Все истории гласят о том, что зло нужно победить, а тьму рассеять. Но существовал бы тогда свет? Можно было бы без горького опыта ценить хорошее? Без той самой тьмы видеть сияние? На этот вопрос ответили Адам и Ева, когда разрушили рай. Бог слишком несправедливо отвернулся от своих детей, обидевшись на неповиновение своему наставлению. Но ведь откуда им было знать, что нужно ценить свой идеальный мир, если не было чего-то хуже? Именно «зло» вознесло рай, свет и добро.
Для Кана же это всё было интуитивно близко, но в меньших масштабах. После суток, прошедших под окровавленными знамёнами боевых действий и громом артиллерийских орудий, сегодняшнее начало дня кажется самым лучшим в жизни.
Невероятно тихим и тёплым утром Ёсан щурится и сильнее зарывается носом в одеяло. В полудрёме он бессознательно прячет глаза от отражающегося в зеркале солнца и льнёт спиной к груди Пака. Тот же в ответ только сильнее притягивает к себе за талию и утыкается носом в шею. В этот момент Кан обожает объёмное пуховое одеяло, утреннее солнце и Сонхва. Это даже прекраснее того раза, когда генерал вернулся после долгого отсутствия. Нет ничего честнее бессознательных чувств и желаний.
Разве что немного неприятно горят глаза, будто в них побывал песок. Вероятно, из-за того, что не так давно легли спать и организм не успел отдохнуть, но какого тогда чёрта сон так быстро и неуловимо исчезает? Но ничего, Ёсан совершенно не против и просто побыть в мягкой кровати и крепких объятиях. Ему совсем не скучно, если приходится делать что-то без особого смысла и важности. Например, сидеть без дела или просто лежать. Как сейчас. Нет проблем с тем, чтобы остаться наедине со своими мыслями, хоть на данный момент это и не очень удаётся. На талии снова сжимается чужая рука и медленно поднимается выше, заставляя Кана слабо улыбнуться.
— И чего Вам не спится в такую рань? — полковник немного ёрзает и удобнее укладывается в руках Пака.
— А Вам? — Сонхва медленно и глубоко вдыхает аромат Ёсана. Тот имеет совершенно особенный очаровательный запах, который не слышно даже на расстоянии полуметра. Но вот если вдыхать его прямо с кожи вместе с её теплом или зарыться носом в волосы, то можно ещё раз влюбиться. Генерал не может точно разобрать, что именно за запах, но в нём узнаются древесные ноты, сандал и амбра. Вроде простой, но в то же время невероятно тёплый и чувственный. Как и его хозяин глубоко в душе. И больше всего Пак в восторге оттого, что аромат этого парня не для всех. Нужно оказаться очень близко, чтобы почувствовать всю его прелесть. Так же близко, как он сейчас.
— Солнечный свет преодолел сто пятьдесят миллионов километров до земли, чтобы отразиться в зеркале и разбудить меня, — Кан закусывает губу и выдыхает. Ему нравятся прикосновения, но вдвойне радует, когда на бедре медленно и цепко сжимаются пальцы. До приятной боли, но не больше. — А теперь ещё и Вы меня лапаете.
— Вот как? Извините, не буду, раз мешаю, — генерал усмехается и ловит с противоречивого поведения Ёсана азарт, спокойно убирая руку и немного отодвигаясь.
— Я же не сказал, что мешаете.
— Что Вы? Кто я такой, чтобы отнимать у Вас утренние часы сна.
— Вы и не отнимаете.
— Вот и хорошо.
— Верните руку.
— Зачем?
— О нет, — Кан немного раздражённо усмехается. — Только не говорите, что ждёте, пока я начну умолять прикоснуться ко мне.
— Как Вы могли о таком подумать? — Сонхва улыбается в ответ и бессовестно лукавит. Вообще-то он обожает, когда в постели у него выпрашивают продолжения. Только вот его выбор падает на тех, кто не будет этого делать.
— Тогда кладите руку на место.
— Считаете, её место на Вашем теле?
— Невыносимо, — Ёсан фыркает и приподнимается.
Он немного грубо толкает Пака в плечо, чтобы тот лёг на спину, а сам перекидывает ногу через него. С непоколебимой уверенностью в себе, Кан усаживается на чужие бёдра и вскидывает подбородок. Ёсан и так чувствовал всю свою важность в жизни генерала, приправленную его желанием на границе одержимости. Однако после недавних обещаний Сонхва смотреть только на него и не впускать никого более в собственный мир, Кан ощущает в своих руках ещё больше власти. И не то чтобы она ему была нужна, но из собственного тщеславия и себялюбия он вцепится в неё когтями и никому не отдаст.
Забавно только, что Ёсану кажется, будто всё под контролем, хотя под контролем находится именно он.
— Почему Вы так вредничаете? — Кан немного ёрзает на бёдрах и упирается руками в чужие плечи, мягко их сжимая.
— Не понимаю, о чём Вы, — Пак негромко смеётся и всё-таки укладывает ладони на талию под тонкую рубашку, что на несколько размеров больше нужного.
— Хорошо, раз не понимаете, то не будем об этом, — Ёсан хмыкает и выпрямляется.
Его не раздражает подобное поведение. Разве что вызывает взаимный азарт и выглядит как вызов. Раз Сонхва хочет, чтобы его просили, то просить будет он. Кан постарается. Им ведь никуда не нужно торопиться этим утром.
Ёсан для начала решает снять с себя рубашку и остаться в одних домашних штанах. По жадному взгляду и поведению генерала Кан чувствует себя желанным и красивым, а значит, может позволить себе пользоваться своим телом и фигурой. Вот только стягивая рубашку и пристально глядя Паку в глаза, Ёсан не сразу понимает, почему тот меняется в лице и мрачнеет. Кан замирает, только лишь приподняв края обеими руками. Сонхва поднимает свой холодный и острый взгляд, и полковник даже немного теряется в нерешительности.
— Что не так? — Ёсан вопросительно вскидывает бровь и опускает рубашку обратно.
— Так почему Вы с Юном вернулись с линии боевых действий все в пыли и грязи, он с порезом на скуле, а у Вас теперь бока в гематомах? Не хотите объясниться?
— Боже, — Кан облегчённо выдыхает и заглядывает к себе в воротник. Рёбра и правда расцвели болезненными фиолетово-бордовыми пионами. Джонхан чаще всего попадал по ним во время их схватки. Но объясняться он, конечно, не хочет. Что объяснять? Как Ёсан сам спровоцировал Юна и получил от него хорошую трёпку? Нет, это он оставит только между ними двумя. — Не обращайте внимания, я даже забыл про эти синяки, и Вам советую. Я не буду это обсуждать.
— Но…
— Без «но», — Кан даже не хочет тратить на это время. Он подаётся вперёд и немного грубо отворачивает от себя лицо Пака за подбородок, тут же впиваясь в открывшуюся шею зубами.
Не слишком сильно, потому что почти сразу Сонхва несдержанно стонет и крупно вздрагивает. Ёсану этого достаточно, чтобы понять, насколько у Пака чувствительная шея. Прекрасно. Он слабо улыбается в сгиб и принимается жадно и старательно покрывать её поцелуями и несильными укусами. Как просто заставить Сонхва забыть, о чём они только что говорили. Кто бы мог подумать, что генерал, чьи слава и доблесть летят впереди него самого, будет настолько слаб перед простыми поцелуями в шею и собственными горящими чувствами.
Ёсана абсолютно удовлетворяет реакция Пака, но этого всё равно мало. Он настроен добиться своего и довести до исступления, постепенно повышая градус.
Кан ведёт языком по шее вверх и замирает у мочки ушка. Если бы они успели умыться и привести себя в порядок, то Ёсан обязательно бы урвал несколько глубоких тягучих поцелуев в губы, притом ещё и доминируя в этом. Ему до одури нравятся податливость и отзывчивость Сонхва во время поцелуев, даже если тот сверху и вбивается в тело Кана. Но они вернутся к этому позже, а сейчас Ёсан прикусывает мочку и намеренно шумно выдыхает. Кан с удовольствием чувствует, как на его талии снова сжимаются руки, а сам генерал слабо дрожит, сдерживая стоны.
