Замок

– Это мой небольшой сторонний проект, – доверительно сообщил азиатским гостям Механик, третий из четырёх господ замка. Механик выглядел так, словно его тип внешности кто-то специально отбирал, чтобы явить миру нечто полностью противоположное Толстяку. Он был худым и долговязым. Тело его казалось жёстким, грубым, собранным исключительно из плотно подогнанных мышц, костей и сухожилий. Жир и воду будто специально выпарили, чтобы не осталось ни малейшего намёка на мягкость очертаний. Сухое лицо отливало болезненной желтизной, а черты казались высеченными с филигранно прямоугольной резкостью. На предплечье у него виднелись тонкие полоски вросшего в кожу металла. RM, Джун и Сато подошли ближе, чтобы приглядеться к «небольшому проекту» Механика – подвешенному за поясницу безрукому и безногому туловищу девушки в маске. Все её конечности были отрезаны целиком, а голова скрыта за плотно прилегающей маской. Девушка-ампутант висела, окруженная стеклянной полусферой с вмонтированными фонарями, ярко освещавшими её усечённое тело. – Я прозвал её Куколкой, – скрипучим голосом заговорил Механик. – Её история весьма занятна. Мы усыпили её и похитили. Потом сразу наркоз. Потом ампутация. Потом я надел на её голову эту маску, полностью подавляющую большинство чувств. Надел, пока она была без сознания. У неё закрыты глаза, забит нос, плотно заткнуты уши, в рот загнана трубка, через которую её кормят жидкой пищей. Она не может видеть, слышать, нюхать, практически не чувствует вкус. Эту маску с неё никогда не снимали. Фактически она однажды потеряла сознание, а очнулась после наркоза уже в новом теле, лишённая большинства чувств. Вот такое перерождение. Интересно, что она думает по этому поводу и как её мыслительный процесс теперь устроен вообще? Признаюсь, я совокупляюсь с ней каждую ночь. Иногда традиционным способом, иногда – анально. Куколка одновременно является объектом моего изучения, экспериментов и наслаждения. Полагаю, что чувствительность в человеческом организме распределяется пропорционально. Если в одном месте убывает, то в другом – прибывает. Говорят, что слепые лучше ориентируются на слух. Говорят, что они способны составлять в голове ментальные карты пространства, что они лучше чувствуют время, потому что по времени замеряют путь из точки А в точку Б. Куколка же лишена не только зрения, но большинства поступающего потока восприятия. Вся её чувствительность сконцентрирована исключительно на остатках тела и отверстиях. Поэтому мне столько удовольствия доставляет мысль о том, что когда я вхожу в неё, она ощущает это максимально интенсивно и детально, потому что это одни из немногих ощущений в её изолированном мире. Фактически вся её чувствительность в такие моменты сфокусирована на движениях моего члена. Мне приятно думать, что когда-то у неё было своё прошлое, своя личность, свои мечты и планы на будущие, отношения и симпатии с другими людьми. А теперь вся её личность обнулена и стёрта, редуцирована до такого лишенного восприятия обрубка, полностью принадлежащего мне. Само это ясное понимание безвозвратно уничтоженного будущего Куколки добавляет мне сладости, когда я использую её для своего полового удовлетворения. В каком-то смысле её преобразование идёт по пути, прямо противоположному современной разработке секс-кукол. Эти куклы становятся всё более реалистичными, всё больше похожими на людей. Даже вроде какой-то искусственный интеллект им хотят прошить. А у меня живой человек был сокращён до функции механического девайса для мастурбации. Её личность подавлена и упрощена до самых базовых органических основ. Во всём мире механическое хотят сделать похожим на живое. А в моей мастерской всё наоборот – живое становится похожим на механическое. Забавно, не правда ли? Механик снял подвешенное тело Куколки и положил её животом вверх на стол. Все разом склонились над столом и принялись осматривать лишённое конечностей туловище с разных ракурсов. – Я по-разному экспериментирую с ней, – снова заговорил Механик. – Смотрю, как она отзывается на определённую среду. Погружаю её в чан, где поддерживается вода с комнатной температурой, чтобы сенсорная депривация стала максимально полной. Смотрю, как она отзывается