Мальчик, которого вы любили, — монстр, которого вы боитесь

Много ли в этом мире людей, готовых потом и кровью зарабатывать на лучшую жизнь, не мечтая однажды сорвать джекпот? Каждый желает иметь возможность ни в чем себе не отказывать, обеспечить достойную жизнь себе и своим близким, удовлетворять потребности, но при этом не каждый хочет напрягаться: как правило, при первых же трудностях и неудачах большинство опускает руки. Совсем отчаявшиеся от бедности люди готовы потратить последние сбережения на лотерейный билет — может, сегодня повезет? Рано или поздно судьба обязана сжалиться над ними, иначе как еще объяснить, что одни живут на широкую ногу, а другие — еле сводят концы с концами, все чаще склоняясь к мысли свести счеты с жизнью? Не все осознают, что у богатства, известности и удачи есть некие подводные камни, которые иногда оказываются в разы хуже нищеты. Что в жизни каждого успешного человека, который на самом деле трудился не покладая рук, не всегда все прекрасно, а его приобретенный статус и знакомства принесли много проблем и разочарований. Глупо надеяться, что человечество перестанет ценить деньги и власть, несмотря на то, сколько несчастий они привносят в жизнь. Альфред Соломонс — он же Майкл Питерсон — являлся тем самым золотым билетом для некоторых из его окружения. Персонал тюрьмы хотел приручить его, словно дикого зверя, загнать в рамки — все это ради повышения и без того приличной по их меркам зарплаты. Они не хотели и не пытались идти с ним на контакт или компромиссы, ведь было намного проще избить заключенного буквально до потери сознания, а затем с гордостью доложить мистеру Джеймсу Уильямсу, что минимум на полдня им удалось найти выход из ситуации. Где же их премия за старания? Куки, как и другие, преследовал цель заработать на своем бойце — он, по крайней мере, не пытался этого скрывать и сообщил о своих планах в первый же день знакомства. Альфред не смел на него злиться или в чем-то обвинять, раз за разом наблюдая, как длинными, слегка дрожащими пальцами Дениелс — у наркоманов в завязке вряд ли бывает иначе — раз за разом пересчитывал купюры, после чего часть из них шла в карман Соломонса. Ситуация с Куки и охраной были в корне разные, хотя и тем, и другими двигали одинаковые цели. Соломонс добровольно продал свое тело Дениелсу, позволяя тому вертеть собой как душе угодно, но в случае с надзирателями все было совсем иначе. Он не давал им права подходить к себе, не желал слушать и тем более получать десятки ударов дубинками — они пользовались ими против его воли, и именно это сильнее всего бесило Альфреда, который не желал наладить отношения с теми, кто портил ему жизнь. Вызывали ли эти тюремные церберы ассоциации с Ра’с аль Гулом? Возможно, в чем-то и было некоторое сходство, но если лидер Лиги Теней изредка вызывал уважение своими действиями и мировоззрением — совсем чуть-чуть, задолго до изгнания Альфреда, — то охранники явно не могли похвастаться своими достижениями и мыслями, связанными не с избиением и унижением заключенных. Но всегда бывает так, когда в тихую и размеренную жизнь врывается очередная проблема, которая изначально не представляет особой опасности, но раз за разом привносит свои жесткие коррективы и заставляет относиться к себе по-другому. Не только Куки, чье влияние значительно возросло за стенами тюрьмы, не только надзиратели, раз за разом переступая границы дозволенного, желали делать деньги на Альфреде Соломонсе: будущая жизнь юного Джонатана Крейна зависела от Соломонса ничуть не меньше. Джонатан Крейн был одним из немногих студентов в университете, кому уже пообещали предоставить рабочее место, и не в задрипанной местной больнице в роли стажера или помощником психиатра, услуги которого большинство населения не могло себе позволить, а в печально известном Аркхеме — лечебнице для душевнобольных преступников, расположенной в Готэм-Сити, США. Работа в Аркхеме была шансом сбежать из Англии, раз и навсегда распрощаться с семьей, чтобы иметь возможность воплотить свои задумки в новой, куда лучшей жизни, если бы не одно «но»: получит ли Крейн работу мечты или нет — зависело от того, насколько