У Мингю складывается ощущение, что в его доме поселился самый настоящий большой хищный кот. Джонхан очень много спит, ест, ластится, бездумно смотрит в окно и сбегает, если кто-то чужой приходит в гости. Вот и весь его спектр занятий спустя три дня после ранения. И как самого настоящего хищника, Юна было очень тяжело уговорить добровольно поехать домой. Он продолжал смотреть недоверчивым зверем и нехотя шёл на контакт, учитывая даже то, что Мингю первый, кого подполковник увидел после наркоза. И всё из-за ранения. Дыра в плече заставляет чувствовать себя уязвимым и слабым, что означает отсутствие возможности вести игру по своим правилам. Отвратительное ощущение упущенного контроля над всем. В таком состоянии Джонхан не может гнуть свою линию и всё, что ему остаётся — это довериться врачам или кому-то из близких. Но из точно близких только Вону, который сейчас нужен Ёсану и сам Ёсан, занятый наведением порядка в аппарате власти.
У Юна не было выбора, потому что оставаться в госпитале слишком невкусно для и без того избитого морального здоровья. Ему снова приходится довериться Киму и позволить взять себя на руки, отвезти домой и принять заботу. Джонхан не понимает, почему дорогие подарки от самых разных личностей в виде украшений с бриллиантами, домов и квартир по всему миру, или же крупные суммы на счета ему принимать в разы легче, чем элементарную заботу от Мингю. Тот бережно обрабатывает рану, готовит, общается и, самое главное, не относится с жалостью. От силы подбадривает, уверяя, что это ранение — не проблема, а небольшая временная трудность, не более, и нет необходимости переживать. Это успокаивает, и спустя несколько дней Юн позволяет себе расслабиться и отпустить все переживания.
Мингю же абсолютно не рад тому, что у Джонхана будет ещё один шрам, однако наблюдать за ним в этот период очень занимательно. Тому больно даже под сильными анальгетиками, но вопреки этому Юну абсолютно не лежится и даже не сидится на месте долгое время, хотя засыпает он по несколько раз на дню. Джонхан ходит следом за Кимом, пока тот готовит, и ругается на боль в плече, а после умудряется задремать за столом в ожидании обеда; изучает библиотеку Мингю и ловит сон на мохнатом ворсистом ковре; обсуждает с майором всё на свете, лёжа у того на плече, и зевает не от скуки, а от сонливости. Ким впервые встретил человека, что может так много спать днём и это никак не повлияет на ночь: Юн крепко спит с позднего вечера и до обеда. И так дни напролёт.
— Эй, спящий красавец, — Мингю проходит в свою спальню и слабо улыбается, глядя на сонное чудо, сидящее поверх одеяла. — Пора жить жизнь. Половина первого, бьёшь свои рекорды.
Как всегда, Джонхан уже поднимался рано утром, но по старой привычке улёгся обратно. Он фокусирует взгляд на Киме и вскидывает подбородок, когда тот садится на край и тянется к собственной рубашке на чужом теле.
— Самое большее было до пяти часов дня. Правда, я потом не мог уснуть до поздней ночи, — Юн тоскливо смотрит на руки и сам одной рукой стягивает с себя рубашку.
— Сбитый режим — это вредно, — осторожными движениями Мингю развязывает бинты и совсем аккуратно начинает разматывать их.
Ким заметил, что Джонхан боится любых манипуляций с его телом и шипит от малейшей боли, зато не боится один запираться в зале с восьмью гвардейцами.
— Это не режим, — Юн снова поднимает глаза на лицо майора и принимается пристально его рассматривать. Тому абсолютно комфортно под пытливым взглядом, и это подкупает. — Я могу всё проспать, если меня ничего не потревожит и не разбудит. Кроме утреннего подъёма часов в семь.
— Твои биологические часы не безнадёжны.
— Это правда, — с судорожным вздохом Джонхан морщится, когда Мингю начинает обрабатывать рану и отворачивается. Отвратительный запах чистого спирта. — Боже, когда это всё закончится?
— Совсем скоро всё заживёт. Мои дураки тоже иногда ловят осколки или пули, так что мне приходилось уже сталкиваться с такими ранами и наблюдать за их заживлением, — Ким говорит совсем мягко, улыбаясь и с осторожностью продолжая своё дело. — Хочется иногда неиронично повесить памятку в части, что брошенная граната должна убить кого-то ещё помимо них. Ничего страшного, это быстро пройдёт.
— Хочу пахнуть своим запахом, а не этим спиртом и прочими медицинскими штуками, — Юн ноет и жалобно хнычет, театрально смахивая слезу. — Это совсем не сексуально.
— Твоя сексуальность никуда не убавилась с отсутствием парфюма, — Мингю смеётся и искренне не понимает, как можно с периодически открывающейся раной в плече думать о подобном. Он снова перебинтовывает поперёк грудь и плечо отточенными движениями и игнорирует пристальный взгляд. — Ты до одури притягателен и сейчас.
— Неправда.
— Нет, правда.
— В ком из нас ты не уверен?