на боль, всякие раздражители, лишение пищи и воды, поощрение пищей и водой. Выявляю простые закономерности. Поведение человека в привычной для него среде слишком сложно устроено. Много взаимодействий, много данных, всё запутано. Непонятно, что на что влияет. Начинать надо с самых простых форм, с самых элементарных частиц, если хочешь распознать стоящий за всем этим порядок. В своё время Скиннер начал с примитивных экспериментов над голубями и крысами в поисках самых базовых закономерностей поведения. Я же не стал размениваться на животных и решил максимально упростить форму человеческого существования, чтобы её удобно было изучать. Смотрите, какого взаимодействия мне уже удалось добиться. Три раза Механик с силой ткнул указательным пальцем в пупок Куколки. После этого мышцы на её животе немного задёргались. Механик воткнул указательный палец в анальное отверстие и сказал: – По этому условному знаку она начинает сжимать и разжимать сфинктер ануса. Одно из немногих действий, которые она способна совершать. Я пользуюсь этим, когда с ней совокупляюсь анально. Механик вытащил указательный палец из задницы Куколки и снова ткнул три раза ей в пупок. – А потом по этому знаку она снова отключает свой сфинктер, – сказал Механик. – Прямо как моторчик от пропеллера Карлсона, который включался кнопкой на пузе, – нетерпеливо вставил своё слово Толстяк. – Очень занятно, – сказал Сато. – Я сам интересуюсь тем, как воссоздать идеальную пустоту в человеке, но размышлял немного о другом воплощении. До этого у Сато был усталый и меланхоличный вид, но при виде Куколки он немного оживился. Его руки оценивающе скользнули по зарубцевавшейся ткани на тех местах, где раньше начинались конечности. – Я очень извиняюсь, но должен высказаться честно, чтобы у нас получился разговор по существу. Это очень неаккуратная работа по отсечению конечностей, – сказал Сато. Горелка недовольно оскалилась. Это она собственноручно делала ампутацию. Санитарка тогда ассистировала. Горелка вспомнила, как срезала острейшим ножом огромный кус женского мяса, как мелкозубой ослепительной пилой пилила круглую кость. – Надеюсь, вы проведете мне мастер-класс, сэнсэй. Ваши знания и умения нельзя сопоставить с моими. Видите ли, я в некотором роде самоучка, – с притворной скромностью сказала Горелка. У Горелки получилось совладать с порывом злости. Ответила даже со своеобразным уважением. Она видела работы Сато. Эти работы произвели на неё сильное впечатление. Поэтому она решила, что не стоит раньше времени с ним ссориться. Пока у него действительно можно многому научиться. Когда нужно, Горелка умела быть немного предусмотрительной. После Сато к Куколке подобралась Джун. Она деликатно провела кончиками пальцев по животу девушки и сказала: – Интересный материал. Если у вас возникнет желание, то я могу на ней что-нибудь нарисовать или сделать татуировку. Я немного рисую и делаю тату, хотя в последнее время моё вниманием всё больше привлекает видео-арт. Лучше всего у меня выходят изображения цветов и растительных орнаментов. – Спасибо за предложение, но я предпочитаю чистые формы, – сказал Механик. – А как вы следите за её гигиеной? – спросил RM. – Она много времени проводит в своём домике-футляре, плотно подогнанном под изгибы тела. Там есть противопролежневый матрас. Потом обслуга её моет и очищает. Раз в неделю её усыпляют наркозом и снимают маску. Меняют затычки в ушах, носу. Всё чистят и отскабливают. Сбривают волосы на голове. – А вы с ней спите? – спросил Сато. – По-разному бывает. Как правило, после привычного совокупления кладу её обратно в футляр на хранение. Иногда по настроению оставляю в своей кровати до утра. Мне нравится гладить, прикладывать руки к её телу и представлять её ощущения в этот момент. Вообще должен заметить, что у человека всего пять чувств: зрение, слух, обоняние, вкус, осязание. Некоторые говорят еще про ощущения боли и температуры как отдельные чувства, но я больше склонен считать их частью осязания. Есть ещё интероцепция. Это способность чувствовать работу внутренних органов, например ощущать, как бьётся сердце. Интересно, что случается с интероцепцией в условиях сильной и продолжительной сенсорной депривации? Но есть ещё такая