И он бы с удовольствием продолжил приставать дальше, но странный тихий звук с другого конца дома заставляет резко отстраниться. Словно уронили что-то металлическое, а после слышится тонкое женское «ой». Слишком тонкое для экономки Мины, да её и не должно быть так рано утром. Может, послышалось?
Полковник ловит вопросительный взгляд Пака и продолжает вслушиваться. Быть разведчиком, к тому же в чужой стране — это иметь стальные нервы и нечеловеческую выдержку. Если их нет, то к отставке от разведчика останутся только концентрированная тревожность, недоверие ко всем и, возможно, паранойя. Что может быть страшнее работы в тылу врага под чужим именем и вдали от дома? Для Ёсана смерть, и именно поэтому он здесь. Всё ещё живой, хотя и провалившийся, как разведчик. Но тем не менее любые странные события и моменты, которые заставляют насторожиться, важны, и Кан не игнорирует непонятные шорохи со стороны кухни.
— В чём дело? — Сонхва приподнимается на локтях и недовольно смотрит, когда Ёсан слезает с его бёдер и без своего обычного бубнежа про холодный пол спускается с кровати. — Вы куда?
— Сейчас вернусь.
Кан мог бы предположить, что это кошка Пака снова залезла на стол и что-то скинула, но Снежок, вроде бы, ещё пока не смеётся человеческим голосом. Хотя это всё так тихо и мимолётно, что Ёсан вообще сомневается, что что-то слышал, но лучше проверить, чем не проверить, потому что гостей они не ждут. По пути из комнаты полковник захватывает свой нож, ожидающий его на столе, и, ничего больше не ответив Сонхва, покидает спальню.
За небольшое время пребывания в доме генерала Кан успел выучить, какие половицы скрипят. Что-то вроде профессиональной деформации: сразу выяснять и запоминать, где и как можно пройти бесшумно и незаметно. И именно так он и следует до кухни. Где-то на середине пути полковник напрягается и крепче сжимает рукоять ножа. Ему не показалось, в доме и правда кто-то есть. Двое абсолютно спокойно и размеренно обсуждают рассыпанный сахар. Мужчина и женщина. И ещё сильнее Ёсана напрягает то, что голоса кажутся знакомыми, но он не может вспомнить, кому они принадлежат.
Остановившись перед дверным проёмом, Кан заводит руку с ножом за спину и несколько раз беззвучно и глубоко вдыхает, заодно слушая бессмысленный диалог о сахаре. Умом Ёсан спокоен, а вот сердце колотится, и в кончиках пальцев лёгкое покалывание. Он не может даже предположить, кто и зачем ранним утром залез в дом генерала, да ещё и в открытую. Враги? Друзья? Ради разрешения этой ситуации Кан делает шаг вперёд и стопорится, видя перед собой двух северных офицеров высших чинов. Генерал Ли Тэмин и его заместительница, а также личная телохранительница майор Ли Сонми. Парочка, известная в светских кругах из-за одинаковых фамилий и того, что они всегда вместе. Все о них слышали, а Ёсан встречался с ними только два раза на общих офицерских собраниях, ещё когда был северным капитаном.
Быть может, он бы даже попробовал поговорить, но Сонми реагирует на его появление настолько агрессивно, насколько это возможно.
Скрестив руки на груди, Пак смотрит в потолок и думает о том, что всё было слишком хорошо для этого утра. Генерал чувствует себя счастливым, когда Кан сам проявляет к нему внимание или интерес, и пропорциональное тому огорчение, если это обрывается на полуслове, как сейчас. Однако это всё быстро уходит на второй план, когда со стороны кухни слышится грохот, периодические металлические лязги и звон разбитой посуды.
Так быстро Сонхва не вскакивал с кровати, наверное, со времен студенчества, когда куда-то просыпал. Спешно накинув рубашку и на бегу её застёгивая, генерал торопится на кухню. Он вообще-то ничего не умеет, кроме как стрелять, но беспокойство за Кана диктует свои условия. И отчасти зря. Влетев на кухню, Пак видит, что за Ёсана можно не беспокоиться.
Полковник стоит на коленях над Сонми и держит над ней нож. Прямо концом лезвия у её глаза, на ничтожном расстоянии. Одно лишнее движение, и непоправимая травма. Поэтому она вообще не шевелится, как и вжавшийся в стену с поднятыми руками Тэмин, на которого направлен пистолет во второй руке Ёсана. Он буквально парализован от страха, но не за себя, а за свою Сонми.
Сонхва бегло осматривает всех присутствующих и задерживается взглядом на полковнике. Он ещё не видел
такого Кана. На его прекрасном лице нет ни одной эмоции, а взгляд совершенно пустой и будто даже мёртвый. И направлен ни на кого-то из «гостей», а ровно между ними. Он словно хищник следит за малейшими движениями, и готов убить обоих без промедления. Именно подобные сцены скульпторы древности и Возрождения высекали из мрамора. Точно так же и Пак запомнит это навсегда.
— Ёсан, — Сонхва медленно приподнимает руки и остаётся там, где стоял. У него ощущение, что он обращается к самой смерти, пусть даже эта смерть его союзник. — Они мои друзья, и я сам дал Сонми ключи от заднего двора и кухни. Отпустите их.
Кан медленно опускает взгляд сначала на девушку под ним, а после смотрит на Пака. Тот ещё ни разу не называл его просто по имени. Полковник медленно поднимается и, прокрутив на пальце пистолет, протягивает его обратно Тэмину, у которого успешно выбил его из рук.
— Интересная, конечно, ситуация, — генерал выдыхает и опускает взгляд на разбитую сахарницу, подходя к девушке. — Но с какой целью вы попытались убить друг друга?
— Потому что у тебя по дому ходит северный разведчик, — недовольно рычит Сонми и поднимается с пола, взявшись за руку, которую ей протянул Сонхва. — Я беспокоюсь за тебя.
— Вот именно, захожу я к Вам на кухню, а у Вас тут два северных офицера, — вскидывает бровь Ёсан и отходит к столу, скрещивая руки на груди. Он недовольно смотрит на то, как Сонми приветственно обнимает Пака за шею, приподнявшись на носочки, и тот в ответ прижимает её к себе, тепло улыбаясь.
— Забавно, что вы накинулись друг на друга, потому что из одной страны, — неловко усмехается Ли. — Притом имея одни и те же побуждения и мотивы.
— Друг на друга? Я был готов к диалогу, — холодно подытоживает Кан и продолжает пристально смотреть на чужие объятия.
— Ну знаете ли, капитан Кан…
— Полковник, — поправляет Ёсан, внаглую перебивая. — Полковник Кан.
— О, — Сонми бросает скептический взгляд и опускается на ближайший стул, скрестив руки на груди зеркально Кану. — Извините, не слежу за Вашими липовыми южными званиями. А вот когда Вы были северным офицером, то помню капитаном. Ну, до того момента, как дезертировали.
— Не извиняю, — Ёсан усмехается и рассматривает их гостей. Сонми всегда была яркой и самобытной в общении, в то время как Тэмин являлся её дуалом. Хотя визуально эта пара идеально подходит друг другу.
Довольно спокойный и уравновешенный генерал, что продумывает свои шаги и никогда не совершает поспешных поступков, и его цепной цербер, что несёт на своих хрупких плечах безопасность Тэмина и замещает в офицерских делах. Прекрасная и сильная женщина, живущая, по факту, с той же целью, что и Ёсан.
— Он не дезертировал, — Сонхва вклинивается в диалог, чувствуя между ними слишком много напряжения, пока собирает осколки сахарницы. — Господин Кан вообще не собирался и не хотел предавать север. Он этого и не делал.
— Что? Об этом все говорили с месяц назад, потому что из-за него захватили восточный штаб, — Сонми выглядит озадаченной, так как информация казалась достоверной. — Это был сильный удар для нашего и без того шаткого положения. Всё выглядит так, словно он сжёг мосты и решил остаться у вас полковником на более стабильном положении.
Кан переводит взгляд на Сонхва и слабо улыбается. Он не говорил об этом с генералом и вообще-то рад, что ему задали в лоб этот вопрос. Ему очень интересно, что тот ответит и как всё объяснит.
— Я же говорю, он не делал ничего и преданно служил северу, — Пак немного теряется в собственных мыслях, судорожно соображая, как много можно сказать. Он закусывает губу и бездумно смотрит на осколки в своих руках. Странно рассказывать северным офицерам всё то, что он совершил из-за Ёсана. — Это сделал я, узнав, что он разведчик.