— Во всех? — Джонхан закусывает губу и с тоской смотрит на мужчину, который кажется желанным, и тактильный голод ещё сильнее к нему тянет, но уверенности, и правда, нет.
Ни в своём бледном внешнем виде с отвратительным больничным запахом, ни в Киме, которому, как и другим, скорее всего не нравится неухоженный внешний вид без лоска и шика.
Тяжело выдохнув, Мингю смотрит с бесконечной нежностью и теплом, понимая, что имеет в виду Юн.
— Могу я тебя поцеловать? — Ким откладывает на пол коробок с принесёнными баночками и бинтами.
— Да?
— Ты не уверен?
— Нет, я просто не совсем понимаю, почему ты спрашиваешь.
Мингю не комментирует, а лишь подаётся вперёд и мягко целует нежные тёплые губы. Джонхан отзывчиво отвечает сразу и если бы у него был хвост — тот бы уже мотался по кругу. Ким впервые его целует за эти дни, и это наполняет душу теплом и блестящей радостью. Юну безумно важны прикосновения, объятия, поцелуи и прочее, и жить без них рядом с тем, кто может их дать, несколько мучительно.
Джонхан не позволяет углубить и отстраняется первым, здоровой рукой немного отталкивая Мингю от себя. Он, приподнимается и перекидывает ногу через бёдра Кима, становясь над ним на коленях. И даже получается натянуть на лицо привычную надменность и смеющийся взгляд, но то ли плечом ведёт как-то не так, то ли левую руку не так поднимает, что всё простреливает острой болью.
— Да твою ж, — Юн вскрикивает и падает обратно на кровать, делая этим самым ещё больнее. Он хватается правой рукой за плечо и со злостью и слезами на глазах смотрит в потолок. — И за что мне всё это?
— Ты неисправим, — Мингю негромко смеётся и осторожно нависает сверху, с интересом рассматривая сердитый взгляд. — Просто дай себе время.
— Хочу тепла, и поцелуев, и чего-нибудь неприличного, — Джонхан всхлипывает и кладёт ладонь на плечо, несильно сжимая. — Я что, так много прошу?
— Послушай, как только выздоровеешь и если захочешь, — Ким опускается чуть ниже и снова легко целует. Он проводит по губам языком и когда те приоткрываются, углубляет поцелуй. Из прошлых их встреч Мингю заметил, насколько сильно Юн любит глубокие неторопливые поцелуи, потому сейчас самое время. Правда, с небольшими перерывами. Совсем немного отстранившись, с наглой улыбкой Ким продолжает: — Я сделаю с тобой всё то, что пожелает твоя фантазия. Все самые неприличные вещи, — после этих слов он снова припадает ненадолго к губам, улыбаясь покорности и отзывчивости. Мингю не уверен, что может говорить подобные вещи в их «дружеских» отношениях, но раз Джонхан льнёт ближе и с готовностью отвечает, то продолжает. — Я слишком боюсь сделать тебе сейчас больно и потревожить лишним вниманием твою душу и тело, но милый, — майор опускает одну руку на талию и ласково сжимает её пальцами, а сам снова с удовольствием рвано целует губы, чередуя это с последующими словами. — Это не значит, что мне не приходится использовать всю свою выдержку, чтобы не лезть к тебе. Ты самый красивый, — он неторопливо спускается ниже на подбородок и к шее.
— Что значит «самый»? — Юн довольно улыбается и обнимает за шею одной рукой. Он прикрывает глаза и немного откидывает голову, открывая шею. — У тебя какой-то рейтинг, где есть кто-то ещё? «Самый» красивый из кого? Ты смотришь на кого-то помимо меня?
Джонхан негромко смеётся и не говорит всерьёз, а скорее незамысловато заигрывает. Он и не думает, что кто-то может смотреть только на него, однако может позволить себе подобную вредность.
— Смотрю, но не вижу, — Мингю с усмешкой спускается поцелуями на шею и мягко впивается в неё зубами. Не до боли. Так, чтобы Юн почувствовал клыки и предсказуемо задрожал в руках. — Забыл уже как кто выглядит, потому что в моей постели который день ты. Да к чёрту весь мир, я и правда готов смотреть на одного тебя. Ты и есть мир.
— И многим ты уже говорил подобное? — Джонхан тяжело выдыхает и облизывается, когда рука с талии медленно ползёт вниз. Плечо ноет тупой болью, но не так сильно, как ноет потребность в подобном внимании.
— Ещё не многим, но готов сказать всем, — Ким густо усыпает поцелуями шею и не спускается на второе плечо. Не только потому, что слишком осторожничает, но ещё и потому, что лучше больше внимания уделить шее. Она у Юна до чёртиков чувствительная, потому совсем медленно проводит языком и впивается зубами.
— Всем?
— Конечно всем, — приподнявшись, Мингю крайне внимательно смотрит в глаза. — Я бы с огромной радостью всем сказал, что ты для меня целый мир.
