\\\
— Можно? — Юн заглядывает в кабинет капитана части в районе семи утра, немного лохматый и сонный. Несколько часов сна, по ощущению, не пошли на пользу, но лучше так, чем вообще без них. — О, да, проходи, — Пак не глядя кивает и продолжает спешно писать и делать заметки. — Вону вернулся? Меня разбудил шум вашего коня. Джонхан проходит и опускается на софу сбоку, лениво потягиваясь. — Да-да, не поверишь, но идея выгорела. Всё их внимание сейчас направлено на границу и, думаю, они не ожидали никого, так что он смог объехать по кругу и привёз кое-что интересное. — Ну слава богу, — тихо и спокойно зевает Юн. — И что там? — Во-первых, он привёз информацию об их позициях ближе к тылу. Ну иди сюда, — Сонхва говорит спешно и хмурится, когда Джонхан безрадостно поднимается и лениво к нему подходит. — Смотри, у них, как и сказал Кан, основываясь на показания радаров Сокмина, действительно сейчас здесь основные формирования, — он указывает новые отметки на одной из карт, которых на столе стало уже три, и все исписаны. Видит бог, в этом всём может разобраться только сам Пак. — А вот тут, с тыла, у них несколько автомобилей, что могут принадлежать командованию. Здесь же и больше всего часовых. Ещё Вону сказал, что есть небольшое почвенное возвышение, которое не видно с этой стороны, но заметно с той. Я думаю, вам нужно будет искать их здесь, — Сонхва ставит несколько крестиков и отмечает известные на данный момент позиции. — Но не знаю, ваши шансы на успех всё равно ничтожно малы. — Да нормально, — зевает Юн. — Попробуем. Любому командующему нужен натуральный обзор происходящего, высунутся. — Как знаешь. Тут есть кто из офицеров поблизости? — Нет, ты же всех отдыхать отпустил. А зачем? — Нужно это всё теперь передать Мингю. Он лично руководит расстановкой своих единиц, поэтому не в части, — Пак достает из-под низа ещё одну карту и спешно начинает на ней отмечать всё то же самое, но ещё и делая отдельные пояснения или указания прямо на свободных участках местности. — Это далеко? — Нет, здесь перед самым началом леса у дороги. — Так это близко, сходить? — Джонхан бездумно смотрит на действия Сонхва и снова зевает. — Да, если можно, я бы сделал это, но мне нужно быть здесь. — Я понимаю, давай свои рисульки. — Это не рисульки, — возмущенно хмыкает Пак и сворачивает ещё и письмо. — Я вообще-то всё понятно и красиво отмечаю. — Да, конечно, очень понятно. — Ну хоть с красивым ты согласен, — Сонхва отдаёт Юну письмо, карту и сразу переключается на другие бумаги. Ощущение, что они у него не кончаются, но успевать без связи держать всех в курсе и ещё и начать сообщаться со столицей действительно сложно. Подполковник рад, что прибыл Пак и теперь не он всем этим занимается. — Думаешь, Мингю разберётся? Боюсь, ты переоцениваешь его умственные способности, — Юн берёт со спинки кресла генерала свою полевую куртку и медлительно накидывает её. — Разберётся. Как вернёшься, начинай собираться. Будь готов к половине девятого. — Я уже готов, — безразлично бросает Джонхан, закрывая за собой дверь. Выйдя на улицу, он глубоко вдыхает почти ледяной утренний воздух и направляется к выходу из части. Ему нравится холод. Юн из тех людей, которым комфортнее зимой, а мороз и снег радуют свежестью и чистотой. Джонхан в принципе любит белый цвет и заснеженные пейзажи. Те довольно короткие моменты, когда объятые тишиной природа и мир становятся величественны, прекрасны. Даже города перестают казаться бездушными. Когда Юн несколько лет назад по работе был в Северной стране, ему там очень понравилось. Самая большая по площади великая держава, где зима, казалось бы, с озорным смехом правит с октября по сам март, а одна треть территорий и вовсе всегда покрыта снегом и находится в вечной мерзлоте. Или, может быть, то был смех её народа? Да, люди там странные. Поначалу кажутся глупыми простаками, на деле же имея непостижимую загадочную душу. Возможно, именно там у Джонхана и сместилось понимание личных границ, а заодно прибавилось довольно много смелости и резкости. Да, пейзаж их заснеженной столицы и цветной церкви прямо в центре города, рядом со зданием правительства с красными стенами до сих пор живёт в памяти Юна. Контраст ярких строений и белого снега невероятен. Не то что довольно унылая зима его страны, где снег выпадает всего несколько раз за зиму и почти сразу тает. Подполковник даже не застёгивает куртку. Ему уже не будет холоднее, чем тогда в Северной стране. Джонхан немного сонно смотрит под ноги и ищет максимально чистые пути прохода к нужному ему месту. Из-за пожизненной высокой влажности лесистая местность всегда полна грязи, от которой Юн отвык, отойдя от снайперского дела. Раньше часто приходилось сидеть в засадах где ни попадя и возвращаться по уши в грязи. Зато из-за влажного воздуха кончики его чёрных волос очаровательно завиваются, как и у Кана. Из тёплых воспоминаний о холодной стране Джонхана вырывает тихое рычание артиллерийских машин и относительно громкий голос майора Мингю. Как хорошо, его и искать не надо. Сам нашёлся. И пусть Кима не видно, но Юн идёт на голос и обнаруживает того немного в глубине леса, позади, судя по всему, последнего выстраивающегося ряда. — Ты куда эту хуйню захуярил? Расхуяривай нахуй, — зло рявкает он одному из сержантов, расхаживая взад-вперёд. — Товарищ майор, так Вы сами сказали… — Я сказал тебе поставить её до ели, а не перед елью. До — это значит за несколько метров до, а не упереть в ебучее дерево. Тебе его объехать надо будет, или ты в ель поедешь?! — если бы Мингю не находился на небольшой сухой полянке и его от собственных военных не отделяли лужи с грязью, он бы точно, как кажется, отвесил паникующему сержанту пару оплеух. — Ты не понимаешь по-нормальному, буду тебе объяснять, как собаке. Ким кажется настолько раздражённым, что Джонхана это немного удивляет и заставляет напрячься. Он по привычке переходит на бесшумный шаг. Юну бы не хотелось, конечно, с ним сейчас говорить. Да и в принципе контактировать, но нужно. — Господин