел гроб и кивнул, отойдя на шаг. Дождавшись, пока яму закопают, Брайан положил на холм одинокую розу и вложил в руку гробовщика золотую монету. — С вами мы, вроде бы, расплатились? — обернулся он к гробовщику, замявшемуся под прямым взглядом. — Да. Но я знаю, кто вы, и могу пойти в нужные места. — маленький человек с вызовом смотрел на возвышающихся над ним господ. Могильщик, что стоит ближе других, увлечённо наблюдает за происходящим. Джон окинул гробовщика равнодушным взглядом. Если бы хотел пойти, уже сделал бы это. Он поманил его пальцем и отошёл на несколько шагов. Могильщики видели, как молодой аристократ вложил что-то в тощую руку, и наклонился так, что лицо гробовщика оказалось под шляпой. А потом кивнул, и они, вместе со своим высоким спутником, вышли за ворота. — Что он тебе сказал? — Один из могильщиков аж приплясывал от нетерпения, но осекся, когда на него уставились пустые глаза. — О чем сказал? Он дал мне золотой и поблагодарил за работу. Больше ничего. Второй могильщик досадливо вздохнул и сильно врезал лопату в землю. — А я говорил, надо было и мне сказать, что ты такое задумал. Я бы не сдался за один золотой! Гробовщик, вместо ответа, молча уставился на монету в своей руке. Карета, запряженная чёрными как полночь лошадьми, прогромыхала в сторону города.