Джонхан лишь хлопает ресницами и приподнимает брови. С одной стороны он не готов к подобным вещам и вроде бы дал понять Киму, что никак в них не заинтересован. А с другой стороны, чего это не заинтересован? Какое право он имеет размышлять так, будто их жизнь бесконечна? В целом война, можно сказать, окончена, и та опасность, что останавливала Юна в прошлый раз миновала. Так чего телиться?
— Ловлю на слове, — Юн с нежностью проводит рукой по загривку и расплывается в улыбке. — Поцелуй ещё?
Мингю не тот, кого нужно просить дважды. Он счастлив, что его перестают сторониться и убегать. Ни с чем не сравнимое чувство, когда далёкая сумасшедшая мечта достать светило с небосвода перестаёт быть мечтой, и эта самая настоящая звезда сияет в руках. Майор готов посвятить этой звезде жизнь, время и всего себя, а та просит всего лишь поцелуя и внимания. Ким снова целует, медленно и тягуче, и даже далёкий стук в дверь не отвлекает от сладких губ. Да и Джонхана, тающего от глубокого поцелуя, он не особо беспокоит. Первые два раза. На третий раз Мингю раздражённо приподнимается и осторожно слазит с кровати, направляясь к входной двери.
— Если это опять мои офицеры припёрлись, скажи им, что меня нет, — бубнит вслед Юн и дёргает на себя одеяло.
Он укрывается с головой и довольно улыбается. На удивление, на следующий же день после ранения в дом Кима подобным образом пожаловали некоторые подчинённые офицеры Юна с требованием увидеть командира и удостовериться, что с тем всё хорошо. Джонхан никогда не думал, что его будут ценить собственные солдаты и беспокоиться о здоровье своего командира. Вроде бы ни с кем не был особо близок, хотя и никогда не мешал никому работать. Неужели этого достаточно? Мингю сказал, что ещё вполне вероятно, что после их с Каном эффектного взятия Ассамблеи они теперь на уровне народных героев, чья репутация теперь автоматически на высшем уровне. Возможно. Юн даже не думал о том, кто он теперь.
Все мысли пропадают, а одеяло слетает на половину кровати Кима, когда Джонхан отдалённо слышит голос Ёсана. Тот приезжает каждый день и даже сразу после Ассамблеи ещё в красном костюме и с короной в руках явился в больницу, но слава богу Мингю смог того спровадить домой и убедить в необходимости отдыха. Всё равно после операции Юн пришёл в себя только поздно ночью. Сейчас же он накидывает рубашку и неуклюже слезает с кровати.
— Какого чёрта ты бегаешь по дому? — Кан расстёгивает пальто и вскидывает бровь, когда Джонхан запрыгивает на диван и морщится от вероятной боли в плече.
— Я рад тебя видеть, дорогой.
— И я рад, — Ёсан проходит, как к себе домой и опускается в кресло напротив, не снимая верхней одежды. — Как ты? Что-нибудь нужно?
— Что-нибудь будешь? — Ким обращается к новому правителю, что сам попросил говорить на «ты», пока проходит на кухню.
Впрочем, они успели подружиться, а Джонхан, как что-то общее, объединяет ещё больше.
— Нет, спасибо, я ненадолго.
— Всё прекрасно, милый. Ты скоро уйдёшь? Лучше расскажи, как у тебя дела. Чем ты сейчас занят? Я тебе нужен?
— Думаешь, ты когда-нибудь будешь не нужен мне? — Кан достаёт из кармана небольшую записную книжку и спешно пролистывает. На него столько свалилось, что всё не упомнить. Впрочем, Ёсан справляется со всем так, словно у него за спиной двадцатилетний опыт управления страной. — Да, я скоро уйду. Мне сегодня нужно встретиться с политическими заключёнными и понять, кто и за что попал за решетку. В целом затем, чтобы отобрать северных офицеров и вернуть их домой. Мне же завтра в северную столицу вылетать, хочу сразу предоставить информацию о тех, кто вернётся. И я вот по какому вопросу: кого мне взять с собой? Я не хочу брать военных, но мне всё равно кто-то нужен в сопровождение.
— Можно с тобой?
— Никаких «со мной» до полного восстановления, — Кан добродушно смеётся и не может не умилиться с расстроенной мордашки Юна. — Впрочем, у меня есть для тебя не менее важная просьба. Я и правда никому это не доверю, кроме тебя.
— И что там? — расстроенно тянет Джонхан и не скрывает поникшего взгляда. Ему грустно, когда его сбрасывают со счетов, даже если это необходимо для него самого.
— Моя коронация состоится примерно через двадцать дней после того, как я улажу первостепенные вопросы с Севером и ты восстановишься. Никто кроме тебя меня не будет короновать. Но я не могу сделать это с короной прошлых Консулов, — Ёсан снова опускает глаза в блокнот и перелистывает несколько страниц. — Мне нужна новая корона. Сможешь позаботиться о её дизайне?
