///
— Куда мы едем? — негромко интересуется Кан, пока обнимает руку Сонхва и жмётся к его боку. Ему сегодня слишком холодно даже в пальто. — Хочу познакомить Вас кое с кем. — С кем? — Ёсан выглядывает на потускневший и запылившийся департамент, в котором даже не горит свет, и вздрагивает. Общий вид почти пустой столицы и обстановка угнетают. — С полицией? — Именно. В будущем могут пригодиться. — Разве не все полицейские отправлены на фронт? — Кан нехотя выходит из машины и продолжает держаться генерала. — Кто вообще остался? В столице сейчас преступность и мародёрство сдерживаются только военными. — Все чины, вплоть до капитанов и некоторые офицеры сейчас на фронте, да. В столице оставили несколько следователей и пару высших офицеров, непригодных для службы по состоянию здоровья, чтобы хоть кто-то находился в департаменте. Правда, не понимаю, чем это может помочь городу. Очередное бессмысленное решение Консула. Сонхва проходит в обескровленный безжизненный участок, что уже позабыл, каково кипеть жизнью и работой. Только в отделе следователей горит тусклый свет, остальные же части департамента словно уснули на долгие годы. На столах и табличках с именами полицейских ощутимый слой пыли, а некоторые папки с делами открыты и остались в том же положении, что и два года назад, в день объявления войны. Далеко не все полицейские смогут вернуться к работе или в принципе вернуться. Те, кто остались, угнетены и подавлены этим, но всё ещё продолжают ничего не трогать из уважения к коллегам. Самое болезненное и неприятное ощущение — надеяться на лучшее с осознанием, что лучшего не случится, и как прежде уже ничего не будет. Ёсану неприятно здесь находиться, но он следует за генералом, что открывает тот самый отдел с включенным светом. Пак пропускает свою звёздочку вперёд, а после заходит и сам. — Здравия желаю, господа полицейские, — Пак даже не пытается улыбнуться, видя всё то же подавленное угнетённое лицо оперуполномоченного майора. — Привет-привет, — безучастно бросает Чан, что сидит за столом с книгой. — Какими судьбами? — Заехал проверить, не покрылись ли вы ещё плесенью здесь. — О-о, хоть какое-то интересное событие за день, — тянет Феликс, который закинул ноги на стол и бездумно смотрит в свежую газету. — Слышал, хоть кто-то о нас вспомнил, — Ли переводит взгляд на спящего на столе Джисона и, скомкав эту самую газету, бросает в него. — Алло, смотри, тут гости. — Где? — дёргается и выпрямляется Хан, сонно глядя на офицеров. — Надеюсь, вы пришли забрать на фронт? Я не выдерживаю здесь находиться, — вместо всех приветствий бубнит следователь. Чан тяжело вздыхает, а Чанбин у окна молча качает головой. — Какие-то вы вообще выдохшиеся, — Пак хмурится, не понимая, что за траур. — Что-то случилось или… — Ты знаешь, куда могут забирать… Не знаю… По приказу правительства или вроде того? — сразу и без лишних прелюдий начинает Бан. — Хёнджина нет абсолютно нигде уже третьи сутки. — А вы везде искали? — Да. Во всех местах, где он мог бы быть. — Он не мог сам куда-то уехать? — Не мог, — вклинивается в диалог Феликс. — К тому же все его вещи остались нетронутыми, а дверь в квартиру была вскрыта. Именно вскрыта. Но следов борьбы нет. — Честно говоря, не в курсе. Если он не понравился Консулу и был арестован военной юстицией, то его можно искать в корпусе разведки, — Сонхва скрещивает руки на груди и искренне не понимает, чем помочь старым приятелям. Рисковать и провоцировать Джунхи из-за одного следователя нет возможности. Особенно сейчас. — Ещё неугодных могут либо сразу казнить, либо бросить в горячую точку под северные пули, — подает голос Ёсан, равнодушно рассматривая каждого из присутствующих. — Чем в последнее время занимался Хёнджин? Феликс, Чан и Чанбин молча переглядываются, а после второй безрадостно трёт переносицу. Видно, что он мнётся и сомневается, но после решительно достаёт из своего стола папку и протягивает её Сонхва. — Посмотри. Тебе, думаю, будет полезно. Пак забирает бумаги и отходит с ними под тусклый светильник, быстро пробегаясь по ним взглядом. Ёсан не знает, что в них, однако выражение лица Сонхва меняется, и он начинает казаться злым и одновременно разбитым. — Насколько это достоверно? — генерал вскидывает глаза на майора и достаёт из папки несколько бумаг, которые складывает в несколько раз. Чан лишь пожимает плечами и закусывает губу, продолжая молчать. — Я заберу это с собой и попробую на досуге узнать что-нибудь за Хёнджина, — Пак складывает всё во внутренний карман пальто и ещё раз оглядывает присутствующих. — Но, боюсь, итог может быть неутешительным. — Сделай уже с этим дерьмом что-нибудь, — Чанбин уставши фыркает и возвращается за свой стол. — Он сгнобит не только страну, но и каждого гражданина такими темпами. — Да, я, кстати, по этому поводу и зашёл. Хочу вас познакомить со своим ближайшим офицером, заместителем и правой рукой. Он представляет мои интересы и действует от моего лица. Поддержите его так, как вы поддержали бы меня, если бы это потребовалось. — Странно, — Ёсан усмехается и приближается к генералу, шепча ему на самое ушко, чтобы никто больше не услышал. — Дрочу я Вам обычно левой. Сонхва вспыхивает и моментально краснеет, забывая о чём вообще говорил. Он ловит на себе вопросительный взгляд