— А? Подожди, а как ты узнал? У нас настолько бестолковая разведка, что отправляют некомпетентного человека на столь важное задание? — Тэмин хмурится и пристально смотрит на Сонхва, с интересом дожидаясь всех подробностей и деталей. Не для того, чтобы помочь северному подразделению разведки залатать слабые места, а из чистого интереса.
— Нет, я думаю, он один из лучших. И господин Кан ни разу не виноват в том, что я понял, откуда он. Однажды мы столкнулись в управлении, и я… Я хотел как-то заговорить с ним или вроде того. Долгое время. Но я не знал, как к нему подступиться и о чём вообще можно заговорить. Да, знаешь, это глупо, конечно. И странно, — Пак неторопливо выбрасывает осколки и так же медленно начинает собирать сахар, продолжая подбирать слова. Он вообще не собирался об этом с кем-то говорить, но Сонми успела стать его близкой подругой, а Тэмину генерал доверяет, потому что доверяет и она. — Так что я не придумал ничего умнее, кроме как попросить его документы и сделать вид, что впервые вижу. Чтобы хоть как-то взаимодействовать. Без особого смысла. И когда Ёсан дал мне своё удостоверение, я всё понял. Там была точная дата выдачи. Он числится офицером и исполняет свои обязанности на юге уже полтора года. Вот.
— Что «вот»? — Кан помнит этот момент, которому даже не придал значения. Однако он не понимает, что именно не так в его удостоверении, которым пользуется до сих пор.
— У Вас в удостоверении были блестящие скрепки. Они сделаны из хорошего металла, в то время как у нас на юге экономят на подобных вещах, и скрепки начинают ржаветь через пару месяцев. За полтора года они бы точно изменились.
Ёсан лишь приподнимает брови, бездумно глядя на Сонхва. То есть, его жизнь полностью переломилась из-за каких-то скрепок? Он даже не чувствует злости и разочарования. Как и двое других северных офицеров. Это настолько глупо для севера, насколько гениально для Пака. Никто из них никогда бы не додумался вообще посмотреть на скрепки.
— Вы грёбаный маньяк, — единственные слова, которые находит Кан для комментария к услышанному.
— Правильно ли я понимаю, что ради сближения с Каном ты перекрыл ему весь кислород, полностью отрезал от родной страны, сжёг для него все мосты и сделал врагом народа, просто чтобы ему некуда было деться? — Сонми загибает пальцы на каждый вопрос в предложении и выглядит несколько раздосадованной услышанным. Ей даже немного жаль, что она агрессировала на Ёсана. — Так ещё и ценой нескольких десятков жизней из восточного штаба?
— О, ну прям уж врагом народа? — Пак бегает глазами по кухне и в общем-то с одной стороны понимает, насколько отвратительно поступил, а с другой стороны ему не жаль. Ради Ёсана он бы пожертвовал и большим.
Ради Ёсана? Или ради себя, своих целей и собственного эгоизма?
— Ужасно. И правда, грёбаный маньяк, — Сонми неверяще трёт переносицу и слабо качает головой. — Я слишком ценю тебя, так что сделаю вид, что этого всего не слышала. Но ты нормальный вообще? Ты мог попытаться с ним просто познакомиться? Поговорить там о погоде, о делах в министерстве? Да о чём угодно! Нахрен ты так радикально всё сделал?
— Познакомиться? — переспрашивает Пак и поднимает взгляд побитого кота.
— Да, представляешь, с людьми можно знакомиться иначе. Словами. Нормально. Боже, какие же мужики тупорылые. Зла не хватает, — будучи военной, Сонми настолько часто сталкивается с подобными ситуациями, что вспыхивать по ним уже привычное дело. — Войны бы, блять, не было, если бы тупые мужики разговаривали словами, а не совершали идиотские поступки ради удовлетворения собственных амбиций и эгоизма.
— Так-то по факту, — Сонхва, к своему сожалению, полностью согласен с Ли. Но в отношении Кана он не хотел рисковать и действовать менее радикально. К тому же его планы на Ёсана куда глобальнее, чем простое желание. Генерал не был согласен на варианты, где была хоть какая-то вероятность неудачи. Он поступил жестоко и отвратительно и изначально даже не рассчитывал на прощение или нормальное отношение, с чем полностью был согласен. — Но у меня были свои причины, о которых я не собираюсь говорить. Я понимаю, что мои действия нельзя никак оправдать. Пусть на первый взгляд я и осуществил худший сценарий, на деле же он являлся единственно верным. Я знал, что делаю.
— Ладно, это твоё право, — Сонми приподнимает руки, словно сдаётся, и кивает. — Зная тебя, в твоих действиях и правда может быть куча скрытых смыслов. Но всё равно больше не делай так. По крайней мере, постарайся быть мягче.
— Например? Какие скрытые смыслы тут могут быть? Я же просто работаю теперь на него, — Кан опирается на стол позади себя и переводит вопросительный взгляд на Сонми. Его напрягает, что все будто что-то понемногу недоговаривают. Как тогда Уён относительно повышения Ёсана, сказав, что это не ради него, а нужно самому Сонхва. Все подобные мелкие детали кажутся невесомыми и бессмысленными. Но после правды о скрепках Кан больше не будет думать, что что-то может быть неважным. То, что для всех мелочи, для Сонхва может оказаться истиной.
— Да, — Пак явно не намерен обсуждать это больше нужного, так что он просто игнорирует замешательство Кана и, пару раз махнув рукой на выход из кухни, направляется к нему же. — Идёмте за мной, я вам что-то покажу. Вы, кстати, какими судьбами здесь? Я очень рад вас видеть, и у меня есть небольшая просьба, а заодно пара интересных вещей.
— Что «да»? — расстроенно и тихо бросает вслед Ёсан, но понимая, что ответа сейчас не будет, сдаётся. Ничего, у него будет ещё много возможностей узнать всё, что ему надо.
— Мы возвращались в столицу, и птички донесли, что неподалёку с тобой начала бодаться дивизия «Альба». А потом те же птички напели, что ты вернулся ближе к ночи в столицу, — Тэмин смеётся с милого и спокойного раздражения Кана, пока следует за Сонхва, что бодро вышагивает по дому. — Сонми давно просилась навестить тебя и Уёна, но это рискованное мероприятие, так что нужно было, чтобы вы оба были в столице. А ты неуловимый, постоянно куда-то уезжаешь. Вот мы и решили заехать на чай сегодня же, пока недалеко проходили.
— А у тебя даже чая нет, пустые полки! — смеётся майор Ли и выглядит так беззаботно, словно не она сейчас злилась и ругалась на Пака.
— Да, я же только с горячей точки. Не было ни времени, ни возможности сходить за чем-то съедобным, поэтому мы сейчас все вместе пойдём к Уёну на завтрак. У него точно есть и чай, и всё на свете. Так, погодите, а где ваши войска стоят? — Сонхва берётся за ручку двери в зал, но сначала оборачивается к Тэмину и вопросительно приподнимает брови. — И как вы их оставили?
— А всё-то тебе знать надо, — Ли беззлобно усмехается и пожимает плечами. — Мы же договаривались не обсуждать военные дела друг друга.
— Ладно, но если кто-то в ближайшие пару суток ещё раз решит напасть на столицу — я за себя не отвечаю. И так выспаться не могу.
— Не переживай, они не на территории Юга даже. Мы действительно возвращаемся в собственную столицу. Всё, больше ничего не скажу.
Пак кивает и открывает дверь, заходя в один из своих залов. Сонми проходит первой и с радостными умиляющимися звуками подходит к софе, на которой расположилась Снежок. Она опускается на колени и тут же пару раз целует кошку в лоб между ушек.
— Значит, смотрите, что у меня есть. Тебе понравится, — Сонхва коротко улыбается Тэмину и подходит сначала к стене с несколькими картинами и столику с парой фарфоровых фигурок. — Викторианское полотно Джона Милле. Прекрасная Офелия, что узнала о причастности своего любимого к смерти её отца. Только посмотри на эту прекрасную юную утопленницу, что по версии Милле якобы случайно сорвалась в воду.
