ID работы: 9810169

Летящий на смерть

SEVENTEEN, ATEEZ (кроссовер)
Слэш
NC-17
Завершён
640
автор
сатан. бета
Размер:
476 страниц, 33 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
640 Нравится 506 Отзывы 258 В сборник Скачать

9.

Настройки текста
      Ёсан и не вспомнит, какое утро он мог назвать добрым за последние два года с начала войны. В принципе, каждое, если просыпаешься живым. Но с другой стороны, доброе ли это утро, когда просыпаешься в мире, где нет уверенности в наступлении следующего дня? Кану вот сложно в этих условиях, и он почти никогда не просыпался в хорошем настроении. И не то чтобы он не ценил, что имел, просто всё вокруг казалось слишком серым и жестоким. Прямо как их офицерские костюмы.       Удивительно, что даже ключевые фигуры этого «серого и жестокого» могут в корне менять полярность ситуации. Как, например, «фигура», что ещё спит рядом и одним своим присутствием делает это утро тёплым и светлым.       Обычно Сонхва сам обнимает Ёсана со спины и прижимает к себе, но сегодня, судя по всему, не совсем обычно. Кан просыпается медленно и спокойно, замечая генерала в собственных объятиях. Тот почти свернулся калачиком и уткнулся лбом и носом в грудь Ёсана. Слабо улыбнувшись, Кан невесомо проводит пальцами по щеке и убирает упавшие на глаза чёрные пряди. Только сейчас, при свете рассветного солнца, Ёсан замечает следы усталости на красивом лице, увенчанные тёмными синяками под глазами. Сонхва вообще спал? Обычно у генерала куда более чуткий сон, и он поднимается первым, но сейчас Пак не реагирует даже на то, как касаются его волос.       Медленно пропуская пряди сквозь пальцы, Кан думает о том, что наконец-то просыпается не один. И с удивлением ловит себя на мысли, что вообще не испытывает к генералу никаких отрицательных эмоций. Только тепло и интерес. Ну и что-то ещё. Что-то, что заставляет видеть рядом с собой не амбициозного офицера, а уставшего молодого парня, который пытается хвататься за последние крошки света и ласки. Каким же хрупким и уязвимым сейчас кажется Сонхва. Ёсан уверен, что чуть позже Пак снова будет дерзким и уверенным в себе олицетворением силы. Но даже такой личности требуется хранитель снов, которому можно будет доверить абсолютно всё: от важных рабочих вопросов и государственных тайн до своих слабостей и желаний.       Интересно, когда Сонхва решил присвоить и приручить Кана, он совершил свой выбор, зная, что сможет это сделать, или просто бросился в свои влечения с головой? Так или иначе он получил того, кто как минимум предан. Но этот вопрос всё равно интересен Ёсану. Нужно будет когда-нибудь спросить.       От размышлений о генерале Кана отвлекает кошка, которая, вероятно, услышала даже небольшую активность и решила, что пора бодрствовать. Полковник заметил, что Снежок всегда начинает лезть по утрам, как только он просыпается. До этого не беспокоит. Вот и сейчас она запрыгнула на кровать, посмотрела сначала на Пака, затем на Ёсана, а после медленно начала красться к первому, аккуратно ступая по одеялу.       — Эй, — Кан приподнимается на локтях и шёпотом обращается к девочке — ты пришла еду просить?       Остановившись, Снежок ещё раз смотрит на Ёсана, будто понимает, но в итоге всё равно продолжает свой путь.       — Тебя могу и я покормить, — полковник вскидывает бровь и продолжает следить за кошкой. — Ну, не буди его.       Вздохнув, Кан максимально тихо поднимается с кровати и поправляет одеяло, забирая Снежок. Он аккуратно берёт её на руки и, несильно прижимая к себе, отправляется на кухню. Очень тёплая и пушистая.       — Ты же по утрам спать не даёшь, пока тебе еду не положишь, — Ёсан опускает животное на пол и закрывает за собой дверь.       Конечно, если он здесь не ночует и Сонхва нет дома, то Снежок приходится ждать Мину, чтобы та её покормила. Но она приходит где-то к одиннадцати утра, а кошка хочет есть уже с семи. Зато потом она, насытившись, становится ласковой и общительной. Любит сидеть на руках и громко мурлыкать. Полковнику нравится эта кошка. Её характер и гордое и холодное поведение, что периодически превращается в тёплое и любвеобильное, напоминают самого Пака.       