Ким? — подполковник тихо окликает Мингю только когда подходит совсем в упор, а тот его не замечает. — А? — вздрогнув, майор резко оборачивается и замирает. Он не ожидал никого, и Джонхан застиг его врасплох. Но при виде этого прекрасного принца Ким как по щелчку пальцев меняется в лице и взгляде. Юна даже пробирает от того, что у Мингю немного расширяются зрачки. — Господин Юн? — мягким и тихим голосом переспрашивает майор. — Генерал попросил передать Вам это, — он достаёт из внутреннего кармана куртки бумаги и протягивает Киму. — Рад Вас видеть, но в такой холод могли бы и кого-то другого отправить, — Мингю забирает и начинает с карты. — Занимайтесь своими делами и не обсуждайте приказы, — Джонхан скрещивает руки на груди, глядя, как майор рассматривает карту и щурится. — И мне нравится холод. — Вот как? Неудивительно, Ваша душа кажется мне прекрасным заснеженным садом, — немного подумав, отвечает Ким, даже не поднимая взгляда. — Чего? — Юн искренне не понимает, как каждый раз можно говорить такие идиотские вещи. Особенно учитывая тот факт, что видятся они второй раз. — Не выдумывайте. Я возвращаюсь в часть. Что-то передать генералу? — Я и не выдумываю. Ваш взгляд ледяной и острый, в то время как манеры и умение держаться невообразимо прекрасны. У Вас абсолютно точная тонкая душевная организация, осанка аристократа и честь быть божьим перстом. Никто так красиво не забирает жизни, как Вы. Само очарование ведь, однако слишком сильно посвящаете себя работе и обязанностям. Когда у Вас в последний раз был выходной? Уверен, в Ваших бумагах полный порядок, хотя успеваете работать за себя и за генерала в отношении части. Я слышал, именно Вы неофициально руководите его личным составом, но… Вы ведь даже не позволяете себе отдыхать. По Вашей некоторой эмоциональной нестабильности заметно, что Вы запретили себе отдых, чувства, права на собственные желания. Вы буквально заморозили собственную душу, — с невозмутимым и довольно серьёзным видом выдаёт Мингю, глядя в карту, после чего оборачивается и жестом подзывает к себе двух капитанов. — А передать ничего не нужно. Я всё понял, сделаю некоторые перестроения и буду ждать приказа о наступлении. И Джонхан хотел бы что-то ответить, но нечего. Он сохраняет невозмутимость и лицо, хотя внутри всё горит раздражением. Как кто-то смеет так просто говорить подобные вещи? Ощущение, будто его просто раздели. Они не друзья, не близкие люди. Никто, чтобы говорить о подобном. Поэтому Юн сохраняет остатки спокойствия на лице и просто молча разворачивается уходить. Непростительная наглость и невежество. Хоть бы после этих событий больше никогда не сталкиваться с Кимом. — Не хотите после всего со мной поужинать? — Мингю снова оборачивается к Джонхану, но уже видит только его спину. — Ещё чего, — хмыкает Юн. — Ни за что. И Ким выстилает нежностью уходящий шаг подполковника. Ему даже походка Джонхана кажется невесомой, искусной. И фигура. Мингю только сейчас имеет возможность рассмотреть фигуру. И не то чтобы ему нравились парни. Для Кима в принципе до вчерашнего вечера единственным божеством была богиня войны — артиллерия. — Товарищ майор? — окликает Мингю один из подошедших капитанов. — Да, соберите капитанов, немного передвинем края построений.\\\
Ёсан смотрит на свои часы и немного волнуется. 10:54. Он никогда не был в самом эпицентре боевых действий, разве что командовал своим личным составом. И то крайне сомнительно. Из-за того, что раньше Кан был двойным агентом, он не мог ни на полном серьёзе разбивать северные войска, ни подставлять под удары свои южные. Таким образом Ёсан всегда выбирал максимально лояльные тактики, чтобы сводить потери к минимуму как у себя, так и у себя, только относительно севера. Можно сказать, обе стороны ему были близки и одновременно нет. Север из-за того, что являлся родиной, а юг, потому что успел прикипеть к своим собственным военным. Да и жил Кан здесь уже второй год, так что всё вокруг стало привычным. В конце концов южане отличались от северян только тем, что носили отвратительно-парадные офицерские костюмы с кучей вычурных крестов и орденов и были открыты всему остальному миру, в то время как Север имел множество запретов и ограничений. Но в остальном Ёсану обе стороны казались одинаковыми. Одна религия, один язык, одни традиции, похожие своды законов. Разве что до встречи с Сонхва Кан даже не задумывался о причинах войны и последствиях. Служба и непростые обязанности не оставляли на это времени. Зато теперь он и сам задаётся глобальным вопросом о том, почему же две по сути родственные страны и один народ воюют друг с другом. Если так подумать, то Пак прав. Удовлетворение собственных амбиций двух правителей, из-за которых умирают десятки тысяч людей, пока остальные живут в страхе и готовы к смерти в любой момент. Пока правители сидят в своих кабинетах, свершаются массовые убийства, мародёрства, насилие, блокады городов, издевательства, голод. Пока правители сидят в своих кабинетах, земля напитывается кровью и болью, и даже Ёсан, которому было всё равно на других, сейчас чувствует тяжесть несправедливости, что увенчана острейшей короной из ярости и злости в отношении власти. Наверное, это влияние Сонхва. Неудивительно, что некоторые офицеры следуют за ним, поддерживая именно взгляды и позицию. Он умеет влиять и менять вокруг себя всё. Но так или иначе, всё равно немного страшно оказаться на передовой. В нервной атмосфере, когда все вокруг условно прощаются с жизнью, ожидая схватки с врагом, численность которого в два раза больше. И что больше всего удивляет Ёсана, так это именно этот момент. Все без исключения осознают, что против них армия вдвое больше, но принимают это со смирением. У некоторых слёзы на глаза наворачиваются от обиды, что из-за быстрой мобилизации они не успели написать письма родным и попрощаться. И феномен в том, что все продолжают доверять генералу. За эти почти сутки не дезертировал никто. Ни один южанин не сбежал на сторону Севера с белым флагом, обменяв