Инструменты Смерти

      После того, как ветер стих, я немедленно вышел из Большого зала, а потом и из Хогвартса, зная, что эльфы отнесут вещи обратно в спальню шестикурсников, а мою постель скроют ото всех своей магией. Таковы законы Поиска. Быстро шагая по направлению к Запретному лесу, я размышлял о том, что действительно вся эта ситуация с Инструментами Смерти, о которых я теперь знал абсолютно все — спасибо присланному заказу, — в некоторой степени нелепа.       Взять хотя бы тот факт, что никто кроме меня не услышал сигнала к началу Поиска, что довольно подозрительно, даже если учитывать тот факт, что все Искатели начинают поиск своего сокровища в одиночку. Не раз за эту неделю я видел, как шестикурсники судорожно ищут артефакт, который им внезапно приснился, но не один не встал следом за мной, хоть и видел часы, вспыхнувшие прямо над дверьми Большого зала. Хотя видели ли? С другой стороны, может, еще не пришло время? Северус же говорил, что испытание будущего Искателя начинаются в 16 и длятся два года. Неужели мне одному так повезло?       Да, кстати, а почему я направляюсь к кентаврам? Да потому что я не знаю, откуда начать! Часы могут быть где угодно, но почему-то меня тянет именно к Запретному лесу, словно тут может быть подсказка. Хотя может она действительно есть среди многолетних деревьев с переплетенными корнями. К тому же времени у меня много, по крайней мере, пока. Но вот и хижина Хагрида смотрит на меня своими черными провалами. Ближайший месяц я не встречусь ни с кем, кто хоть как-то знает меня или общается со мной. Да уж, от этого можно и с ума сойти.       Не оглядываясь назад, я зашел на полянку, прилегающую к Лесу, а после, вздохнув и сосчитав до десяти, пошел по одной из тропинок, ведущих к самой чаще. Смотря по сторонам, я видел только мечущиеся в свете полной луны тени, тут же исчезающие за деревьями. Мне почему-то всегда казалось, что они — безмолвные стражи этого леса. Они высоки так, что достигают неба, ветвисты — луны за ними почти что не видно, только лучи падают на отдельные участки, заросшие редкой здесь сухой травой, — и корни у них расположены настолько далеко от самого дерева, что они, переплетаясь с другими корнями и их отростками, образуют единую систему, оберегающую этот лес от тех, кто хочет причинить ему вред. В тех же редких случаях, когда я бродил здесь, то замечал лишь мощные стволы деревьев, подпирающие небеса. Для меня не были важны ни кентавры, преследующие всех людей, бродящих здесь, ни другие обитатели леса. А потом я начал замечать светлячков, летающих везде в этом лесу и не дающих заблудиться маленьким детям; зайцев, невесть откуда появившихся; кентавров, спокойно и степенно скачущих по границе Запретного леса, помогая лишь тем, кто достоин того, и многих других. Все они являлись частью единой системы, и без них лес, безусловно, погиб. Забираясь на один из корней, бывших даже больше меня, я размышлял над тем, как поговорить с ними. Кентавры не смогут дать мне подсказку, но посоветовать что-то смогут — это я узнал от гоблинов. Но кроме этого я понял, что и к ним я могу прийти, но только в самом крайнем случае. Да и за этот маленький совет придется платить — слишком уж корыстные эти господа служители банка.       — Мистер Поттер? — вдруг раздался голос позади, и я самым позорным образом упал, почти забравшись на корень.       — Джерард? — спросил я, увидев знакомого кентавра, протягивающего мне руку, чтобы я мог встать.       — Что вы здесь делаете, мистер Поттер? Лес опасен в это время.       — Сам знаю. Приглянись повнимательнее и поймешь, — ответив немного резко, я снова взглянул на преграду. Черт, мне что — снова на него карабкаться?       — Поиск? Не ожидал. Следуйте за мной, мистер Поттер, — проговорил кентавр и бодрой рысью побежал куда-то в сторону. А я что? А я за ним. Правда, для этого мне приходилось бежать на пределе своих возможностей, но все равно отставал — четыре ноги это вам не две. Но Джерард хоть останавливался, дожидаясь меня и нетерпеливо постукивая копытами по сухой земле. Так что до небольшой полянки, до которой я бы сам стопроцентно не добрался, мы добежали примерно за минут сорок — один раз умудрился врезаться во что-то и сильно ушиб колени и ладони. Так что я тут же сел на один из пней и, шепча заклинания для лечения царапин и мелких синяков, ждал, пока мне что-нибудь скажут. А тем временем к нам выходило все больше кентавров, выходящих из леса также величественно, как они стреляли из лука. Увидев меня любимого, они немного притормаживали, но после, кидая полный недоумения взгляд на серьгу-череп, которая, как я выяснил, умеет менять свою форму с черепа на маленький черный крестик на цепочке, вставали в круг со мной в центре.       — Поиск, полагаю? Какой артефакт? — тут же устроил мне допрос вожак, что я отметил по тому, что все остальные кентавры стоят позади.       — Часы Смерти, — ответил я спокойно, чувствуя легкое покалывание излечивающихся ран. Со всех сторон раздался потрясенный вздох.       — Часы Смерти? Один из инструментов Смерти? — черт, они начинают меня раздражать. Я же ответил один раз.       — Да, — все же кивнул, хоть и не собирался, а потом показал им браслет с зелеными святящимися цифрами.       И снова этот изумленный вздох.       — Что ж, мистер Поттер. Вы ведь ищите начало, не так ли? Все хранители Смерти приходили сюда за ответом и уходили с одним и тем же. Идите в город, что стоит на реке, и найдите человека под именем Бальтазар. Он подскажет вам направление, но и только. Помните, Смерть лично испытывает каждого из троих, но на долю Часов перепадает больше всего боли и испытаний. Чем быстрее вы справитесь с испытанием, тем больше будет ваша награда, — тихо произнес вожак и развернулся, собираясь покинуть поляну. Стоп, какая еще награда?       — Подождите, пожалуйста! Какая еще награда? — спросил я, неуверенный, что мне ответят. Но кентавр все же повернулся ко мне лицом и, глядя прямо в глаза, произнес:       — На твою долю выпало немало испытаний, Гарри Поттер, и каждое из них ты преодолел, никогда не опуская головы. Награда, то, что наиболее ценно для одного, будет тебе выплачена Смертью, если ты пройдешь её испытание. Многие пытались, но лишь один дошел до конца и смог стать хранителем Часов.       Только один…       Смогу ли я?       Кентавры ушли, оставляя меня одного на поляне, освещаемой полной луной. Редкие облака плыли по иссиня-черному небу, и все вокруг, даже ветер, колебавший сухие травинки, казалось настолько правильным, что хотелось просто лечь и больше никогда не шевелиться, размышляя о вопросах бытия. Но мне надо было идти. Сейчас не время разлеживаться или искать ненужные ответы. Нельзя тратить время.       Так что я схватил сумку с земли, вновь повесил ремешок на плечо и пустился в путь к станции в Хогсмиде. Как мне известно, поезд отходит только в три часа утра, так что я смогу немного поспать. Сейчас уже одиннадцать, а до Хогсмида примерно еще час пути… Ну, это же лучше, чем ничего? **** 2 часа назад. Хогвартс. Большой Зал.       — Оп-па, — только и сказал Невилл, когда закрылись двери Большого Зала. Только что Хогвартс покинул Гарри Джеймс Поттер, который отправился искать неизвестный артефакт. Хотя, судя по всему, не такой уж и неизвестный: подросток шел, зная, что ему надо искать, судя по уверенной походке. Теперь       понятно, почему Гарри спрашивал о Поиске — его самого настиг Зов.       Драко Малфой, известный своим вечным хладнокровием, сейчас выглядел нелепо: он сидел с открытым ртом, пялясь на часы, уже отсчитавшие две минуты. Как, впрочем, и все слизеринцы, прекрасно знавшие, что часы Поиска — это показатель силы Искателя. Если они остались после начала Поиска — а по-хорошему они должны были испариться, - то это отражало и силу, — пусть и среднюю, но силу — и то, что искомый артефакт — Реликвия.       