хорошо он справится с практикой в тюремном учреждении. Сидящий перед ним Майкл Питерсон всем своим видом давал понять, что студенческая практика и написание выпускной работы по ней обречены на провал. Но с другой стороны, разве кто-то говорил Джонатану, что работа в реальных условиях, с настоящими психопатами и душевнобольными, будет легкой? Он предпочитал думать, что Майкл Питерсон — его первый пациент, и плевать на то, что сейчас они находились не в лечебнице, а в тюрьме за чертой Лондона, и этот громила перед ним, с далеко не самой хорошей репутацией, мог запросто свернуть всем присутствующим в помещении шею. Его не сможет остановить ни охранник с заряженным оружием, ни наручники, которыми Питерсон был прикован к столу. — Так и будем молчать, док? — Насмешливый голос Соломонса нарушил тишину, заставил встрепенуться двух незваных гостей, которые уже давно разложили на столе необходимые предметы и тетради для записи своих наблюдений. — Или еще рано называть вас доктором? Джонатан, несмотря на отсутствие каких-либо эмоций на лице, взглянул на пациента сквозь оправу очков, а его холодный взгляд буквально пронзил Соломонса насквозь — в тот момент ему показалось, что этот Крейн не такой уж и простой тип, что будет трудно вывести его из себя и тем более спровоцировать драку. Хотя такой исход разве был возможен? Соломонс мог бы прихлопнуть этого ботаника одной левой, а его куратор — если конечно этот второй мужик, имя которого Альфред не потрудился запомнить, таковым являлся, — сбежал бы сам, подальше от греха. На вооруженного охранника было плевать — они знакомы уже не первый день, и даже если тот на самом деле выстрелит, то хуже не будет, ведь эта заветная пуля положит конец страданиям Соломонса. Внутри у Джонатана все кипело от негодования и предвкушения одновременно: такой молодой и неопытный, но уже желающий свернуть горы студент мог бы стать лакомым кусочком для многих государственных учреждений. Вопрос был лишь в том, сможет ли этот молодой человек оправдать надежды других и доказать, что на самом деле чего-то стоит. — Итак, мистер Питерсон, — Джонатан положил одну руку на другую, слегка оперся на стол перед собой, — я здесь для того, чтобы выявить одну из возможных причин вашего поведения. Мистер Уильямс поделился вашей историей и своими опасениями со мной, и именно потому мы с вами будем в одной лодке на протяжении месяца. Соломонс сощурился, в его глазах горел недоверчивый и одновременно насмешливый огонек — самоуверенность Крейна забавляла его. Кажется, ближайшие тридцать дней обещают быть веселыми, ведь Альфреду на самом деле стало интересно, к чему они придут, а точнее, через сколько сеансов юный Джонатан сбежит отсюда, поймет, что было бы неплохо подыскать себе другую профессию в будущем. Второй мужчина отчего-то молчал, не произносил ни звука. Возможно, он лишь следил за тем, как вел и чувствовал себя будущий судебный психиатр, какую тактику предпочел выбрать. В случае возникновения трудностей, которые несомненно еще случатся, этот мужчина сразу же подоспеет на помощь своему подопечному, подскажет, в какую сторону нужно направить разговор. А на многое ли способен этот очкарик в дорогом костюме и не менее дорогих очках без опеки со стороны профессора и без вооруженной охраны в метре от себя? Откуда в столь молодом возрасте у него деньги на прикиды, которые не в состоянии себе позволить большинство работающих граждан? Сможет ли он доказать, что по праву готов вступить в схватку с бешеным зверем, а впоследствии распоряжаться судьбами других осужденных? — Вы так и не ответили, как мне следует вас называть. Я, знаете, хоть и сижу в тюрьме, но правила приличия никто не отменял. — Соломонс как ни в чем не бывало глядел на невозмутимого молодого человека перед собой, которого, кажется, нисколько не смущали подобного рода провокации. Альфред должен был признать, что у этого парня на самом деле была выдержка и достаточно знаний, чтобы не идти на поводу у эмоций — Шерлок Холмс точно все бы высказал Соломонсу при подобных издевательствах и тоне. Крейн слабо улыбнулся, откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу: он не чувствовал себя не в своей тарелке и, кажется, ловил кайф от места, в которое попал, от осознания, что перед ним сидит не обычный зашуганный наркоман, а самый настоящий жестокий преступник, который хоть и попал сюда за кражу, но все его настоящие грехи и пристрастия вспыли на поверхность именно за решеткой. — Зовите меня Джонатан. — Я понял, Джонни. Но есть еще кое-что, что я хотел бы прояснить. — Соломонс понимал, что после сеанса с высокой вероятностью столкнется с очередным праведным гневом надзирателей за свое поведение, но при этом не имел права упустить возможность повеселиться: в тюрьме не было никаких развлечений для Альфреда, а бои без правил не считались — это его работа. Крейн лишь слегка повел бровью после обращения в свой адрес, но больше не показал ни единой эмоции. Его напарник продолжал хранить молчание, лишь изредка делал какие-то пометки в тетради — точно куратор или дипломный руководитель, который предоставил студенту полную свободу, но был готов в любую секунду пресечь весь этот цирк, если бы понял, что что-то пошло не так. Вооруженный охранник, в отличие от остальных, вовсе не подавал никаких признаков жизни: стоял рядом и не двигался, смотрел в одну точку и, кажется, даже не моргал. — И что же, Майкл? Мне следует попросить охрану покинуть помещение? Ослабить оковы? Пригласить сюда лучших шлюх Лондона? Соломонс был потрясен до глубины души: такой приличный и юный с виду, но уже умеет хамить и выказывать пренебрежение, не делая при этом лишних телодвижений и не прося помощника или охранника успокоить заключенного, который уже начал пытаться что-то требовать взамен. — В одном ты точно не прогадал, Джонни, — Соломонс подался вперед настолько, насколько мог, сощурился и внимательно посмотрел на будущего психиатра, — сможешь устроить нам встречу тет-а-тет? — Исключено! — Наставник и напарник Джонатана в одном лице впервые за все это время подал голос, пронизывающим взглядом глядя на заключенного напротив, буквально будучи готовым испепелить Питерсона за одно его предложение остаться наедине. — Нам не нужны проблемы, мистер Петерсон, и именно потому ни я, ни охрана никуда не уйдем. Если бы у вас хватило мозгов выбрать иной жизненный путь, получить высшее образование, то вам было бы известно, что преподавательский состав университетов несет ответственность за студентов. Соломонс глянул на мужчину холодным, убийственным взглядом. Он не мог знать наверняка, ведь не видел себя со стороны, но, возможно, именно этот взгляд был у него в последний вечер за стенами Лиги Теней, когда он, поддавшись соблазну, отправился выяснять отношения с Митчем на местное кладбище. Такое состояние не сулило ничего хорошего, но, кажется, профессора это не напрягало — он свято верил, что наручники решат все его проблемы и не позволят Питерсону взять контроль над ситуацией. — Не уверен, что вы на самом деле профессор и судебно-психиатрический эксперт — слишком много паники и гнева в ваших глазах. Другое дело он. — Соломонс кивнул в сторону Крейна, на самом деле начиная испытывать к нему если не уважение, то что-то близкое к этому чувству. Джонатан Крейн сидел с невозмутимым и даже скучающим видом, изредка поглядывал на наручные часы — такие же дорогие, как и весь его остальной прикид, — пару раз закатывал глаза и тяжело вздыхал, словно пытался узнать, когда все это представление подойдет к концу и они смогут заняться делом. Мистер Браун явился сюда в качестве спасательного жилета для Крейна, но выходило почему-то наоборот — именно это раздражало молодого человека больше всего. Подобной наглости Браун не мог стерпеть, но и слов для ответа у него не было, как и не было смысла начинать спорить с заключенным, который уже давно понял, что к чему, и теперь пытался подстроить ситуацию под себя. Мистер Браун стучал ручкой по столу, без конца блуждая взглядом по помещению, при этом пытаясь сформулировать хоть что-то вразумительное. С каждой секундой промедления довольная улыбка Соломонса становилась еще шире, он буквально вспомнил свои годы в школе: как выводил преподавателей из себя, иногда на спор с одноклассниками, иногда по своему