С чувством выполненного долга Кан оставляет кошку завтракать и удаляется в ванную. Он неторопливо умывается и начинает укладывать волосы, торчащие после сна. Это утро становится тягучим и ленивым, потому что Ёсан откладывает все свои дела как минимум до второй половины дня. Как правило, в это время полковник уже спешит на своё рабочее место, но он хорошо потрудился до этого и не имеет срочных дел. Кто ему запретит остаться утром дома? Единственный, кто может, слишком крепко спит.       Кан тратит намного больше времени на свою внешность, чем обычно, но зато остаётся доволен результатом. Хотя торопиться вообще некуда. На часах одиннадцать утра, генерал всё ещё не желает подниматься, поэтому Ёсан успевает выпить кофе, посмотреть в окно на сад, лишённый листвы, пообщаться со Снежок, почитать какую-то средиземную сагу о несчастной любви и задуматься о своей. Когда уже он влюбится и будет любим? После войны? Да глупости всё это. Кан ставит книгу обратно, зная, что сага закончится обоюдным одиночеством, и снова переводит взгляд на окно. Солнце светит, но не греет. Время 12:47, и только сейчас Ёсан слышит размеренные шаги Сонхва, идущего, судя по всему, в ванную.       Лишь спустя минут двадцать Сонхва всё-таки являет свой светлый и приведённый в порядок лик. И не то чтобы Пак когда-то плохо выглядел по утрам, он в принципе всегда непозволительно прекрасен. Правда, сегодня Сонхва выглядит так, словно всё ещё не ложился, и при дневном свете это слишком заметно: уставший взгляд, синяки под глазами, чуть более заострившиеся скулы.       — Вы выспались?       — Выспался ли я? — повторяет вопрос Пак и проходит к плите, доставая турку. — Я не знаю, как ответить, потому что с одной стороны — да, а с другой — мне нужно ещё пару недель поспать. Вы умеете варить кофе?       — Умею, — слабо улыбается Ёсан, наблюдая, как генерал закатывает рукава чёрной свободной домашней рубашки, — но я Вам не кухарка.       — Как всегда жестоки.       — Переживёте, — Кан свешивает ноги с подоконника и склоняет голову набок. — Так Вы плохо спали? Расскажите, что было вообще?       — На фронте не спят, дорогой, особенно те, кто должен контролировать ситуацию. Да и как уснуть под постоянные выстрелы и взрывы? Хотя некоторые солдаты от усталости могут, — Сонхва пожимает плечами, помешивая свой будущий кофе. — А вообще, не хочу об этом говорить. Я чуть позже составлю отчёт, почитаете. Слишком устал морально.       — Хорошо, — Ёсан слезает на холодный пол и на носочках подходит к Паку, обнимая того за талию со спины. — Может, тогда отдохнёте сегодня?       — Да, я ещё не докладывал о своём возвращении в столицу. Сделаю это завтра. Так что меня нет, и никто не должен сегодня видеть. Я ещё в дороге. Сегодня носа из дома не высуну.       — Можно тогда я тоже? — Кан пару раз медленно целует шею сзади и утыкается в неё носом. Почему такие моменты слишком сильно отдают теплом в груди? Словно в солнечный летний день красивая бабочка села тебе на руку. И ты знаешь, что она скоро улетит, но в эти секунды так счастлив. Как и Ёсан, что льнёт со спины и радуется не одинокому утру. Кто знает, каким оно будет завтра?       — Конечно. Только чуть позже расскажете, как дела, и что сейчас и где происходит.       — Расскажу.       И вообще-то Кан в какой-то момент их дня и вовсе забывает, что они военные в безрадостном положении. Сонхва говорит на любую тему, кроме армии. Оказывается, с Паком очень интересно обсуждать литературу и общих знакомых. Пока Сонхва неторопливо готовит завтрак, вернее, уже обед, Ёсан рассказывает ему про своё сближение с Уёном и получает довольно много новых интересных историй про адмирала. Как, например, Чона чуть не отчислили из военно-морской академии за то, что тот угнал у патрульного из взвода конной полиции коня.       — А потом он, — сквозь смех и слёзы Пак даже отвлекается от овощей на сковороде, — а потом он плац до конца семестра в одиночестве подметал.       — Зачем надо было воровать коня? — Кан подпирает подбородок рукой, пока с интересом слушает истории, где одна лучше другой.       — На спор.       — С кем?       — Со мной, — Сонхва настолько смешно, что он аж смахивает слезу.       — Вы нормальные вообще? Боже, бедный конь. И что он выиграл?       — Конь?       — Уён.       — А, ящик чистого девяносто пятого спирта, — улыбается Пак, пока подготавливает ингредиенты, чтобы добавить к овощам, — за который потом уже меня чуть не отчислили.       — Откуда Вы его стащили?       — Со склада больницы, где проходил стажировку.       — Ужасно, — добродушно фыркает Ёсан. — Разбойники какие-то. И стоило оно того?       — Конечно, — Сонхва даже не задумывается и поднимает взгляд на Кана, и тот готов поклясться, что холод генерала напускной, ведь в этих глазах столько огня. — Как минимум, чтобы сейчас Вам рассказать.       — И всё?       — А что ещё нужно? Было весело, этого достаточно. Хотя не весело потом было получать наказание. Но главное, что не отчислили, потому что мы оба слишком хорошо учились. Хотя, какая разница, если я так и не получил диплом?       Ёсан хотел сказать, что никогда бы не подумал, что генерал и адмирал южной армии могли быть такими дурными хулиганами, но только выдыхает и продолжает рассматривать Пака. А в принципе-то, почему нет? Почему Кан загоняет себя и других в их образы, мешая быть живыми? Когда Ёсан последний раз вспоминал о своих желаниях и ставил их в приоритет, а не напоминал себе о том, что он военный и должен ставить службу и устав на первое место? Когда Ёсан в последний раз говорил и делал, что хотел, а не подавлял эмоции и желания? Возможно, сегодня, оставшись дома вместе с генералом, а не отправившись по привычному расписанию.       — Вы будто погрустнели, — тепло улыбается Пак. — Вас что-то огорчило?       — Ох, не то чтобы, — Кан опускает взгляд и смущённо зачесывает, начинающие темнеть на корнях, карамельные волосы назад. — Просто я подумал, что никогда бы не украл коня ради развлечения, даже если бы мне и пришла в голову такая мысль. Но зато сделал бы без раздумий, получив такой приказ.       — Мне кажется, именно из-за этого Вы двуличны.       — Что? Я не двуличен.       — Вы даже не замечаете, насколько. Помните, я как-то адмиралу Чону сказал, что Вы подобны океану?       — Ну, — Ёсан задумывается и старается вспомнить, — что-то такое было, но я не заострял внимание на Ваших словах.       — Так вот, нет ничего двуличнее океана. На первый взгляд он тихий и спокойный, но следует быть осторожным. Ему нельзя доверять, и не приведи господь увидеть его ярость и гнев. Он обрушится губительным ураганом и сокрушит волнами всё, что попадёт в зону его недовольства, — Сонхва возвращает свой взгляд к Кану и со слабой улыбкой рассматривает его лицо с тем сияющими восхищением, с которым влюбляются в произведения искусства. — Уверен, Вы способны любого поставить на колени и обрушить на его голову небо.       — Мне кажется, — щёки Ёсана покрываются слабым румянцем, но скорее не от слов, а оттого, как на него смотрят. — Мне кажется, Вы ошибаетесь. Я не такой. Всего лишь военный, исполняющий приказы. У меня и амбиций-то особо нет, я просто хочу жить.       — Я никогда не ошибаюсь, а вот Вы себя недооцениваете, — Пак достаёт тарелки и продолжает заниматься их обедом. — Не знаю, мне кажется, мы все родились не в том месте и не в то время. Тот офицерский состав, что меня сейчас окружает, должен делать что-то действительно великое, а не держать поводья войны. Знаете, как прекрасен голос Джонхана? Попросите его как-нибудь Вам спеть. Он слишком красив для этого мира. Юн мог бы быть потрясающим певцом. Кстати, а Ваш?       — Что мой? — Кан внимательно наблюдает за тем, как генерал накрывает стол и впервые за всё утро решает помочь. Ну, как помочь. Достаёт столовые приборы и идёт за стол.       — Голос во время пения. Какой он? Спойте мне.       — Я не умею петь.       — Это приказ, — абсолютно не серьёзно улыбается генерал.       — Приказ? — Ёсан вскидывает бровь и недовольно смотрит на Сонхва. — А если я откажусь исполнять приказ?       — То ничего не изменится, но разве я так много прошу?       Кан тяжело вздыхает и вспоминает те песни, что он знает. Ему несложно спеть, раз его так просят. Почему бы и нет? В конце концов, он предупредил, что не умеет петь.