Феликса и сам не понимает, почему такая глупость со стороны Ёсана выбила из равновесия. — Кан Ёсан, полковник регулярных войск южной армии под командованием генерала Пака, — Кан представляет сам себя и отдает честь присутствующим офицерам, пусть и не военным. Хотя он всё ещё слабо представляет, зачем им знакомиться. Вроде бы прекрасно справляется и без связи со следователями. — Ли Ёнбок, оперуполномоченный сержант столичного подразделения полиции, — сразу же откликается самый приветливый парень с кучей веснушек. — Для друзей Феликс. — Со Чанбин, капитан. — Хан Джисон, младший следователь. — Бан Чан, майор, старший следователь и шеф этого сдохшего отдела, — он поднимается и подходит к Ёсану, протягивая тому руку. — Здесь были ещё Хван Хёнджин, тоже младший следователь и Ли Минхо, которого забрали на службу снайпером. И где-то еще Ян Чонин с Ким Сынмином должны шататься, рядовые оперуполномоченные. — Рад познакомиться, — Кан жмёт руку и переводит взгляд на Сонхва. — В чём они хороши, что Вы нас знакомите? И при каких условиях Вы, генерал, подружились с полицией? Они не выглядят так, словно нуждаются в Вас. Дайте угадаю, Вы и им угрожали? — Да в смысле? — Пак хмыкает от такой прямолинейности и скрещивает руки на груди. — Почему сразу угрожал? — Вообще-то, он пообещал нас разъебать, если мы не будем с ним сотрудничать и добывать информацию о некоторых офицерах, — Чанбин усмехается и вскидывает взгляд на Ёсана, что проницательно кивает. — Кто бы сомневался. Значит, вы хороши в поиске чужих грехов? — Мы хороши в расследованиях, — подытоживает Чан. — Были когда-то. Сейчас же мы бесполезные предметы мебели, которые иногда работают на этого господина и ищут компромат на неугодных ему личностей. Так что если что-то нужно будет, то обращайтесь. Хоть какое-то развлечение. — Понятно, — слабо улыбается Кан. — Спасибо. Вы очень любезны. Это всё? — Ещё я хотел бы найти других оставшихся офицеров департамента, — генерал игнорирует пристальный взгляд Чанбина, пока продолжает спокойно говорить с Баном. — Майор Джехён далеко? — Честно говоря, не видел его сегодня. И вчера тоже. А вот его остатки подчинённых, вроде бы, перешли в конную полицию для патрулирования центра города. Если надо, то лучше поискать их там. — Понял, спасибо за информацию, — Сонхва отдаёт честь майору и разворачивается к выходу. — Был рад вас увидеть в добром здравии. Ёсан делает то же самое, но молча. Он следует за своим генералом, не отставая ни на шаг. — Эй, не забудь узнать за Хёнджина, — почти кричит вслед Чанбин, раздражённо выдыхая. — Так чего они хотели? Сонхва просто познакомил нас с этим полковником? — Ну типа, — зевает Феликс. — Наконец-то его окружение настолько расширилось, что он может доверять свои дела новым людям? Неужели? — Ты рад? — вскидывает бровь Джисон. — Неужели ты веришь, что у него получится осуществить задуманное? — Не знаю, — Ли пожимает плечами и немного тушуется. Он верит. — Шанс есть всегда. А учитывая, что ситуация с каждым днём ухудшается и движется к поражению, то эта надежда чуть ли ни единственное, что осталось. — Звучит хреново, — подытоживает Чанбин. — Но лучше и правда он, чем нынешний ублюдок. — Он мне не нравится, — Хан разворачивает газету, которая прилетела в него от Феликса и утыкается в неё взглядом. — Слишком хитрый и скользкий тип… — Просто Сонхва знает, чего хочет, и что для этого нужно сделать, — перебивает Чан. — Стальные руки в бархатных перчатках, способные на всё. У Пака прекрасный критический острый ум и молодая горящая кровь. Не удивился бы, будь его далеким предком Александр Македонский, Кир Второй или Гай Юлий Цезарь. Он из этой породы. — Никто из них не умер своей смертью, а их государства развалились сразу после их кончины, — смеётся Феликс.///
— Куда мы сейчас? — Сейчас? — переспрашивает Пак, открывая Ёсану дверь машины. — Сейчас к ещё одному моему другу. — Что за друг? — Кан ждёт, пока генерал сядет рядом, и сразу же придвигается. — Глава мафиозного клана, с которым меня свёл Джонхан, — Сонхва в очередной раз счастлив, что его звёздочка касается и льнёт. — Прекрасный человек с огромной эмпатией к другим, несмотря на род деятельности. — Ну, следователей я ещё могу понять, но чем конкретно Вам полезна мафия? — Кан продолжает в открытую пялиться и рассматривать профиль генерала. На самом деле он примерно представляет о связях преступности и правительства, но послушать Пака всё равно хочется. — Это либо пассивная поддержка, либо полная обособленность, либо активный протест против власти. В силу того, что преступность и подпольные силы всегда были, есть и будут, то я нахожу разумным быть с ними в хороших отношениях. С нынешним правительством клан Ли в обособленных отношениях. Не знаю, насколько Консул осведомлён и заинтересован в их делах, но пока что он их не трогал. — В чём выражается поддержка? — В том, что от них зависят многие мелкие структуры, и тут уже они могут либо мешать, либо работать по твоим условиям. Например, за то, что некоторые корабли Уёна вывозят небольшую контрабанду в страну Восходящего и Поднебесную, все мои военные объекты в столице и пределах находятся под постоянным наблюдением. Я первым узнаю, когда кто-то интересуется мной, моими войсками, ресурсами, или же ресурсами генералов из моего