планы Сонхва на свободу и жизнь, хотя в такой суматохе это было не сложно, а до северных пограничников с собаками рукой подать. Если так подумать, планы Пака могли сто раз успеть сорваться, но каким-то образом всё ещё идёт так, как он задумал, и Ёсан искренне восхищён генералом. А как иначе? Все боятся, все понимают тяжесть и шаткость ситуации, но все продолжают преданно за ним следовать, веря в завтрашний день. Наверное, Сонхва и правда станет прекрасным правителем, когда совершит переворот. Эта страна достойна его. Бесстрашного лидера, чьи решения приведут их в новый мир. Кан даже немного завидует этой потрясающей находчивости Пака. Вот бы ему так. Хотя бы не переживать настолько сильно. Ёсан поднимает взгляд на Джонхана и не понимает, как тот может быть настолько спокоен. Вернее, всё утро он был каким-то раздражённым и огрызался даже на Сонхва. Кан подозревает, что это из-за его ночной выходки. По крайней мере, полковник принимает отсутствие настроения у Юна именно на свой счёт, потому что сам бы разозлился на его месте. Однако, прислонив винтовку к плечу и приобняв её одной рукой, Джонхан смотрит напротив себя и не думает ни о ком из них. Его мысли заняты Мингю и его идиотскими бестактными словами. Они бесят и напрягают, и Юн ничего не может с этим поделать. Как же Джонхан терпеть не может овнов. Нагло вторгаются в его жизнь, говорят что вздумается, делают что захотят, ужинать зовут. Что за люди? — Почти приехали, — громко выкрикивает водитель военного грузовика, в котором обычно перевозят роту солдат, но сейчас только двух офицеров. — Готовность две минуты. — Понял, — отзывается Юн и перехватывает винтовку удобнее, поднимаясь с места. Подполковник проходит к открытой части кузова, ставит ногу на ограждение и второй рукой упирается в крышу. Грузовик немного потряхивает по бездорожью перед минным полем, и слышится лай собак. Именно сейчас он на всей скорости вылетает на настороженных постовых, проезжая сразу дальше. Вряд ли они успеют сообщить остальным, но в этом нет нужды. Через минуту, максимум две основные формирования будут уже в курсе. Немного высунувшись из кузова, Джонхан оглядывается и наблюдает, как пограничники отпускают псов, бросаясь врассыпную от вынырнувших из леса лёгких танков. Не хотел бы он оказаться на их месте, это довольно страшно. — Всё, дальше не проедем, там траншея метров через двадцать, — выкрикивает водитель и довольно резко тормозит. Юн тут же молча спрыгивает на землю и Ёсан закусывает губу. Да, ему страшно высовываться, но ведь они не будут в центре боевых действий и в принципе на достаточно большом расстоянии от всего. Всё будет в порядке. Кану требуется ещё пару секунд, чтобы взять себя в руки, после чего он поднимается и сходит с грузовика вслед за Джонханом. Машина тут же с громким рёвом мотора разворачивается и уезжает в обратном направлении. Ёсан провожает её глазами, глядя, как та проскакивает в небольшой промежуток между танками и быстро скрывается из виду. — Хватит лицом светить, — довольно жёстко и громко произносит Юн, чем обращает на себя внимание. — У нас три минуты на всё. Обернувшись, Кан осматривает местность перед ними и позиции севера, которые видно даже отсюда. Он подходит к Джонхану, что уже опустился на одно колено и точно так же садится рядом. — Куда смотреть? — Ёсан щурится и берёт в руки бинокль, а Юн вскидывает винтовку и скользит взглядом по местности через оптику. — Не знаю. — Боже, — безнадёжно выдыхает Кан и трясущимися руками поднимает к глазам бинокль. За их спинами вдалеке начинает слышаться тихий рокот реактивных двигателей, принадлежащих авиации, и это ещё сильнее лишает Ёсана равновесия, хоть он и держится из последних сил. — Две минуты до атаки, — констатирует Юн. А Кан судорожно впивается взглядом во всех людей, что попадаются в поле зрения. Очень сложно рассмотреть кого-то определённого среди военных с одинаковой формой. От нервов его начинает подташнивать, а адреналин поджигает кровь. — Ну что там? — поторапливает подполковник. — Да ищу я, не вижу пока никого. — Прекрасно. — Да, прекрасно, мы просто сели посреди поля и ждём их офицеров. С чего Вы вообще взяли, что они высунутся? Кто будет высовываться в такой ситуации, — начинает быстро тараторить Ёсан, откровенно нервничая. Ему не по себе и очень беспокойно, особенно из-за того, что они буквально зажаты между севером и югом, а уже через минуту пространство между танками будет закрыто и уйти обратно не получится. — Прекратите истерить и смотрите, — холодно старается осадить Джонхан, но Кана это ещё сильнее раздражает. — Да что Вы? Между прочим, это Ваша идея, а ответственность сейчас вся на мне, — полковник крепче сжимает в руках бинокль и мечется взглядом по потенциальным местам нахождения офицеров. — Да успокойтесь. — Конечно, если мы сейчас их не найдём, то к Вам никаких вопросов не будет. А мы их не найдём. Да с чего Вы решили, что кто-то будет так опрометчиво показываться? Это же абсурд, — продолжает свой монолог Ёсан, но в один момент резко стихает. Он сглатывает вязкую слюну и останавливает взгляд. — На холме у антенны на 11 часов, трое военных в фуражках, один из них в длинном плаще. Второй указывает на нас. — Цели? — Да. Кан не успевает договорить, как рядом громом раздаётся выстрел. Он дёргается и по инерции смотрит на Джонхана, что непоколебимо сбрасывает пустую гильзу и стреляет снова. Вообще-то, Юн сейчас выглядит потрясающе элегантно. Он весь в чёрном, а затянутый пояс на талии делает его фигуру тонкой. Как и снайперская винтовка, которую он держит под идеальным углом и с такой лёгкостью, словно она ничего не весит. Сбросив вторую гильзу, он совершает третий выстрел через несколько секунд после второго, и Ёсана поражает то, как это выглядит со стороны. Он никогда не стрелял из снайперских винтовок, но наслышан, что отдача от них очень сильная. Особенно должна быть у дальнобойной снайперки Джонхана. Однако её будто нет, потому что тот даже не вздрагивает, и плечо, в которое упирается приклад, не