— Дизайне? — Юн задумчиво опускает глаза и ещё раз повторяет это слово, чтобы воссиять и вскинуть горящий взгляд. — У тебя будет самая шикарная корона за все времена! Ни одного цветного камня, только чистейшие бриллианты! Чтобы сияли, как звёзды, и были под стать тебе! Да, я знаю ювелира, кто сможет это сделать. Ты уже был в кладовой Консула?
— Ещё нет. Вот собирался послезавтра, — Кан слабо улыбается и с нежностью любуется воодушевлением своей путеводной звезды.
— Нет, поедем в кладовую завтра с утра, а вечером отправлюсь в Северную. Мингю, — Джонхан повышает тон, и тот высовывается с кухни. — Полетели со мной в Северную завтра днём?
— Куда?
— В Санкт-Петербург. Нет, сначала во Владивосток, а оттуда уже–
— Погоди, — Ёсан хлопает глазами и испуганно смотрит на Юна. — Куда ты со своей раной полетишь?
— Да всё нормально, я на обезболивающих прекрасно себя чувствую. Завтра с утра посмотрим, что из драгоценностей прошлой королевской семьи пустить на внешние торги, что оставить в кладовой, что я заберу для короны и с этим же тогда отправимся в Северную.
— И что оставить для Джису, — Ёсан уставши вздыхает и карандашом переписывает своё расписание. — Тогда я с утра за тобой заеду. Ты уверен, что такая активность не будет тебе во вред?
— Уверен, я прекрасно осознаю себя.
— Ты буквально несколько раз в день чуть ли не плачешь от боли, — Ким возвращается с кухни и опускается в кресло напротив Консула. — Уверен, что…
— А ну молчать, каналья! Ты видел что-то там? — Джонхан внаглую перебивает и недовольно смотрит. — Я уже не умираю. Всё в порядке будет. К тому же я тебя кое с кем познакомить хочу, так что не канючь.
Мингю устало трёт переносицу и пару раз кивает. Он соглашается, но совершенно не понимает как сберечь настолько непреклонного, бесстрашного и свободолюбивого человека. Каким бы искусным бойцом ни был Юн, но всё его тело покрыто шрамами различных размеров и он уже принимает боль, как данность. То, что просто нужно пережить, закрыв глаза на вытекающие неудобства. Как можно спорить с сильнейшим человеком, которого встречал в своей жизни майор? Кем нужно быть? Такой ослушается и пошлёт к чёртовой матери всех богов, не говоря о смертных. Ким не может пока что дать себе ответ и подобрать верное поведение, потому решает просто позаботиться и поддержать, насколько это возможно. Это не мальчишка, требующий пристального внимания — это крылья революции, воздвигшие на престол своего собственного монарха.
Иногда Мингю всё ещё не может осознать, что сам Фобос собственной персоной просит у него по вечерам травяной чай, отбирает по ночам одеяло и незамысловато болтает с Деймосом о новой политике.
— Хорошо, значит, вы в Северную, — Ёсан тоже не видит смысла отговаривать от чего-либо. — Так а кого мне взять с собой на переговоры помимо Вону?
— Возьми с собой Чунджи, — Джонхан подбирает ноги под себя и морщится от неугомонной боли. — Он хороший мальчик, ему можно доверять. К тому же, в случае чего, он сможет тебя защитить. Если два года назад Чунджи тягался со мной почти на равных, то сейчас он ещё сильнее. И Джейби можно взять. Это тот немногословный красавчик, который как раз был вместе с Чунджи перед награждением у Тэхёна. Только нужно сначала обговорить с ними условия твоего сопровождения. А вообще я бы нанял их на государственную службу. Нечего таким талантам шататься бесконтрольно. В общем, я поговорю с ними. И с другими элитными, пока они не разбежались.
— А могут?
— Конечно, уверен, Соён уже собрала чемоданы и ждёт, пока ситуация уляжется и возобновятся перелёты.
— Я хотел полностью распустить Консульскую гвардию. Они мне не нужны. Может, тогда вместо них собрать твоих коллег?
— Можно попробовать, но будь готов к тому, что они даже нам с тобой выставят каждый свои условия, — Юн смеётся и с неким умиротворением смотрит на Ёсана. Ему невероятно важно видеть то, что Кан сейчас в относительном порядке. Конечно, потому что его сильно отвлекают от внутренних переживаний заботы о такой вещице, как страна, но это лучше, чем видеть перед собой кровоточащую душу. — Но таких, и правда, лучше держать рядом с собой. Один я чего натворил.
— Согласен. Думаю, мне хватит такого небольшого сопровождения. Вряд ли Север хочет продолжения конфликта.
— Ну-у, мне кажется, что количество неважно, — Джонхану не сидится: он меняет позу и усаживается по-турецки. — Даже если ты приедешь в северную столицу с тысячей человек, если они захотят, то на своей территории перебьют всех.
— Я тоже так считаю. А крайне небольшая делегация наоборот может послужить жестом доверия, — Кан поднимается с кресла и смотрит на часы, сверяясь со временем. — Всё, я пойду. Если хочешь, вечером зайду на подольше.