окружения. Помимо прочего, я получаю все свежие новости и иногда важные детали от главы Ли через его ночных бабочек. Я удивился, когда узнал, как много чиновников и офицеров любит шляться по борделям. А пару раз мне даже помогали убрать ненужных личностей в подобных подворотнях. В общем, крайне полезные связи, если иметь хорошую фантазию и уметь ими пользоваться. Я хочу, чтобы они были и у Вас. На всякий случай. — Я так понимаю, это обоюдный союз, и благодаря военной поддержке в Вашем лице Ли и имеют едва ли не монополию на подполье? — Именно так. Я поддерживаю их и стараюсь, чтобы они оставались единственными. Они не могут отказаться от меня, потому что с военными лучше не ругаться, а я заинтересован в качестве их деятельности. Ёсан чувствует себя сегодня немного странно и более дерзко, чем обычно. Он не объяснит себе, зачем приближается ещё сильнее, берёт генерала за подбородок и нагло целует. Это порыв, который опаляет жарким ветром и кажется необходимым. И Кан получает уйму удовольствия от подобного спонтанного поцелуя. Сонхва отвечает и продолжает до тех пор, пока Ёсан сам через несколько минут не отстраняется, однако вопрос в глазах присутствует. — Что с Вами сегодня? Мне всё нравится, но, — Пак не успевает договорить, как полковник его одёргивает и снова приближается к ушку. — Господин генерал, — Кан упирается рукой в чужое бедро пока шепчет с широкой улыбкой и снова так, чтобы слышал только Сонхва. — Неужели Вас смущают пошлости при всех или поцелуи при Вашем водителе? — Ёсану весело, и он может себе позволить подобную провокацию и дерзость в отношении генерала, который зажмурился и почти не дышит. — Это ведь не идёт ни в какое сравнение с тем, как Вы трахаете меня по ночам. Ах, генерал, Вы грёбаный извращенец, поклоняющийся моему телу, и я не верю, что Вас что-то может смутить, — в завершение своего монолога Кан медленно обводит языком ушную раковину и с интересом чувствует, как Сонхва под его руками пробирает крупной дрожью, которую тот не может скрыть. Так-так, неужели уши настолько сильная эрогенная зона Пака? Ёсан усмехается и отстраняется, усаживаясь обратно на своё место. Он игнорирует обескровленное лицо Сонхва и как ни в чём не бывало продолжает: — Так, а в чём же могут выражаться протесты? Неужели у мафии может хватить сил на активное сопротивление правительству? Я не припомню открытых конфликтов со времён расцвета мафии Республики Итола. — Да, это самые известные и громкие конфликты, — Пак говорит медленно и подбирает слова. У него в голове пусто после выходок Кана. — И на их примере удобнее всего рассматривать возможности мафии. Помните, как один судья объявил войну Сицилийской мафии? Да, конечно, он тогда посадил, если не ошибаюсь, триста шестьдесят мафиози, но чем он и страна за это заплатили? Самого судью, его жену и телохранителей подорвали в машине, а по стране прокатилась волна терактов, направленная не на население, а на представителей власти. Рим, Флоренция и Милан встречали кровавые рассветы, пока мафиози ставили на колени правительство. Сколько ещё законников и судей тогда погибло? Да и репутация правительства очень сильно страдала, люди всё чаще требовали смену власти. Машина останавливается у такого же угрюмого, как и вся столица, но ухоженного особняка в традиционном стиле, и Пак выходит первым, придерживая дверь для полковника. — Ну да, они, конечно, добивались отмены законов касаемо мафиози и требовали смягчить условия заключения для уже осуждённых, но разве это дало результаты? — Ёсан останавливается и скрещивает руки на груди, рассматривая едва ли не дворец. В пасмурную погоду всё кажется грустным. — Насколько я знаю, последнего отца мафиозного клана арестовали, и всё постепенно сошло на нет, хотя он вёл войну с правительством почти двадцать лет. — Джонхан в курсе этих событий. На самом деле арест главы Сицилийской мафии совпал со сменой правителя республики, и по итогу они смогли договориться. Официально мафия там сейчас незаконна, на деле же они мирно сосуществуют. Как и якудзы в стране Восходящего, как и триады в Поднебесной, как и мафия в Северной. Как и везде, — только под конец своей речи Сонхва начинает идти, договаривая уже по пути. — Так что все официально либо живут в симбиозе с преступностью и контролируют её, либо закрывают глаза и позволяют ей процветать, либо пытаются искоренить и получают кучу проблем. Но, как я понимаю, крупные государства уже даже не пытаются бороться, а предпочитают всё же управлять. — Понятно, — Кан проходит за ним во двор и зевает. В такую погоду хочется быть дома и спать, но полковник рад, что Пак смог отвлечься от своей хандры. Нахождение на холодном ветру под пасмурным небом того стоит. — Джонхан везде на свете побывал? — Иногда мне кажется, что да. Ещё и познакомился со всеми живущими ныне людьми. Не понимаю, как он успел обзавестись таким багажом знаний и информации, — Сонхва тянется к массивному кольцу на крыльце, чтобы постучать, но входная дверь резко распахивается. — Я всё равно найду доказательства! — Джехён раздраженно вылетает из дома и едва ли не сталкивается с генералом, успевая вовремя затормозить. — Ищи-ищи, неудачник, — слышится из дома, но хозяин голоса не выходит на улицу. — Вот так добрый день, — вскидывает бровь Пак, протягивая