отводится назад. Красивый. Утончённый. Смертоносный. Абсолютно спокойный и хладнокровный в такой обстановке. Юн невообразимо прекрасен, и это неоспоримо даже для Кана. — Чёрт, — раздосадованно хмыкает Джонхан и опускает оружие. — Третий слева жив, но ранен в шею. Он попытался убежать. Кажется, это и был Тэиль? — В длинном плаще? — Да. — Он самый. — Ну, понадеемся на штурм, — Юн поднимается и снова перехватывает винтовку удобнее. Он смотрит, как во вражеском стане поднимается паника и суета, лишившись в большинстве своём командования, и удовлетворённо кивает. Этого уже достаточно. Это и было их целью. — Господин Юн… — Да? — Джонхан переводит взгляд на побледневшего Ёсана и оглядывается в том же направлении, что и он. А Кана бросает в пот и дрожь, потому что их три минуты вышли, и лазейка между танками, в которую уехал грузовик, только что закрылась, и теперь на них плотной линией прёт несколько сотен танков. Наверное, страшнее в этой жизни Ёсану было только когда Пак навёл на него пистолет. — Да твою же, — раздражённо бросает Юн и оглядывается по сторонам, выискивая пути отхода. — У них же приказ не останавливаться, да? — Кан словно в оцепенении, и делает шаг назад, начиная неосознанно пятиться. — Да, — Джонхан оборачивается в сторону северных войск, но там бежать некуда. Уж точно не к северянам. И по бокам нет смысла, танковая наступательная линия растянута слишком сильно. Им не уйти. Разве что остаться здесь. И Юна осеняет. — О, не хотите испытать незабываемые ощущения? — Не хочу, — Ёсан испуганно смотрит и хмурится, когда подполковник берёт его за руку. — А придётся, — злорадно ухмыляется Джонхан и срывается с места по направлению к северянам. — Что? Куда? — Кан не упирается и бежит следом, но сердце колотится, а доверия к подполковнику нет. Кто знает, что ему в голову взбредёт? Джонхан нечитаем, а Ёсан не любит, но признает таких людей и возможную опасность от них. — Знаете, мои друзья из Заснеженной столицы страны на Севере назвали это «Сабантуем». — Что именно? И Кан понимает, когда они оказываются перед той самой траншеей, из-за которой отказался ехать дальше их грузовик. Юн бросает в неё свою винтовку и тянет Ёсана за руку, но тот едва ли не со слезами на глазах упирается. Ему вообще никак не хочется в неглубокий окоп, но Джонхан так не думает. — Да что Вы как баран перед новыми воротами? — усмехается тот и насильно притягивает к себе Кана. Обняв его за талию, Юн просто падает спиной в окоп, утягивая за собой Ёсана, что вскрикивает и мысленно прощается с жизнью. Ему невероятно страшно, а руки, которыми он вцепляется в Джонхана, дрожат. Кан в принципе весь вжимается в подполковника и прячет нос у того в сгибе плеча и шеи, пока Юн его крепко обнимает. И Джонхан не может сдержать задорного смеха от такого Ёсана и происходящего. Он тоже впервые оказывается в подобной ситуации, но абсолютно спокойно наблюдает за тем, как полосу серого осеннего неба закрывает собой танк, что проезжает прямо над ними. Хорошо, что земля мокрая и нет пыли, а то бы сейчас засыпало. Это всё, о чём думает Юн. Ну и о вздрагивающем и трясущемся полковнике в его руках, что, кажется, сейчас поседеет. Джонхан понимает и не осуждает. Только зарывается пальцами в волосы и крепче обнимает. Страшно, когда над головой лютым громом и скрежетом металла проносится сама смерть. Это Юн-то уже многое пережил. Впервые уловив тонкий запах Джонхана, Кан думает, что он мог бы даже успокаивать, если бы не раздражающее поведение его хозяина и происходящее вокруг. Но как бы ни злил Юн, Ёсан всё равно продолжает жаться к нему даже когда танки над головой заканчиваются, а шум удаляется на север. — Вот это да, — Джонхан шумно выдыхает и смеётся, глядя на небо, что теперь кажется ярко-белым после тёмных днищ танков. — У меня ещё такого не было. Как Вам? Кан нерешительно поднимает голову и вскидывает брови, с претензией глядя на подполковника. Ему даже сказать нечего. Это было страшно, громко, а Юну смешно. Совсем сумасшедший? — Сейчас пехота пойдёт. Я, конечно, очень рад, что Вам понравилось лежать на мне, — отпустив Ёсана и приподнявшись на локтях, Джонхан широко улыбается и рассматривает насупившегося полковника, что выглядит сердито, но по его меркам мило. — Нам нужно уходить. — Ничего мне не понравилось, — фыркает Кан и хочет спешно встать, но замирает, приподнявшись над подполковником. Он осторожно выглядывает из траншеи в обе стороны, и негодует ещё сильнее, снова слыша под собой смех. — Ну чего? — Ничего, — Юна искренне умиляет то, какой на самом деле Ёсан в подобной стрессовой ситуации. — Вы мне манула напомнили, они тоже всегда с недовольной мордой и очень опасливы. — Что? Вы обозвали меня степной кошкой с недовольной мордой? — Кан всё-таки поднимается и довольно ловко выбирается из траншеи. — Как посмотреть, — то же самое делает и Джонхан, оглядываясь на север. Горизонт начинает полыхать, а взрывы снарядов и чёрный дым поднимается стеной. Танки успешно прошли минное поле и нестабильную почву, начав терзать врага. К ним же подключилась и авиация, что прибыла с точностью до минуты. Истребители и штурмовики коршунами вьются низко над землёй. Кажется, существуй ад на земле, он сейчас был бы там. Но самое худшее начнётся ещё минут через десять, когда подоспеет пехота. Сонхва специально поставил солдат немного позже, чтобы первый удар приняли на себя танки и самолёты, а не люди. Север должен быть шокирован, когда подойдут основные войска. Пак надеется на малые жертвы. Всегда. Не было ещё случая, чтобы он бросал войска грудью на скалы, и это ещё одна причина, почему военные так любят его и доверяют. — Как посмотреть? — Ёсан хмыкает и тоже оглядывается назад, но почти сразу направляется обратно в сторону леса, откуда появляются их регулярные войска. — На себя посмотрите. — А что я? — Юн удобнее перехватывает винтовку и следует за Каном. — Смотрел на себя, красивый, как и в двадцать. Обсуждая детали, они договорились возвращаться сами и не по дороге, а напрямую через лес, что