Равенкловцы также были удивлены произошедшим — никто из них не ожидал увидеть воочию претендента на Поиск, да и некоторые из ворон пылали жгучей завистью к Гарри Поттеру, которого Магия признала достойнейшим во всей школе. А чем они хуже? Они тоже могли начать Поиск и побороться за какой-нибудь артефакт, но нет же! Все только чертовому Мальчику-Который-Выжил! А то, что это может быть смертельно опасно, до них как-то не доходило.       Хаффлпаффцы… А они вообще не реагировали на то, что в школе, оказывается, произошло событие века, и продолжали есть, читая заданные на завтра параграфы и меланхолично выписывая что-то в блокнотики.       А Гриффиндорцы… А за их столом царило гробовое молчание, что сроду не было. Каждый чистокровный гриффиндорец, в их числе и Рон Уизли, знали, что произошло, но не спешили делиться своими знаниями с остальными. Потому что элементарно не знали, что делать с этим знанием. Некоторые полукровки, также знавшие значение данного события, предпочли промолчать и только потом, в кругу друзей, поговорить об этом. Магглорожденные вообще не знали ничего из того, что знали другие и теперь активно допрашивали своих чистокровных друзей, которые хоть и попали в самый сумасшедший и безрассудный факультет в школе, но о традициях были уведомлены прекрасно. Но те, как сказано выше, сохраняли молчание. Гермиона Грейнджер, уже успевшая прочитать все, что нужно, только молилась за Гарри, мечтая, чтобы он вернулся живой.       Преподаватели, за исключением Снейпа и Дамблдора, также были в недоумении. А МакГонагалл, повернувшись к директору, спросила:       — А почему мне не сказали, что мой же студент отправляется в Поиск?       — Потому что я сам не знал, Минерва, — ответил на это Альбус, не заметив ехидного взгляда Снейпа. Да-да, не знал он. Такой человек, как директор, сразу поймет, если один из учеников отправляется в Поиск, а уж за Гарри Поттером всегда следили особенно серьезно, так что не знать это глава ордена Феникса не мог.       Сам профессор Зелий выглядел… довольным, что выражалось в слегка приподнятых уголках губ и чуть заметным блеском в глазах. Еще бы! Его ученик смог достойно начать Поиск и уйти так, что никто не успел его остановить просто потому, что все были в глубоком шоке от увиденного. Но на самом деле Северус Снейп прекрасно знал, куда пойдет Поттер — к кентаврам. Эти, да еще и гоблины — почти единственные волшебные существа, которые могут давать советы, исключая, конечно, вампиров и оборотней. А еще он знал, к кому его отправят.       — Мой мальчик, а может стоило предупредить его о Бальтазаре? Он очень опасен, — вдруг спросил Дамблдор, наклоняясь к нему.       — Мы не можем вмешиваться, сам знаешь, Альбус. Для нас он теперь невидимка. Да его УПСы не найдут, даже если пройдут мимо него, как, впрочем, и Темный Лорд. Но Бальтазар действительно опасен. В любом случае, сейчас уже ничего не изменить. Это невозможно, — ответил Северус, глядя на часы. Прошло ровно сорок минут с начала испытания Гарри Джеймса Поттера. **** Хогсмид. 2 ч 30 мин утра. Мотель у станции 9 и три четверти.       Проснувшись, я первым делом выпил Бодрящее зелье, заблаговременно купленное мной вчера в аптеке. Вообще, я добрался до Хогсмида даже быстрее, чем предполагал, но все равно три часа сна — маловато для нормальной работы организма. Встав с кровати, я потянулся и принялся проверять сумку на наличие пропаж — мало ли, кто мог зайти в комнату. Все было на своих местах, чему я несказанно обрадовался, а потом спустился и заплатил за номер и завтрак — время у меня еще осталось до поезда.       