— Где? Я тоже хочу, — Сонми берёт Снежок на руки и подходит к генералам.
Ёсан же опускается на софу на место кошки и наблюдает за всеми со стороны. Он уже насмотрелся на эти картины.
— И правда, сколько же в ней глубины, — Тэмин задумчиво подпирает подбородок рукой. — Ива, что возвышается над Офелией, символизирует её отвергнутую любовь, крапива — боль, а маргаритки — невинность. Почему он показал боль именно через крапиву? Потому что она обжигает и оставляет следы?
— Думаю, да. Шедевр, не иначе. Я выкупил его на аукционе конфискованных вещей после ограбления нескольких северных институтов и музеев. Интересно?
— Вполне себе, — соглашается Ли. — А там что? Неужели тот известный художник из Северной страны?
— Да, Джонхан привёз Айвазовского несколько лет назад, ещё когда катался по миру в роли снайпера. «Венецианская ночь». Она кажется ему слишком мрачной, так что он отдал её мне. Полотно давно хочет Уён, но я храню его для особого случая. Но самое ценное здесь это сокровище, — Пак отходит к стене с окнами и прямо между них, отдельно от остальных, находится ещё картина. Самая крупная из всех присутствующих. — Якоб Питер Гови. Падение Икара. Он поднялся так высоко, что начал забываться и стремиться выше и выше. Как итог, солнце расплавило воск его крыльев, и всё закончилось трагично.
— Ты сказал, что у тебя есть какая-то просьба, — немного погодя и окинув картину взглядом, тихо и даже восторженно шепчет Тэмин. Он, очевидно, очарован картиной, а Сонхва доволен собой. — Ты же не просто так нам это всё показываешь?
— Да. Я, конечно, понимаю, что Ёсан небезызвестная фигура для севера и его помнят, но… Но я хочу, чтобы вы сделали для меня кое-что. Нужно уничтожить все его документы, все архивы и дела, где он упоминается. Максимально стереть его прошлое с бумаг. Чтобы даже если кто-то и указал на него пальцем с обвинением в измене, то у него не было доказательств, что Ёсан в принципе с севера. Всё, что я хочу оставить от него северу — воспоминания.
Кажется, что Кан даже никак не реагирует. На самом же деле это часть его работы — не показывать эмоций, особенно в моменты шокирующих событий или обстоятельств. Ёсан только опускает взгляд и в очередной раз чувствует то, как мало на самом деле у него свободы. Военное дело постоянно об этом напоминает. Изо дня в день. Из минуты в минуту. Так что Кан не воспринимает это как-то остро. Просто данность. Раз Сонхва говорит, что надо, то надо. Да и в принципе, разве есть иные исходы? Разве Ёсан когда-нибудь сможет вернуться домой? Где вообще теперь его дом?
— Ты думаешь, это будет эффективно? — Сонми задумывается, взвешивая все возможные вытекающие исходы. Вообще-то это можно организовать, но есть ли смысл?
— Да. Только кажется, что забыть кого-то тяжело. Через пару лет о нём и не вспомнят на севере. А вот если будут документы или что-то такое, то у него могут появиться проблемы. Я хочу обезопасить его будущее, насколько это возможно, — Пак впивается взглядом в роковое падение легендарного Икара и его бессилие, снова прокручивая в голове то, что уже решил. — В конце концов, кого угодно можно подавить морально и убедить, что он всё придумал. Я давно хочу это сделать, но не к кому было обратиться. Не каждый день встречаюсь с друзьями с севера. В благодарность я отдам вам из этого зала всё, что захотите. Включая статуэтки, тарелки, часы и прочее. Кроме кошки и Ёсана. Их не отдам.
— О, правда? Тогда я хочу эти картины, что ты показал, и вот ту справа, что ты не показал. И ту вазу, — Сонми указывает на всё названное по очереди и широко улыбается. — Хоть что-то от тебя на память будет.
— На память? Они стоят, как четверть нашей страны. Может, не надо наглеть? — Ли переводит на неё обеспокоенный взгляд и чувствует неудобство, действительно зная цену всем этим вещам, и то, насколько они подорожают в будущем. — Я не уверен, что это будет равноценный обмен.
— Наглость — второе счастье. Если бы не наглость, нас всех бы здесь не было, — майор усмехается и потягивается, переводя взгляд на Кана. Ей немного не по себе оттого, что он даже не реагирует. И несмотря на то, что она бесконечно любит и ценит Сонхва как личность, ей не нравится его поступок в отношении Кана. Сонми бы никогда ничего не взяла с Пака, потому что обязана ему жизнью. Но раз Сонхва сам готов платить за последствия своего эгоизма, то пусть платит. — Кажется, господин Кан ему дороже всех этих вещиц.
— Намного дороже, милая, — генерал мягко улыбается и кивает, произнося вслух мысли Сонми. — Я чувствую за него ответственность и готов платить за свои поступки. Так что эта плата — ничто, если его будущее станет безопаснее.
В какой-то степени это разбивает Ёсану сердце. Пак постоянно везде торопится и будто пытается всё успеть. Он повсюду и везде, из-за чего кажется, словно генерал старается выжать из своих возможностей и жизни всё, на случай, если она оборвётся раньше, чем он планирует. И притом он говорит и думает о будущем. Кан же о нём даже не задумывается. Ему давно кажется, что войне не будет конца, и он морально готов умереть молодым и прекрасным.
— А как мы их до границы-то дотащим? Они же громадные. И тяжёлые. Не надо нам столько, — шикает Тэмин, подбоченившись. — У нас всего одна машина и четыре руки.
— Я сама всё понесу, раз тебе тяжело.
— Да, конечно. Ты всегда так говоришь, и в итоге всё несу или делаю я.
— Тебе сложно? Вот так, значит? Я о нём забочусь, а ему всё не нравится.
— Боже, — Ли качает головой и разводит руками. — Ну что ж, как женщина сказала, так и будет. Кто я такой, чтобы с ней спорить?
— И всё? Так просто? — Сонхва с особым теплом наблюдает за их извечными перепалками.
— Ах, Бог запретил Адаму и Еве есть райские яблоки. И что сделала самая первая женщина? Ослушалась самого Бога. Ты думаешь, она будет слушаться всего лишь меня?
— Вот именно, — довольная собой Сонми сияет победной улыбкой и снова подходит к полотну с ночной Венецией. — Тогда сейчас мы пойдём в гости к Уёну и возьмём с собой эту картину. А на обратном пути ещё раз зайдём к тебе и всё заберём.
— Как угодно, — Сонхва подходит и довольно непринуждённо снимает тяжёлую резную рамку, опуская её на пол. — Тогда мы собираться, а вы подождите здесь. Или не здесь. Где хотите, в общем.
Пак подходит к одной из дверей и, опустив пальцы на ручку, ждёт Ёсана. Генерал пропускает свою звёздочку вперёд и, закрыв за собой, следует за Каном. Он смотрит со спины на светлые, немного отросшие волосы полковника и закусывает губу. За последние двадцать минут прозвучало много странных или провокационных вещей, но Ёсан ни на одну почти не отреагировал. Сонхва прекрасный аналитик и очень тонко читает других людей, но что сейчас в голове у Кана, он и представить не может. Сложно что-то понять, когда эмоции отсутствуют от слова совсем.
— Всё в порядке? — Пак даже не знает, какой вопрос задать. Чтобы что-то спросить, нужно знать половину ответа. Но Ёсан сейчас идеал того, как нужно скрывать вообще что угодно.
— Да.
— Ладно, — подобный ответ никак не помогает, но Сонхва не собирается что-либо вытягивать из Кана. Лучшая тактика в отношении полковника — ожидание и терпение.
Отношения с Ёсаном кажутся генералу самым тонким хрустальным цветком. Он переливается разными цветами и сияет даже в ночи, а своей красотой завораживает. Однако хрупкость этого цветка пугает и не даёт жить спокойно. Трудно выгнать из сердца переживания, если знаешь, что всё может рухнуть в любой момент. Поэтому Пак лишний раз ничего не требует и не просит. И каждый раз это даёт свои плоды.