стоит между частью и минными полями. Так быстрее и безопаснее. Идти не больше получаса. — Да? Давно же Вам было двадцать, — снисходительно усмехается Ёсан и немного тормозит. Из-за деревьев бесчисленным множеством быстрым строевым шагом выныривает пехота. На лицах стремительное упорство, а руки сжимают автоматы. И вообще-то, оба офицера прекрасно знают численность войска, но на бумагах одно, а в жизни четырнадцать тысяч человек кажутся океаном. Океаном, что расходится перед двумя своими офицерами и словно обтекает их. Для Кана сегодня много нового, а вот Джонхан абсолютно спокойно продолжает идти и болтать, словно ему вообще неинтересны такие масштабные и громадные события. — На что это Вы намекаете? — Юн заинтересованно вскидывает бровь и смотрит под ноги. — Уберите свой сочувственный тон. — Как же его убрать, если он искренний? — Ёсан держится рядом, но вопреки этому бессовестно язвит Джонхану. Во-первых, он и не думает забывать то, что тот вчера целовал Пака. Во-вторых, Юн только что скинул его вместе с собой в канаву, а потом ещё и смеялся, назвав кошаком. В-третьих, шквал эмоций просится вырваться наружу, и отчасти этим и обусловлено более жгучее, чем обычно, раздражение. — Я действительно сочувствую Вам и некоторым обстоятельствам Вашей жизни. Это уже Кан говорит из вредности. Самый любимый способ Ёсана достать информацию или вывести на эмоции — это сказать что-то личное очень размыто или и вовсе намекнуть. И готово. Можно наслаждаться зрелищем того, как человек сам выдаёт то, что прятал, ведь ему кажется, что он раскрыт. Или просто паникует. А если ни то, ни другое, то можно легко поменять тему, сказав, что ничего такого не имелось в виду. Но Джонхан не выбирает ни один из ожидаемых Каном путей. — Чем больше я смотрю на вас с Сонхва, тем больше понимаю, что моя любовь к нему должна выражаться и в уважении его выбора, — Юн задорно улыбается и говорит абсолютно непринуждённо, но Ёсан чувствует привкус яда на кончике языка. — Каким бы отвратительным и безвкусным он ни был. — Оу, — немного обескураженно смеётся Кан и вскидывает бровь. Это было хорошо. — Вы ведь понимаете, что на самом деле мы с Вами очень похожи и он не выбрал для себя нового человека? Джонхан поднимает усмехающийся взгляд и кивает, вроде как соглашаясь. На деле же Юн начинает злиться. Ему надоело, что уже второй человек за это утро лезет к нему в личное пространство со своими эгоистичными бестактными разговорами. Сам Джонхан всегда пропускает то, что собирается сказать через несколько вопросов. Например, будет ли сказанное нужно Юну? А будет ли сказанное полезно собеседнику? Какие могут быть последствия? И если хотя бы на два вопроса ответ неудовлетворительный, то говорить подполковник не будет. Зато в отношении его никто не думает, выпаливая собственную «правду». — Знаете, чем отличается поддельный парфюм от оригинального? — Джонхан всегда относится с уважением к окружающим, пока его не тронут. — Коробка будет почти такая же, за исключением мелких деталей. Например, скорее всего подделка не повторит текстуру, цвета и шрифт. Это едва ли заметно, только если приглядываться. Если залезть внутрь, то сосуд с содержимым тоже будет похож, — Юн не спешит, но его шаг довольно быстрый. Они и не замечают как за разговором марш военных позади стихает, оставляя их в одиночестве. — Сосуд с содержимым прям как душа, да? Так вот, качество стекла всегда оказывается ниже, как и исполнение флакона. Более мутный, с пузырьками, крышечка и вовсе может отличаться. Но вот самое главное — содержимое. Сам парфюм окажется дешёвой бурдой с ломаной композицией. Ноты аромата не будут раскрываться последовательно, ведь альдегиды выдвинут наперёд то, что получится, а не то, что нужно. В общем, такую дрянь только спившимся матросам вместо боярышника, а не на собственную шею. М? Как думаете? — Теперь уже подполковник снисходительно улыбается и вскидывает подбородок. — Думаю, сейчас Вы договоритесь и я с Вами что-нибудь сделаю, — мягко улыбается Ёсан, закипая едкой злостью, хоть и понимает, что сам спровоцировал. Но обычно он более язвителен и умён в диалоге, и ему так элегантно не отвечают. — Ох, а что не так? — Джонхан поднимает наигранно расстроенный взгляд и сводит брови домиком, словно не понимая, но чуть позже сдаётся и не может сдержать искреннего злорадного смеха. — Я думал, мы с Вами просто обсуждаем парфюмы. А Вы о чём подумали? Что же Вам так не понравилось в несчастных духах? — Ничего, — уныло хмыкает Кан и опускает взгляд, собираясь закончить диалог. Юн только что взял и бессовестно отзеркалил тот самый приём Ёсана, условно говоря, заставляя его самого спроецировать на себя предмет диалога. Более чем неплохо. Просто Джонхан был доброжелателен и не грубил Кану раньше, поэтому он с чего-то решил положить ему палец в рот. Но тот не терпит неуважения к себе и с удовольствием откусит палец по локоть. — Ну хорошо, а то я уже успел испугаться, что Вы себя сравнили с дешёвой подделкой. Нехорошо бы вышло, ведь если Вы примеряете этот образ на себя, то подсознательно с ним согласны? — продолжает смеяться Юн и забавляться негодованием Ёсана. Джонхан любит дуэли, и неважно, на оружии или на словах. И нет, он не зол на Кана. Просто предпочитает делать так, чтобы люди с одного раза запоминали с кем себя следует вести хорошо. — Да, неудобно бы вышло. — Рановато я сказал Сонхва, что не трону Вас. — О-о, — удивлённо тянет подполковник. — Вы думаете, я Вам по зубам? Не думаю, что уровень Вашей подготовки может сравниться с моим. — Хотите проверить? — Ёсан останавливается и ждёт, пока это же сделает его спутник. Почему бы и нет? Вообще-то хочется задать трёпку Джонхану, особенно пока они одни, вдали от чужих глаз. — Нет, — снисходительно улыбается Юн. — Гепарду не нужно унижаться и бежать с собакой наперегонки, чтобы доказать свою скорость. — Боитесь? — усмехается Кан, стараясь игнорировать очередную колкость, но в конечном итоге только сильнее закипая. Ёсан вынимает из ножен единственное оружие, помимо