Джунхи уставши выдыхает и бросает документы на стол. Он мельком пробегается взглядом по множеству старых и новых лиц и не понимает, за что ему всё это. В первые дни войны штат увеличили, боевые единицы добавили, обязанности и полномочия расширили, а зарплату не подняли. Ещё и навесили помимо полицейских снайперов каких-то элитных. Пак не очень любит военнообязанных медиков, картографов, метрологов, строителей и прочих — они не военные, как ни крути. Так или иначе они гражданские, что вынуждены отдать долг стране за своё обучение и когда-то данную присягу. Но пусть эти люди и далеки от армии, они хотя бы подчиняются и стараются. А вот недисциплинированных наёмников, что попадают в армию по воинской обязанности, а не из осознанного желания, генерал на дух не переносит. Еще ему не хватало в первые дни войны возиться со всякими недоумками, строящими из себя непонятно что.
Джунхи открывает список офицеров, что должны были сегодня явиться, и в первую очередь отмечает своих. Генерал хочет познакомиться с новыми лицами и провести небольшую планёрку касаемо их дальнейшей совместной работы. Хотя желания заниматься вот этим вот всем абсолютно никакого, оттого Пак неторопливо выискивает в списке знакомые имена, а после их хозяев в зале. Это тянет время, потому что Джунхи уверен, что его офицеры абсолютно точно все здесь. Никто не нарушает железную дисциплину. И молчание. До тех пор, пока генерал не начинает отмечать присутствие новых для него людей. И в первых же «новых» именах находится отсутствующий. Пак рисует крестик рядом с именем «Юн Джонхан», мысленно обещая устроить тому разбор полётов и научить дисциплине несколькими десятками нарядов вне очереди. Подойдя к концу списка, Джунхи, наконец, перелистывает страницу и впивается взглядом в пункты, что должны быть озвучены.
— Ой, девочки, — дверь без стука бесцеремонно распахивается и в зал без извинений, отданной чести и формы проходит довольно высокий длинноволосый парень. — Или мальчики, — он снимает очки формы кошачьего глаза и щурится, оглядывая присутствующих и генерала. — Я не опоздал? Еле нашёл вас. Думал, будка какая-то, а это, оказывается, штаб разведки. Почему так невзрачно?
Он проходит, стуча каблуками и абсолютно игнорируя шокированные взгляды офицеров разведки. Они не знают, что больше поражает: подобное поведение при генерале, длинные серые волосы или же чёрная одежда, что выглядит слишком инородно и утончённо. Вроде ничего особенного, но такое никто обычно не носит. Если бы новоприбывший не снял очки, многие приняли бы его за иностранца. Просто из-за непривычной манеры поведения и внешнего вида.
— Стоять, — раздражённо, но тихо произносит Пак, моментально вскипая. — Имя?
Два майора переглядываются, как и присутствующие элитные снайперы, представляя, что сейчас будет. Каждая сторона, конечно, своё.
— Дома так с женой своей разговаривать будешь, а со мной поласковее, — юноша останавливается у каких-то офицеров, что прыскают со смеху, и оборачивается. Он заправляет прядь волос за ухо, усмехается и оценивающим взглядом осматривает генерала. — Юн Джонхан.
— Я не давал разрешения войти, — Джунхи осматривает капитана и не понимает, что с тем не так. Вот подобных кадров он и опасался.
— Я могу пойти домой? — Юн широко улыбается и вскидывает абсолютно бесстыжий взгляд. Красивый мужчина. Ему нравится эта насупленная мордашка с лисьими глазами. — Право, меня вся эта тусовка не интересует.
— Домой пойдёшь как война закончится. Почему без формы?
— Формы? — Джонхан с неким пренебрежением оглядывает присутствующих и вскидывает бровь. — Что-то на бедном. Посмотри на меня, я похож на того, кто наденет такую безвкусицу? Для меня шьёт Франция, милый.
Вону прикрывает рукой глаза и жмурится. Он надеялся, что Юн хотя бы в первый день не проявит свою натуру и будет вести себя прилично.
— Кажется, ты не совсем понимаешь, где находишься, — Пак ядовито усмехается и уже предвкушает наказание для этого сучоныша. — Мне следует…
— Тебе следует относиться ко мне с уважением, — Джонхан зачёсывает волосы назад и обворожительно ведёт плечами, пока разворачивается и проходит дальше, к свободному месту рядом с Вону. — Это ты не совсем понимаешь, с кем говоришь. Инстинкт самосохранения, что ли, выключился? Не советовал бы мне грубить и говорить таким тоном, находясь со мной на одной планете. Будь нежнее.
Пак видит на лицах своих подчиненных растерянность и страх за молодого капитана. Никто и никогда не говорил с генералом подобным образом, и всем кажется, что Юн не доживёт до вечера.
— Не будем тратить время всех, задержишься после планёрки и поговорим, — подытоживает Джунхи, пылающий раздражением и пассивной агрессией.
Генерал не чувствует себя униженным или вроде того. Он чувствует, что кто-то не расплатится за эти слова и поведение. Правда, совсем недолго.
— Мы знакомы всего пару минут, а ты уже хочешь остаться со мной наедине?