— Да, — Юн расплывается в улыбке и не может не любоваться своим мальчиком, направившимся на выход. — Заходи. Кстати?
— М?
— Каково тебе от мысли, что почти два года назад ты прибыл с Севера обычным капитаном разведки, а завтра ты вернёшься в родную страну в роли южного Консула с целью окончить войну?
Ёсана смешат эти слова. Он останавливается и оборачивается, зачёсывая уложенные волосы назад.
— Так я ещё и занял этот пост по поддельному имени. Чувствую себя океаном, — Кан только недавно понял, о каком потенциале говорил Пак. Нет ничего более мягкого и гибкого, чем вода, но стоит ли пытаться оказывать ей сопротивление? Ёсан ощущает в себе безмерную дерзость, могущество, коварство и затаённую опасность океана. Он останется обходителен и дружелюбен с друзьями, он снесёт любого, кто не побоится проявить враждебность. — Я рад, что Сонхва позаботился и все мои документы и дела на севере были уничтожены. Не представляю даже как на последние новости отреагировали те, кого я знал на родине. Это всё так… забавно?
На этих словах Кан подмигивает Джонхану, что заливается хохотом и тут же хватается за плечо. На этом Консул покидает дом Кима.
— Слышал? Забавно ему! — Юн смеётся сквозь боль и смахивает слёзы. — Ты же не против, что я сказал ему вечером зайти? Не хочу, чтобы Ёсан оставался лишний раз со своими мыслями.
— Нет конечно, что за вопросы? — Мингю потягивается и тоже опускает взгляд на часы. — Я тогда ещё успею чего-нибудь к ужину интересного добыть.
— Ну слава богу. Меня радует, что новая работа его отвлекает от какой-то части переживаний. Хотя бы за это сейчас не беспокоюсь.
— Это точно. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось.
\\\
— Ты себе ничего не отморозишь? — Ким косится на своего спутника, что летящей походкой вышагивает в одной шёлковой рубашке и накинутом только на плечи пальто от самого самолёта до здания аэропорта.
Пройтись ему, видите ли, хочется в самую непогоду.
Северная страна встречает метелью, вьюжным воем и крупными хлопьями снега. Они прилетели позже запланированного из-за непогоды, но Джонхана, кажется, это ни разу не огорчает.
— Не беспокойся, — Юн широко улыбается и выглядит в этой снежной истерике абсолютно очаровательно. — Я люблю такую погоду.
Волосы разлетаются от ветра, а ресницы белые из-за снега. Но больше всего поражает то, как тот игнорирует мороз и пронзительный ледяной ветер. Мингю зарывается носом в меховой воротник и ждёт, когда эти двести метров до входа в здание закончатся. Наконец, Ким распахивает перед Джонханом стеклянную дверь международного аэропорта, что изменил своё расписание из-за их визита, и заходит следом.
Внутри по обе стороны вдоль всего зала через каждые метра три выстроены военные со служебными собаками — и более ни одного посетителя, — а все остальные рейсы перенесены. Впрочем, погода и так нелётная.
— Не понял, — Мингю расстёгивает несколько верхних пуговиц и мимолётно оглядывает овчарок: все, как одна! — Они пытаются нас впечатлить или напугать?
— Забей, — Юн даже не обращает ни на кого внимания. — Это русские, и это их суть. Они делают всё, что ты сказал, но неспециально.
— У них шикарные овчарки.
Обычные смертные проходят все пункты досмотра и контроля, но новоприбывших никто не задерживает. Напротив, их встречают почтительным жестом в виде множества дозорных и атмосферы абсолютного доверия и безопасности. Никто не спрашивает, что у Мингю в чемодане. Хотя единственный встречающий, может, и поинтересуется.
В самом конце огромнейшего зала, на выходе, их ждёт невысокая девушка в лоферах на высокой платформе. Ким видит в ней офицера или ещё какое важное для политики лицо, раз её доставили сюда в абсолютном комфорте и тепле. Кто же ещё в такую погоду будет надевать такую обувь с открытыми щиколотками? Кроме Джонхана, конечно. У них похожий стиль. Она тоже в длинном расстёгнутом пальто с шикарным меховым воротником, по которому ниспадают блондинистые волосы, зачёсанные назад. Левый глаз скрыт под повязкой; впрочем, это не мешает немигающему взгляду впиваться с ледяной бдительностью. В руках у неё поводки к четырём сидящим у ног собакам, и Юн полностью игнорирует её довольно строгий и холодный внешний вид. Он расплывается в улыбке и, подойдя, опускается на одно колено, правой рукой начиная ласково трепать одного из псов по холке.
— Это что такое? Это что за прелесть? Откуда у тебя мохнатые доберманы? — Джонхан внезапно для Кима произносит это на языке страны восходящего, пока с умилением рассматривает собак, что навостряют на него уши.
— Сам ты мохнатый доберман, — так же на языке восходящего отвечает юная леди. — Это босероны. Таких всего около сотни штук в Северной, редчайшая порода, от которой были выведены доберманы. Ты рад их видеть больше, чем меня?
