Aime-moi en francais

Апрель, 1910       По словам Анны Павловой, в гримерку которой князь Юсупов-младший успел нанести дружеский визит непосредственно перед началом первого акта, в рядах служителей балетного искусства целый день стоял ажиотаж. «Дон Кихот» в этом сезоне пользовался успехом и было совершенно неудивительно, что питающий большую страсть к театрам Император почтит своим присутствием это представление хотя бы один раз.       Феликс уже смотрел этот балет в день премьеры, поэтому сегодня он проявлял больший интерес к тому, что происходило в ложах, чем на сцене, хотя Анна и «танцевала на славу». Сегодняшние старания балерин, машущих своими прелестными ножками в пуантах, тоже были вполне объяснимы: многие великие князья оказывали неформальное покровительство молодым актрисам и балеринам, что уже стало неофициальной традицией в высшем обществе.       К значительному удовольствию Феликса, один великий князь нынешним вечером казался довольно indifferent к идее поиска юной и грациозной протеже, предпочитая всему этому непринужденный разговор в пределах императорской ложи и короткий зрительный контакт с молодым Юсуповым. Однако, выступление дивы Павловой вот уже на несколько минут захватило внимание Дмитрия Павловича. Тот всем своим видом напоминал высеченную из мрамора греческую скульптуру, чему немало способствовали черты его лица, и единственным, что выдавало в нем человека, были тонкие длинные пальцы, перебирающие снятую белую перчатку и горящий взгляд, устремленный на сцену.       Феликс недовольно поджал губы и склонился к плечу брата, делая вид, что читает вместе с ним программу, которую тот держал развернутой на весу, почти полностью скрыв себя за Никсом от взгляда Дмитрия Павловича. Его сердце застучало несколько сильнее, когда он обнаружил, что великий князь слегка изменил положение тела, чтобы иметь лучший обзор на Феликса. Это обстоятельство утешило уязвленное самолюбие молодого Юсупова, и он немного повернулся, чтобы преподнести себя с лучшей стороны.       Николай, который прежде не обращал должного внимания на телодвижения брата, тихо хмыкнул и, наклонившись к его уху спросил: – Ваше Сиятельство изволит компрометировать себя заигрыванием с Его Императорским Высочеством? – По крайней мере, оно не настолько явное, как ваши продолжительные, пусть и украдкой, взгляды в ложу напротив, Ваше Сиятельство. – Ответил тем же тоном Феликс.       Дама в ложе напротив, видимо поняв предмет разговора между братьями, скрыла смущенное лицо за веером и повернулась наконец к своему компаньону. Эту юную особу звали Марина Александровна Гейден. Год назад она вошла в великосветские круги Петербурга как удивительная красавица и имела недурные способности к сцене. Ее компаньон – знатный балтиец, офицер полка конной гвардии граф Арвид Мантейфель – сделал ей предложение, и уже через месяц с согласия родителей должна была состояться их свадьба. Казалось бы, ничто не могло помешать дальнейшему счастливому развитию событий…       Николай любил ее страстно, и чувство его было взаимным. Накануне он просил родительского согласия на брак с ней, но Зинаида Николаевна и Феликс Феликсович остались непреклонными перед уверениями о бесконечном счастье, поскольку «особа имела mauvaise réputation» (фр. дурную репутацию). Феликс испытывал сильное сочувствие к брату, но шутки о его возможном интересе к императорскому кузену (пусть и содержащие долю правды) уязвляли его самолюбие, поскольку он привык быть объектом восхищения, а не задирок. – То есть ты признаешь, что заигрывание имеет место быть?       Скулы младшего из братьев слегка порозовели, и он отвернул лицо, признавая, что попался на уловку. Николай на это только тихо рассмеялся. – Nicolas, я счастлив видеть наконец улыбку на твоем омрачившемся в свете последних событий лице, но настойчиво предлагаю сменить объект обсуждения. – Дорогой брат, мне в высшей степени необходимо объясниться с ней, а этот Мантейфель ни на шаг от нее не отходит. Прошу тебя, отвлеки его ненадолго. – Я? – шумно выдохнул Феликс, чем привлек внимание матери, которая с интересом оглядела их обоих, готовая в любой момент предотвратить их шалости, ставшие довольно частым явлением. – Нам с ним не о чем разговаривать, тем более, у меня к военным несколько другой подход…       Юсупов-младший в задумчивости обвел взглядом просторный зал, сцену, несколько лож, и встретился глазами с великим князем. – А впрочем… – продолжил Феликс с загадочной улыбкой на лице и подал знак Дмитрию Павловичу.       Великий князь поднялся со своего места, и извинившись перед императорской четой повернулся к выходу из ложи, но был остановлен мягким голосом Николая Александровича: – Дмитрий, проказник, вернись хотя бы к концу второго акта, в ином случае ты рискуешь пропустить самую развязку, что будет очень жаль, славно танцуют. – Всенепременно, дядя, – ответил великий князь, отдавая честь в своей шутливой манере, которая ему прощалась из-за сильной и взаимной привязанности.       