Джунхи выбивает из колеи эта фраза и он поднимает вопросительный взгляд, зависая. Платиновые волосы очаровательно обрамляют плечи в полупрозрачной черной ткани, а пальцы, полные тонких блестящих колец незамысловато подпирают подбородок. Юн слабо улыбается и смотрит из-под ресниц, а генерал матерится про себя. Красивый, подлец. С дьявольщиной и огнём. Настолько красивый, что сил смотреть нет — пленит. Пак опускает взгляд в свой журнал и молчит, делая вид, что занят написанным. На самом же деле он бездумно смотрит на план собрания и не может вспомнить, о чём вообще думал. Слава богу, никто никуда не торопит и ни с кем целенаправленно говорить не надо — лишь обрисовать в общих чертах изменения в связи с военным положением для офицеров разведки. Ну и кратко «поприветствовать» новоприбывших снайперов из полиции и элиту.
И в целом, как Джунхи и ожидал, в то время как с полицейскими снайперами никаких проблем, с бомондом наёмников довольно тяжело. В большинстве своём, конечно, все смирились с фактом того, что теперь они военные. В конце концов, любая снайперская лицензия делает её хозяина военнообязанным. Но вот дисциплины в них — кот наплакал. Или, скорее, Кан Ючан, что по должности полковника автоматически становится их промежуточным начальником. И пусть общаться со снайперами именно ему, этого никто толком не ощущает. Почти все элитные в лучшем случае не отдают честь, обращаются ко всем, не глядя на звания и погоны и позволяют себе крайне вольно вести беседу, перебивать и шутить. Их главный аргумент — чувство собственной важности, непревзойдённое мастерство и факт того, что в обычное время каждому даже выделена охрана. Настолько ценные кадры и важные птицы. Не говоря, конечно, о том, что в боевой подготовке им нет равных. Только если среди друг друга. И действительно, чем выше в их внутренней иерархии забрался исполнитель убийств, тем больше он себе позволяет.
Юн Джонхана все снайперы без исключения называют лучшим из лучших, и Джунхи даже становится интересно, почему. Невероятной красоты парень, глядя на которого, Пак никогда бы не подумал, что это искуснейший боец. Ни массивной мускулатуры, ни серьёзности в глазах и поведении. Лишь вызывающий смех, тонкая фигура и прекраснейшее лицо. Хотя — однозначно и неоспоримо — он поражает насмерть, не оставляя и шанса. И винтовка ему для этого не нужна.
Джунхи ненавидит, когда его отвлекают или не подчиняются приказам, но это чудовище… Джонхан спорит, ругается со всеми офицерами разведки, диктует свои условия, не отдает честь, неформально говорит, обращается по имени, отказывается от формы, смеет лезть к генералу с разговорами, заходит едва ли постучав в дверь, принципиально не приходит на планёрки и каждый раз говорит, что он и так при деньгах, и раз что-то не нравится, то его могут увольнять. Из армии. Джунхи лишь тяжело вздыхает, когда в очередной раз слушает негодование Ючана и тоже не понимает, как таким можно быть. Вот как можно быть настолько красивым, дерзким и своевольным? Самобытным, ярким, дорогим, шикарным, диким, раздражающим, божественно прекрасным? И, самое интересное, профессионалом своего дела. Когда потребовалось снять первого северного офицера, Ючан без раздумий отправил Джонхана. Не ожидая от того особых результатов. Ни у кого из разведчиков тот не вызывал доверия и не казался «лучшим». Он винтовку-то держать сможет? А тонкое плечо не выбьет отдачей?
И неприятным удивлением для большинства стал тот факт, что Юну понадобился один рабочий день и одна пуля, чтобы долететь до границы, добраться до временного вражеского лагеря, снять северного офицера и вернуться обратно. Ючан надеялся, что Джонхан не справится и провалится, но тот тем же вечером лишь пренебрежительно хмыкнул и попросил больше не отправлять его на такие простые задания.
Джунхи же подумал лишь о том, что хочет вживую пронаблюдать за работой этого жнеца. Он так же красив, когда вскидывает винтовку и наводит на цель? Так же прекрасен в ожидании удобного для выстрела момента? Он завязывает волосы в хвост, когда работает всерьёз? Каков его взгляд? Походка? Насколько сильно отдача от винтовки отводит его плечо? И почему именно ему юстиция доверила винтовку, что сейчас находится в разработке?
Конечно, на последний вопрос Пак получил ответ почти сразу из личного дела и впечатляющего послужного списка Юна, где один выстрел — один труп. И именно Джонхан уже как несколько месяцев работал с этой винтовкой и до войны, давая по ней обратную связь инженерам. Да только чем он лучше других? Разве его мастерство и положение могут допускать столь отвратительное поведение?
Джунхи ловит себя на двух мыслях — его раздражает Джонхан, когда он того не видит. Бесят и злят одни лишь мысли о его выходках и отвратительных манерах. И его восхищает Джонхан, когда Пак наблюдает того перед собой. От его красоты и сияния забываются слова. У Юна ухоженная медовая кожа с жемчужным сиянием, вероятно, от косметики, что выглядит слишком естественно. Длинные платиновые волосы, сладкий сложный запах, выбивающий почву из-под ног. Пак даже забывает, что злился или обещал себе осуществить какое-то дисциплинарное наказание для этого демона.