— Что ты? Просто я впервые вижу мохнатых доберманов, — Юн берётся за руку ни слова не понимающего Мингю и поднимается на ноги. — Конечно, я рад тебя видеть. Что с глазом? Где потеряла?
— А, это простуда, — отмахивается та и переводит взгляд на Кима. Если Джонхан выше неё на полголовы, то на его спутника приходится и вовсе смотреть снизу вверх. — Кто это?
— Жених мой, кто же ещё, — со смехом выдаёт Юн. — Смотри какой красивый и хороший.
— Оу, — она окидывает медленным изучающим взглядом с ног до головы и протягивает Мингю руку в перчатке, переходя на викторианский. Судя по глазам, тот ни слова не понимает из восходящего. — Капитан третьего управления КГБ Анги. Полное имя Ангелина, но не мучайтесь, просто Анги. Я люблю красную рыбу и белое сухое.
Джонхан быстро скачет с одного на другую взглядом и обратно, выглядя несколько растерянным. Он не думал, что они могут найти общий разговорный язык. Теперь ни черта не понимает Юн.
— Вроде как ещё майор Ким Мингю, — учтиво улыбнувшись, Ким отвечает почти без акцента. Он пожимает руку и умиляется тому, с какой статностью держит осанку Анги. — Хорошо, спасибо, что сообщили о Ваших вкусовых предпочтениях. Что мне с ними делать?
— Как что? Просто имейте в виду, когда на свадьбу позовёте. Юн сказал, вы женитесь.
Хлопая ресницами, Мингю переводит вопросительный взгляд на Юна, что чувствует себя крайне некомфортно из-за непонимания диалога между этими двумя. Анги искренне веселится и не может сдержать задорного смеха с лиц напротив.
— А меня ты пригласишь на нашу свадьбу? — Ким вскидывает бровь и усмехается, видя сложное замешательство на красивом лице.
— Нет-нет, что она тебе сказала? Погоди, я не, — Юн фыркает и снова переходит на агрессивное наречие восходящего. — Ты что ему сказала? Негодяйка. Я же пошутил!
Мингю с уверенностью может заявить, что нет ничего сексуальнее, чем ругающийся на другом языке Джонхан, у которого покраснели кончики ушей.
— Я тоже, — с улыбкой отвечает та. Анги всегда обожала раздражать своего коллегу по снайперскому делу. На её взгляд никто не злится настолько мило, как этот ангел. — Ладно, по какому вы делу и почему сюда прилетели, а не в столицу? И что мне начальству сказать? Кстати, мы видели, что вы натворили с тем парнем в красном. Эффектно. Какие у него намерения? Советы в раздумьях, давать ли ему дипломатическое признание, как правителя, или выкатить пакт с условиями и вопросами? Я могла бы…
— Подожди, слишком много вопросов за раз, — Юн усмехается и направляется к стеклянным дверям, намекая на то, что не готов здесь ответить на все. — Я хочу увидеть Елену. Ты знаешь, где она сейчас? Она же ещё в городе?
— Нет, — Анги выдыхает и следует за Джонханом. До отвратительного сентиментальный. — Она сейчас в Бухте Тихой. Примерно полтора часа по такой погоде добираться. Тебе это точно надо?
— Да. Только заедем в любую больницу?
— Плечо перевязать? Тебе, кстати, нормально так с ранением бодрствовать?
— Всё-то ты знаешь, — Юн хмыкает и приобнимает Мингю за свободную руку. Не то чтобы прям осознанно, но он всеми фибрами души обожает подобный жест. — Мне вообще прекрасно.
У выхода их ждут две чёрные машины, а около них довольно молодые парни в военной форме. Они отдают честь, приставляя правую руку к виску, у которой все пальцы плотно сомкнуты, а ладонь повернута книзу. Будучи офицерами ни Джонхан, ни Мингю не отвечают, потому как по уставу отдавать честь без военной формы нельзя. Юн лишь мило машет им ручкой. Одному из них Анги отдаёт поводки с собаками, а второй открывает двери машины для гостей. Ким рад оказаться вместе с Джонханом в тёплом салоне, а не посреди вьюги.
— Итак, давай по порядку, — Юн продолжает обнимать руку Мингю, пока смотрит в окно с его стороны. Так удобнее и спокойнее. — Тот парень в красном — Его Высочество Кан Ёсан, новый Великий Консул. Мой фаворит, которого я воздвиг на престол. И, к слову, на мой взгляд он абсолютно его заслуживает. Кан очень мудрый и харизматичный, и смог получить за короткое время поддержку не только от генералов, но и от армии. Однако он не из тех, кто будет терпеть на себе взгляды свысока, насмешки или неуважение. А ещё он найдёт способы прогнуть под себя любые пакты и условия, так что если Советы сомневаются, то им стоить проявить максимальную лояльность, не лезть не в своё дело, не наживать себе проблем и спокойно признать Кана как правителя.