желанию, а затем наблюдал, как те предпринимали тщетные попытки сдержать себя, молча указывали пальцем на ученика, желали сказать что-то оскорбительное в ответ, но в то же время сдерживались, ведь боялись — отец этого мальчишки был влиятельным типом, это знали все. Спустя столько лет ситуация повторилась, но лишь с той разницей, что Соломонс давно не был школьником, а за ним не стоял Ра’с аль Гул, который, хоть и презирал подопечного за многие поступки, но в то же время не позволял кому-либо постороннему учить его жизни, за исключением, конечно же, полиции — против этих структур лидер Лиги Теней был бессилен, по крайней мере, в школьных делах своих детей. Соломонс вновь сощурился, но на сей раз от осознания, что мысли о прошлом и в частности о Ра’с аль Гуле раз за разом лезут в его голову — это напрягало, было непонятно, с чего вдруг тот стал напоминать о себе, словно это предвещало скорую встречу с ним, со своим главным врагом. Но Альфреду повезло, от очередного самокопания его отвлек голос Крейна: — Мистер Браун, оставьте нас. Я уверен, что все будет хорошо. — Джонатан скрестил руки в замок, все тем же немигающим проницательным взглядом смотрел на мужчину сбоку, а на его молчаливый вопрос: «Какого хрена, Джон?» ответил спустя некоторое время: — Я подпишу все необходимые бумаги, я беру всю ответственность на себя за то, что собираюсь сделать. Мистер Браун не ответил ничего, что означало, что он категорически против затеи ничего толком не понимающего студента. Крейн не спал несколько суток, все его мысли были направлены на скорую практику в тюремном учреждении. Он был взволнован, желал, чтобы все прошло на ура, хотел собрать как можно больше необходимой и полезной информации, не только для защиты диплома, но и просто ради общего просвещения. Но пока все шло не по его сценарию — Питерсон ясно давал понять, что не пойдет на контакт при посторонних, Браун же следовал инструкциям и не собирался отпускать Крейна во все тяжкие, при этом не задумываясь, что, если тому не удастся найти подход к заключенному, то студенческая практика не будет засчитана, а выпускная работа не напишется сама. Это был замкнутый круг, и Джонатан собирался его разомкнуть. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. — Выйдем на пару слов, мистер Браун.

***

Дорогой ресторан, приятная расслабляющая музыка на фоне, улыбчивый и вежливый персонал, лучшие шеф-повара — этого было достаточно, чтобы богатенькие англичане спускали добрую часть своей зарплаты за один вечер, даже не догадываясь, что висят на волосок от смерти: подобные рестораны служили местом встречи для влиятельных преступников, боссов мафии. Тот вечер не был исключением, хотя многие посетители — бизнесмены со своими любовницами — не придавали никакого значения двум мужчинам за самым дальним столом, вокруг которых стояло несколько громил, следивших за порядком. Неподалеку от них, чуть ближе к небольшой сцене, происходило веселье: мужчина средних лет в дорогом костюме и в обнимку с какой-то девушкой непринужденно танцевал, не обращая никакого внимания на завистливые взгляды других. Он имел право наслаждаться жизнью, точнее, своим перерывом на обед, несмотря на то, что на часах было почти девять вечера. Арчибальд Стронг, правая рука Карамайна Фальконе, его верный пес, имел ровно сорок пять минут свободного времени в сутки, потому не смел растрачивать их впустую. Мистер Фальконе сидел за тем самым столом напротив партнера по бизнесу, которого, по правде говоря, собирался вывести из дела в ближайшее время. Нужно было лишь обсудить кое-какие детали, согласовать поставки наркотиков и оружия, а затем отдать приказ Арчибальду убрать с дороги это небольшое недоразумение, которое требовало сорок процентов выручки за свои услуги. — Мистер Фальконе, не поймите меня неправильно, но вы правда доверили создание синтетических наркотиков какому-то мальчишке, от которого в любой момент можно ждать проблем?! — Мужчина средних лет широко распахнутыми глазами глядел на своего собеседника, будучи не в силах понять, как одному из самых влиятельных людей преступного мира пришла в голову такая идея. Кармайн Фальконе