И никто не понимает, почему другим за малейшую ошибку голову с плеч, а Джонхану всё сходит с рук.
— Вот поэтому он и думает, что ему всё можно, — Ючана это злит сильнее всего. Он привык к строгости и порядку, и совсем не готов мириться с нравом бесноватой элиты. — Я заебся уже слышать сарказм, упреки и нытье. Они в курсе, что они военные? Блять, их будто с улицы или из ближайшей дурки понабирали.
— Мне сейчас не до этого, — Джунхи быстрым шагом направляется к себе в кабинет, чтобы в тишине и спокойствии просмотреть вечерние сводки и дописать акты. Он уже как четыре часа должен быть дома, да только дела никак не отпускают. — Ты полковник, сделай с этим что-нибудь.
— Да что я с этим сделаю? Они неуправляемые, дай бог приказ выполнят. Особенно Юн. Блять, ну…
— Да у меня тут наступление на два города могут планироваться, прорывают оборону на западе и меняются позиции фронта, и мне надо сейчас же эту информацию передать генералам, а ты мне мозги ебешь со своим личным составом! — не выдерживает Пак и несвойственно грубо рявкает на своего ближайшего друга.
— Так они не мой личный состав, они…
— Господин генерал, — окликает того Джонхан, которого и близко не должно быть в это время в управлении. — Смотри-и, — сияет улыбкой Юн, быстрым шагом догоняя офицеров и протягивая глянцевый журнал с открытой страницей.
— Куда? — Джунхи останавливается и опускает скептический взгляд на изображение с моделью в чёрном кожаном строгом костюме. Он сердито выдыхает и продолжает попытку дойти до кабинета. — Что это? У меня нет времени.
— Вот такую форму надену. Переделай форму разведки на такую? — не унимается Юн, специально игнорируя чужое раздражение.
Серьёзно? Джунхи нервно смеётся от услышанного, Ючан же закатывает глаза и продолжает:
— Вот про это я тебе и говорю. Тебе стоило бы…
Кану не дает договорить Ким Сэюн, майор, что спешит к ним с кучей бумаг от противоположного конца коридора.
— Господин генерал! — громко вскрикивает тот, поднимая в руке красную папку. — Только что пришёл приказ из юстиции…
— Какой приказ?! — у Джунхи ощущение, что он скоро сойдёт с ума. Его рабочий день окончен четыре часа назад. Он злой, голодный, перерабатывает на много часов и ещё и не может остаться в тишине и спокойствии, чтобы отдать последние на сегодня распоряжения. — Всё на завтра.
— Нет, там надо сегодня, мне бы пришлось ехать к Вам, если бы Вы были уже дома, — Сэюн подходит к троице из генерала, полковника и снайпера и немного тушуется. По сути, он сейчас говорит с Паком слишком неформально для такого количества ушей. — Нужно срочно завтра же утром отправить кого-то за северным полковником, что грозится осадить Чхорвон.
— Ну, отправляйте, — Пак косится на спасительную дверь своего кабинета и не понимает, за что ему всё это. До личного пространства оставалось всего несколько метров.
— Нужна Ваша подпись и чтобы назначили исполнителя, — не унимается Сэюн.
— Как вы меня все заебали, — тяжело выдыхает Джунхи и Ючан ощущает это на всех уровнях. Пак молчит, пока уставши трёт переносицу, а после осматривает всех присутствующих. Он забирает у Джонхана журнал и вручает его Сэюну, у того в свою очередь красную папку, ставит подпись приготовленной ручкой и отдает её Юну. Свои же документы Джунхи вручает Ючану. — Полковник Кан, направьте информацию по нужным офицерам и генералам. Майор Ким, поменяйте форму разведки вот на то, что там хочет Юн. Капитан Юн, убейте кого там хотят. Всё? Все довольны? Блять, чтобы никто ко мне больше сегодня не подходил, — зло рычит Пак и, не дожидаясь ответов, удаляется к себе.
У всех, по сути, достаточно полномочий, чтобы справиться с поставленными задачами. И Джунхи не будет разбираться, кого там надо убить и подходящее ли сейчас время для смены формы. Он всё равно носит серую офицерскую. Это всё его сейчас настолько не беспокоит, что можно заплакать.
Единственное, что отделяет Пака от нервного срыва — наконец наступившая тишина и собственный кабинет, в котором он чувствует себя в безопасности. Джунхи по пути к окну расстёгивает свою ленту и немного стягивает галстук, доставая сигареты. Он редко курит прямо в кабинете, но сейчас нет и шанса добраться до улицы, чтобы по пути кто-то не пристал. Пак опускается на подоконник и нервно закуривает, думая лишь о том, что если дописать сегодня пару актов, то завтра не придется задерживаться допоздна. Хотя, кто знает. Завтра за день столько может случиться, что заранее загадывать не стоит. И всё же хочется не доводить себя до смертельной усталости и подобного отвратительного состояния. Даже голова болит от голода, а руки слабо трясутся.
— Можно? — Юн заглядывает в кабинет, постучав лишь для вида.
— Нет.
— Ты почему в такое время ещё здесь? — Джонхан заходит и тихо закрывает за собой дверь, прислоняясь к ней спиной.