Кан наблюдает и ждёт, пока подошедший к шкафу генерал выберет себе одежду. Не так страшно, если Сонхва не понимает, что у полковника в голове. Ёсану беспокойно оттого, что он сам не осознаёт, что у него внутри. Вот он смотрит на спину Пака и совершенно не может понять, что ощущает и думает. В груди много эмоций и каких-то ощущений, но трудно ответить себе, приятных или нет. Можно только сказать, что они тёплые и блестящие. Постоянно переливаются под солнечными лучами и дают о себе знать, лишая душевного покоя и отрешённости. Тяжело держать дистанцию и вообще видеть в ней смысл, если отчаянно хочется прикасаться к виновнику всех этих состояний и настроений.
Кан даже не задаётся вопросом «зачем», когда обнимает Сонхва со спины за талию и ласково прижимается.
— Эй, — он тычется носом за ушком Пака, а после медленно ведёт самым кончиком по открытому участку шеи вниз к плечу и обратно.
— Что такое? — генерал замирает и просто смотрит перед собой, в очередной раз радуясь вниманию Ёсана.
Пару раз невесомо поцеловав шею, Кан отстраняется и как ни в чём не бывало подходит ближе к шкафу. Он выбирает несколько своих вещей, что ради собственного удобства переместил в шкаф генерала, его кардиган и молча покидает комнату. Утренний душ сам себя не примет.
\\\
— Давай я возьму, — Тэмин не отпускает край завёрнутой в ткань картины и несильно тянет на себя. — Тяжело же. Отдай.
— Нет, я сама, — она смеётся в ответ и только ускоряет шаг.
Идти до дома Уёна совсем недалеко, адмирал живет буквально в двух кварталах от Сонхва. Но за это короткое время Ёсану кажется, что у него заболит голова от постоянных добродушных споров офицеров Ли. Хорошо, что генерал живёт в частном и, судя по другим домам, очень дорогом районе города, и на улицах не встретить обычных граждан или солдат. Вся местная знать либо ещё спит, либо покинула страну на время войны.
— Я сама хочу отдать её Уёну!
— Ты невыносима, — Ли смеётся и внезапно для Сонми подхватывает её на руки вместе с картиной.
Та только несколько испуганно ойкает и удобнее перехватывает свою кладь. Она любит кататься на спине Тэмина, пока никто не видит, и играть с его кошкой. Всё-таки они серьёзные и важные офицеры, которых уважают и боятся. Но вот на руках он её ещё не носил.
— Слава богу, мы дошли, — Пак выдыхает и своим собственным ключом открывает массивную калитку. До Уёна иногда не достучаться, и Сонхва сделал себе ключ.
— Вот и вся твоя помощь, — подытоживает Сонми и искристо смеётся, когда её осторожно опускают на плитку. — Так и не донёс картину.
— Да куда уж там, — Тэмин улыбается, рассматривая девушку, что максимально довольна собой и гордо вскидывает подбородок.
Пак хочет однажды достигнуть того же уровня беззаботности, что и эти двое. Они намного старше самого Сонхва, пять и семь лет разницы кажутся существенными. Однако по ощущениям генерал знаком иногда не с высокопоставленными матёрыми офицерами севера, а с двумя подростками, которых в школе бы точно рассадили. Они точно знают об этой жизни что-то, чего не знает Сонхва.
Поднявшись на крыльцо, Пак несколько раз стучит в дверной молоток. Эта вещица всегда привлекает его внимание, пока он ждёт Уёна. Отлитый из латуни довольно страшного вида осьминог обвивает щупальцами подвижное кольцо, используемое для стука. Адмирал Чон говорит, что это кракен, а не осьминог.
Спустя непродолжительное время Сонхва снова начинает стучать, но его прерывает резко открывшаяся дверь. Сонный и сердитый, с взъерошенными волосами их встречает Сан, что тут же тупит взгляд и вскидывает брови.
Пак отклоняется немного назад и окидывает взглядом фасад, убеждаясь, точно ли это дом Уёна, а не Сана, а после самодовольно ухмыляется.
— Вы ещё живы? — недовольно хмыкает Чхве и рассматривает пришедших. Он отходит от двери и пропускает всех в дом.
— Да. Придётся Вам и дальше терпеть меня.
— Кого там хрен принес с утра пораньше?! — с кухни почти кричит Уён, но не выходит. Судя по звукам и запаху жарящегося мяса, он слишком занят готовкой.
— Какого-то стрёмного черта и северную делегацию, — так же громко отвечает Чхве и сердито смотрит на незнакомый свёрток, который ему вручила Сонми, чтобы снять уличную одежду.
— Кого? — Уён всё-таки выходит из кухни и чуть ли не подпрыгивает от радости. Он не знает, кого из всех пришедших рад видеть больше, так что сначала с радостным писком бежит обнимать Сонми.
Чон, очевидно, человек без предрассудков и мнимых рамок. Его поведение всегда слишком свободное и настоящее. Однако Ёсан всё равно не понимает, почему это утро настолько шумное и все необычно эмоциональны. Он безучастно снимает пальто и, найдя ему место, уходит на звуки и запахи еды, подальше от всего этого галдежа. Всё, что может сейчас полковник, опуститься за стол у окна и просто ждать.
Кану не по себе от радостных восклицаний и смеха из коридора. Не потому, что он не считает подобные эмоции нормальными или вроде того. Нет. Просто он сам даже не вспомнит, когда вёл себя подобным образом, так что теперь это ощущается странным и чужим. Кажется, он стал слишком жёстким и сдержанным для этого мира и этих людей.
Зато становится немного легче, когда напротив за стол садится Сан с таким же недовольным лицом и уставшим видом. Кажется, они в этот момент неиронично чувствуют друг друга на всех уровнях. Приятно встретить кого-то такого же утомлённого солнцем, пока все словно заведённые ходят туда-сюда и обсуждают всё на свете.
Забавно, но их даже никто не трогает и не прерывает зрительный контакт. Сонхва на заднем плане рассказывает о прошедшем только что сражении, Сонми об их с Тэмином последних месяцах, Уён о себе, океане и блокаде. Много информации и в то же время ничего интересного. Хотя из их разговоров можно понять, что Сонми относится ко всем присутствующим офицерам, как к родным. Как так вышло?
— Хорошо, что я всегда готовлю больше, — смеётся Уён, доставая на всех приборы и тарелки. — Хоть бы предупредили, что вас так много будет.
— Ага, как ты это представляешь? Нам же, вражеским офицерам, так просто это сделать, — майор Ли помогает Чону накрывать на стол, радостно пританцовывая. Она давно не ела стряпню Уёна. — Всегда можно позвонить южному генералу или адмиралу и сказать, что мы зайдём на чай, да?
— Да, чтоб и вас, и нас под трибунал за измену родине, — Сонхва садится рядом с Ёсаном и касается его плеча своим. Тот не отстраняется, и это радует генерала. Пак привык к подобному поведению Сана и уже давно не обращает внимания на его колкости и недовольство, а вот необъятное спокойствие Кана немного волнует.
— Сан-ни, расскажи, что у тебя нового? — Сонми садится напротив и кладёт ладони на свои колени, нетерпеливо сжимая ткань своих брюк. Ли обожает еду Уёна, но ещё не все сели, и она слишком горячая. — Чего ты такой сердитый?
— Ничего интересного, — сухо отвечает Сан и наконец отрывает взгляд от Кана.
— Почему?
— Потому, — на самом деле, чуть позже Чхве и поболтал бы, но сейчас он слишком раздосадован отвратительным по его меркам утром. Сан хотел побыть с Уёном наедине, и кто-то ещё не входил в его планы.
— Сан-ни…
— Госпожа Ли, — Ёсан берёт в руку приборы и бездумно прокручивает в пальцах. Кан даже без слов прекрасно понимает и чувствует настроение Чхве, так что решает спасти его от нежеланных на данный момент разговоров. — Расскажите мне, как Вы познакомились со всеми здесь присутствующими.
— О-о, давайте я начну, она не всегда была в сознании во время тех событий, — Тэмин садится между Сонхва и Сонми. — Это было нынешней весной. Когда Пак только получил генерала.
\\\\\
— Какого их сюда принесло? — Сонхва окидывает взволнованным взглядом войска, что на его глазах заполнили, кажется, весь горизонт. Буквально за полчаса гарнизон солдат подошёл в упор к окопам и минным полям Юга едва ли не в центре страны.