руку Чону, тому самому майору полиции. — Вы тут какими судьбами? Опять кошмарите Тэёна? — Это он меня кошмарит, — зло рычит Чон и достаёт сигарету, пока агрессивно жмёт руку. — Я уже устал натыкаться на следы его наркоторговли. А Вы здесь чего? — Я? По личному вопросу. — Понятно, — хмыкает Джехён, прикуривает и возбуждённо проходит дальше на выход со внутреннего двора. — Всего хорошего, мне пора работать. — Чего это он? — немного помолчав спрашивает Кан, подходя ещё ближе к генералу. — Джехён уже несколько лет борется с кланом Ли, да всё никак не достанет серьёзных улик и доказательств, — Сонхва всё же стучит кольцом, после чего сразу проходит в дом. — Я сказал тебе убираться, — такое же раздражённое рычание, как у ушедшего майора, но почти переходящее на крик. Быстрые шаги, и хозяин голоса показывается на втором этаже огромного зала прихожей. — Оу, Хва, — Тэён немного обескуражен, но моментально меняет раздражение на дружелюбие. — Привет-привет. Он хлопает в ладони два раза и из двери справа выходит горничная в длинном тёмно-красном платье. Пак снимает свое пальто и перчатки, передавая их женщине. Ёсан повторяет всё за генералом. — Проходите, не стойте в проходе. Через шестнадцать минут время обеда, — спешно произносит Ли и опускает взгляд на свои часы, чтобы убедиться в точности сказанного. — Да, именно так. Вы будете обедать? Вы будете обедать. Идёмте, кое-что покажу. Я как раз хотел тебе это продемонстрировать. — У тебя обед в три часа дня? Ты слишком много говоришь, прекрати нервничать, — Сонхва поднимается по шикарной деревянной лестнице к хозяину особняка и вместе со своим полковником следует за Ли. — Джехён раздраконил тебя? — Он меня ужасно бесит, — несколько устало констатирует Тэён. По пути он останавливает одну из горничных. — Сегодня на обеде будут гости в лице этих офицеров, сервируйте и на них. Ещё одна женщина, что следовала по своим делам, меняет направление и уходит, вероятно, на кухню. — Так вот, этот ненормальный решил, что какой-то придурок умер из-за передозировки моими наркотиками, — уже менее энергично продолжает Ли. — И что ты думаешь? Он пришёл пытаться воззвать к моей совести, и чтобы я прекратил трансфер и продажу веществ. Ну нормальный разве? — А передоз случился из-за твоих веществ? — Сонхва проходит в застеклённый зимний сад Тэёна вслед за ним. — Да откуда я знаю? Разве это можно отследить? — здесь Ли замедляет шаг и проходит совсем неторопливо среди благоухающих цветов и небольших деревьев. — Но ты знаешь, я слежу за качеством и из-за моих веществ крайне редко кто-то умирает. Всё чисто! Иной вопрос, что сейчас стали завозить с Поднебесной всякую дрянь, которую я не могу отслеживать сразу. Нужно будет решить эту проблему. Ладно. Оставим это на потом, я устал обо всём думать, — Тэён останавливается у пушистой клумбы с ярко-голубыми цветами и оборачивается к офицерам. — Смотри, какие прекрасные ирисы зацвели. Я их так ждал. Рад, что ты пришёл во время их цветения. — И правда, красивые, — соглашается Пак, действительно внимательно рассматривая цветы. — Прямо как твой спутник, — Ли растягивает губы в улыбке и касается кончиками пальцев лазурных лепестков. — Кто Вы? — Кан Ёсан, полковник регулярных войск южной армии под командованием генерала Пака, — монотонно проговаривает Кан и протягивает руку. — Ли Тэён, кровный отец синдиката Ли. — Кровный? — Этот «титул» перешёл ко мне по наследству, — поясняет Тэён и продолжает улыбаться, рассматривая полковника. — Что вас двоих привело ко мне? — Я хотел познакомить тебя с Каном и рассказать о том, что это моё ближайшее доверенное лицо помимо Джонхана, — ирисы прекрасны, но Сонхва не может оторвать взгляда от одного единственного цветущего куста белых роз. — Понятное дело, ты бы не привёл ко мне в дом кого попало. Вы любовники? — С чего ты, — генерал хочет ответить, но его абсолютно нагло перебивает Ёсан. — Да, мы любовники. Почему Вы спросили? — Ко мне с утра заходил Хани, — буквально расцветает Тэён, сияя улыбкой. И непонятно, из-за того, что он за кого-то рад, или из-за того, что говорит о Юне. — Он мне уже рассказал, как у него и тебя дела. Хани упомянул, что ты в отношениях и очень хорошо себя в них чувствуешь. Я рад. — Спасибо, — слабо улыбается Сонхва и мельком оглядывает как всегда безэмоционального Кана. Почему-то ему кажется, что несмотря на всё Ёсан тот, кто не пустит домой без обручального кольца. — А у тебя как? Не надумал жениться? — Ваша война всех невест распугала, — недовольно хмыкает Ли. — Одни Чон Джехёны в гости ходят. У меня осталась одна отрада — мои люди и эти цветы. — Вы сами, словно цветок, — тихо произносит Кан и смотрит прямо в глаза. Он успел проанализировать жесты, поведение и окружающую обстановку и нашёл Тэёна очаровательным. — Такой хрупкий, а держите на своих плечах целый синдикат. Не тяжело? Ли несколько секунд молчит, а после закусывает губу и опускает глаза на часы. — Идёмте, время обеда.///