— А ты? — Джунхи медленно выдыхает и щурится, сбивая пепел с сигареты.
Они перешли на «ты» в их первую встречу и так и не вернулись к официозу. Это сближает? Даже другие снайперы обращаются к генералу на «Вы». Одно лишение премий обучило хотя бы простым правилам этикета всех, но только не Джонхана.
— А всё-то тебе знать надо, — усмехается Юн и подходит ближе. Ему нравится взаимодействовать с этим мужчиной. Пак вызывает слишком много интереса. — Ты чего такой замученный?
— Ты пришёл поболтать? Не лучшее время, — Пак рад видеть своего гостя, что иногда заходит наговорить различных вещей. Вот только генерал настолько уставший и раздражённый, что не хочется случайно нагрубить Джонхану. Другим можно. — Я, кажется, дал понять, что не хочу говорить.
— Ам, — Джонхан вскидывает бровь и моментально теряет всё настроение. Это звучит для него неприятно. — Окей. Просто ради интереса, — Юн кладет пальцы на дверную ручку и оборачивается. — У тебя часто интересуются, как твои дела?
— Нет.
— Оно и понятно, — Джонхан «мило» улыбается. — Лучше со служебными собаками побеседовать, чем с тобой.
— Потому что они принимают тебя за своего? — Пак усмехается тому, как все эмоции отражаются на лице Юна. Тот сразу же вспыхивает раздражением.
— Потому что у них ума побольше твоего.
— Тогда почему ты ещё здесь, принцесса? — Джунхи опускает взгляд и хмыкает. Забавный парень.
— Не смей так со мной говорить.
— Да что ты? — Пак качает головой и поднимает смеющийся взгляд. Его веселит то, как на ровном месте может разозлиться Джонхан. Тот не выглядит опасным. — Я тебя тоже просил не говорить так со мной, и где мы сейчас? И, кстати, на тебя жалуются. В очередной раз. Ты мальчик взрослый, тебя не перевоспитаешь. Но сейчас все уставшие и нервные. Высшие офицеры разведки в прекрасной форме, и терпение некоторых может подойти к концу, если ты продолжишь не понимать слова.
Юн вообще не понимает, зачем он пришёл? И чего он решил поинтересоваться, как генерал поживает, если тот лишь упрекает и грубит в ответ.
— Это смешно. Бросать мне вызов — самоубийство, — на этом Джонхан и хочет покинуть кабинет, но Пак, кажется, намерен довести его до белого каления. Особенно своим смехом, вызванным этими словами.
— Уверен, ты себя переоцениваешь.
Юн тяжело выдыхает, пытаясь справиться со своей слабо контролируемой агрессией. Он ненавидит, когда с ним разговаривают без уважения и грубо, а ещё он ненавидит сомнения в собственных силах. Раньше Джонхан лишь получал «заказ», детали к нему и круглую сумму на счёт по итогу. И никаких тебе форм, никаких вот этих идиотских построений и правил. Дисциплина и устав в армии — бесполезный фарс, и Юн не намерен в нём участвовать. Он не военный. Как божий перст вообще занесло в эту дыру и почему жизнь сложилась именно так?
— Ну, принцесса, — Пак глубоко затягивается в последний раз и уставши гасит её в пепельнице. — Не обижайся. Просто, если это всё-таки возможно, — Джунхи усмехается и не может налюбоваться Джонханом, что никак не уйдёт. — То начни вести себя хорошо.
— А, — уж этого обращения и надменности Юн не выдерживает. — Прямо сейчас и начну.
Он проворачивает щеколду замка, запирая кабинет изнутри, и уверенный шагом направляется к генералу. Ведомый кипящей чистой яростью, Джонхан, не думая ни секунды, бьёт наотмашь, как всегда целясь в нос. Это лучше всего дезориентирует оппонента, но не в этот раз. Честно говоря, Юн не ожидал, что генерал сможет увернуться. Хотя и допускал такой исход событий. Но эффектно разбить кулаком окно за спиной Пака тоже неплохо. И тому, кажется, не особо нравится разворачивающийся перфоманс.
Джонхан приятно удивляется тому факту, что генерал неплох в рукопашном бою. Он не только успевает увернуться, но ещё и пытается контратаковать, причём без попытки нанести удар. Скорее, сделать захват? Даже если Юн считает других слабее себя, он не отнесется без уважения и всей серьёзности к противнику, поэтому схватка быстро набирает обороты. Только благодаря своей собранности Джонхан успевает скидывать и отбивать от себя, к слову, мягкие руки, что так и норовят взять под контроль. Боже-боже. Юн смеётся и ловит приятное азартное возбуждение, понимая, что даже пропуская средней силы удары, Джунхи не пытается сделать ему больно.
И, к слову, Пак и правда безумно хорош в рукопашном бою. Он правильно применяет силу, отлично парирует, блокирует, и, ко всему прочему, часто норовит забрать инициативу. У элитного бойца. У лучшего из лучших. И при этом Джунхи не переходит в оборонительную позицию. Юн впечатлен. Ему нравится эта уверенность, собранность, спокойствие, холод в глазах генерала. Ну, и разбитые бровь и губа, а также бесстрашие перед более опасным хищником. Джонхан даже забывает, на что он злился, когда его в очередной раз хватают за запястье. Твою же мать, Пак горяч. Юн обожает уверенных в себе мужчин, и на секунду даже задумывается не освобождаться от захвата, да только теперь уже не ему решать. Секунда промедления перед генералом стоит, можно сказать, победы. Хотя, как посмотреть.