      Когда лунный свет накроет этот мир,

      Посмотри, как он прекрасен,

      И, взяв меня за руку, отправься вдаль,

      Да, сэр, услышьте мой зов.

      Моё имя ты скажи, ты скажи, ты скажи,

      Назови же моё имя, назови, назови.

      Моё имя — это всё,

      От A до Z.

      Ёсан поёт немного тихо, но хрипло и довольно низко, прикрыв глаза. Он не видит, с каким интересом и восторгом на него смотрит Пак, опустившись напротив.       — Я в любви, — подытоживает Сонхва. — А ещё я никогда не слышал эту песню, но она кажется слишком знакомой. Что значит «от A до Z»?       — В этом нет особого смысла, просто это первая и последняя буквы викторианского алфавита.       — Откуда эти строки вообще? Где я мог их слышать?       — Нигде. Это… — Ёсан принимается за обед, но задумывается, прежде чем ответить. Он ни с кем этим ещё не делился, потому что никто не спрашивал. — Во время обучения, чтобы не сдохнуть от скуки, иногда я писал стихи, и в общем-то они хорошо ложатся на мелодии.       — Значит, у Вас есть ещё? Поделитесь?       — Возможно.       — А почему в ваших строках так активно просят назвать имя? Чьё имя? Расскажите, это очень интересно, — Пак разговаривает даже пока жуёт и выглядит действительно заинтересованным, чем дико смущает.       Кан не краснел так, даже оказавшись с Сонхва в постели. Но вот когда спрашивают про то, что лежит где-то далеко на пыльных полках души, горят даже кончики ушей. Просто Ёсан и не вспомнит, когда кто-нибудь в последний раз интересовался его внутренним миром.       — Это одна история про восьмерых друзей, где каждый по личным причинам решил сбежать из жестокого реального мира в их собственный. Но сначала они застряли в сладкой иллюзии и в попытке проснуться попали в страну чудес, откуда уже не было возврата, — Кан неловко держит палочками тушёный овощ и никак его не съест, глядя в стол. — Они потеряли себя в поисках утопии.       — Они смогут вернуться? Или вспомнить себя?       — Когда кто-то из них вспомнит себя, это уже будет не он. Страна чудес на самом деле жестока и не пощадит никого. Каждый из них вспомнит не себя, а только свою тёмную сторону. А что будет дальше — я не знаю. Но я и так Вам много рассказал, так что додумайте конец истории сами. Для каждого он свой.       — Звучит на самом деле довольно тяжело. Есть хоть где-то мир, что будет не так враждебен? — Пак тихо смеётся и зачёсывает волосы назад, откидываясь на спинку стула. — Где не придётся бороться за собственную жизнь или личность?       — Хотел бы я знать, — Ёсан дожёвывает свой последний кусочек и поднимается. Раз Сонхва готовил, то он, так уж и быть, помоет посуду.       — На самом деле, я бы сбежал отсюда.       — Может, это уже страна чудес?       Наверное, это их самый спокойный и размеренный день за всё время. В тихом большом доме не так уж и холодно, когда двое говорят обо всём и одновременно ни о чём, даже не замечая течения времени. И если может показаться, будто Кан временами не заинтересован в общении или обществе генерала, в действительности же он чувствует себя слишком хорошо и комфортно. Ещё вчера он тоскливо перебирал документы, а сегодня с тихой щемящей нежностью чужие чёрные волосы. Они очень мягкие и шелковистые. Ёсан слышал, что характер человека такой же, как и его волосы на ощупь, и, в принципе, если отсеять от Пака образ генерала, то всё сойдется.       — Ладно уж, расскажите, пожалуйста, что было интересного, пока меня не было, и как Вы справлялись со своими обязанностями, — вытянувшись на диване, Сонхва лежит головой на коленях Кана. Если бы он мог, то замурлыкал бы от ласковых касаний пальцев к своим волосам. Но часы бьют четыре часа дня, и это напоминает о работе. В четвёртом часу, как правило, заканчивается рабочий день.       — Что же Вам рассказать? — Ёсан нежно пропускает пряди сквозь пальцы. — Генерал Чхве стал любезен со мной, а адмирал Чон и вовсе, кажется, позволил с ним подружиться. Верховный Консул решил открыть ещё один фронт и отклонил очередное предложение о переговорах.       — Что? — Пак хмурится и тяжело вздыхает. — Совсем уже крыша едет? Ужасно, надо начинать действовать. Он развалит страну. Куда ещё линию фронта, когда нет ресурсов?       — Да, с ресурсами и правда плоховато. Тяжело общаться с экономистами, которые постоянно пытаются сократить выдачу чего-либо. Но нам пока ничего не сократили.       — А пытались? — Сонхва берёт свободную руку полковника и ласково касается губами его запястья, после чего кладёт себе на грудь под свою ладонь.       — Пытались. Но я сходил к начальнику отдела и сказал, что все его загородные резиденции, которые он прячет и оформляет на семью, случайно могут сгореть. И в военное время никто не будет с этим разбираться.       — Очаровательно, — смеётся Пак, — что ещё?       — Всё было очень тихо, потери за эти две недели минимальные. Только у Минги с Саном есть пара существенных, но я уже выбил для них новую технику. И заодно проверку для измерительных приборов их подразделений за треть цены.       — За треть? Вы в прямом смысле, что ли, выбили это?       — Ну, — Кан усмехается, — как вам сказать?       — Как есть?       — Я подарил бутылку вина заведующему закупками военной техники, — Ёсан касается пальцами скулы и слабо улыбается.       — И что? Он за бутылку вина выписал Вам что-то?       — Нет, за противоядие от того, что было в вине.       — О мой бог, — снова не сдерживает смех Сонхва. — Вы с Джонханом переобщались? Как он, кстати?       — В порядке, — уже холоднее отвечает Кан.       — Хорошо, — прикрывает глаза Пак. — Всё остальное тоже в порядке?       — Вполне себе. На сегодняшний день открытых вопросов или проблем нет, я всё сделал и отправил.       — Надо Вам премию выписать. Просите, что хотите, всё достану.       — О, — вскидывает бровь Ёсан и задумывается. — Прямо уж что хочу?       — Да.       Сначала Кан думает о доме у моря, но вообще-то он и сам себе такой может купить. Что ещё? Драгоценности? Какие-то вещи? Да ничего сейчас толком и не нужно. Только если попросить что-то действительно особенное.       — Отсосите мне.       Сонхва открывает глаза и поднимает заинтересованный взгляд на Кана, что тут же замирает.       — Серьёзно?       — Вы сказали просить, что хочу.       — Не это же, — Пак поднимается и потягивается. Медленно и лениво, словно сонный кот.       — Тц, а что не так? Вы что, откажете мне?       — О нет, дорогой, — Сонхва встаёт со своего места и медленно опускается на колени перед Каном, глядя тому в глаза. — Это я и так сделаю без каких-то существенных причин, — он лукаво улыбается и касается пальцами чужих бёдер. — Так что подумайте ещё. Я буду ждать. До завтра.       — Ох, — тихо выдыхает Ёсан, глядя сверху вниз. Он на самом деле не думал, что генерал так легко согласится и решится. — Тогда подумаю.       — Вот Вы говорили, что не имеете амбиций и вообще «не такой», но буквально через несколько часов ставите меня на колени, — Пак улыбается, наглаживая пальцами пах. Он слегка надавливает поверх брюк на полувставший член ногтями и медленно ведёт по нему, заставляя покрыться мелкой дрожью.       — Это другое, — Кан краснеет оттого, насколько развратно выглядит Сонхва, сидящий между его ног. Ещё минуту назад генерал казался воплощением невозмутимости, позволяя перебирать собственные волосы, а теперь это. — Но Вам идёт быть там, где Вы сейчас. Генерал.       — Оу, — неторопливо расстегнув ширинку, Пак усмехается и тянется к чужому ремню. — Не знал, что Вам нравится доминировать. Вы будете со мной грубым?       — В зависимости от того, как хорошо Вы будете стараться, — Ёсан улыбается в ответ немного хищно, чувствуя себя в сложившейся ситуации довольно дерзко.       