Пак нервничает и, честно говоря, переживает. Его личный состав намного меньше того, что так дерзко и нагло заявился прямо на открытой местности недалеко от крупного города. Но не так пугает численное преимущество врага, как-то, что Сонхва только ночью завершил сражение под этим самым городом, и его солдаты слишком истощены и не могут идти в бой из-за ранений. Странно только, что эти северяне подошли слишком близко, на пару сотен метров, и теперь просто стоят. Не нападают и ничего не предпринимают.
— Господин генерал, — запыхавшийся капитан внутренней разведки полка бежит по узкой траншее окопа, небрежно пробираясь среди рядовых. Добежав до своего места назначения, он упирается руками в колени в попытках отдышаться, но тут же выпрямляется перед командующим. — Господин генерал, это дивизия генерала Ли. На их технике терновые венки. Это же Ли? Вроде бы по последним сводкам они как раз должны были быть восточнее нас.
— Ли? Ли Тэмин?
— Так точно.
— Продолжайте вести наблюдение и докладывайте о малейших перемещениях его войск.
Скрестив руки на груди, Пак хмурится и закусывает губу. Он знает это имя, хотя не знаком с его обладателем. Джонхан пусть и являлся элитным снайпером на государственной службе, но бывали случаи, когда он не выполнял приказы.
Юн всегда рассматривал личные дела людей, которых должен был убить, и если вдруг, по его мнению, цель была недостойна смерти, то он проваливал задание. Таких случаев можно по пальцам пересчитать, потому что редко люди имели за душой те факты, которыми могли бы показаться Джонхану достойной причиной оставить в живых. Он не нёс какое-то возмездие и не вершил чужие судьбы из своего желания. Просто, бывает, не убивал кого-то во вред себе же. За проваленные задания ему приходили довольно громкие выговоры и сильные штрафы. Впрочем, Юн мог себе позволить.
В принципе, всегда было так, что Джонхан имел настолько большую ценность, что чтобы он ни сделал, ему всё сходило с рук, а на его состоянии никак не отобразится какой-то там штраф. Конечно, так было до войны и во время службы у Джунхи. В общем, пока Юн имел снайперскую лицензию. Сейчас всё изменилось, но плоды, посеянные в прошлом, только пожинались. Все знакомства, опыт и собственное имя, что Джонхан приобрёл, теперь работали на него в полной мере. И, конечно же, Юну было не жалко делиться всем, что он имел, с Сонхва.
Сначала Джонхан научил Пака знать всех, кого только возможно, и помнить о них всё. А чтобы ничего не забыть — записывать. Нет ничего сильнее, чем знания и информация. Они, и правда, правят миром.
После, когда Сонхва сформировал собственную паутину из системы знаний, Юн поделился личностями, которые ему «должны». В их число входил и Ли Тэмин.
Прекрасный стратег и тактик, довольно известный северный офицер. Понравился Джонхану тем, что всегда очень вежлив и ко всем проявляет уважение, а также тратит громадную часть своего генеральского оклада на благотворительность, и несмотря на статус военного уделяет очень много внимания на проблемы в отношении женщин в его стране и мире. Юн доверяет тем, кто любит котов и женщин, а Сонхва доверяет Юну. Поэтому, услышав это имя, Пак надеется обойтись без сражения, как бы это странно ни звучало в их ситуации.
— Господин генерал, они начинают формировать позиции, но почему-то делают это в открытую, — всё тот же капитан докладывает ситуацию и смотрит на командующего, как голодный пёс на хозяина. — Но это всё равно нам ничего не даст. Боюсь, мы не выстоим, если они нападут. Солдаты валятся с ног.
— Я знаю, — коротко, и, может быть, немного грубо отвечает Пак и пытается понять, чего хочет Ли.
Если бы он планировал разбить этот рубеж, он бы уже давно это сделал. Ему не было бы необходимости просто подходить и стоять, после чего формировать позиции прямо на виду. Это всё нелогично и странно. Сонхва не понимает его мотивов, но ясно только следующее: Тэмин не преследует цель в добивании врага. Однако если он решит это сделать, то карьера Пака, как генерала, закончится так же быстро, как и началась.
— Солдаты напуганы, генерал. Они ждут Ваших приказаний.
Знали бы солдаты, как сейчас напуган их генерал. Но для Пака быть храбрым — это не жить при абсолютном бесстрашии. Для него быть храбрым — это не показывать другим, когда тебе страшно. Так что, недолго думая, Сонхва решает слепо довериться выбору Юна и попытаться поговорить с Тэмином, чтобы разойтись без сражения и потерь. Отступать некуда, сзади только линия фронта и другие сражения. Вот только как это сделать? Просто подойти и потребовать северного генерала? Звучит безумно, но в то же время многообещающе.
— Капитан, передайте всем командующим офицерам ждать, — Пак направляется к подъёму из траншеи окопа и ставит ногу на импровизированную ступеньку из куска доски, разворачиваясь к офицеру. — Я сейчас пойду туда и постараюсь развернуть Ли и…
— Что? Что значит пойдёте туда? Это же северяне, они не выпустят Вас живым, если не пристрелят раньше.
— Не перебивайте, — хмыкает Сонхва и недовольно вскидывает бровь. Он и так это всё понимает. И ещё страшнее из-за того, что Ли не знает его в лицо. — Если я не вернусь через двадцать минут, или же если они решат атаковать, то бросайте позиции и пытайтесь отступить в город.
— Но, генерал…
— Без «но», — Пак обрывает и поднимается по нескольким доскам наверх из окопа. Он оборачивается, чтобы договорить и встречается с множеством пар глаз, которые смотрят с непониманием и волнением. Генерал выдыхает и невольно ставит себя на место своих военных. Сонхва кожей чувствует их страх за самих себя, ситуацию, а теперь и за их молодого генерала. — Я знаю, что это звучит странно и… В общем, просто верьте мне. Но если что-то пойдёт не так, капитан, Вы слышали мой приказ об отступлении. И сейчас же передайте его другим офицерам.
Пак оборачивается к северным войскам и медленно глубоко вдыхает. Ощущение, что он кладёт голову в пасть льва, но ответственность за собственных солдат заставляет идти вперед. Сзади доносится «что он делает?» и «что происходит?», подхлёстывая Сонхва. Но, вскинув подбородок, он ускоряет шаг и расправляет плечи, стараясь выглядеть и ощущать себя увереннее. Будет забавно, если сейчас он совершает ошибку и какой-нибудь северный солдат его пристрелит. Это будет самая глупая смерть на свете. Но Паку кажется, что рождённый сгореть не утонет, и сейчас он точно не словит пулю.
Всего пара сотен метров между двумя враждующими сторонами кажутся бесконечно долгими. Для всех. Но что у юга, что у севера, сейчас намного больше общего, чем раньше. Обе стороны шокированы и восхищены смелостью и дерзостью офицера, что оказался меж двух огней. Однако нельзя так просто взять и пройти в чужой стан.
Мало кто видел то, что видел Сонхва. Когда бессчётное количество солдат, выстроенное в ширину и глубину чуть ли не всего пространства, вскидывают оружие и берут на прицел одного лишь человека. Но даже это не заставляет Пака остановиться. Он только выше задирает подбородок и усмехается, чувствуя странное превосходство и настроение северян. Они все впечатлены им, и они все ждут продолжения, не открывая огонь.
— Спокойно, господа. Мне нужно увидеть генерала Ли, — Сонхва подходит в упор и останавливается, только когда дуло автомата одного из солдат касается его плеча. — Где ваши офицеры?
Первый ряд бегает по нему взглядом, продолжая держать на прицеле. Пак медленно осматривает всех и останавливается взглядом на парнишке, чьего оружия касается плечом. Тот испуганно дрожит и дёргается, когда Сонхва кладёт руку на дуло его автомата. Отведя его насильно вниз, генерал нагло улыбается. Он прекрасно понимает, что у них нет приказа стрелять, но в то же время солдаты чувствуют себя некомфортно и не знают, что делать. Нет инструкций для происходящего.
— Осторожнее с оружием, не стоит им так тыкать в людей, иначе можно поранить, — учтиво произносит Пак, глядя в глаза рядовому, и отпускает его автомат. — Ну, раз никто не хочет встретить, то я сам пройду, с вашего позволения.