— Вот как? Не думала, что ты кому-то когда-то сможешь дать подобную характеристику, — Анги внимательно наблюдает за Джонханом в зеркало заднего вида. — Я так всё и перескажу начальству, но ты же знаешь, как у нас. Каждый политик сам себе на уме и никто никого не хочет слушать. Но я донесу мысль.
— Да мне всё равно, — нет, Юну не всё равно, он беспокоится и переживает за Ёсана, но блеф в общении с жителями Северной неотъемлемая часть общения. Да и как Джонхану кажется, ему ещё не раз придётся побыть дипломатом и представить репутацию своего коронованного мальчика другим правителям через имеющиеся связи. Можно привыкать. — Те страны, с которыми сотрудничал Юг, вроде Поднебесной и прочих, уже дали дипломатическое согласие от греха подальше и признали новое правительство. Остальные нас не касаются. Даже если кто-то не даст согласие, он этим только усложнит себе жизнь, потому что я прослежу, чтобы Кана никто не скинул с престола в ближайшие как минимум пять лет. Потому те, кто сейчас не признают его власть законной, просто усложнят себе жизнь в будущем. Особенно когда страна снимет блокады, откроет внешнюю торговлю и прочее, и Кан может не захотеть работать на выгодных для них условиях. Так что если есть выбор между «не выёбываться и признать Ёсана законным правителем» и «выебнуться и выкатить пакт с условиями, когда в этом нет необходимости», думаю, выбор очевиден.
— Звучит так, будто он опасный малый.
— Довольно-таки. На самом же деле он относится ко всем так, как относятся к нему, так что достаточно просто вести себя достойно в отношении Ёсана, и он ответит тем же. А заехали к вам на огонёк мы за тем, что мне нужно сделать кое-что для Ёсана. Знаю, что в Санкт-Петербурге есть тот, кто мне с этим поможет.
— Что же, если не секрет?
— Секрет, — обворожительно улыбается Джонхан и переводит всё свое благоговейное внимание на Кима. Ему нравится находиться совсем близко и не чувствовать дискомфорт. Мингю притягательный, особенно когда смотрит со спокойным обожанием и не видит проблем в близости при других людях. Юн возвращается на родную речь. — Помнишь, у императорской семьи Северной до революции был придворный ювелир?
— Ты про Фаберже или Болин? — Ким с теплом рассматривает сияющие глаза напротив и слабо улыбается. Красивейший.
— Про Болин, конечно. Считается, что во время революции они покинули Северную и их алмазные фирмы и ювелирные дома в Москве и Санкт-Петербурге перестали существовать, но после Второй мировой одна из… из внучек? Да, наверное, она внучка Карла Болин. Вкратце, наследница дела перебралась из родной страны в Северную, потому как там ей не давали развиваться братья? Или родители? В общем, дом Болин в Стокгольме цветёт и пахнет, я там был проездом. Но она решила вернуться сюда, потому что эта страна когда-то радушно приняла Карла, ставшего, собственно, одним из величайших ювелиров.
— Ну да, Болин — один из старейших ювелирных домов в мире, история династии которого началась ещё в восемнадцатом веке непосредственно в Санкт-Петербурге. Ты собираешься заказать корону у наследницы ювелирного дома, что сотворил множество шедевров для Северного Императорского Двора? Она не будет стоить, как вся территория Северной?
— Неважно, сколько она будет стоить, — Юн усмехается, а перед глазами звёзды из-за представления бриллиантов. — Именно Болин создал легендарные тиары, которые можно найти во многих монархиях мира — от коллекции викторианской королевы до императорского двора восходящего солнца. Однако для них уже давно делают по образу и подобию. Я же хочу для Ёсана нечто своё собственное.
— Что ты имеешь в виду? Насколько я понимаю, ты говоришь о тиарах цариц, что представляли собой гибкие ободки, от которых рассеивались бриллиантовые «лучи». Ты хочешь что-то наподобие?
— Да, да, да! — Джонхан крепче прижимается к руке. — Я хочу что-то между этой тиарой и непосредственно короной. Корона прошлого Консула выглядит слишком старомодно, будто из средневековья. Ёсану нужна новая, передающая его суть и всё его сияние. Чтобы она была не просто символом монаршей власти, а совмещала в себе его величие, силу и красоту. Хах, поверить не могу, что меня настолько вдохновляет какой-то мальчишка.
— Не могу никак прокомментировать это. Вроде бы он хорош, — Ким усмехается и сжимает пальцами край своего пальто. У него странное с трудом контролируемое желание зацеловать Джонхана. Останавливает только то, что они представляют сейчас свою страну и должны быть сдержанными дипломатами, даже если прибыли по личным вопросам. — Извини, мне никого не видно за твоими величием, силой и красотой.
— О, скажешь тоже, — Юн с негромким смехом немного отстраняется, переводя взгляд на океан.
Вода с бушующими волнами кажется тёмно-синей, а небо над ней тяжёлое и словно свинцовое. Снегопад не прекращается, и почему-то этот вид и эта погода у Джонхана ассоциируются с Ёсаном. Наверное, внутри у того сейчас то же самое.