пистолета, которое с собой взял — свой неизменный боевой нож, и прокручивает его в руке. — Подкрепите свои громкие слова делом. Бросив скептический взгляд, Джонхан пожимает плечами и отходит к ближайшему дереву. Он ставит свою винтовку прикладом на землю и аккуратно прислоняет к стволу. Подполковник не собирается причинять Кану вред, даже в какой-то степени умиляется. Когда-то и сам был таким же пылающим и беспокойным, отстаивая свои интересы в любой ситуации. Сейчас Юн намного уравновешеннее и даже не помнит, когда в последний раз действительно по-настоящему злился. Но раз его так просят. — Удачи, господин Кан, — Джонхан не перестает улыбаться, и, кажется, Ёсан понимает, от кого в Сонхва это спокойствие и вальяжность при общении с другими людьми. Пака невозможно действительно вывести из себя и заставить злиться, это знают все. Но теперь ясно, кто поделился с ним манерой. Юн достаёт свой нож и удобно его перехватывает. У ножа Джонхана обе стороны лезвия заточены, а посередине выгравирована печать мастера-создателя. Он ждёт и наблюдает, как Кан принимает боевую стойку. Раз уж это навязанный поединок, то пусть первым нападает тот, кто изъявил желание. И Ёсан нападает. Он уверен в себе и своём старом боевом ноже. Это, к слову, единственная вещь, что осталась при нём с родины. Уверенности хватает ненадолго. Первое же парирование Джонхана вызывает много вопросов, тут же переходя в контратаку, которой Кан вообще не ожидал. Поэтому он сразу получает локтём по носу и слышит смех. Больно, и кровь оросила землю. Но будь Ёсан совсем простым и слабым, то не дожил бы даже до своих лет, так что он не останавливается и продолжает. И, честно говоря, впервые за все годы службы чувствует страх и растерянность в рукопашном бою. По сути Джонхан только уклоняется и изредка совершает встречные выпады на основе движений Ёсана, правда, есть одно «но». Кан ожидал, что стиль боя и подготовки Юна будет как у всех южных снайперов, однако это и близко на него не похоже. Взгляд Джонхана прикован к лицу оппонента, но в то же время словно расфокусирован. Ему требуются доли секунд, чтобы отреагировать на любое действие или движение, притом продолжая смотреть в никуда. И так как Ёсан сталкивается с подобным впервые, это сбивает с толку. Но ещё хуже то, что Юн вообще, кажется, владеет каким-то не армейским стилем боя. У него нет устойчивой позиции, как у Кана, он быстро и даже грациозно перемещается в разных плоскостях и атакует почти со всех сторон, чем невероятно путает. Ёсан просто не может понять и предугадать действия соперника. Армейский бой предполагает множество алгоритмов действий, что в правильной комбинации приведут к победе. И Кан всегда преуспевал в этом, но сейчас он не может применить ни один приём, потому что движения Джонхана не подаются привычному анализу. Ёсан и сам не замечает, как из атакующей позиции переходит в обороняющуюся. Только и успевает парировать выпады подполковника, полностью прекращая попытки нападения. Нужно срочно думать. Даже если страшно и с таким не сталкивался. Даже если в кровь второй раз за день попадает слишком много адреналина, подстёгивающего не останавливаться. Каким бы ни был соперник, но у Кана всё ещё есть шансы. Главное понять, когда Юн открывается, и как лучше атаковать. Но пока Ёсан отбивается от кулака и блокирует удар сверху, ему довольно больно прилетает коленом под рёбра, когда перехватывает чужое запястье с ножом, Джонхан тут же выдаёт такой пируэт, что приходится отпустить, дабы не позволить заломить собственную руку. Сейчас Кан про себя признаёт, что Юн и правда великолепен. И, возможно, даже не стоило его провоцировать, потому что как теперь закончить бой и желательно не поражением, полковник не знает. Радует только то, что в своих скованных оборонительных позициях Ёсан по идее должен расходовать намного меньше сил, чем соперник, что двигается быстро и размашисто. Джонхан словно везде и одновременно нигде, а его лезвие слишком опасно. Так и хочет коснуться чужой шеи. Интересно, он действительно сейчас мог бы убить Кана, или очень правдоподобно блефует? В любом случае лучше не узнавать. Особенно у того, кто так агрессивно скалится, засыпая некритичными, но частыми ударами, куда только достаёт. Ёсану кажется, что он не выдержит так долго. Нужно пытаться нападать. Да, устойчивая позиция Кана всё же является преимуществом, Джонхан банально слишком лёгкий и не обладает такой силой, чтобы выбить из равновесия, но и долго под ударами не выстоять. Прошло всего несколько минут, а уже всё тело болит от проходящих попаданий. Может, стоит расслабиться и действовать так, как Юн? А как это вообще? Интуитивно Кан пробует облегчить свои движения. Он жертвует силой и чёткостью приемов ради скорости и какой-то доли внезапности. Помимо прочего Ёсан перестаёт думать и пытаться понять, как двигается Джонхан, стараясь доверять интуиции и реакции. Это ещё страшнее, потому что выход из зоны комфорта и привычных действий не планировался. Но план рабочий. В силу того, что подполковник остановился на одном темпе, его скорость и концентрация совсем немного ослабли. Всё-таки запас сил не бесконечен, и малейшее промедление приводит к контратаке: Кан оцарапывает лезвием острую бледную скулу. Это заставляет оппонента остановиться и отшатнуться на пару шагов назад. — Вау, — Юн касается кончиком безымянного пальца тёплой крови на своей щеке и с хищной улыбкой смотрит на него. — Не так уж и жалок, как я начал думать. На самом деле, Джонхан вполне себе признаёт навыки и способности Ёсана. Мало кто дрался с ним так долго, не говоря уж о том, чтобы как-то задеть. — Давайте, идите ко мне, — усмехается в ответ Ёсан и тяжело часто дышит, крепче сжимая в руке нож. Его злит, что Джонхан даже и не выглядит уставшим, да ещё и продолжает говорить колкости. Ну не бывает так. Почему спесь сбита только с Кана? — Вам понравилось такое количество внимания от меня? — игриво улыбаясь, подполковник смотрит из-под ресниц. Ему слишком нравится действительно