вещь, как чувство образа тела. Обычно мы всегда можем точно определить, где находится наша рука и нога, словно там у нас есть датчики. Если брать ещё шире – мы чувствуем границы своего тела, чувствуем, как оно отделено от окружающей среды. Мы так привыкли к тому, что это чувство есть у нас по умолчанию, что не обращаем на него внимания. Но при некоторых неврологических повреждениях оно может искажаться и люди говорят о необычных ощущениях, как будто их тело сливается с внешним миром. Мне интересно, как Куколка ощущает границы своего тела? Становятся ли они зыбкими или, наоборот, более твёрдыми? Кто знает… А теперь позвольте мне показать, какие опыты я сейчас провожу с ней. Механик недолго поигрался с клитором Куколки, а затем принялся вставлять ей во влагалище внушительных размеров дилдо. – Сейчас я экспериментирую с ней следующим образом. Сначала оставляю на длительное время без воды и пищи для того, чтобы создать нужные предварительные условия. Потом начинаю раздражать её половые органы и заполняю влагалище фаллоимитатором. Следующий шаг – я начинаю кормить и поить её, чтобы раздражение половых органов и заполненность влагалища ассоциировались с приятным ощущением, – сказал Механик и приподнял торс Куколки со стола. Он вставил воронку в круглое отверстие на маске и принялся заливать туда густую белёсую жидкость из бутылки. – Видите, у неё к маске прикреплено кольцо? – продолжал говорить Механик. – Это для того, чтобы подвешивать её тело за цепочку с потолка, потом по желанию раскручивать или качать. Иногда я насаживаю её на свой член и кручу вокруг оси. Возникают очень интересные ощущения от трения влагалища о член при таком вращении. – Ваши технические методы очень занятны и изобретательны. Сразу видно, что вы – убежденный материалист. А как говорил Мао: «Настоящий материалист ничего не боится», – сказал RM. – Но я сейчас не могу отделаться от мысли о том, каким способом её можно было бы сготовить. Сварить в большом горошке? Приготовить на пару или обжарить в масле? Представляю, как мило она бы смотрелась на разделочной доске. Думаю о том, какие специи лучше подойдут к её натуре: уксус, фенхель, сычуаньский перец, корица, зеленый имбирь, рисовое вино?

***

Темноволосая девушка протирала губкой испачканное и взмокшее от пота тело Ники. Её движения были нежными и деликатными, а сама она выглядела хрупкой и трогательно скромной. Нике противно было думать о том, что такое трепетное существо оказалось в полной власти похабного Толстяка. Настолько они не соответствовали друг другу. Разбухший от слоев жира уродливый Толстяк с его глумливой жесткостью и это изящно сложенное создание с большими глазами оленёнка. В её красоте не заметно было вульгарной пошлости, желания крикливо выделить себя. Она казалась возвышенной со своей естественно милой внешностью и мягкими манерами. Возможно, поэтому и Толстяк захапал её как добычу под свою пяту. Ему просто нравилось осквернять своим прикосновением чистую красоту, далёкую от его грязи. Впрочем, не стоит так доверять первому впечатлению. Лиза тоже сначала казалась хорошей, а оказалась предательницей, скрытно выполнявшей чужие приказы. Поэтому не надо расслабляться и пытаться поверить в первого встречного. Здесь кругом обман. Незнакомка закончила водить губкой и убрала тазик. Перед этим она бережно извлекла из влагалища Ники оставленный там бычок Горелки. Ника вздрогнула и скорчилась от приступа острой боли. Девушка виновато улыбнулась и легонько погладила её по волосам. Ника ощущала, что смотрит она сочувственно, и пыталась разгадать – подделка это или по-настоящему? Так страшно было снова довериться кому-то, а потом разочароваться и понять, что тебя подставили, что тобой воспользовались ради своих целей. После импровизированной процедуры очищения тазик и губку убрали подальше. Девушка взялась за мазь и аккуратно обработала ожоги Ники. Затем дала попить воды из стакана и молча скрылась из вида. Ника осталась висеть с раздвинутыми руками и ногами на кресте в тишине и одиночестве. Она много думала в это время, но всё как-то бестолково и непоследовательно. Хотела поразмыслить над вариантами побега, проанализировать увиденное здесь. Но вместо этого вспоминала про