Несмотря на то, что Кан привык к генералу и начал к нему хорошо относиться, ощущение того, что Сонхва должен ему, никуда не пропало. Особенно спустя время, когда полковник прекрасно видит, сколько задач легло на его плечи и что теперь без него Паку будет тяжело. И генерал даже ничего не сделает, ведь ситуация по всем фронтам медленно ухудшается, и на управление в столице у него вообще нет времени, а с тем, кто это отлично делает, лучше не ссориться. Блаженное ощущение неприкосновенности.       Оно чувствуется слишком сладко после того, что Пак тогда насильно заставил сделать Ёсана в их первую официальную встречу. Кан будет грубым, чтобы возместить за те свои эмоции и отпустить их до конца, сделав то же самое. Сонхва всё это знает. Честно говоря, он ждал чего-то подобного намного раньше.       — Я буду стараться, — Пак ни разу не отводит взгляд. Ему слишком нравится наблюдать за дерзостью Кана, что мешается со смущением и желанием.       Сонхва не стягивает особо чужие брюки, только достаёт член и облизывается. Он снова поднимает глаза, когда на пробу обводит головку языком и обхватывает её губами.       Ёсан тяжело вздыхает и закусывает губу, покрываясь мурашками оттого, как медленно и чувственно Пак посасывает головку и ласкает языком. Кан предвкушает отличное зрелище, потому что даже в таком положении Сонхва выглядит слишком уверенно и самодостаточно.       Уделив достаточно внимания головке, Пак отстраняется, но совсем недалеко, и Ёсан судорожно выдыхает, замечая ниточку слюны, что тянется к его губам. Кажется, это действительно будет горячо.       Облизнувшись ещё раз, Сонхва переключается на собственную руку. Он несколько раз проводит языком с середины ладони до кончиков пальцев, смачивая слюной, насколько это возможно, и обхватывает у основания. Пару раз проведя рукой вверх-вниз, Пак возвращается к члену и принимается вылизывать его под тяжёлые вздохи сверху.       И хоть на самом деле Ёсану не терпится получить больше, он позволяет Сонхва неторопливо начать и оставить по всей длине достаточное количество слюны. Кан зачёсывает длинную чёлку генерала назад и зарывается в волосы пальцами, чтобы те не мешали.       Первый стон с губ Ёсана слетает, когда Пак снова обхватывает головку губами, но теперь вбирает глубже, примерно до середины. Он елозит языком снизу и сосёт, втягивая щеки и иногда пошло причмокивая. Двигаться так неудобно от слова совсем, потому что размер Кана хорошо что вообще в рот помещается, но Сонхва старается, как и обещал.       — Вы так прекрасно смотритесь с моим членом во рту, — нагло усмехается Ёсан и сильнее сжимает пальцами волосы на затылке. Чувство доминирования над такой личностью, как генерал, слишком пьянит. И нет, Кан никогда не был фанатом подобного, просто с Паком сложились особые отношения.       — Лишь бы Вам нравилось, — Сонхва приподнимается и выдыхает.       Совсем немного переведя дыхание, Пак прикрывает глаза и снова берёт в рот. Только теперь он не останавливается на середине, а насаживается дальше. Медленно, стараясь расслабиться и не подавиться, Сонхва пропускает головку в горло и хмурится. Стенки глотки ноют от крупной головки, в глазах появляются слёзы, но собственный член начинает болезненно ныть от возбуждения.       А вот Ёсан даже не замечает, как несёт генерала со всего этого. Он протяжно стонет и прогибается в пояснице, закинув голову назад. Ему никогда не делали настолько глубокий минет, но это потрясающе хорошо. Там внутри слишком влажно, узко и горячо.       — Господи, где Вы научились этому? Хотя я догадываюсь, — Кан закусывает губу и опускает взгляд, когда Сонхва уже поднимается. Но, к счастью, он тут же опускается обратно, заглатывая до основания снова. — Никогда бы не подумал, что Вы умеете брать в горло.       Пак не отвлекается на разговоры, но его щёки впервые, наверное, за всё время краснеют от реплик Ёсана. И даже если он отстраняется, потому что во рту скапливается слишком много слюны, то не поднимает глаз на Кана.       