Надо сказать, что такой твердой овсянки я еще не ел, а пригоревший тост вызвал у меня гримасу презрения, однако я, привыкший в детские годы к подобной еде, съел все и отнес тарелки повару. Хорошо еще, что чай был горячий. И только потом я вышел из этого… заведения и направился в сторону станции, размышляя над тем, что вряд ли я в ближайшее время посплю на нормальной постели и поем вкусную еду, но все лучше, чем ночевать на земле. Вокруг меня расстилался полумрак утра, когда солнце еще не взошло, а луна даже не собирается заходить, туман же только дополняет эту мрачноватую атмосферу. Деревья, нависающие над дорогой к станции, все еще радовали глаз своими зелеными листьями, однако и этой красоте скоро придет конец – ведь все когда-нибудь умирает. Хотя они же только впадают в спячку на зиму, а после просыпаются, выбрасывая почки. Вздохнув до боли знакомый воздух, с легким ароматом хвои, как обычно бывает в смешанных лесах, я двинулся дальше, собираясь успеть к отбытию поезда.       Вся дорога заняла у меня минут пять, и вот уже я стою на станции с билетом в руках. Поезд прибыл буквально только что, и все вокруг заволокло белым дымом, скрывая одних пассажиров от других. Откашлявшись, я смотрел, как люди торопливо выходят из экспресса, тут же спеша по своим делам. Некоторые ушли по дороге в Хогсмид, а другие предпочли ждать кареты с фестралами, которые, как я знал, служат в деревне подобием такси, но только от станции до деревни, а дальше пассажиры добираются сами на своих двоих. Хмыкнув, я пошел искать свободное купе, которых оказалась целая куча. Да уж, не думал попасть в пустой Хогвартс-экспресс, но видно, обстоятельства сложились иначе. Поэтому выбрав купе, поближе к двери, я запечатал дверь заклинанием и лег на диванчик, тут же засыпая…       А снилось мне черт знает что. Сначала Дамблдор, связанный своей же бородой кричал: «И ты, О Брут!» при этом ему в грудь был воткнут странного вида кинжал. Потом Рон, одетый в женское платье с панталонами бегал по кругу и кричал: «Как ты мог!» Волдеморту, который смотрел на все это усталыми красными глазами, а потом вдруг заплакал кровавыми слезами, почему-то превращающимися в ром. После Гермиона, читающая мне лекцию о том, что я не импотент и должен приказать… кхм… ему восстать. В финале приснился Снейп, смотрящий на всех остальных и говорящий: «Ну и бредовые у тебя сны, Поттер», а после он вдруг постучал мне по лбу три раза и ласково сказал: «Вставай, соня!» Реакция на это у меня была, мягко скажем, нецензурная.       И я действительно проснулся… от стука в дверь. Так до меня и дошло, что ругался я во сне, а не в реальности. А когда я вспомнил детали этого самого сна… Боже, убейте меня. «Серьезно, — подумал я, выходя из поезда на платформу. — Как могут нормальному человеку сниться ТАКИЕ сны? Про Снейпа я вообще молчу…»       Ладно. Теперь надо искать этого Бальтазара или как его там. Как я понял, город, стоящий на реке это Лондон и есть. По всем признакам подходит. Хм. Может поискать в маггловском мире? Хотя нет, вряд ли это маггл. Тогда кентавры даже имени его бы не знали. Так что, скорее всего, это маг. Может пойти в Косой переулок и купить какой-нибудь справочник? Тогда я несколько недель буду искать одну фамилию — неизвестно еще, сколько человек с именем Бальтазар живет в Лондоне. М-да. Подбросили мне задачку. Вздохнув, я поплелся в Дырявый котел. В конце концов, теперь ни один меня не узнает, даже если я помашу им. Фактически, человека по имени Гарри Поттер не существует. Только странный подросток, одетый как оборванец — я решил надеть старую одежду Дадли, дабы скрыть свою экипировку.       Добравшись до магического паба, я снял комнату на неопределенный срок, а после пошел гулять по Косой аллее, попутно глядя по сторонам. Я понимал, конечно, что надо искать Бальтазара, а не бездельничать, но… иногда я просто хотел смотреть на жизнь, как бы странно это не звучало. Видеть, как люди смеются и просто разговаривают друг с другом, испытывают какие-то чувства, наполняет мое сердце странной теплотой. И мне хочется сражаться за них, как ни странно. Сделать так, чтобы этот мир продолжал быть таким же мирным и спокойным…       — С дороги, урод! — крикнул кто-то, толкая меня в лужу и заставляя закашляться от попавшей в нос воды.       