прошлое, злилась на Лизу, гнала прочь самовольно наплывавшие отвратительные образы Толстяка и Горелки. Из-за статичной неудобной позы разведённые конечности стали затекать, что прибавляло нового оттенка боли и отвлекало от мыслей о полезных вещах. Спустя неопределённое время девушка снова появилась перед Никой. Она тихо сказала приятным голосом: – Сейчас я сниму тебя отсюда, свожу в туалет и переложу в другое место. Советую не сопротивляться мне, иначе ты сделаешь себе только хуже. Вся комната под видеонаблюдением, а дверь заперта снаружи. Даже если ты убьёшь меня, то всё равно не сможешь выбраться отсюда. Ника понимающе кивнула. Это звучало логично. Она позволила девушке отцепить её от креста и отвести в туалет. Справлять нужду пришлось не в гротескный трон-унитаз Толстяка. В углу за шторкой стоял совершенно обычный унитаз, очевидно предназначавшийся для потребностей недостойных рабынь. Ника обратила внимание, что прикованная к трону девушка со светлой косой теперь не стоит на коленях, а лежит, свернувшись калачиком на коврике. Интересно, а они общаются вообще с этой тёмненькой? Понятно, что здесь везде натыканы камеры, но можно же, наверное, осторожно как-то, записочками. Вдвоём всё же проще, можно о чём-то договориться. Присмотревшись к сопровождающей её девушке, Ника отметила, что у неё на плече тоже видны остатки от клейма с номером. Но номер был жирно перечёркнут новым ожогом и поверх него стояло новое клеймо с большой буквой «Т». Значит, она тоже когда-то находилась на её месте, была такой же рабыней с номером. Обратно Нику отвели уже не к кресту, а к огромной кровати Толстяка. Девушка приковала наручниками её запястья к одному из столбиков, а ноги – к другому. Затем достала внушительных размеров дилдо и затолкала его во влагалище Ники со словами: «Я исполняю приказ господина Толстяка». Так Ника оказалась лежать в новой позе с вытянутыми руками и ногами. Тоже было неудобно, но куда лучше, чем на кресте. Введенный внутрь фаллоимитатор добавлял дополнительного дискомфорта и боли. Во время этой лёжки Ника думала о всяком. Сначала лихорадочно пыталась сообразить, как сбежать отсюда. Потом решила не растрачивать силы на такие мысли. Лиза и другие девушки здесь давно, а значит, выбраться отсюда не так просто. Надо сначала изучить обстановку, понять, как всё устроено. Пока она даже не знает, где выход. Ника пыталась заставить себя не думать о побеге, но идеи со всякими планами всё равно лезли в голову. Потом мысли её переместились на воспоминания о недавнем прошлом. Ссора с мамой, обида на сестру и парня – с этого расстояния всё казалось таким мелким и незначительным. Как она вообще могла серьёзно переживать из-за подобной мелочёвки? Почему расстроилась из-за такой ерунды? Сейчас, когда незнакомый прежде страх смерти с пугающе отчётливой ясностью обозначился на времени ближайших дней, ей вспомнились все немного наивные мечты и планы. Встретить рассвет во фьордах в Норвегии, уехать учиться за границу, сделать новую татуировку, устроиться волонтером в хорошую организацию и помогать людям в беде. Неужели это всё так просто сгинет, исчезнет без следа после того, как её убьют? Ника страстно хотела выжить и жить дальше. Если она сбежит отсюда, то сможет сообщить полиции об этом месте. Сюда придут. Толстяка и Горелку арестуют, девушек освободят. Она вернётся и спасёт их всех. Замок будет разрушен. Начала накатывать мутная сонливость. Но боль, неудобная поза и встревоженное состояние не позволяли так просто заснуть. Ника чувствовала тяжесть в голове и давящую усталость, но всё еще бодрствовала. В какой-то момент она всё-таки отрубилась. Не заснула нормально, а будто резко потеряла сознание, упала в обморок. В сумрачном и неспокойном сне ей привиделись Толстяк с Горелкой. Она подходила вплотную к их призрачным фигурам, протыкала их рукой, а оттуда вместо крови выливалась наружу гнилая слизь, похожая на мякоть давно протухших овощей. Пробудилась Ника от того, что в комнату шумно заявился Толстяк. Он говорил громко и неразборчиво, потому что был уже порядочно пьян. В полумраке Ника могла краешком глаза наблюдать, как изящная девушка с тёмными волосами помогает пошатывающемуся Толстяку освободиться от одежды. Когда туша