Позволения никакого, конечно, не дожидается. Сонхва внаглую протискивается между солдатами первой шеренги и продолжает идти вглубь. Он даже не в пасти льва, а в целой клетке с множеством львов.
Пак считает, сколько ему приходится ещё идти, лишь бы не думать о том, сможет ли он отсюда выйти. Но спустя девятнадцать шеренг сбивается и начинает по новой. Наконец, он доходит, кажется, до конца пехотного построения, потому что тут его ждёт более уверенного вида солдат. Неужели офицер.
— Мне нужен генерал Ли, — Сонхва осматривается вокруг, и ему кажется, что все взгляды устремлены на него. Даже у тех построений, через которые он сейчас шёл. Лишь бы шеи не посворачивали.
— С чего Вы решили, что можете заявиться в чужой тыл и выставлять свои требования? Кто Вы такой вообще? — этот офицер спокоен и, кажется, немного раздражён дерзостью южанина. Уму непостижимо просто взять и пройти через шеренги солдат.
— Потому что Вам явно не нужно сражение. Моя армия держит путь в город, и Вы поставили себя в очень неудобное положение. Они разбросаны по окопам и лесу за ними, а вы на открытой местности. Честно говоря, я бы уже разбил вас, — Пак делает театральную паузу и задумчиво хмурится, скрещивая руки на груди. Он откровенно врёт, но настолько уверенно, что офицер напротив задумывается. — Но я знаю генерала Ли, и хочу с ним встретиться. Я друг его друга.
— Вы не представились, — немного поразмыслив, отвечает северянин.
— Генерал-лейтенант южной регулярной армии Пак Сонхва.
— Сдайте оружие, господин Пак.
— Я сдам обойму, — Сонхва достаёт из портупеи под кожаным чёрным плащом пистолет и вынимает обойму, протягивая её северянину.
Хмыкнув, офицер забирает её, а после подходит ближе и бегло обыскивает генерала на предмет другого оружия, оставляя его пистолет на месте. После же он разворачивается и довольно быстрым шагом проходит вперед, тихо бросив «за мной».
Ещё пара сотен косых взглядов, несколько рядов бронетехники, и они выходят к военному бронированному автомобилю. На его капоте развернута карта, над которой нависает, судя по всему, сам Ли. Рядом вразброс стоит ещё несколько машин, и возле них снуют мелкие офицеры, получая приказы и отчёты о состоянии дел здесь и сейчас.
— Генерал, к Вам, — офицер, сопровождающий Сонхва задумывается, подбирая слова. «Гость» или «посетитель» совершенно не подходят. — К Вам генерал Пак.
Тэмин оборачивается и, честно говоря, Сонхва вообще не видит того тёплого дружелюбия, о котором упоминал Юн. Глаза Ли блестят раздражением и злостью, а брови нахмурены так сильно, что идея поговорить начинает казаться Паку отвратительной.
— Какого чёрта Вас сюда принесло? — шипит Тэмин и, очевидно, нервничает.
— У меня к Вам тот же вопрос. Но конкретно сюда я пришёл, потому что мне отдали права на Ваш долг.
— Что Вы несёте?! Какой ещё долг?! — Ли говорит быстро, а в его голосе звенит сталь.
— Юн Джонхан. Вы ведь помните его?
— Джонхан? — Тэмин меняется в лице и ещё раз бегло осматривает Пака. — Конечно помню. Кто Вы ему?
— Я с ним очень близок. Настолько, что он дал мне право действовать от его лица. А также несколько имён, рассказав, что именно и почему они ему должны. Так вот, я могу искупить Ваш долг ему. Это будет выгодно и Вам.
— Что Вы хотите? — Ли внимательно слушает и щурится, изучая южного генерала. Он находит их с Юном похожими. Оба являются как снег на голову и ошарашивают какими-то наглыми требованиями, которые невозможно не выполнить. Но времени спорить у Тэмина нет.
— Я хочу сейчас мирно разойтись с вашими войсками. И впредь, если встретимся снова по разные стороны баррикад, сначала поговорить. Мне не нужна лишняя кровь, и я не хочу сообщить Юну, что его друг пал во время сражения со мной.
— Да, хорошо. Отлично, — Ли отворачивается к своей карте и судорожно начинает на ней что-то чиркать карандашом. Он словно пропускает половину сказанного мимо ушей, хотя ему, и правда, это всё сейчас не так важно. — Тогда мы через две минуты пройдём вперёд.
— Куда такая спешка? — скрестив руки на груди, Сонхва пытается понять, что не так с Ли. Его поведение странное от начала появления его войск и до этого момента. — Я должен сначала вернуться к своим войскам и отдать приказ.
— Мне срочно нужно в ближайший город.
— Зачем?
— Да что Вы пристали? — Ли снова груб. Он отворачивается и зло смотрит на своего «гостя». — Проваливайте скорее. Нам нужно спешить.
— Ладно, — Пак пожимает плечами и разворачивается уходить.
Он забирает обратно обойму и уже наблюдает, как перед ним расступаются ряды солдат, через которые только что шёл. Главное, что они договорились разойтись. Осталось теперь только это сделать.
— Стойте, у Вас есть врач? — Тэмин почти кричит вслед Паку и заставляет остановиться.
— Для кого? — Сонхва оборачивается и смотрит на часы. Он здесь уже двенадцать минут, и много времени на разговоры нет. Но Ли выглядит, как загнанный зверь. Словно сам не понимает своих эмоций, злится, нервничает и рычит, потому что чего-то слишком сильно боится.
— Есть или нет?
— У меня я врач. Что Вам нужно? Кто-то ранен?
— Вы? — Ли скептически осматривает генерала, но чем чёрт не шутит. Время утекает так же быстро, как и надежда. — Мой офицер. Я тороплюсь в ближайший город, потому что мне нужен врач.
— Покажите, — Пак возвращается обратно и даже удивляется тому, как быстро и без вопросов Тэмин соглашается.
Ли тут же проходит к одному бронированному грузовику с красным крестом и открывает заднюю дверь, быстро взбегая по ступенькам. Сонхва поднимается следом немного опасливо. Он не доверяет подобным местам и новым знакомым, но с другой стороны если бы его хотели взять в плен, то уже бы сделали это. Да и это оказывается полевая медицинская машина, только врачей в ней действительно нет.
На закреплённых носилках лежит девушка в военной форме без сознания. У неё свежие раны, судя по тому, как на белых свежих бинтах проступают печальные алые цветы. Совсем бледная и судорожно дышит.
— Ох, судя по всему, вас хорошо потрепала авиация? — Пак бегло осматривает её раны на теле, приоткрывает веки и проверяет зрачки, затем переходит к ушам и носу, дабы определить тяжесть черепно-мозговой травмы.
— Да, но разве… Вы же… Разве Вы не находились в другом месте? Или у Вас так быстро всё сообщается?
— Нет, я просто вижу по характеру повреждений, что случилось. И ей ещё повезло, потому что будь она ближе к снаряду хотя бы на метр, её бы уже не было. Но она всё равно не жилец, скорее всего.
— В смысле? — Тэмин и сам бледнеет, замирая от услышанного. Этого нельзя допустить.
— В прямом? При взрыве взрывчатое вещество мгновенно переходит в газообразное состояние. Оно же находится в закрытом металлическом снаряде, и газ сначала занимает объём, равный этой емкости. А после давление переходит в сотни атмосфер, разрывая снаряд и сообщая осколкам очень высокую кинетическую энергию. По итогу имеем несколько факторов повреждения, и абсолютно все я на ней сейчас вижу: ударная волна от взрывных газов; от осколков самого снаряда судя по мелким рубцам на мягких тканях; от окружающей среды, — все свои слова Пак подтверждает, тут же указывая на повреждения на теле. — Ударная волна окружающей среды воздействует на тело, как тупой предмет, и причиняемые ею повреждения зависят от величины избыточного давления, расстояния и других условий. Чаще других органов повреждаются лёгкие, сердце и крупные сосуды, а также печень. Возможны разрывы мочевого пузыря, желудка и кишечника. Сейчас наглядно я точно вижу у нее признаки лёгочной травмы и пневмоторакса. Клиническая картина одышки и гипоксии выражена синдромом бластного лёгкого, и это, в принципе, не самое страшное. Но хуже, что у неё может быть баротравма лёгких. А это значит, что вполне вероятны разрывы плевры, которые вызывают пневмоторакс, гемоторакс, пневмомедиастинум. Помимо прочего у неё контузия и разрыв барабанной перепонки. Она была близко к снаряду, и девяносто четыре процента, что есть брюшные травмы, которые не диагностировать здесь и сейчас. Ну, и, конечно, у неё сотрясение, и надеюсь, что только оно, без внутричерепного кровоизлияния, прямого повреждения паренхимы и ушиба головного мозга.