Николай усмехнулся и пригладил усы, поворачиваясь к сцене. – Микки, а куда ты направляешься? – задала вопрос Александра Федоровна несколько взволнованным тоном.       Она очень не любила выходов в свет и предпочитала оставаться во дворце со своими детьми и материнскими заботами, но была вынуждена сопровождать мужа. Они оба почитали театр, но Аликс больше были по душе летние царскосельские выступления на открытых площадках и пикниках, поэтому в огромных и великолепных залах под пристальным взглядом представителей аристократических семей она испытывала напряжение и старалась держаться своих близких. – Засвидетельствовать свое почтение Зинаиде Николаевне и поприветствовать дорогого друга.       Императрица промолчала, но, покидая их, Дмитрий Павлович все еще ощущал провожающий его беспокойный взгляд. Когда он вошел в ложу Юсуповых, молодые люди поднялись ему навстречу. Тепло приветствуя обоих братьев и целуя тонкую ручку княгини, Дмитрий заметил обращенную к нему мягкую улыбку Феликса и вопросительно приподнял бровь в желании выяснить, зачем же он понадобился этому неугомонному князю.       Княгиня решила воспользоваться моментом, чтобы переместиться в императорскую ложу и поговорить с Александрой Федоровной, наказав перед уходом своим сыновьям и дорогому Микки не скучать без нее, но и не слишком веселиться. Дмитрий Павлович занял ее место возле Феликса, слегка соприкоснувшись с ним бедрами, отчего они оба напряглись. – Итак, дорогой друг, по какой причине я был вынужден совершить этот променад? – Митя, будь милостив, разреши братский спор. Никс полагает, что из ложи напротив наслаждаться действием на сцене куда приятнее, чем из нашей, – спокойно завил младший Юсупов, не без удовольствия наблюдая за лицом великого князя, пока тот смотрел в указанном направлении.       Сперва оно не выражало никаких эмоций, но секунду спустя в глазах Дмитрия Павловича промелькнуло понимание, и он с легкой улыбкой в сторону Николая, признал, что вид действительно неплох. – Сделай одолжение, уведи графа из ложи на несколько минут. Тебе ведь это под силу, к тому же военные темы – твой конек. Пожалуйста, Митенька, я тебя прошу.       Великий князь посмотрел сперва на Николая, пытаясь вразуметь, нет ли здесь какой-нибудь шутки, и, убедившись в ее отсутствии, вернул взгляд на Феликса. Тот придвинулся к нему почти вплотную, теплое дыхание от его шепота щекотало ухо и скулу, а пальцами он сжимал вышитый рукав и иногда будто случайно касался обнаженных пальцев князя.       Дмитрий Павлович не мог ему отказать, поэтому пришлось пообещать исполнить его волю. – Право, братец, он великолепен, – восхищенно сказал Никс. – Я знаю, – вздохнул в ответ Феликс, проводив ласковым взглядом подтянутую высокую фигуру высочества, но вовремя взял себя в руки, – у Юсуповых всегда все самое лучшее. – Только боюсь в этот раз в сетях твоих чар зверь покрупнее аквариумных рыбок и клеточных канареек, не играй с ним, он тебе не комнатная собачка. А как смотрит… Надеюсь, ты найдешь лучший способ отблагодарить его от моего имени? Я действительно очень благодарен ему за услугу.       После этих слов старший Юсупов покинул ложу, оставляя брата наедине со своей тревогой. Влюбленные пользовались малейшей возможностью для встречи, но с каждым разом шанс разоблачения подобных rendezvous рос в геометрической прогрессии, поскольку их совместное появление находилось в прямой корреляции с исчезновением со сцены предполагаемого жениха. И если на данный момент их встречи были пока допустимы, то уже через месяц, они станут совершенно невозможными.       Предчувствие беды снова охватило Феликса, и омрачило его прекрасные черты лица. Таким его нашел вернувшийся Дмитрий Павлович. – Феликс?       Юсупов очнулся и, напустив на себя расслабленный вид, стал расспрашивать его о том, как все прошло. Великий князь кратко поведал содержание их разговора с графом, хотя его больше волновало, что так опечалило его дорогого друга. – Давай увидимся после? Я дал слово дяде вернуться до конца акта. – Конечно, тем более, я обещал брату отблагодарить тебя должным образом, а он, поверь, очень тебе благодарен, – низким голосом сообщил Юсупов, склонившись к плечу великого князя, отчего у него от загривка вниз по спине пошли мурашки.       Уже после, исполнив свои обязанности в отношении дяди Никки и тети Аликс, а также посетив с Феликсом один чудный ресторан, Дмитрий Павлович уговорил его совершить после ужина и выпитого шампанского небольшую прогулку в сторону Юсуповского.       Великий князь предложил Феликсу руку, и теперь они неторопливо шагали рядом, под тихий стук трости Юсупова и шум проезжавших мимо редких экипажей. С Мойки тянуло прохладой, но они оба были разгорячены отличным вечером и игристым шампанским.       