— Куда мы на этот раз? — Ёсан садится в машину и снова зевает, пока неторопливо натягивает белые перчатки. «Обед» был вкусным, и после него совсем не хочется на работу. — Надеюсь, не в управление? — Нет. За город, — Сонхва усаживается рядом и называет довольно странный адрес. В этот раз они по пути даже не разговаривают. Может, потому что у Ёсана нет вопросов, может, потому что им слишком комфортно в тишине. Кан только лишний раз удивляется тому, с какой лёгкостью генерал держит осанку все полчаса пути. В голове нет никаких мыслей, а на душе абсолютное спокойствие после встречи с Тэёном. Несмотря на тот опасный род деятельности, которым занимается Ли, он очень тёплый, приятный и внимательный человек. Даже с прислугой Тэён обращается крайне уважительно и только на «Вы», чем очень импонирует. Да и дома у него тепло и уютно. Всё в красно-золотых тонах, что очень нравится Кану. — Господин Пак, дальше не получится проехать, — неловко отзывается водитель, останавливаясь на дороге, когда она становится гравиевой. — Боюсь не выехать потом. — Нормально, — сухо отзывается Сонхва и выходит первым, как обычно придерживая дверь для полковника. — Идёмте. — Что там находится? — Ёсан кутается в меховой воротник и осторожно ступает по камням. Впереди только множество деревьев, и не совсем понятно, куда они ведут. — Там место, похожее на Вас. — Что? Это как? Генерал ничего более не отвечает. Только продолжает идти вперёд. А Кан следом за ним без лишних вопросов. Он думает о том, что ему уже, на самом-то деле, всё равно куда и как следовать за Сонхва. Он пойдёт за Паком куда угодно, если тот позовёт. А тот позовёт. Очередное чувство, которое Ёсан принимает в себе не до конца, потому что всё ещё считает привязанность и любые чувства к генералу странными. Даже если он уже понял, что они есть. Так или иначе, Кан в любом случае старается анализировать всё то, что внутри и раскладывать это по полочкам. Некоторые истины уже очевидны и неоспоримы. Например, Ёсан свято уверен в том, что Сонхва принадлежит целиком и полностью ему одному. И никто не посмеет это оспаривать. Ни одна живая душа. Даже если Кан не до конца принимает свои чувства, он вгрызётся в глотку любому, кто решит прикоснуться к его Сонхва. За всеми размышлениями Кан не замечает, как Пак уходит метров на десять вперёд, а когда деревья заканчиваются и приходится поднять взгляд, сердце замирает. Ёсан не видел в этой жизни ничего красивее. Сонхва стоит на краю обрыва перед тёмным морем. Светло-серые облака вдалеке кажутся тяжёлыми, как и сама вода, что тихим шелестом разбивается о скалы. Лишь фигура генерала в чёрном длинном пальто кажется невообразимо тонкой и прекрасной. Его чёрные волосы ласково треплет слабый ветер, а затянутый на талии пояс делает очертания ещё более божественными. Пак невозможно красивый. Невероятный. Неземной. У Ёсана буквально дыхание спирает оттого, насколько Сонхва искусство. Этот вид выжигается на подкорках памяти, и Кану жаль, что он не может это никак запечатлеть. Может, когда-нибудь это нарисовать? Жаль, ни одни краски мира не передадут то, что видит Ёсан. Кан не торопится подходить, немного ошарашенно рассматривая самое прекрасное произведение перед собой. Он не хочет приближаться даже когда Пак оборачивается, снимает перчатку и протягивает руку, чтобы полковник подошёл. Ёсан делает это, по пути снимая свою перчатку. Он берёт Сонхва за руку настолько осторожно, словно тот видение и может пропасть. — Я иногда бываю здесь, — начинает генерал. — Когда страхи накрывают с головой и кажется, что ничего не получится и я всего лишь самозванец, то прихожу сюда и смотрю на воду и небо. Они мне видятся настолько величественными и прекрасными, что все проблемы становятся мелкими и решаемыми. Правда, я не был здесь с тех пор, как встретил Вас. У меня просто не возникало такой потребности. Я чувствую себя намного лучше, когда нахожусь рядом с Вами. Мне кажется, в Вас сошлись и небеса, и океан, и вся вселенная, — Пак закусывает губу и слабо хмурится. Он чувствует на себе внимательный взгляд полковника, но не решается озвучить то, что хочет. — Я не встречал никого, кто давал бы мне столько спокойствия и уверенности. Мне часто было тревожнее обычного, когда меня недавно отправили на Восточный фронт. Ситуация была отвратительной, и, может, я устал, а может, слишком… сентиментален, но мысль о том, что мне есть к кому вернуться не позволяла сдаться. То, что сейчас перед нами, просто лужа по сравнению с тем, что я нашёл в Вас, — Сонхва снова делает паузу, подбирая слова и, честно говоря, не рассчитывает на то, что Кан хоть как-то ответит. — Мне правда ужасно жаль, что я присвоил Вас насильственным путём. Ничего в этом мире не поможет мне добиться Вашего прощения, потому что моя вина слишком велика. Я эгоист, который пошёл на поводу у своих желаний. Мне нет оправданий. Но я кладу на алтарь перед Вами не только всё то, что имею и получу, но и себя самого. — Этого достаточно, — Ёсану нечего сказать в ответ. Он предпочитает выражать свои чувства действиями, а не словами, именно поэтому полковник крепче сжимает руку Пака в своей и стягивает зубами вторую белую перчатку. Сунув её в карман, Кан ласково касается пальцами скулы Сонхва, чей взгляд тяжелее и тоскливее этого пасмурного неба. — Почему Вы так смотрите? — Потому что боюсь, что Вы отречётесь от меня. Рано или поздно. — Я последую за Вами в ад, я поднимусь за Вами в небо.///