неспеша отпил коньяк из бокала, прикрыл глаза от удовольствия, улыбнулся каким-то своим мыслям, снова сделал глоток и поставил бокал обратно на стол. Только после этого он соизволил дать ответ своему партнеру по бизнесу: — Мистер Хилл, наш химик, точнее, как вы выразились, «какой-то мальчишка», знает свое дело, мы работаем с ним уже не первый год. За это время не было ни одного прокола с его стороны, как, собственно, и с нашей. Нет смысла паниковать и нагнетать атмосферу. — И как же его зовут, черт возьми? Что это за одаренное создание, которое вышло на сделку с дьяволом? Хилл злился и нервничал одновременно — подобного рода опасная работа отнимала много сил и нервных клеток, а типы вроде Фальконе лишь добавляли проблем, считая, что им все будет сходить с рук, что все будут плясать под их дудку. Слабаки именно так и поступали, но мистер Хилл — владелец транспортной компании, которая занималась перевозками не только мебели и строительных материалов, — собирался быть хитрее и обвести мафию вокруг пальца, но для начала нужно было разобраться с товаром, точнее, откуда он пришел и кто его создал. — Могу сказать лишь то, что мой дорогой и любимый Джонни всегда заканчивает работу в срок, несмотря на свой плотный график и другие дела, а его дурь просто улетная, еще никто не смел жаловаться. Потому, — Фальконе снова взял уже полупустой бокал в руки, — не будем затягивать. Товар у нас на складе, нам нужна машина сегодня же. Хилл молчал, все еще не в состоянии поверить в услышанное. Он работал со многими бандитами, но, кажется, еще не встречал тех, кто доверял столь опасное дело какой-то шпане, которая, может, и разбиралась в наркотиках и их создании, но не была в ответе за свою преданность делу. — Ладно. Сегодня в одиннадцать вечера на складе, отправлю туда двух своих ребят. — Хилл с раздражением отбросил меню в сторону, встал из-за стола, нарочно создавая как можно больше звуков ножек стула о каменный пол. — Кейс с деньгами передадите им же. Всего хорошего, мистер Фальконе. Громко смеющиеся пьяные мужчины, девушки в дорогих платьях, вовсю обсуждающие последние новинки моды, бегающие туда-обратно официанты с тяжелыми подносами — жизнь вокруг кипела, и только для Фальконе время остановилось: пелена злости и негодования накрыла с головой. Он не терпел, когда к нему пренебрежительно относились, а к его людям выказывали недоверие — он, черт возьми, был крестным отцом преступного мира не только в Готэм-Сити, который ему пришлось покинуть на неопределенное время из-за обстоятельств, но и некоторых европейских стран. Это он разбирался, кому можно доверять, а кому — нет. Глупцы вроде Хилла непременно отправятся на тот свет за неуважение. Мистер Стронг, не забывая периодически поглядывать на настенные часы в центре зала, следил за боссом, между делом прижимая к себе не совсем трезвое женское тело, но при этом не смел быть недовольным — это было лучше, чем обеденный перерыв в компании Фальконе, который был готов взорваться от злости, и это было видно даже издалека. — Арчи, твою мать, иди сюда! — Он раздраженно махнул рукой, подзывая своего верного и на все готового пса, при этом подобным действием помешав мимо пробегающему официанту продолжить путь, отчего бутылка дорогого шампанского разбилась вдребезги прямо перед столом самого влиятельного человека в этом заведении. К счастью для паренька, который растерялся от неожиданности, неловкости и страха одновременно, Арчи уже подоспел к столу, положил ладони на плечи босса, тем самым усмиряя его пыл и острое желание выхватить пистолет из кобуры под пиджаком. Он незаметно подмигнул официанту, тем самым намекая, чтобы тот спешил прибраться. Или убраться — в другую страну под другим именем. Фальконе уже забыл о недоразумении с бутылкой, весь его гнев и все внимание были направлены на Стронга, который сел напротив, сложил руки в замок и принялся терпеливо ждать очередного грязного задания. — Предупреди Крейна, что в скором времени у нас появится новый перевозчик — мы расширяем границы, и нам нужно больше товара. А потом позвони Зсасзу и сообщи ему, что у него появилась работенка, нужно убрать Хилла.