Полупустые улицы были наполнены бледным светом, луна стояла высоко над вереницей дворцов и плыла расплавленным серебром по вечно неспокойной, закованной в гранит воде. Весь мир, казалось, состоял только из черных силуэтов, бродивших между куполами фонарей.       Шагов триста молодые люди прошли молча. Дмитрий Павлович поглядывал на непокрытую голову Феликса, и в душе его один за другим воскресали проведенные вместе дни; то было время, когда он не успевал замечать, как утренние зори сменялись вечерними. Время летело незаметно, было хорошо и легко... Великий князь поглядел на профиль Юсупова, и заметив, что тот снова опечалился чем-то, наполнился решимостью выяснить причину этого тоскливого выражения. – Феликс, – осторожно начал Дмитрий, – скажи, а что так тебя взволновало, когда ты был один в ложе? – Ничего особенного, Ваше Императорское Высочество, вспомнил один неприятный эпизод…       Было ясно только то, что это не было правдой. Юсупов смотрел в сторону и нарочно говорил так, чтобы казаться беззаботным. Но Дмитрий Павлович всегда умел чувствовать его, впрочем, это у них было вполне обоюдно, и называлось «внутренним созвучием». Поэтому он сразу отмел все условности в сторону. – Ты и сейчас думаешь об этом. Скажи мне, это связано с твоим братом?       Феликс вздохнул и крепче сжал руку на предплечье Дмитрия Павловича: видимо, какая-то мысль беспокоила его уже долгое время, но он очевидно держал ее при себе. – Ты прав, Митя. Его сердечные привязанности, конечно, не мое дело. Но, понимаешь, когда я думаю об этом, меня охватывает какое-то нехорошее предчувствие, как будто непременно случится то, что… Ты же осведомлен о родовом проклятье? О том, что в нашем роду выживает только один наследник? – Не знал, что ты суеверен, как твоя матушка, Феликс. Не думай об этом, вас ждет большое будущее. – Великий князь накрыл ладонью его руку на своем локте и ощутил, как она подрагивает от переизбытка переживаний.       Юсупов замедлил шаг, а затем и вовсе остановился, повернувшись к Дмитрию Павловичу, слегка задирая подбородок, чтобы лучше видеть его лицо и немного хриплым голосом спросил: – Значит ли это… Значит ли это, что с Никсом все будет в порядке?       Великий князь смотрел в это лицо, которое так внезапно оказалось близко к его собственному. Феликс был бледным от переживаний и лунного света, глаза его отчего-то блестели и казались больше, а уши покраснели от ночной прохлады. Его дыхание хранило аромат выпитого шампанского, но от его шеи пахло сильнее привычным запахом сигарет и одеколона. Он был так очарователен и хрупок сейчас… Дмитрий в этот момент осознал, что любая его эмоция поражала: их спектр, несмотря на сдержанность, был так велик и многообразен, что каждый раз в его лице обнаруживалось что-то новое, какой-то новый оттенок. Феликс был фигурой знаменательной и неповторимой. С ним хотелось... Его хотелось…       Природу своих чувств Дмитрий Павлович понять никак не мог, но точно знал, что с Юсуповым «хотелось».       Феликс не сводил взгляда с его губ в непреодолимом желании услышать слова подтверждения. – Да, с ним все будет хорошо. А о тебе я сам позабочусь.       Юсупов еще долгое время не сводил взгляда с лица Дмитрия Павловича, ища подвох, но видел, что его намерения и предложение своего покровительства достаточно серьезны, а его лицо отражало решимость и уверенность в том, что его воля не могла быть не исполнена. Вероятно, он впитал это выражение от своих императорских предков, и было удивительно, как спокойно он превращался из покорного и исполнительного великого князя во властного и решительного представителя царской семьи, как будто он являлся единственным наследником трона и с детства учился быть властителем.       Феликс опустил ресницы. Сделав один маленький шаг навстречу, он поставил свой носок ровно между сапог Дмитрия Павловича и обвил его руками на одно короткое, но сладкое мгновение. Сердце Его Императорского Высочества пропустило удар, затем еще один, и он поспешил сделать вдох, чтобы успокоиться. Он не мог вспомнить, когда в последний раз делил с кем-нибудь подобный момент и были ли подобные объятия вообще… В голове проносились лишь какие-то сцены из классических романов, но все они ни в малейшей степени не походили на то, что происходило сейчас. Хотелось верить, что именно сейчас Феликс был настоящим и доверял ему то, что тяготило его душу. Дмитрий Павлович провел ладонями от плеч Юсупова до локтей, приобнимая его в ответ. – Спасибо, Митя. – Тихо сказал Феликс, а затем отстранился и, мягко улыбаясь, с каким-то хмельным выражением лица, потянул друга к парадному входу своего дворца, – Зайдешь на чай? Хочу побыть с тобой еще немного. Великий князь, очарованный, на нетвердых ногах последовал за молодым Юсуповым, то ли поминая проклятием шампанское, то ли благодаря чего-то.