— Ужасно, почему мы должны ехать на работу в такое время? — нудит Ёсан, пока нехотя тащится за генералом в его столичный кабинет. Он не думал, что пожалеет о своём обещании следовать куда угодно настолько быстро. — Потому что я не был на рабочем месте с начала времён. — А я тут при чём? Времени уже пять часов, рабочий день закончился час назад. — Составьте мне компанию. К тому же, — Сонхва наобум заглядывает в первую попавшуюся дверь и здоровается, тут же продолжая путь на второй этаж. — Вон, посмотрите на них, бухгалтерия вся здесь до сих пор. А тут что? — Пак открывает следующую дверь и здоровается с секретарём юстиции. — И представитель юстиции здесь. Все работают. — Я не все. Да и Вы, вроде бы, тоже не все, если я не ошибаюсь. А я никогда не ошибаюсь. — Я и не прошу Вас работать, я просто посмотрю документы, что лежали на меня в канцелярии. — Хочу домой. — Скоро поедем домой, — Сонхва открывает двери своего кабинета и пропускает сначала Ёсана, что уже привычным движением включает свет. — Вы примите ванну, а я пока приготовлю ужин. — Мх, — Кан проходит к столу и садится на его край со стороны генеральского кресла, тоскливо глядя в окно на столичный проспект. Пак опускается рядом на своё законное место и начинает неторопливо листать документы, быстро пробегаясь взглядом по каждому. Какие-то он откладывает в одну сторону, некоторые сразу подписывает и оставляет в другой стопке. Ёсану же скучно. Он уже не раз рассматривал этот вид из окна, который довольно быстро надоедает от слова совсем. Кан вздыхает, но покорно ждать у него не получается, так что он принимается разглядывать ордена на наградной ленте генерала. Сколько раз полковник видел эту форму, но ни разу не рассматривал внимательно. Медаль «За заслуги на фронте», орден «Героя Юга», орден «Южной звезды», орден «Сияющей храбрости», орден «Пылающего духа», крест «Упавшего неба», крест «Духовного ветра», даже крест «Бесконечной доблести», который выдаёт лично консул. И это не считая тех медалей и более мелких орденов, которые Сонхва хранит дома в коробке из-под печенья. Кан протягивает руку и незатейливо бьёт пальцем по нижнему сегменту одного из орденов, что крепится кольцом к основной части и свободно висит. Он издаёт негромкий металлический лязг и игриво поблёскивает серыми камнями. Далее внимание Ёсана переключается на висящие на той же ленте цепочки между некоторыми орденами, но тут уже Пак перехватывает его руку. — Душа моя, — он несколько раз нежно целует пальцы Кана, а после убирает его руку от ленты. — Это отвлекает, я уже третий раз пытаюсь прочесть, о чём здесь просит Сан. — Ну так не читайте, — Ёсан нагло забирает документы из рук генерала и хочет сам прочитать, что там пишут, но теперь уже его отвлекают. — Вам так уж не сидится? — Сонхва поднимается со своего места, задёргивает тяжёлые шторы и подходит вплотную к своей звёздочке. Он бы взял обратно бумаги, но полковник заводит с ними руку назад и упирается ею в стол за своей спиной. — Господин Кан. — Что? — Ёсан несколько игриво улыбается и вскидывает подбородок. Он не противится, когда Пак разводит его колени и почти вжимается, заводя руки за родную спину в попытке забрать бумаги. Кану что угодно сейчас интереснее и веселее, чем просто ждать. В конце концов он может себе позволить такую шалость, как не давать генералу работать. — Чем быстрее я всё закончу, тем быстрее поедем домой, — Сонхва прекращает попытки отобрать документы, когда замечает чужую улыбку и в очередной раз за день искрящееся игривое настроение. — А я при чём? Заканчивайте, — Ёсан не глядя выбрасывает бумаги на пол где-то позади себя и неторопливо обвивает шею Пака руками. Он медленно, словно кот, прогибается в пояснице и прижимается грудью к генералу. — Вы мне только что вдвойне усложнили задачу, — Сонхва не может отказать себе в удовольствии положить руки на самые прекрасные бёдра на свете и мягко их сжать. — Всё ещё не понимаю, чем я Вам мешаю, — Кан самодовольно ухмыляется, пока наивно хлопает ресницами и чуть шире разводит ноги. Ёсана забавляет, что этот весь из себя серьезный генерал в любой момент времени готов отвлечься на его персону. — Вы невыносимы. Пак не выдерживает подобного давления и вздёргивает подбородок своей звёздочки двумя пальцами, после чего тут же немного грубо целует. И, на своё удивление, сталкивается со встречной агрессией и желанием, когда Кан резко сильнее прижимается и начинает напористо углублять поцелуй. Видит Бог, Сонхва пытался сдерживаться и заниматься работой, но подобное поведение и провокации просто не оставляют и шанса. Генерал позволяет углубить поцелуй и искренне наслаждается тем, как мокро и глубоко его целует Ёсан. Он влюблён в эти моменты, когда Кан ведёт. Это настолько возбуждает и сносит крышу, что Сонхва готов и в поцелуе уступить, и на колени опуститься, и произнести «господин Кан» без фамилии. И всё бы хорошо, но короткий стук в дверь, что сразу распахивается, заставляет отстраниться. — Извините, господин генерал, — секретарь юстиции спешно заходит в кабинет и шокировано замирает. — Пока Вы здесь… Ёсан сразу же отпускает Пака и тот хочет отойти, но одна из его цепочек на наградной ленте, которую несколько минут назад трогал полковник, как-то неудачно цепляется за его орден. Сонхва пробует отцепить свою цепочку от ленты Ёсана, но понимая, что в спешке этого не сделать, просто обнимает одной рукой Кана и прижимает его к себе, поднимая взгляд на