Толстяка обрушилась на кровать, то Ника вся сжалась от страха в ожидании сексуального насилия. Но, к счастью, Толстяк влил в утробу столько алкоголя, что оказался совершенно не способен на активные действия. Он несколько раз неуклюже ткнулся в бёдра Ники своим мягким членом, а затем навалился на неё и захрапел. Повезло, что Толстяк стал ворочаться и скоро сдвинулся подальше. Сложно было просто лежать изогнутой, придавленной его весом. А уж заснуть в таком положении было и того сложнее. Только после того, как зловонное дыхание Толстяка оказалось на расстоянии, Ника смогла снова отключится и погрузиться в забытье. Когда она снова пробудилась, то туша Толстяка уже рядом не лежала. Ника вздохнула с облегчением. Лампы светили ярко, что, наверное, по местным стандартам подземелья означало «утро» или «день». Ника снова принялась лихорадочно думать о том, как выбраться отсюда. Твёрдо решила дальше обращать внимание на любые детали. Может, выйдет набрать побольше полезной информации, которая потом поможет сбежать. Но она не просто сбежит сама, она не будет такой эгоистичной. Она спасёт всех, даже подлую Лизу. Раздался шум открывающейся двери. Ника замерла в тревожном ожидании появления Толстяка. Но это был не он. В принадлежащие Толстяку покои зашли две девушки в синей униформе. Одна – знакомая со вчера, та самая лысая со слоем косметики на лице. Вторая – новая, с собранными в тугой хвост блестящими чёрными волосами, по всей видимости крашеными, потому что глаза у неё были зелёными, а кожа – светлой. Они в две пары рук отцепили Нику от кровати, извлекли дилдо из влагалища, а затем по уже знакомой процедуре закрыли глаза и одели наручники на запястья и щиколотки. Предстояло перебраться в другое помещение. Ника воспринимала эти манипуляции с оковами на её теле и лишением зрения уже немного равнодушно, словно это были обыденные мелкие неудобства. Идти в этот раз пришлось долго. В процессе Ника даже задумалась о том, действительно ли это такое больше подземелье или её просто водят кругами, чтобы сбить с толку? Возможно, так её хотят запутать и помешать побегу. Всё возможно. А ещё Ника думала о том, куда её ведут. Снова на пытки к Толстяку или Горелке? Сразу двое человек ведут, это подозрительно. Может, её убьют? Новое помещение оказалось довольно просторным. Свет от ламп здесь тоже был очень яркий. Вдоль коридора стояли в ряд клетки. В одну из них без объяснений швырнули Нику. Быстрого взгляда сквозь прутья хватило, чтобы понять, что в соседней клетке сидела Лиза и демонстративно не реагировала на появление Ники. В одном углу валялся полусгнивший матрас, в другом углу – грязный туалет конструкции «дырка в полу». Вот и вся обстановка. Первоначальный страх от нового перемещения стих. Ника убедилась, что прямо сейчас её никто не собирается пытать и убивать. Вместо страха у неё внутри вспенился гнев. – Сука, почему ты меня обманула? Ты никак не могла меня предупредить?! – заорала Ника, забыв про вездесущие камеры. Лиза обернулась и посмотрела с вызовом. – Ты ещё не поняла, куда попала? Что здесь делают с людьми? Красная комната, чёрная комната. Я сделаю что угодно, чтобы выжить. Не хочу умирать, не хочу ужасной боли, калекой быть не хочу! – звенящим голосом выкрикнула Лиза – и продолжила говорить уже более тихим, приглушённым тоном. – Я сделаю всё, чтобы выиграть. Победитель может стать горничной. Горничных так не пытают. А вообще, сколько всё это будет длиться? — с приглушенного голоса Лиза перешла на шипящий шёпот. – Не бесконечно же… Их накроют, это только вопрос времени, когда именно. Я готова побыть горничной пару месяцев, может быть, максимум полгода до того, как всё закончится. Мне, главное, продержаться. Выплеснув эмоции через эту тираду, Лиза отвернулась и притихла. Посыпавшийся град негодующих выкриков Ники был равнодушно проигнорирован. А Ника поорала, перебесилась и уселась на ветхий матрас думать о том, что делать дальше. Она обратила внимание, что в дальней клетке сидит ещё одна незнакомая девушка с коротко стриженными светлыми волосами. Судя по всему, точно такая пленница, как и они с Лизой. Наверное, это та самая третья под номером «ноль-один». Неудачница с низкими баллами, о которой говорил Толстяк. Так