\\\
Кан не ожидал, что его приезд в родную страну вызовет подобный ажиотаж. Власти Севера выделили очень много охраны для южной делегации и полноценный кортеж, включающий в себя довольно большое количество сопровождающих полицейских. И слава богу, не то Вону точно бы сбежал сразу по возвращении на Юг.
— Во-первых, откуда и почему на улицах столько людей, — Чон насупленно смотрит в окно, сидя рядом с Ёсаном, и несмотря на количество вооруженной охраны всё равно не чувствует себя в безопасности. — Во-вторых, почему они так возбуждены? Они злятся? Или радуются?
— Не знаю, — коротко отвечает Кан, заметив разговорчивость Вону, как только тот начинает нервничать. Ёсан же даже не смотрит в окна. Только перед собой. Чего он не видел в этой столице? — Не могу даже предположить, что в голове у общества.
— У них тут всё ещё более серое и строгое, чем у нас.
— Да.
Кан отвечает односложно всю дорогу, потому что сам несколько волнуется. Даже забыл, что в очередной раз этим утром проснулся с желанием никогда не просыпаться. От поглощающей тоски спасает только огромный объём работы и подобные периодические нервные моменты, выбивающие воздух из груди. Кто бы мог подумать, в роли кого он вернётся на родину? Впрочем, ненадолго. Их вылет на Юг должен состояться через четыре часа. Можно и перенести, но лучше успеть провести все переговоры за это время.
— Вы вообще не волнуетесь?
— Волнуюсь.
— По Вам не скажешь, — усмехается Чон.
— Да, наверное, — выдохнув, Ёсан оборачивается к Вону, когда машина останавливается у площади имени предыдущего вождя. — Я нормально выгляжу?
— Что для Вас нормально? Да? Вроде да.
— Хорошо.
Кан выходит из машины, когда ему открывают дверь, и в первую очередь видит впереди ожидающих Чунджи, Джебома и Хёджин. Они ехали первыми. На площади настолько шумно и много людей, которых сдерживает военное оцепление, создавая коридор для южан, что даже Ёсану не по себе. Тысячи северян выкрикивают самые разные фразы, а прибывшие корреспонденты и фотографы чуть ли не ослепляют вспышками камер. Впрочем, Кан одёргивает тёмно-красный пиджак под расстёгнутым длинным пальто, вскидывает подбородок и ступает на выстланную алую дорожку к распахнутым дверям национального здания правительства северной стороны.
Каково это — идти под яркие вспышки камер, возгласы и с незримой короной на голове, в окружении верных людей по красному пути? Кан даже не в полной мере осознаёт происходящее, когда взбегает по ступенькам и проходит внутрь. Так, будто ничего особенного сейчас не происходит. Так, будто это всё ждало Ёсана всю жизнь. Так, будто встречающиеся офицеры по пути к нужному кабинету не делают вид, что не знают его.
— Доброго дня, Ваше Высочество, — кланяется пожилых лет мужчина в строгом костюме. — Господин Ким ждёт Вас. Вы не один?
И тут Ким. Ёсан и забыл. Забавно.
— Здравствуйте, — Ёсан скидывает пальто и отдаёт мужчине. — Проводите моих спутников в зону ожидания.
— Как скажете, — учтиво кивает встречающий и забирает пальто. — Проходите, пожалуйста.
Кан следует указанному направлению. Тут нет гвардейцев, но двери ему всё равно открывают. Ёсан проходит в зал с большим круглым столом без каких-либо королевских изысков, что непривычно «режет» глаз своей простотой после всех событий. Он останавливается напротив северного правителя.
— Господин Кан, — тот выделяет, как кажется Ёсану, его «фамилию» интонацией, но с приветливой улыбкой протягивает руку.
— Господин Ким, — Кан непринуждённо жмёт её и опускается за стол.
— Рад Вас видеть. Можете чувствовать себя в этой стране, как дома. Хотя почему как? — Намджун негромко смеётся и опускается следом, протягивая Ёсану папку с бумагами и открывая точно такую же у себя.
— Что Вы хотите этим сказать? — Кан знает. Он усмехается уголком губ и просматривает документы, что им нужно будет обсудить перед заключением мира.
— Ничего. Просто в голову пришла мысль, что по итогам войны северная разведка куда профессиональнее южной. Мы ведь можем начать подводить итоги?
— Давайте этим и займёмся. Нам нужно обговорить многие вещи. Я настроен не просто на заключение мира, а на создание крепкого союза. Нашим… — Ёсан хмыкает и слабо улыбается. Ему непривычно слышать в отношении себя «Ваше Высочество» и произносить такие вещи, как «моя страна». Сонхва не врал, когда обещал положить к его ногам мир. — Странам понадобится на это много времени, но, уверен, у нас получится. Никаких войн, только сотрудничество и открытые диалоги.
— Думаю, мы сработаемся. Кстати, хочу сказать, что утром я ответил на Мировой арене признанием законности Вашего правления. Желаю как можно скорее получить все дипломатические соглашения.
— Благодарю. Начнём?