Джунхи лишь в тот же момент опрокидывает Джонхана на собственный стол, с которого все бумаги и так уже скинуты на пол, и фиксирует обе его руки над головой. Одной рукой Пак с силой вжимает тонкие запястья в стол, а другую кладёт на шею. И Юн, кажется, спотыкается о свою любовь к лишению свободы и красивым мужчинам с характером. Он запросто может выбраться и из такого захвата, но надо ли?
— Ты поддался? — Джунхи приподнимает бровь и пытается отдышаться, вскидывая подбородок. Курение не идёт на пользу, а Джонхан и правда отменный боец. Пак очень давно ни от кого не пропускал столько ударов и никто не заставлял его столько стараться еще со времён академии. — Зачем?
— Ам, — Юн любуется нависающим над собой Джунхи со взъерошенными волосами и одышкой. Как же, он, мать его, горяч. Прямо как после спонтанного секса. Что за мысли? — Тебе нравятся парни?
— Что? — Пак не может сдержать короткого нервного смешка, глядя на произведение искусства под собой. — Может, ещё попросишь крепче сжать?
— Сожмёшь крепче? — Джонхан нагло усмехается и почти сразу ловит панику, потому что Джунхи сжимает крепче. Он надеялся пофлиртовать, а не быть смущённым до красных кончиков ушей.
— Так? — Пак наклоняется ниже. Он не тот, с кем стоит играть даже таким прекрасным принцам. Хотя этому он разрешит. От этого воздух вокруг искрится и трещит, не говоря о буре эмоций внутри.
Ещё и лежит, вжимаемый в стол генералом разведки, и просит больше, глядя своими острейшими глазами с поволокой и смущением.
— Если мы займёмся сексом, сделаешь так ещё раз? Во время, — Юн нервно сглатывает от того, как хорошо и правильно сжимают его запястья и шею. Достаточно сильно, но не слишком. Без боли и следов.
— Если мы займемся сексом, — Джунхи всё же отпускает Джонхана, продолжая нависать сверху. — Сделаю так не раз.
Юн хочет потянуться и освобожденными руками коснуться кончиками пальцев шеи и лица генерала, но ловит пару капель собственной крови на скулу. Джонхан переводит взгляд на руку с несколькими порезами, не сразу понимая, что это из-за окна, и судорожно выдыхает. Он поранился так быстро, что даже не заметил и не обратил внимания на боль. И Джонхан, кажется, сквозь землю готов провалиться от смущения, когда Пак неторопливо и мягко берет его запястье и подносит к своим губам, а после медленно проводит языком по ребру ладони и мизинцу, демонстративно слизывая кровь. Да какого чёрта он вытворяет? Юн всё ещё хочет волновать, а не волноваться, но у него спирает дыхание оттого, насколько чувственный и сексуальный сейчас Джунхи. Джонхан не выдерживает и теряет все мысли и остатки контроля, когда Пак всё так же спокойно наклоняется к его лицу и сначала проводит языком по скуле, собирая упавшие алые капли, а после берет двумя пальцами за подбородок и разворачивает к себе лицо. Он целует без спроса, медленно и сразу глубоко, проникая языком в рот, ведь Юн послушно размыкает губы и отвечает.
Поцелуй с привкусом табака и крови. Кто бы мог подумать, что этот странный вкус станет для генерала любимым. Впрочем, как и всё, что связано с Джонханом, что крепко обвивает чужую шею руками и тихо стонет в требовательные губы.
Джунхи даже не вспоминает о своей усталости и остатках ожидающей работы, пока радует Юна близостью и вниманием. В этот вечер он, как юнец, теряет голову, покрывая красивейшие шею, плечи, пальцы и грудь поцелуями и слабыми укусами. Возможно, Пак слишком устал, потому что он и представить себе не мог, что столь безрассудно шагнёт в омут да с головой. Утонет в совершенно мягких руках со сбитыми костяшками, шикарном запахе, стонах и чужой отзывчивости.
\\\
Джонхан — катастрофа. Он сводит с ума генерала одним лишь своим существованием и бессовестно этому радуется. Юн безумно разговорчивый, любвеобильный и эмоциональный. Во всех смыслах. Человек-настроение. С ним легко поругаться и выслушать в свой адрес много интересного, если он встал не с той ноги. Или же если у Джонхана хорошее настроение, он будет флиртовать и заигрывать даже со своим палачом перед казнью.
Юн ассоциируется у Джунхи с солнечным летом. Любое время суток — это Джонхан. Жаркий летний день, прохладная, тёмная, но всё ещё южная ночь, самый комфортный на свете золотой закат или же ещё безмолвный задумчивый восход — всё он. До единого и с каждым. И Пак не может усмирить свою ревность, когда замечает, что Джонхан общается примерно одинаково со всеми. Или, вернее, только со снайперами, чьи способности и характеры признаёт и уважает. Остальные безжалостно игнорируются. И пусть игнорируются все офицеры на свете, что прибегут к генералу и пожалуются, лишь бы для других Юн не был так же лучезарен, как для Джунхи.