— Так и что в итоге? Всё плохо или время есть? — Тэмина пугают все заумные слова, что произносит южный генерал, и он не понимает половину из них, но, может, оно и к лучшему. — Она моя самая близкая и дорогая женщина. Я люблю её как сестру или мать, и не могу допустить её смерти.
— Ну, — Сонхва тяжело вздыхает, ощущая неприятный горелый запах её одежды и спирта, которым обрабатывались раны, после чего ещё раз внимательно оглядывает. — Судя по оттенку кожи и темпу дыхания ей осталось несколько часов. Максимум шесть. Но я даже не знаю, где вам сейчас найти нормальные больничные условия.
— Вы сказали, город недалеко. Вы можете помочь? — Тэмин впивается взглядом в генерала и хватается за его руку, как за последнюю надежду. — Прошу Вас, отвезите её в ближайший госпиталь. Я сделаю для Вас всё, что угодно, только спасите её. Она заслуживает жизни. Умоляю, потребуйте, что захотите, только помогите ей.
— Я, — Пак приподнимает брови и задумывается, просчитывая, сможет ли он это сделать или нет. Для Сонхва в этой просьбе нет ничего странного или сложного, и он даже не задумывается о том, что она с «вражеской» стороны. Он задумывается о том, как именно сейчас успеть в город. — Думаю, я смогу ей помочь. Запишите адрес. После госпиталя в ближайшем городе я заберу её в столицу и она побудет под моим присмотром до полного восстановления, потому что если ей и смогу помочь, то она не сможет вернуться на службу в ближайший месяц.
— Да, да… — Ли растерянно отпускает Пака и наблюдает, как тот осторожно и бережно берёт на руки Сонми. Южанин тут же направляется к выходу из машины, забирая с собой девушку, и Тэмин чувствует растерянность и большой страх за неё. Но он и сам видит, как буквально за несколько часов ей стало хуже, а доехать хотя бы до северной границы и не наткнуться на других южан, притом ещё и за несколько часов, невозможно. У него просто нет выбора. Успокаивает только то, что Джонхан доверяет Сонхва. Значит, и Ли может ему довериться. — Её имя Сонми. Ли Сонми.
— Жена, что ли? — усмехается Пак и смотрит на свои часы, удобнее перехватывая в руках девушку.
— Нет. Но необязательно же должны быть романтические отношения, чтобы любить человека?
— Необязательно, полностью с Вами согласен, — кивает Пак, тепло улыбаясь, и направляется к созданному солдатами коридору, что всё ещё ожидают уход генерала. — Приезжайте ко мне через месяц. Ночью, чтобы Вас никто не видел. И стойте здесь ещё минут двадцать, пока я отдам все распоряжения, и мы создадим вам нормальный коридор для отхода.
Тэмин молча принимает указания Сонхва и с тоской и облегчением смотрит им вслед. Он будет молиться за этого южного генерала и свою прекрасную музу каждый день в надежде на лучший исход. Пак не сказал, что делать, если Сонми не выживет. Так что Тэмин будет жить с мыслью, что через месяц они увидятся.
\\\
— Вот так я и прожила недели три у Уёна, потому что Сонхва постоянно уезжал воевать, и как только приезжал домой, его тут же дёргали ещё куда-то, — довольно радостно констатирует Сонми с набитым ртом и участливо смотрит на Ёсана. — Уён научил готовить меня южную еду, а ещё иногда катал на своих военных кораблях в местных водах. И мы ловили рыбку, которую потом запекали на ужин.
— Прямо отпуск получился, — усмехается Чхве, потому что помнит все три недели с этой шумной и излишне жизнерадостной женщиной. На самом деле, она ему нравится, но Сан слишком стеснительный, чтобы это показывать.
— Да, это точно. Я потом вернулась, и у него без меня такой беспорядок в документах был. Ужасно, ничего без меня не может.
— Тяжело быть командующим боевым офицером и постоянно писать какие-то клятые бумажки, — наигранно-грустно произносит Тэмин, пока вылавливает у себя в бульоне креветку.
— Понимаю, — кивает Пак уже действительно грустно. Кто бы знал, как тяжело следить за документацией. — Кстати, о документации, — Сонхва переводит взгляд на Кана. — Мне нужно будет съездить к Юну и забрать те бумаги, что он должен был закончить вчера. Вы со мной или останетесь в столице?
— Это срочно? Может, лучше я съезжу, а Вы отдохнёте? — Ёсан выглядит равнодушным, но на деле он и правда беспокоится за Сонхва и то, какими тяжёлыми были для него последние дни.
— О-о, он так мило заботится о тебе, — с улыбкой тянет Сонми, заставляя Кана замереть.
Ёсан рад, что умеет сдерживать эмоции и реакции организма, иначе бы покраснел до кончиков ушей. Что это значит? Ни о ком он не заботится, просто…
— Я беспокоюсь, чтобы он не помер от переутомления. Или ещё от чего-нибудь, — с напускным холодом произносит Кан и поднимает острый взгляд на Сонхва. — Но судя по всему, господин Пак об этом не сильно заботится. Вы в адеквате вообще в одиночку идти к северной армии? Это чудо, что они Вас не пристрелили и дали поговорить с генералом Ли.
— Все тогда задавались вопросом, в адеквате ли я. Даже я, — Сонхва сейчас смеётся, вспоминая свой фарс перед тем офицером и уверенную походку к тысячам солдат, что взяли его на прицел. — Но как я и думал, они не стали стрелять в того, кто ведёт себя так, словно у него огромная армия за спиной, и не дай бог кто-то совершит ошибку и выстрелит.
— А у тебя что, не было огромной армии? — глаза Тэмина округляются, а брови приподнимаются у переносицы.
— Нет, я возвращался в город после сражения с тремя калеками вместо дивизии, — Пак хохочет и даже вытирает выступившую слезинку. Ему весело, когда он делает вид опасной и уверенной в себе личности, на деле зная, как в такие моменты он переживает и сколько блефует. — И если бы мы не разошлись, то ты бы меня разбил на раз-два.
— Ужасно, — Кан тяжело вздыхает и слабо мотает головой, вспоминая ту самую одну пулю, оцарапавшую щёку, что заставила сказать Паку «да» на все его требования. Этот бестия прекрасен и одновременно невыносим в своей наглости и дерзости, каждый раз подобным образом переламывая исход событий в выгодную ему сторону.
— Вы так очаровательно показываете безразличие к Сонхва, — Сонми улыбается и искренне радуется тому, что хоть кто-то помимо Юна беспокоится о том, чтобы Пак «не помер от переутомления или ещё чего-нибудь».
— Я могу показывать только эмоции, — сухо и неохотно отвечает Кан. Ему не нравится, что с ним так много разговаривают. — А сейчас я искренен.
— Искренен? Вы выглядите так, словно Вам тут не нравится, — не то чтобы Ли было интересно поведение Ёсана и тому подобное. Она всего лишь любит разговаривать с людьми и обсуждать что угодно.
— Не то чтобы. Подобное психологическое состояние является нормальным для меня. Я просто изучаю каждого из вас и говорю только тогда, когда мне выгодно. Мне не нравится ни один из присутствующих, но если я захочу, то найду подход к каждому, и вы полюбите меня. Так что мне вполне комфортно. Было бы хуже, если бы я проявлял эмоции к малознакомым людям.
— О-о, — Пак усмехается и подпирает подбородок рукой, рассматривая прекрасный профиль Кана. Он привык к подобным заявлениям, но судя по утренним и ночным поцелуям, полковник лукавит насчёт «никто не нравится». — Так уж прям никто?
— Хм, ладно. Я и правда оговорился, — Ёсан поднимает на генерала необычно тёплый взгляд и слабо улыбается ему. — Мне нравится Уён, он замечательный. А за документами всё-таки я сам поеду. Отдохните сегодня.