Ника вспомнила про баллы и зрителей из рассказа Толстяка. Интересно, правда ли это? Действительно есть такое реалити-шоу для извращенцев в интернете или всё это бред, порождённый Толстяком? Ника осмотрелась и заметила электронное табло. Цифры там были такими: «17 92» – 220, «17 89» – 142, «19 01» – 100. Значит, у неё сто сорок два балла, у Лизы – двести двадцать, а у девушки «ноль-один» в дальней клетке – сто баллов. Ника постаралась запомнить эти баллы, чтобы потом посмотреть, как они изменяются. Начало клонить в сон. Всё же Ника плохо выспалась, когда была прикована к кровати Толстяка. Она подумала о том, чтобы лечь подремать на гнилой матрас, но побаивалась, что это запрещено и за нарушение правил последует наказание. Спрашивать у Лизы про правила поведения в клетке не хотелось, да и она вряд ли бы ответила после ругани и ссоры. Но очень скоро в помещении показалась жуткая Горелка в сопровождении двух знакомых горничных в синей униформе. Думать о сне после этого визита не имело смысла. Лиза при виде Горелки метнулась ко входу в клетку и прижалась к прутьям с раздвинутыми ногами и разведёнными руками. Поза была очень похожей на то положение, в котором Ника ещё вчера висела на кресте в спальне Толстяка. «Ноль-один» поступила точно так же, но среагировала не так быстро. Ника без раздумий скопировала их движения и вжалась в прутья клетки в такой же позе. Видно, это был обязательный местный ритуал, когда кто-то из господ-мучителей входил в помещение с клетками. Здесь надо было соображать быстро. Смотреть, что делают опытные девушки, и поступать точно также. Горелка прошлась вдоль коридора, поигрывая плёткой. Она останавливалась напротив каждой клетки и тыкала рукоятью плети в прижавшуюся к прутьям девушку или больно щипала её. На лице Горелки виднелся знакомый густой грим, изображавший ожоговые рубцы, но от прошлого своего клоунского костюма медсестры она избавилась. Теперь на ней была обыкновенная толстовка и серые джинсы. – Так-так-так, сучки. У меня для вас плохие новости. Я бросаю курить, поэтому вся на взводе сейчас, буквально комок нервов. Буду отрываться на вас, готовьтесь, – прорычала Горелка. Ника чувствовала себя беспомощно парализованной перед пронзительно злым взглядом Горелки и её жестокой силой. – Оформляйте их, поведём прямо сейчас, – Горелка бросила приказ горничным. Горничные принялись открывать клетки и по одной выводить девушек наружу в коридор. На ноги каждой одевали тяжёлые кандалы, руки сковывали наручниками за спиной, глаза закрывали повязкой, на шею крепили ошейник. Когда все три девушки были полностью закованы, ножные кандалы соединили цепью между собой. Видеть Ника уже не могла, но догадалась, что одна из горничных тянет её за цепочку от ошейника прямо на выход. И Ника, оказавшаяся во главе этой скованной одной цепью небольшой колонны, двинулась вперёд. Гулкий голос Горелки звучал где-то сбоку, и было слышно, как она заехала одной из жертв плетью. Трудно было шагать в тяжёлых кандалах. К тому же приходилось идти на одной скорости с другими девушками, потому что их связывала протянувшаяся от кандалов к кандалам общая цепь. Несмотря на все усилия, Ника пару раз споткнулась. Скорая на расправу Горелка тут же огрела её плетью по спине. Так они добрались до нового помещения. Горничные по приказу Горелки сняли с них кандалы с наручниками, открыли глаза. Новое место оказалось чем-то вроде тренажёрного зала. Ничего хорошего от этого ждать не приходилось. – Так, девочки. А ну-ка быстро надели шорты, – без обычной для себя злобы в голосе сказала Горелка. Лиза с «ноль-один» бросились к стоявшим в углу коробкам, а Ника поспешила за ними. Они достали короткие шорты и на бегу их надели. Ника продолжала копировать все их действия так быстро, как только могла. Все три девушки выстроились в линию перед Горелкой. – Начнём делать зарядку. А то вы совсем тут разленились. Надо взбодрить вас физическими нагрузками. В здоровом теле – здоровый дух. Начнём, пожалуй, с прыжков на месте. Прыгайте резво, как молодые кролики. Я хочу видеть, как ваши сиськи трясутся как следует, – сказала Горелка. Лиза с «ноль-один» стали подпрыгивать на месте. У Лизы получалось лучше, а «ноль-один» прыгала неуклюже. Ника