— Ты не мог бы быть чуть более сдержанным в общении со своими коллегами?
— Да в чём проблема? — Джонхан усмехается и подходит к Джунхи. Он упирается коленом в кресло генерала и кладет ладони тому на плечи.
Тот лишь щурится и медленно затягивается сигаретой. Пак смотрит на снайпера снизу-вверх и не понимает, почему его уставшая душа влюблена в эту катастрофу.
— Мы с Чунджи просто болтали, пока он заплетал мне волосы, не более, — закатывает глаза Юн.
— Ещё и с Чунджи?
— А ты про кого? — Джонхан усмехается и ведёт пальцами по шее к щеке.
— Про Ли?
— Ах, малыш Минхо, — Юн сияет улыбкой и отводит взгляд. — Он очарователен, не правда ли? Ты видел его глаза и реакцию? Боюсь, я не перестану называть его малышом. Красивый мальчик.
— Реакцию?
— У него шикарная реакция, он безумно сексуален со своим умением поймать на лету нож и тому подобное.
Джунхи прикрывает глаза и уставши трёт переносицу. Он совсем не злится на манеру общения Юна, которая вызывает вопросы. Для того флирт — что-то естественное и будничное. Со всеми подряд. И Пака это волнует не так сильно, как тот факт, что Джонхан делает это будто назло. Тому нравится драконить генерала, а у Джунхи нет на это всё ресурсов. Вот зачем он сейчас говорит всё это?
Пак лишь довольно резко поднимается, заставляя Юна отшатнуться, и грубо усаживает того на свой стол. Сколько эта несчастная мебель пережила и переживёт? Генерал притягивает Джонхана к себе за талию, при этом не отпуская сигарету, и вжимается между его ног. Джунхи целует с напором и жадностью, а довольный Юн улыбается в поцелуй и приоткрывает губы, обнимая генерала за шею. Он обожает, когда Джунхи немного груб. Слишком сексуально. Джонхана устраивает далеко не всё в его новом увлечении, но то, какой Пак шикарный любовник… Особенно, когда вот так нагло и глубоко целует, одной рукой крепко удерживая за талию, а другой сжимая волосы у корней. Джонхан ненавидит прикосновения к своим волосам, но если это Джунхи и он делает вот так… Юн стонет от слабой приятной боли, потому что Пак никогда не переусердствует с силой, а тот всё-таки отстраняется.
— А если я буду с кем-то общаться подобным образом? — усмехается генерал в ответ, отпуская волосы и с нежностью проводя по ним рукой. — М-м?
— Не посмеешь, — Джонхан закусывает губу и с озорством в глазах сталкивается с чужим смеющимся взглядом.
— Ты невыносим. Обращаешься со мной так, словно мы десять лет в браке.
— Если бы ты был моим мужем, — Юн коротко целует Джунхи и тает оттого, как тот ласково гладит по волосам. — Я бы налил в твой утренний кофе яд.
— Если бы ты был моим мужем, — Пак не отводит тёплого взгляда, пока берёт серебристую прядь и касается её губами. — Я бы выпил этот кофе.
В их отношениях слишком много эмоциональных качелей, и они понятия не имеют, как это исправить. Кажется, эти двое слишком разные, и их полярности не перестанут устраивать шторм.
\\\
В первом часу ночи Джунхи несколько неуклюже собирает все свои бумаги в одну стопку и, не снимая очки, выходит из машины. Пак даже не прощается с водителем — настолько он уставший, замотавшийся и выдохшийся. Да и увидятся они совсем скоро.
Джунхи никогда не думал, что выбирая путь военного, он действительно окажется на войне, как бы смешно это ни звучало. И слава богу он успел стать генералом, потому что если Пак чувствует себя не живым, а выживающим даже в столице, то каково тем, кто попал на фронт? Даже его разведчики пусть и держат себя профессионально, но всё равно допускают множество ошибок и неточностей из-за человеческого фактора. Это их первая и, дай бог, последняя война, а слабости и страхи неискоренимы. И это ужасно злит Джунхи, потому что у него нет ощущения контроля над ситуацией. На войне слишком сильно важны стечения обстоятельств и удача, и они никогда не подчинятся генералу. Можно быть хоть сто раз отличным стратегом, но внезапный дождь, или более палящее солнце, или упавшее давление у исполнителя приказа, или… Да, чёрт возьми, что угодно.
За последние недели Джунхи столкнулся со столькими совершенно случайными трудностями, что безжалостно рушат его планы, что, по ощущениям, он скоро с ума сойдёт. Буквально этим утром одна из элитных снайперш перенесла свой вылет на час, потому что у нее слишком болезненная начавшаяся менструация, из-за которой она не смогла подняться на ноги после потери сознания. И что Пак с этим сделает? Ничего, природе всё равно, война на дворе или светский вечер, а девушке, по виду, даже дышать было больно от спазмов, с которыми не сразу справились сильные анальгетики. И куда деваться? Этот час мог бы стать решающим, поэтому вместо неё был отправлен другой снайпер, а она отправилась по его делу. И это большая удача, если можно как-то переиграть обстоятельства и выйти из сложной ситуации с минимальными потерями, а если нет? Иногда решений проблемы не существует, и есть только плохой выход из ситуации и ещё худший. И что бы Джунхи ни выбрал — он, как командующий генерал, будет крайним. Боже, кто бы знал, как он уже заебался, и это только первые месяцы войны. Кто знает сколько она продлится?