стоящий противник и хороший поединок. Похоже на секс, только в качественном виде бывает ещё реже. — Или мои столь частые прикосновения и близость? — Юн делает шаг вперёд и только собирается сделать выпад, как замирает и сводит брови к переносице. Он закусывает губу и касается рукой поясницы, тяжело выдыхая. — Что с Вами? — Ёсан хмурится и напрягается, ожидая от подполковника чего угодно, но только не следующих слов. — Спина, — жалобно тянет тот и совсем меняется в лице. Тут же пропадает вся агрессия и надменность, словно их и не было, пока Джонхан трёт ладонью место, что слишком сильно и резко укололо болью. — Хах, серьезно? И я ещё жалок? — приподняв подбородок, Кан покидает стойку боевой готовности и опускает нож, ложно считая их поединок завершённым. — Старость — не радость, подполковник? Ёсан жалеет о сказанном почти сразу, когда злость и агрессия возвращаются к Юну в ещё большем объеме. Он моментально вспыхивает и кидается вперёд, игнорируя свою боль. Точно так же, как вчера вечером на Мингю, и Кан еле успевает уклониться. Джонхан атакует остервенело и будто ещё быстрее, прикладывая все силы и ярость. Нет, грубить Юну Ёсан точно больше не будет. Он в панике отбивается и даже приходится пятиться под таким напором. Теперь их ножи намного чаще опасно сталкиваются, разбивая прохладную тишину леса звонкими лезвиями. И всё бы хорошо, но в лесу стоит смотреть под ноги, чего, конечно же, не делает Кан, пока отходит назад от града атак. Ёсану кажется, что это конец, когда споткнувшись о древесный корень, он валится на спину. Джонхан же ещё не ликует, но уже предвкушает свою победу. Уперевшись коленом о грудь Кана, он переносит на него вес и не позволяет подняться. Всё, что успевает дальше сделать Ёсан — это заблокировать завершающий удар своего соперника. Они с Юном скрещивают лезвия, как если бы это были мечи, и прикладывают все усилия, чтобы вырвать нужный исход. Ну как, Джонхан-то может остановиться в любой момент и на самом деле всё ещё не навредит полковнику, но продолжает гнуть свою линию. Кан же двумя руками пытается убрать от себя чужой нож, одной рукой держась за рукоять, а второй упираясь в тупую сторону своего лезвия. Иначе не удержать этот напор. И хотя Юн не так силён в руках, как Ёсан, но у него очень удобное и выгодное положение, что в конечном итоге уравнивает их силы. Обоим тяжело, а Кан даже видит, как на его ноже появляется зазубрина от огромного давления. Ну, будет на память. — Сдаётесь? — почти рычит Юн, и непонятно, от звенящего азарта и злости или боли в спине. — Ни за что. Рано или поздно кто-то из них устанет, и Ёсан надеется на свою чуть более крепкую физическую форму. Совсем немного. Просто Джонхан всё ещё выглядит тонким элегантным принцем с хрустальной талией. Так и есть, но Юн умеет правильно прикладывать меньшую силу, обращая её в кошмар врага. Возможно, это самое «рано или поздно» настало бы, но всё-таки им не суждено завершить схватку. Кан напрягается, когда почти сидящий на нём подполковник резко поднимает взгляд куда-то вперёд и меняется в лице. Несколько раз подняв и опустив взгляд туда-сюда, Джонхан выглядит немного растерянным, и Ёсан ничего не понимает. — У нас проблема. — У нас? — переспрашивает Кан. — Да, у нас двоих, — совсем тихо и спешно отвечает Юн. — Нам нужно на счёт три разнять ножи. Сложность их положения в том, что просто так и правда не разойтись. Нужно одновременно переставать прилагать силу, чтобы никто никого по итогу не зарезал, иначе одно лезвие точно соскользнёт на второго. — Что там такое? — Ёсан не может посмотреть, потому что слишком плотно прижат к земле, но напряжение Джонхана его пугает. — Волки. — Волки?! — Не шумите. Один, — тихо произносит Юн и опускает строгий взгляд на Кана. — Два, — он вскидывает бровь и немного ослабляет хватку, демонстрируя свои намерения. — Три. Конечно, Ёсан перестаёт сопротивляться и давить на лезвие, как и его оппонент. Они отпускают друг друга, после чего Джонхан тут же медленно поднимается на ноги. — Какого хрена? — Кан оглядывается назад и действительно удивляется волкам, что в количестве шести штук остановились перед ними полукольцом. Полковник так же медленно поднимается на ноги, но неосознанно становится за спину Юна. Он всегда боялся собак, а диких хищников, что действительно могут нанести вред, оказывается, боится ещё сильнее. Его словно окатывает ледяной водой от страха перед зарычавшим зверем. — Это что? Откуда они взялись? — испуганно, но тихо произносит Ёсан, подходя ближе к подполковнику. — Откуда я знаю? Пришли на шум от военных и следовали на безопасном расстоянии за ними. Вероятно, в поисках еды, — раздражённо шипит тот и даже не знает, что делать. — Что делать? — Что делать? Понятия не имею, что делать. — Ну что доблестные разведчики делают со сторожевыми собаками? — Не трогают их. — Не трогают их, — нервно повторяет Джонхан и закусывает губу. Его винтовка прямо у дерева рядом со стаей, до неё не дотянуться. — У вас вроде есть пистолет? — Есть. Но если они пришли на шум, то не привлекут ли выстрелы ещё? — Может привлекут, я не знаю, — пожимает плечами Юн и хочет сделать шаг назад и начать пятиться, как один самый крупный волк выходит вперёд и начинает рычать и скалить зубы. — Но бороться с голодными хищниками мне что-то не хочется. Хотя жалко их убивать. Красивые. — Он рычит, — Кан в разы меньше боится людей, поэтому он хватается за рукав Джонхана и подходит к тому ближе. Когда бой идёт с человеком, примерно понятно, как он действует, и даже в отношении только что прошедшего поединка с Юном и близко не было того животного страха, как сейчас, когда волк оголяет свои белые клыки. — Я вижу, что он рычит, но не надо паниковать. Все животные чувствуют исходящий страх, а следовательно, ставят себя выше Вас. Успокойтесь. Ёсан ничего не отвечает, только крепче сжимает чужой рукав и искренне радуется, что сейчас здесь не один. Если честно, за спиной Джонхана немного спокойнее, и кажется, что в случае чего он сможет решить эту проблему. Кан