Полковник и правда находит это зрелище прекрасным, особенно когда видит, как исчезает в раскрасневшихся губах собственный член до самого основания, а по горящим щекам самопроизвольно стекают слёзы. Наверное, ничего более развратного и одновременно прекрасного в своей жизни Ёсан не увидит. Это слишком сильно заводит. Не физически. Морально. Поэтому Кан с силой сжимает чужие волосы в кулак и, широко улыбаясь, начинает задавать собственный темп, при этом ещё и толкаясь бёдрами навстречу.       И от этой приятной тянущей боли у корней волос и ощущения того, как в рот толкается член и насильно проникает в горло, Сонхва протяжно стонет. Одной рукой он хватается за бедро Ёсана, а второй — за собственный член поверх брючной ткани. Несмотря на то, что тяжело выдерживать подобный темп, и то, как жёстко берут его рот, это всё равно заставляет стонать и дрожать от возбуждения.       — Ох, поверить не могу. Вам настолько нравится, когда вас держат за волосы и трахают в глотку? — Кан закусывает губу и отстраняет Пака, любуясь его лицом. — Почему бы Вам не прикоснуться к себе, пока я делаю это, раз Вас так заводит подобное?       Сонхва ничего не отвечает, потому что горло ужасно саднит, и кажется, что если он попытается сказать хотя бы слово, то зайдётся слишком сильным кашлем. Поэтому генерал лишь поднимает взгляд, полный тягучего пьяного обожания, и усмехается. Пак тянется к собственному ремню и дрожащими руками расстёгивает его, глядя в глаза Ёсану. Сплюнув на ладонь, Сонхва обхватывает пальцами свой член у основания и распределяет слюну и выделившийся за это время предэякулят.       Пак тянется обратно к чужому члену, но после короткой передышки Кан не позволяет начать постепенно. Напротив, от осознания распущенности генерала и того, что тот стонет с членом во рту, пока надрачивает себе, Ёсан будто с цепи срывается. Он ещё жёстче начинает толкаться в несчастную глотку, проникая на всю длину.       И пока Кан наслаждается всем тем, что получает и испытывает, Сонхва вообще забывает, кто он и где. На самом деле, ни с кем другим Пак не смог бы ощутить удовольствия от того, что должно казаться пыткой, поэтому он позволяет себе расслабиться и делать с собой всё, что полковнику угодно.       Когда, наконец, Кан чувствует приближение разрядки и то, насколько сильно тянет внизу живота от удовольствия, то сначала задумывается, куда лучше кончить. Наполнить рот Сонхва и заставить проглотить или сразу глубоко в горло? Он ещё раз окидывает чужое лицо взглядом и вскидывает бровь. Нет, ни один из двух вариантов не подходит. Поэтому перед самым концом Ёсан оттягивает за волосы от себя генерала и ненадолго отпускает. Он ещё раз зачёсывает его волосы назад и, игнорируя тихий нетерпеливый скулёж, снова вцепляется в чужие пряди. Кан грубо одёргивает за волосы и не позволяет снова взять свой член в рот, зато обхватывает его пальцами и начинает дрочить перед лицом Пака. Тому не требуется много времени, чтобы догадаться, так что Сонхва прикрывает глаза и слишком пошло вытягивает язык.       Ёсан с протяжным стоном кончает генералу на лицо. Тот только немного сводит брови к переносице и замирает. Сонхва изливается в собственную руку следом, и пусть и хочется получить свой оргазм немного не в такой позе, но не шевелится, продолжая подставлять лицо.       Когда Ёсан заканчивает, Пак открывает один глаз, на который не попали белые капли, и с глубоким удовлетворением рассматривает этот плывущий, но пронзительный и жёсткий взгляд. Кан же, в свою очередь, не понимает, как можно быть настолько сексуальным. Ёсану никогда не нравилось подобное, но сейчас он смотрит на чужое лицо в слезах, слюне и сперме и не может оторваться.       Облизнувшись, Сонхва собирает чужое семя с губ, но не глотает. К тому, что у него во рту, он ещё добавляет собственное со своей руки и, резко схватив ещё не успевшего прийти в себя Кана, притягивает к себе. Он целует его в губы сразу глубоко, широко улыбаясь. Пака забавляет, как Ёсан сначала пытается отстраниться, но после сдаётся и отвечает на поцелуй, принимая непонятно чьё семя и между делом глотая его.       — Вам понравилось? — Сонхва отстраняется и тыльной стороной ладони стирает слюну с подбородка. На самом деле, его не особо интересует ответ. Он видит и знает, что понравилось.       — Неплохо, — Кан натягивает свои брюки обратно, но не застёгивает ремень.       — Неплохо? — Пак делает то же самое и поднимается с колен, тут же направляясь в сторону двери. — Сейчас умоюсь, а позже возьму уже я Вас. Так жёстко, насколько того потребует моя душа. И тоже потом скажу, что было неплохо.       — Ну, — тихо смеётся Ёсан и поднимается идти следом, — я не против, берите. Что хотите, то и делайте. Но я ведь и тогда могу сказать «неплохо».       — Боже, пошли мне сил, — смеётся в ответ Пак, пока ждёт из крана тёплую воду. Иногда генерал совсем забывает, какой язвой бывает Кан.       — Господь давно нас покинул, так что терпите без сил, — Ёсан упирается плечом в дверной косяк, но смотрит в окно, ожидая генерала.       Сонхва только тяжело вздыхает и улыбается, пока приводит себя в порядок. Полковник невыносим, но бесконечно прекрасен.       — Вы кого-то ждёте? — спустя несколько минут водных процедур неуверенно спрашивает Кан.       — Нет, а Вы? — Пак закрывает кран и берёт полотенце, промокая лицо. И только заглушив шум воды, он слышит нетерпеливый стук в дверь.       — Кого я тут могу ждать? О том, что я могу быть у Вас дома, знаете только Вы, Джонхан и Мина.       — А меня ещё нет в городе. Откройте дверь.       — Может, не надо? Как я буду открывать дверь Вашего дома?       — Господин Кан, — фыркает Сонхва и с полотенцем в руках отправляется своим обычным стремительным шагом к двери. Слишком сильный стук его немного злит. — Руками. Дверь открывают руками.       Пак раздражённо отворяет свою резную входную дверь и вопросительно вскидывает бровь. Перед ним майор Чон Вону, правая рука Джонхана. Он отдаёт честь и тут же поднимает глаза. Сонхва впервые видит его таким взволнованным и нервным.       — Генерал! Слава богу, Вы вернулись! — с неким облегчением выдыхает Вону и, не дожидаясь вопроса, начинает быстро говорить. — Джонхан отправил меня за полковником Каном с рядом требований. Северные войска напали с запада, поэтому пришлось мобилизовать весь Ваш личный состав с части и отправиться им навстречу. Но так как он не имеет на это права, то ему срочно нужен кто-то званием выше, хотя бы господин Кан.       — Не может быть, чтобы Север подобрался так близко к столице.       Вону достаёт из внутреннего кармана пиджака аккуратную записку и передаёт её Паку. Тот сразу узнаёт красивый размашистый почерк Джонхана. В письме не указано, какие войска атакуют и сколько их. Только просьба вывести ещё какие-нибудь единицы, что сейчас ближе всего к столице, и поддержать, чем возможно, потому что пока не удаётся даже посчитать примерное количество нападающих.       Сонхва огорчённо вздыхает и поднимает глаза к небу, расстроенно глядя вверх.       — Да твою же мать, только вернулся, и опять.       — Минги должен был сегодня вечером покинуть столицу. К нему ещё можно успеть обратиться, он совсем недалеко. И оптимальным решением будет запросить поддержку у Сана, — тихо произносит Ёсан, становясь рядом с Паком, что просто грустно смотрит на небо поверх Вону и, кажется, сейчас заплачет.       — Вот набросайте сейчас запрос к генералу Сону, я подпишу. И объясните майору Вону, где его искать, — раздражённо-быстро говорит Сонхва и разворачивается, чтобы уйти. — И уточните примерные координаты Джонхана.       — А Вы куда? — смотрит ему вслед Кан.       — Одеваться. Куда же ещё? Я же не могу и дня спокойно дома посидеть, без меня же вода нигде не освятится, — непонятно с кем ругается генерал, удаляясь в свою комнату. — Уехал вот на две недели, а тут уже войска у столицы, однако, здравствуйте!       — Он просто очень устал, не обращайте внимания, — Ёсан усмехается, видя кучу вопросов в глазах Вону, и просит того войти, чтобы спокойно дать все указания.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.