довольно молодую девушку. — Что Вы хотели? Я Вас слушаю, — абсолютно серьезно как ни в чём не бывало произносит генерал, пока Ёсан, как ему кажется, готов со стыда сгореть. — Я… я хотела, чтобы Вы подписали договор, пока Вы здесь, — неуверенно говорит она и мнётся, пока сама краснеет от неловкости. — Можно? Или лучше позже зайти? — Нет, давайте сюда. Кан поднимает немного испуганный взгляд, а после утыкается носом в шею генерала, что не выпускает из объятий. — Вот, это срочно, и они лежат уже почти два дня… Простите, что я так зашла, — секретарь подносит бумаги и сразу же кланяется в извинениях, как только генерал их забирает. Сонхва быстро просматривает все позиции документа и сразу возвращает его девушке. — Впишите под каждую позицию инвентарные номера, они должны быть не за балансом. Как только исправите, приносите на подписание, потому что без номеров бухгалтерия не примет. — Да, сделаю, — секретарь забирает и ещё раз кланяется. — Ах, чуть не забыла! Сегодня в районе обеда пришёл указ от Консула на Ваше имя и Имя господина Кана. Завтра состоится наградной приём. Я направила указ непосредственно в Вашу часть, на Ваш домашний адрес и сюда в канцелярскую ячейку. Заберите его там, где Вам будет удобно. — Хорошо, заберу, — кивает Пак и продолжает делать максимально серьёзное лицо. Секретарь кланяется ещё раз, и когда собирается покинуть кабинет, Сонхва окликает её. Он бросает ключ от кабинета и та неумело, но ловит. — Закройте, пожалуйста, дверь, а ключ подсуньте под щель снизу обратно в кабинет. — Да, хорошо, — та снова краснеет, но быстро выходит и делает так, как попросил генерал. Пак отстраняется только тогда, когда ключ возвращается в кабинет. На лице Ёсана намешан целый спектр эмоций, который довершается красными кончиками ушей. Ему и стыдно, и неловко, и невообразимо приятно, что Сонхва защитил и успокоил своими объятиями, не стесняясь их положения. Само очарование, которое за считаные секунды стирается привычным равнодушием и спокойствием. Пак не забудет эти мимолётные прекрасные эмоции. — Итак, — теперь уже генерал усмехается. Он всё же отцепляет свою цепочку от ордена Кана и вскидывает бровь, когда тот слазит со стола. — Куда Вы собрались? Теперь точно никто не помешает нам выяснить кто кому мешает работать. — Разве Вы не хотели закончить всё как можно быстрее? Вы не должны отвлекаться на подобные вещи. — Да что с Вами не так? — Сонхва вжимает уже абсолютно спокойного Кана поясницей в собственный стол и чуть ли не рычит. — Весь день меня провоцируете, — генерал снова стискивает в объятиях и глубоко вдыхает запах своего мальчика. — А Вы не провоцируйтесь, — равнодушно констатирует Ёсан и хочет отстранить Пака, но тот лишь зарывается носом в волосы и продолжает прижимать к себе. — Успокойтесь и отпустите меня. — Успокоиться? После всего? Сонхва возбуждён. Возбуждён морально так сильно, что кажется, будто ещё немного и сердце остановится от слишком сильного желания, что разгоняется по крови небольшой дозой адреналина. Он несколько раз целует шею и скулу Кана, но тот лишь отклоняется назад. — Я не буду заниматься с Вами сексом на рабочем месте, — Ёсан флегматичен и безэмоционален, хотя внутри черти продолжают плясать и радоваться оттого, что он всё ещё творит с генералом. Нет ничего слаще власти над этим человеком. — Вот как? — Да. — Хорошо, — Сонхва нехотя ослабляет хватку, но по-прежнему не может отстраниться. Ему кажется, что это непосильная задача. — Да, да… Я не смею Вас касаться в таком случае. — Вы настолько меня хотите, что не можете даже убрать руки? — Кан снисходительно улыбается, пока снова упирается рукой в стол за собой и отклоняется назад ещё сильнее. — Кажется, я и правда переборщил? — Немного. — Генерал, — Ёсан сияет обворожительной улыбкой и свободной рукой проводит по его плечу вниз, через талию на бедро. — Могу предложить только подрочить на меня. — Это я и так делаю, когда Вас нет, — хмыкает Сонхва и плавится из-за Кана. Он слаб перед ним настолько, что старается об этом не думать. Не существует настолько сильных чувств к людям. — Даже и не сомневался, — Ёсан одной рукой непринуждённо расстегивает наградную ленту, а после и пуговицы длинного пиджака генерала. — Но либо так, либо успокаивайтесь и терпите до дома. Сонхва ничего не отвечает. Он не совсем понимает Кана и точно ли тот не против подобного. Хотя, наверное, раз сам предлагает, то всё в порядке. — Давайте так, — Ёсан бесцеремонно стягивает чужой галстук и ведёт пальцами по пуговицам рубашки вниз, к паху. — Пока я буду делать Вам приятно Вы не будете меня раздевать или принуждать к большему. Вы можете только целовать меня и касаться. На этом всё. — Вы хотите поиграть со мной? — Пак сглатывает густую слюну, стараясь игнорировать пальцы, что сжимаются на полувставшем члене через ткань брюк. — Да, но играть Вы будете по моим правилам. Или идите к чёрту. — Это жестоко, но я согласен. — Вот и хорошо, — Кан сначала не может отказать себе в удовольствии накрыть член ладонью и, ласково поглаживая, ощутить, как тот твердеет. Только потом он расстёгивает ремень и наконец достаёт. Ёсан сплёвывает себе на ладонь, обхватывая ею головку и распределяя по всей длине. Второй рукой же он расстёгивает пуговицы белоснежной рубашки генерала. — А вот дома я