не боится многих вещей. Ему не страшно было поехать в чужую страну и заниматься шпионажем под носом у куда более опасных офицеров, чем эти волки. Ему не страшно дерзить легендарному снайперу, от которого можно получить за это ножом по горлу. Ему не страшно заниматься ответственными делами, руководить офицерами и личным составом. Но вот нападение волка кажется кошмаром. — Почему они не нападают? — Ёсан не знает куда себя деть. — Мы можем уйти? — Нет. Я читал, что в большинстве своём дикие животные не нападают на людей просто так. Только если те заходят на их территорию или представляют угрозу потомству. Или в самом крайнем случае ради еды. Мне кажется, они голодны. Не знаю. Или думают, какой кусочек лучше от Вас откусить. — О Боже, — раздосадовано и испуганно шепчет Кан. — Я бы предложил их пострелять и зарезать, но мне не хочется. Они же живые. Джонхан переводит вопросительный взгляд на Ёсана, не совсем понимая, как можно так сильно бояться животных и в то же время проявлять сострадание. Выбрал бы уже что-то одно. Но вот вышедшему вперёд волку это не нравится. Возможно, тот воспринимает отведённый взгляд за слабость и кидается вперёд. У Юна прекрасная реакция, но он тоже к животным куда более лоялен, чем к людям. Ему жаль, что не все могут себя прокормить, особенно на пороге зимы. К волкам он испытывает те же положительные чувства, что и к другим зверям. Просто неприятно, что те хотят их съесть, а так вполне себе милые большие клыкастые псы. Поэтому Джонхан свободной рукой без ножа с небольшого замаха бьёт волка по морде ладонью и вскрикивает. — Эй! Куда?! — Юн громко произносит первые пришедшие на ум слова и отходит немного вбок, чтобы волк пробежал мимо. Кан же шарахается ровно за подполковником и старается держаться у того за спиной. — Ты на кого кидаешься? А ну иди сюда, — почти кричит Джонхан и вдогонку бьёт волка по спине. Тот огрызается и хочет укусить Юна за руку, но снова с силой получает рукой по морде. Это немного дезориентирует животное. Остальные звери продолжают оставаться в стороне и наблюдают. Возможно, они не хотят рисковать и боятся сами, особенно когда потенциальная жертва слишком шумит и отбивается. Волк же, что пытается нападать, отходит немного в сторону и снова скалит зубы. — Идите за мной, — тихо шепчет Джонхан полковнику и медленно, повернувшись так, чтобы всех было видно, начинает отходить к дереву, у которого стоит винтовка. — Мы сможем уйти? Вы наругаете его ещё, когда он кинется? — у Ёсана даже почти получается взять себя в руки. — Может Вас, дрянь невоспитанную, оставить им на ужин? — хмыкает Юн, но следит за тем, чтобы Кан держался рядом с ним и шёл достаточно медленно. Нельзя делать резких движений и провоцировать. — Нет-нет, не оставляйте меня, — в принципе, Ёсан мог бы снова съязвить что-нибудь нелестное, но у него есть два принципа. Не доверять свою жизнь напарнику, которого не ценишь и не уважаешь, и не садиться с такими же людьми за стол есть. Это довольно странно, но до этого момента Джонхан был для него просто некоторым раздражающим фактором. Сейчас же Кан стал за его спину, негласно доверяя свою жизнь, а значит, нет больше необходимости быть грубым. Медленно дойдя до дерева, Юн поднимает свою винтовку и одной рукой берётся за ствол, а второй за раму у затвора так, чтобы в случае чего хорошенько приложить прикладом. Увидев какую-то страшную большую вещь в руках людей, волк после нескольких оплеух больше не хочет подходить. Этим получить по носу будет ещё больнее. Он не хочет нападать снова. Наверное. Кто знает, что у него в голове, но другие волки тоже остаются на месте. Ёсан и Джонхан ещё долго медленно идут спиной, пока звери вообще не скрываются у них из виду. А Кан чуть ли не до самой части не отпускает рукав подполковника. На самом деле, что бы Юн ни говорил и как себя ни вёл, в действительности он следит за безопасностью Ёсана, пока тот рядом. Едва ли не у ворот в часть их встречает Сонхва, что только выглядит спокойным, хотя на деле расхаживает взад-вперёд и почти не отрывает взгляда от часов. Он облегчённо выдыхает, когда видит своих офицеров, что после своих лесных приключений с ног до головы в грязи, пыли, у Кана разбит нос и запуталась в волосах веточка, а у Юна порез на скуле. — Вы должны были вернуться около сорока минут назад. Где Вас носило, что вы в таком виде? Как всё прошло? — у Пака действительно очень много вопросов. Он слишком волновался. — Два майора точно мертвы, Тэиль ранен в шею. Не могу сказать, насколько критично, — холодно отчитывается Джонхан и надеется в ближайшие двадцать минут попасть в душ. Если сражение будет проиграно, так хоть в плен попасть или умереть не таким грязным. — Прекрасно, а с вами что случилось? — Сонхва переводит вопросительный взгляд на Ёсана, что тоже собирается уходить. Юн даже останавливается и заинтересованно смотрит, ожидая того, что скажет Кан. Ему интересно, расскажет ли Ёсан генералу о том, что из ревности и обиды, которые прекрасно читаются, решил выместить на Джонхане свои жгучие эмоции. — Волки, — выдаёт Кан. — На нас напали волки, но господин Юн надавал им по носу. — Да что Вы? А выглядит так, будто он надавал по носу Вам. — Нет, волкам. Точно не мне. — Значит, волки? — скептически переспрашивает Пак и переводит взгляд на Джонхана. — А откуда у Вас порез? Тоже волки? — Вот такие нынче волки, — пожимает плечами Юн и усмехается. Его забавляет, что Ёсан не начал жаловаться на разбитый нос и решил оставить их конфликт только между ними. — Я ничего не буду сейчас говорить. Со мной был офицер выше меня званием — полковник Кан. Вот к нему все вопросы. Сонхва их больше не задерживает. Он обязательно всё узнает чуть позже, но сначала отпускает своих звёздочек привести себя в порядок. Джонхан дожидается, пока Ёсан закончит диалог и вместе с ним продолжает свой путь к сменной форме и душу. Разве что, перед тем, как разойтись с подполковником по разным комнатам, он мимоходом обнимает того со спины и с тихим смехом шепчет на ушко «ёбаный обманщик».