Провернув ключи в замочной скважине, Пак тихо открывает дверь и стопорится. Он всегда делает это максимально бесшумно, зная, что в генеральскую квартиру забраться может кто угодно. Можно было бы это назвать паранойей, только сколько уже офицеров было убито прямо в собственных домах?
Но в этот раз лучше — гость, у которого есть собственные ключи от квартиры генерала. Вот только тот на полу в тёмной прихожей прямо у входа и совершенно не подает признаков жизни. У Джунхи сердце в пятки уходит от этой картины, и он спешно закрывает за собой дверь и включает ближайший светильник.
Чуть дальше на полу знакомая снайперская винтовка, почему-то без чехла, а её неофициальный хозяин без сознания прямо лицом в пол. Пак опускается рядом на корточки и в первую очередь проверяет пульс Джонхана, молясь в эти секунды всем известным богам. И, слава богу, тот ровный и спокойный. Джунхи осторожно убирает с лица платиновые волосы и бегло осматривает Юна на предмет травм. На щеке ссадина, бровь разбита, весь подранный, пыльный и грязный, костяшки на руках снова сбиты в кровь. Но в целом, кажется, тот в порядке и без серьёзных травм. Просто спит на полу в прихожей.
Пак медленно выдыхает и на секунду прикрывает глаза, стараясь не ловить раздражение хотя бы сейчас. Он и так постоянно показывает свою агрессию Джонхану, но ни в коем случае не на него самого. Даже лучший из лучших очень часто выбивается из запланированного сценария, и Паку в эти моменты хочется рвать и метать. Не потому, что его злит Юн, а потому что страшно за него. Видя, как часто случайности играют огромную роль в судьбах людей, Джунхи больше всего на свете боится, что однажды и Джонхан окажется в критической ситуации, из которой не выберется. Это пугает сильнее всего, и Пак опять не имеет над этим всем никакой власти — Юн не хочет ничего менять. Что в итоге? В итоге Джонхан весь потрёпанный лежит посреди коридора, потому что устал настолько, что даже не доехал до части сдать оружие и уснул, как только попал в хоть сколько-то безопасное место.
— Хани, — Джунхи несильно треплет того за плечо и понимает, что ответа, вероятно, не получит.
Пак осторожно поднимает Юна с пола и для начала переносит того на диван. Только после этого он стягивает с Джонхана обувь, расстёгивает куртку и ещё раз бегло осматривает на наличие ран. У Юна всегда чуткий сон и он просыпается от всего подряд, но сейчас ему всё равно даже на то, что его подняли на руки. А Джонхан почему-то совершенно не переваривает, когда его лишают почвы под ногами. В том или ином виде.
Глаза Джонхан открывает только когда Джунхи принимается обрабатывать его ссадины на лице и руках. Юн вздрагивает и хмурится оттого, что его бровь неприятно щиплет, как и костяшки. Он неосознанно отдёргивает руку и хочет коснуться брови, как его запястье перехватывают.
— Куда грязными пальцами?
— Боже, Джун, — Джонхан хрипит и снова прикрывает глаза, расслабляясь. — Уже утро?
— Почти час ночи, — Пак осторожно прижимает бинт, смоченный антисептиком, к стёртой коже, и после сразу дует на неё. Он знает, что так нельзя, но ещё знает, как Юн терпеть не может боль и что он может совсем отказаться от помощи, если не сгладить углы. — Как ты себя чувствуешь? Почему ты был на полу? Что случилось?
— Я устал, — Джонхан снова морщится от болезненных ощущений и говорит совсем тихо. — И, кажется, был слишком голоден.
— Только не говори, что ты словил обезвоживание.
— Прости, — Юн чувствует укол вины даже не задумываясь, что Джунхи не злится, а переживает. Ему тревожно от всего на свете и всё в последнее время воспринимается враждебно.
— Сможешь сейчас сам в ванную? А я тебе пока приготовлю чего.
— Не хочу никуда.
— Солнечный, ты весь в пыли и мелких ранах. Если хочешь, я помогу…
— Не надо, — Юн тут же приподнимается на локтях и неуклюже садится на диван. — Я сам.
— Давай тогда сам, а я займусь ужином, — Пак поднимается с дивана и только сейчас расстегивает свою ленту и пиджак, внимательно следя за Джонханом. Тот выглядит слишком болезненным. — Завтра отдыхаешь. К врачу надо?
— Было бы неплохо, — Юн поднимается с дивана и, хромая, направляется в ванную. Но лучше он перетерпит боль и доползёт сам, чем позволит поднять себя на руки. — Я либо потянул что-то на ноге, либо… Не знаю в общем, но к врачу надо.
— Может сейчас кого вызвать из части?
— Нет.