позволю Вам сделать всё так, как захотите Вы. Можете даже оттрахать меня только в своё удовольствие, никак не задумываясь обо мне. — Я всё ещё не понимаю, что с Вами сегодня не так, — Сонхва без лишних церемоний со всем своим желанием впивается в губы полковника, раз тот великодушно разрешил продолжить поцелуи. Их много не бывает. И этот раз углубляет и ведёт в поцелуе он, пока Ёсан податливо приоткрывает губы. Чуть позже полковник начинает жалеть о том, что позволил Паку целовать, ведь тот жаден, ненасытен, и очень тяжело не возбудиться из-за его жара. Кан не учёл, что даже если он не хочет Сонхва на рабочем месте, то это не значит, что он не хочет его совсем. Ещё и пока мягко надрачивает генералу. В какой-то момент Ёсану приходится абстрагироваться от всех мыслей и изо всех сил стараться не заводиться. Кто бы знал, насколько это оказывается тяжёлой задачей, которую чтобы не провалить, Кан всё-таки завершает поцелуй. Он отворачивается и жмурится, потому что Сонхва сразу же переключается на открытые участки шеи и ушко. Даже если у Ёсана не такие чувствительные уши, ему всё равно тяжело терпеть то, как Пак посасывает и кусает мочку. Невозможный. Как бы не проиграть в собственном раунде. Кан изо всех сил пытается ровно дышать и не поддаваться желаниям, пока Сонхва старательно отвлекает блуждающими поглаживаниями рук по талии и бёдрам. Паку невероятно тяжело терпеть все нахлынувшие желания. Ёсан без одежды — крайне сексуален, недоступный Ёсан в одежде — безумно сексуален и не оставляет никаких шансов. Сонхва хочется выть от поставленных запретов, но желания Кана на первом месте, и он не посмеет тронуть того. Разве что генерал всё-таки вытаскивает заправленную в брюки рубашку его мальчика и усмехается, когда тот шипит. — Я Вас не раздеваю, не урчите, — Пак залезает рукой под ткань и с дрожью в пальцах касается любимой талии. Сонхва не выдерживает этого положения. Он убирает руку Кана от себя и опускается перед ним на колени, все той же рукой задирая рубашку и пиджак. Ёсану хочется сквозь землю провалиться, когда он видит, как Пак принимается целовать его пресс, пока уже собственноручно продолжает себя ласкать. Это настолько горячо и развратно, что полковник не понимает, как ему удаётся сдерживаться. Кан только упирается двумя руками в стол позади себя и для удобства ставит ногу на бедро Сонхва. — Блять, — Пак невольно рычит и сжимает себя у основания, чтобы не кончить от мысли, что Ёсан может так спокойно наступить на него. Генерал настолько слаб и ничтожен перед Каном, что ещё немного — и раскрошится от этого тяжелого тёмного взгляда сверху и непринуждённой, но абсолютно властной позы. Как Ёсан может выглядеть таким расслабленным, ничего не делать и разрушать до фундамента, до пыли? Сонхва вылизывает его пресс и с огромным удовольствием обводит кубики языком, почти не двигая своей рукой на члене. Он на грани, но кончать так быстро совсем не хочется. Зато хочется ещё Ёсана, ещё его взглядов, ещё его внимания. Спустившись чуть ниже, Пак проводит кончиком носа по очертанию полувставшего члена, на что Кан сразу зарывается в его волосы рукой и оттягивает. Однако тут Сонхва непокорен. Он вопреки боли насильно приближается и трётся щекой. — Прекратите, — Ёсан закидывает голову назад и закусывает губу. Он в аду, и генерал на коленях, что трётся щекой о член — сам Сатана. — Я сказал хватит. — Вы даже не хотите, чтобы я Вам отсосал? — Пак чуть хмурится, когда полковник ещё сильнее оттягивает за волосы от себя. Приятная боль, которая в этом положении заставляет пасть перед Каном ещё ниже. — Не раздевать меня и не принуждать. Забыли? — Я просто спрашиваю, душа моя. Разве я плохо делаю минет? Мне казалось, Вам нравится. — Мне нравится, — Ёсан ухмыляется и снова переводит взгляд на генерала. Он зачёсывает его волосы назад и умиляется плывущему пьяному взгляду, полному обожания. — Но я снова сорвусь и оттрахаю Вас в глотку. — Сделайте это, — Сонхва закусывает губу и чуть ли не скулит от того, как хочет взять в рот у такого Ёсана. — Во-первых, мы всё ещё на работе, где несмотря на время половина штата на месте. Кто-то может услышать мои или Ваши стоны. А Вы очень громкий и ни черта не сдерживаетесь, когда я делаю это, — Кан гладит по волосам и чувствует, как его щёки горят. — Во-вторых, Вы позволите сделать с Вами всё, а после ваше заплаканное лицо будет не только в слезах, но и моей сперме. В принципе, эти следы можно быстро убрать, но не Ваши раскрасневшиеся губы и далекий отсюда взгляд. Не хочу, чтобы Вас в подобном виде лицезрел кто-то ещё кроме меня. Вы только мой. — Только Ваш, — судорожно выдыхает Пак и упирается лбом в низ живота Ёсана. Он всё же делает последние движения пальцами и кончает себе в руку, с силой сжимая родную талию. Ёсан не может понять, почему ему всё это кажется абсолютной нормой. Впрочем, если всем всё нравится, то разве это важно? Да и кто бы знал, как потрясающе выглядит Сонхва на коленях с растрёпанными волосами, расстёгнутой рубашкой, сползшим с одного плеча под тяжестью ленты пиджаком и загнанным дыханием через рот. — Боже, я заставлю Вас сегодня плакать от удовольствия и переизбытка чувств, — выдыхает генерал, когда немного приходит в себя. — Я уже готов это делать. Но сначала ванна и ужин. — Да, моя душа.