тоже подпрыгивала на месте, хотя давалось ей это с большим трудом. После всего пережитого тело слушалось плохо. Ника на мгновение задумалась о том, как, наверное, нелепо сейчас выглядит с этими своими прыжками, но скоро отбросила эти мысли и сосредоточилась на движениях. – Всё, хватит. А теперь новое упражнение – приседания. Приступаем, – сказала Горелка. Глаза у Ники полезли на лоб. Какие к чёрту приседания? Она ужасно ослабла. Её пытали, насиловали, держали в неудобных позах и ни разу не дали поесть. В таком жалком состоянии она не выдержит, она просто рухнет. Оставалось лишь надеяться, что другие девушки точно так же ослаблены и не справятся с большим количеством приседаний. – И раз! И два! – скомандовала Горелка, и девушки послушно присели. Ника про себя считала приседания. Первая усталость возникла после пятого повторения. После десятого мышцы переполнились обессиливающей болью. Ника думала, что ноги откажут от такой адской усталости, но они продолжали изгибаться, будто там внутри открылся дополнительный запас топлива. Но даже этих новых резервов топлива хватило ненадолго. «Всё, ещё один раз – и я грохнусь», – подумала Ника, понимая, что подобралась к пределу. Но следующий раз так и не наступил. Девушка «ноль-один» упала, и Горелка остервенело набросилась на неё. Лиза с Никой прекратили приседания и уселись на пол. – Почему не работаешь, ленивая мразь! – кричала Горелка. Она схватила «ноль-один» за волосы и яростно хлестала её пощечинами. «Ноль-один» ничего не отвечала и не пыталась обороняться. Голова её бессильно болталась в руках Горелки, а конечности свешивались как у тряпичной куклы. «Ноль-один» не кричала и не стонала, а лишь исторгала жалобное мычание, напоминающее звуки животных. – Растяните её, – прикрикнула Горелка, обращаясь к стоящим наготове горничным. Одна из горничных ухватилась за щиколотки «ноль-один», вторая зажала запястья. Вдвоём они растянули её на полу спиной вверх. Горелка взмахнула плетью и обрушила удар на беззащитное тело. Жертва зарыдала и попыталась извиваться, но горничные держали крепко. На спине у «ноль-один» начала вздуваться полоса от кровоподтёка. Горелка ударила второй раз по лопаткам, уже чуть менее сильнее. «Ноль-один» дёрнула головой, и Ника увидела её перепачканный слюной раскрытый рот и закатившиеся глаза. Горелка нанесла ещё несколько ударов и решила остановиться на этом. – Рабыня «девятнадцать ноль-один» – минус пять баллов! – подняла руку и прокричала Горелка. – А ты, тварь, не радуйся, я с тобой ещё не закончила, сейчас прочищу тебе очко. Горелка склонилась над «ноль-один» и стянула с неё шорты. Она стала засовывать в анальное отверстие рукоять плети, но пропихнуть получилось не сразу. «Ноль-один» завизжала, что раззадорило Горелку ещё больше. Даже сквозь густой слой фальшивого ожога можно было заметить гримасу сладострастного наслаждения на её лице. Она немного потолкала и покрутила рукоять плети внутри «ноль-один», а затем вытащила наружу и засунула ей в рот. – Вставайте, бездельницы! Я приучу вас выкладываться на зарядке по полной, я приучу вас к железной дисциплине! – прокричала Горелка и схватила Нику за подбородок. – Поняла? – Поняла, госпожа, – стараясь звучать смиренно, ответила Ника. Пальцы Горелки больно стиснули подбородок. Ника боялась, как бы после порки «ноль один» не настала её очередь. Она знала, что контроль над зовущими к жестокости импульсами давался Горелка тяжело и, раз начав крушить человеческие тела, она часто не могла себя сдерживать, не могла остановиться. Всё больше распаляясь, она доводила себя до настоящего неистовства. Но в этот раз, к счастью, до такого не дошло. Ника отделалась всего лишь парой пощёчин. Сущие пустяки, если знать, на что способна Горелка. – Снимайте свои шорты, шлюхи, – сказала Горелка. – Мы скоро уходим. Девушки стянули шорты и добежали до ящика в углу, чтобы сбросить их туда. Сделать это было нелегко. После приседаний ноги плохо слушались, прогибались и болели. В процессе Ника заметила, что изо рта «ноль-один» до сих пор торчит рукоять плети Горелки. – Мы уходим. Сначала идём в бальный зал. А потом я вас сдам в мастерскую Механика. Ника заметила, как скривилось лицо Лизы при словах «мастерская Механика».