Джунхи выдыхает и опускает глаза, пока снимает с руки часы. Он понятия не имеет, как позаботиться о Джонхане, если тот почти от всего отказывается и испытывает неловкость, если Пак делает что-то без спроса. Что с ним не так? Вернее, Джунхи видит, что тот всё сильнее мрачнеет и тонет в усталости, но искренне не понимает, почему не спасает себя сам и другим не позволяет. С этими мыслями Пак удаляется на кухню.
Сейчас каждый в подобном состоянии, почти два месяца после начала войны и у всех уже вытрепаны нервы и изорвана выносливость. И да, не найти того, кому это всё даётся легко. Но даже при этом Паку жаль, что Юн столкнулся именно с этой реальностью. В его глазах Джонхан должен жить спокойную праздную жизнь где-то в тихой солнечной стране у побережья. В городе, где есть небольшой порт, лимонные деревья и виноградники, архитектура отличается старинной вычурностью, а всё, что заботит местных жителей — спорт, мода, кулинария или искусство. Вот в той атмосфере должен существовать Юн. Просыпаться на шёлковых простынях в обед и пить вино, когда ему вздумается, а не бегать по лесам с винтовкой и жить в реалиях красно-серой войны. Джонхан в глазах Джунхи создан для любви и светской жизни, но никак не для этого всего.
Их вечер или, вернее, уже ночь, крайне немногословна и тиха. Юн не особо хочет рассказывать о своих последних сутках и делится лишь тем, как он утомлён и как плохо себя чувствует. Пак же внимательно слушает даже это. Они вместе около месяца, но Джонхан за это время кардинально успел сменить полярность. Юн перестал быть болтливым-улыбчивым-кокетливым негодяем без совести. Всё это переродилось нежеланием говорить, частыми падениями настроения и морем пассивной агрессии. Джунхи ни на секунду не теряет интереса и полыхающих чувств, лишь убивает невозможность удовлетворить желание помочь и спрятать своего солнечного от внешнего мира. Тот ни в какую не согласен на это, и Пак не понимает, как им быть.
Возможно, если бы он не считал разговоры пустой тратой времени, признавая лишь ценность действий, это сыграло бы важнейшую роль в их судьбах. Но Джонхану не нужно, чтобы над его головой крушили небеса ради прекращения грозы, ему нужно в бурю чувствовать поддержку и тепло, не более. Он и сам справится. Или не справится. Но так или иначе, доверять свою жизнь в столь тревожное и тёмное время Юн никому не может. Это даст ещё большие осложнения воспалённому разуму. И не важно, что дело не в этом и стоило бы принять помощь.
И не важно, что Джонхан разобьётся от любого порыва ветра. Это неизбежно.
Он чувствует это, чувствует постоянное нервное напряжение, неиссякаемую вину и разверзнутую внутри бездну. В его голове тьма из-за того, что за эти полтора месяца он убил больше, чем за всю жизнь. Это не просто давит, а сокрушает. И Юна тошнит от себя, от окружающих, от оружия, от вида крови, от вида человеческих тел, живых или мёртвых. Все живые станут мёртвыми. И это настолько величественная и ужасная мысль, что сознание обычных людей даже не осознает всю её суть, не желая примерять на себя худший исход. Но сознание Джонхана в полной мере прониклось смертью, и даже элитный боец с шикарной подготовкой не справляется.
Еда не имеет вкуса, сон тревожнее некуда. Если он вообще есть.
Юн приподнимается и садится на кровати, утыкаясь носом в колени и закрывая голову руками. Он не может уснуть, хоть глаза и болят от недосыпа. Небольшой ужин и немного времени с Джунхи тоже не особо помогают. Да, немного лучше, но, может, ещё лучше было бы без сознания? Может, Джонхан так отчаянно желает уснуть, потому что его разум слишком очернён и расстроен, и проще проститься с ним?
— Солнечный, — Пак почти уснул, и борется сейчас со слипающимися глазами. Ему подниматься через несколько часов, но Юн не может спать, и Джунхи вместе с ним. — Хани, — тот пальцами касается худой спины в собственной домашней рубашке и ведёт рукой выше, к волосам.
Боец, что выглядит сейчас неестественно хрупким и беззащитным. Джунхи слишком тяжело смотреть на то, как его любимый человек не может разойтись с отчаянием.
— Что? — Джонхан прикрывает глаза и вздрагивает, переключаясь на мысль о том, что генерал, и так ужасно уставший, не спит из-за него.
— Я всё ещё не понимаю, почему ты не хочешь всё бросить и уехать из страны. У нас же хватит денег на другую жизнь, — Пак говорит тихо, прикрывая глаза, но продолжая касаться спины.
Юн лишь жмурится и хочет разрыдаться. Его никто не заставляет, но он чувствует огромное давление и тревогу от этого предложения. По ощущениям, если Джонхан согласится, то останется должен Джунхи. И как он тогда будет мириться с мыслью, что ради него всё бросили? Да это ещё и буквально согласие на жизнь с Паком. В целом, Юн не против, ему нравится генерал, но это слишком большая ответственность. Он не в том состоянии, чтобы решать любовные проблемы, пока в голове роятся чёрные мухи с запахом разлагающейся плоти.
— Пожалуйста, прекрати, — всё, что после долгой паузы выдавливает из себя Джонхан.
— Как скажешь, — Джунхи приподнимается, чтобы взять в руку прядь платиновых волос и коснуться её губами.