Мужчина, толкнувший меня, быстро прошел мимо, и тут же теплоту и желание защитить сменила ярость. Я быстро поднял руку, рисуя в воздухе какой-то знак, напоминающий переплетенных змей. И в ту же секунду обидчик рухнул на землю, захлебываясь собственной кровью. К нему тотчас устремились прохожие, а некоторые даже пытались помочь, вот только… От проклятия Часов Смерти уже ничего не спасет. Хотя я понимал, что за это мне попадет, однако я чувствовал это. Его деяния. В них не было ничего светлого, одни лишь унижения слабых и беспомощных, даже забота о семье и детях была насквозь фальшивой. В самом деле, этот мир не так уж и идеален. В нем, как и во всем, есть свои изъяны в виде таких людей, слишком избалованных для того, чтобы понять - за все придет расплата. За каждый проступок и преступление. За каждую уничтоженную жизнь.       Поднимаясь и накладывая на себя очищающие заклятья, я смотрел на толпу впереди и думал о том, что ему постарались помочь. А на меня… А на меня не обратили никакого внимания, словно так и должно быть. Да, и у этого мира есть свои недостатки. И, развернувшись, я пошел прочь, не смотря на разворачивающуюся трагедию. Но, посмотрев на один из плакатов, украшающих витрину «Флориш и Блоттс» я застыл соляным столбом, уверенный, что минутой раньше этого здесь не было.       «… Бальтазар Блэк, дядя Сириуса Блэка, надеется, что его племянника похоронят самым достойным образом, пусть от него и остались одни лишь воспоминания…»       Стоп. Бальтазар Блэк?! Вы серьезно? И где он живет, кстати? Запомнив адрес, я решил незамедлительно отправиться туда. Хотя прежде стоило бы купить нормальную одежду, а то позориться как-то не хочется. Вздохнув, я пошел к мадам Малкин, так и не обратив внимания на труп, уже закрытый в плотном полиэтиленовом мешке черного цвета и лежащий на носилках.       Спустя полчаса я был уже полностью переодет в качественную, но не броскую одежду, и стоял перед воротами особняка Бальтазара Блэка. Минуты через две из усадьбы в готическом стиле вышел дворецкий, открывший одну из створок врат и почтительно поклонившийся:       — Мы вас ждали, мистер Поттер. Прошу за мной.       Я на это только усмехнулся, пародируя Снейпа, и пошел следом. Войдя же в мэнор, я был достаточно удивлен огромным количеством произведений искусства, но мой провожатый уже поднимался по лестнице, так что мне оставалось только последовать за ним. Надо сказать, шли мы недолго и, открыв двустворчатые двери, дворецкий впустил меня в столовую, где во главе стола сидел взрослый мужчина. Даже по чертам лица мне стало ясно, что передо мной — родственник Сириуса. Те же вьющиеся черные волосы, те же голубые глаза и скулы. Вот только незнакомая мне кривая улыбка, да хищный блеск этих самых глаз заставил меня насторожиться и, прищурив глаза, посмотреть на него.       — Да, мистер Поттер, вы меня удивили. Двое из вас добирались до меня гораздо дольше, — хмыкнул Бальтазар. — К тому же, хоть я и слышал о Поиске, так внезапно позвавшем вас, но я предполагал, что вы охотитесь за другой реликвией, а не Часами. Что же, похоже, я ошибался.       У этого мужчины была так раздражающая меня манера разговора. Он тянул слова так, что я едва улавливал их смысл.       — Возможно, — ответил я спокойно. — Но многие до вас садились в лужу. И некоторые, упав, уже не встали.       Взгляд Блэка тут же неуловимо изменился.       — Присаживайтесь, мистер Поттер. Сейчас подадут десерт.       — К сожалению, мистер Блэк, у меня нет на это времени. Дела, знаете ли, не ждут. Знаете, почему я не люблю людей, похожих на вас? — так же тяня слова, спросил я.       — И почему же, мистер Поттер?       — Потому что они думают, что я наивный идиот, не воспринимая меня всерьез. И где они сейчас?.. — и что я несу?.. Сам не знаю, но слова приходят сами.       — О, нет, мистер Поттер. С чего вы взяли, что я думаю о вас, как о столь… глупом представителе рода человеческого. Наоборот, я просчитываю все варианты событий. Взять его! — и тут же меня скрутили два бугая. Черт, и как я мог попасться так глупо! На своих же собственных словах! — И, мистер Поттер, если вы сможете выбраться, в чем я сомневаюсь… Часы скрыты в тверди земной. А где не скажу м ищи ответ в реке. Отведите нашего гостя в подземелья и закуйте его, чтоб не сбежал… - ехидно закончил Бальтазар.       Меня поволокли по коридорам, по которым я шел сюда. По дороге я смотрел только на стены, изучая их, а после и потолок в подземельях — по нему шла вентиляция и, сюда по всему, здесь были не только темницы, но и погреб с вином. Хм. Похоже, мое новое жилище располагается прямо около стены и здесь был выход одной из труб. Проблема вся была в том, что до решетки мне было не дотянуться — слишком высоко, да и оковы на меня надели антимагические, так что теперь мне приходилось выдумывать маггловские пути спасения. К слову, в камеру меня кинули, как мешок с картошкой, а потом оба бугая ушли. Идиоты! Разве можно оставлять пленника без присмотра? Хотя что я могу сделать? Магии нет, да и ростом не вышел. Вздохнув, я попытался высвободить руки из оков, как меня пытался научить один тюремщик, учащийся на механика. Вот только видимо у меня суставы слишком малоподвижные. Черт. Будем искать другой путь.       Так, наручники, судя по всему, металлические, а что металл имеет обыкновение? Ржаветь! Точно! Вот только как заставить их заржаветь? Здесь конечно, есть раковина, но тогда процесс займет слишком долгое время. А столько у меня нет! Да к тому же чего доброго обнаружат!       — Эй, — раздался гнусавый голос в коридоре. — Как на счет поразвлечься с нашим пленником? — и я почувствовал, как у меня холодеет в животе. Черт. Черт. Черт.       — С ума сошел? Бальтазар нам за это головы свернет!       — Да не свернет он! Так, пожурит, а потом спасибо скажет, что мы этого маленького пупсика сломали.       Черт.       — Да-а-а? — с сомнением и предвкушением протянул второй, а потом я понял, что сейчас начнется самое страшное. Через минуты три дверь в мою каморку отворилась, и в проходе возникли два бугая с кровожадными ухмылками на лицах. От ощущения опасности, неотвратимой, неизбежной, я почти задыхался.       — Круцио! — рявкнул первый, направляя палочку на меня и… началось. Мне было больно, просто ужасно больно. Это как будто тебя разрезают на мелкие кусочки, обнажая все нервы, какие только есть, а потом окунают в чан с кипящим маслом. Залечивают тебя кое-как, оставляя открытыми кости, и все начинается сначала. Снова и снова, дожидаясь пока с потрескавшихся губ не сорвется первый надрывный крик, режущий уши. Больно слышать после экзекуции:       — Давай снова! Он так славно орет…       И все повторяется. После ломаются кости. Странно, но когда мне сломали пальцы правой руки я совершенно ничего не почувствовал — нервных окончаний, казалось, не было. Однако мгновением позже волна агонии прошлась по телу, заставляя орать, уже хрипло - голос отказывался подчиняться мне. Но потом они снова наложили это кошмарное заклинание и сломали уже ногу. Тогда я почувствовал, как кость прорывает кожу. И снова, и снова, пока не осталось ни единой целой кости, кроме разве что некоторых… Которые могли лишить меня жизни, а их – возможности развлечься. После они взяли плети, и неповрежденная прежде спина покрылась отвратительного вида рубцами, сочащимися кровью после второго удара, который накладывался на первый.       — Какой чувствительный! — восторженно воскликнул один из них, на мгновение давая своему коллеге знак остановиться. Он подошел ко мне совершенно неслышно,— только кровь хлюпала под ногами, — смотря прямо в глаза, отчего я, почти сходя с ума, почувствовал знакомое жжение. Как же мне хотелось, чтобы это закончилось... — Ну, что ты, пупсик. Это же только начало... — сладко протянул он, переворачивая меня на живот. — Не думал, что светлые маги такие жалкие создания, — произнес мучитель, и я... закричал. Исступленно, чувствуя ботинок на своей спине, прижимавший меня к камням моей темницы.       — Видишь, мой милый пупсик? Это еще только начало.       И он отошел, я тут же услышал свист рассекающего воздух хлыста, ранящего мою спину.       Размахиваясь с полной амплитудой, они делали все, чтобы я умолял их прекратить. Но я не молил о пощаде. Я кусал губы, кричал, срывая горло, и хрипя, но не умолял. Но в душе… надо признать, тогда я уже ждал Смерть. С нетерпением ждал. Но удары все не прекращались, а когда у них иссякла фантазия, они начали просто банально бить меня по сломанным ребрам, дополняя это легкими пыточными проклятиями. А в конце… они… решили меня сломать окончательно. Они специально перевернули меня на спину, поднимая ноги так, чтобы я все видел, почти сложив при этом пополам — хотя мои глаза уже самопроизвольно закрывались, а редкие минуты забвения давали необходимый отдых находящемуся на последнем издыхании сознанию. Словно издеваясь, они прислонили рукоять плети к моим губам, но я отворачивался, внутренне сжимаясь от отвращения.       — Давай же, Поттер. Ты ведь не хочешь, чтобы мы разозлились, а, пупс?       — Чтоб вы сдохли, твари! — резко зашипел я, кривя губы в презрительной усмешке. Только на это у меня еще хватало сил.       — Как хочешь, пупс. Тогда... — и я почувствовал невообразимую боль: ребристая поверхность рукояти разрывала в клочья нежные стенки ануса, и эта агония длилась вечность: привыкнуть к страданиям мне не давали, пихая свое орудие все дальше и дальше и вытаскивая с хлюпом, набирающейся в заднице крови и выплескивавшейся на пол с очередным толчком.       — Как насчет попробовать пойти дальше, а, пупс? Твоя попка так и готова принять мой член... Истекающая... влажная...       Я почти потерял сознание, почувствовав таранящую меня плоть, а второй вдруг подошел ко мне, расстегивая оковы на руках и давая им упасть, и, хватая меня за подбородок, притянул к своему члену.       — Соси, шлюха!       Такое противное ощущение, что от этого позора уже никогда не избавиться, захлестнуло меня. Это унижение. Я сам… себя ненавидел. За то, что допустил подобное. Последние минуты с нетерпением ждал смерти. Знал, что она придет за мной. За предавшим её искателем, который провалился еще на первом испытании. За тем, кто столько раз её обманывал.       Но… сначала я должен был кое-что сделать. Отомстить им. Пальцем, который только чудом мог еще двигаться, я нарисовал тот же символ, только на этот раз у него было больше ветвлений, а закончив, я заставил себя наблюдать за их смертью… Мучительной смертью… И думал о том, что моя месть свершилась слишком быстро.       Они упали в лужу моей крови и застыли с выражением ужаса на лицах. Бедные, бедные охранники… отобрали у них конфету.       Меня пробрало на истерический смех, хоть я и знал, что смеяться будет больно. И мне действительно было больно – сломанные ребра разом заныли, давя на легкие, и я закашлялся своей кровью, только чудом не захлебнувшись ею. А потом нахлынуло уныние. Я умру в луже крови, истерзанный собственными «телохранителями», что за глупость. Если бы их здесь не было, я бы еще согласился умереть, но они были здесь, а поэтому я никак не мог умереть. Не мог.       Интересно, что скажет Северус, если я сейчас умру…       И тут я почувствовал чье-то прикосновение к своему лбу. Это было даже не рука человека — на ней не было ни кожи, ни мышц. Лишь кости, объединенные в единую конструкцию. Больше я ничего не видел — зрение затуманилось, и последней эмоцией, что я испытал, было облегчение, что я умру без боли…