***

Соломонс немного удивленно смотрел вслед уходящей парочке, прекрасно догадываясь, о чем те сейчас будут спорить за стеной. Как один будет доказывать другому, что это безумие оставаться наедине с заключенным, другой же продолжит настаивать на своей правоте. И лишь охранник, продолжая держать заряженное оружие, все так же беспристрастно глядел в одну точку, будто на самом деле находился в другом измерении. — Ты что делаешь, Джон?! Хочешь, чтобы тебя отчислили на последнем курсе прямо перед выпуском, а меня уволили?! — Меня не отчислят, мы оба прекрасно это знаем. — Голос Крейна звучал уверенно, словно он не собирался сделать ничего выдающегося и опасного, словно это не он шел на верную смерть — мистер Браун знал наверняка, что Питерсону не составит труда повлиять на не до конца сформированное сознание Джонатана, ему будет легко сбить юнца с пути, ведь по его логике сидящие за решеткой умели проворачивать подобные фокусы и сбивать молодых стажеров с нужного курса. Мистер Браун не знал, что в биографии Джонатана Крейна было куда больше опасных и запоминающихся встреч, чем обычная беседа с заключенным в наручниках, да еще и под надзором охраны. Он не догадывался, что обучение на судебного психиатра было лишь одним из интересов Крейна, что создание и продажа наркотиков занимали не менее важную роль в его жизни, а работа на мафию стала своего рода наркотиком для него самого. Все считали, что родители Джонатана были влиятельными и богатыми — иначе откуда у Крейна такие дорогие костюмы и аксессуары? Возможно, следовало сказать, что отцом Джона стал Готэмский мафиози, с которым он работал уже почти пять лет и который платил ему слишком хорошо, чтобы захотеть уйти из этого бизнеса. Фальконе даже предоставил своему юному коллеге лабораторию и нескольких помощников с охраной. Биологическим же родителям было плевать на сына — учился и хорошо. Планировал уехать за границу? Не вопрос. Пусть только не забывает высылать деньги и звонить по праздникам. — Неужели тебе не страшно, Джон?! — Мистер Браун не унимался, предпринимая отчаянные попытки достучаться до сознания Крейна, хотя и осознал, что тот на самом деле мог позвонить ректору, объяснить ситуацию, подписать бумажки и отправиться на «свидание» с Питерсоном. И все это всего лишь ради диплома и работы в Аркхеме, где ему может не понравиться, и он сам решит уволиться через пару недель. Игра не стоила свеч. — Начнем с того, мистер Браун, что тема моей выпускной работы — страх и его влияние на сознание. Так что у меня есть отличная возможность испытать этот самый страх на своей шкуре. — После некоторой паузы он добавил: — Страху подвержены и осужденные, возможно, наиболее сильному, чем когда-либо. И Питерсон — идеальный вариант разобраться в этой теме и собрать необходимый материал. Крейн пристально глядел на мужчину, чего-то ждал, может быть, думал, какие еще аргументы привести. Так хотелось сказать, что Питерсон не представлял никакой опасности — Фальконе и его дружки, вот чего на самом деле следовало опасаться, но никак не качка в шрамах, прикованного к столу. После затянувшегося молчания, ведь Браун до последнего не собирался идти на контакт, Джонатан вновь нарушил тишину: — Какие документы я должен подписать? Мы лишь зря теряем драгоценное время, мистер Браун. Альфред все с тем же заинтересованным взглядом наблюдал за Крейном, который вернулся в кабинет уже через несколько минут. Все такой же спокойный и невозмутимый, будто знал наверняка, что ничего не может пойти против его задумок и планов, будто он был владыкой всего мира. — Прошу прощения за это небольшое недоразумение, Майкл. — Джонатан абсолютно бесшумно сел на стул, придвинул его к столу, притянул к себе письменные принадлежности. — Предлагаю, наконец, начать нашу беседу. — После некоторой паузы Крейн добавил: — Его, к сожалению, нам не удастся выпроводить за дверь. — Он глянул на охранника, который лишь слабо хмыкнул и тем самым рассеял опасения по поводу своей способности думать и слышать окружающих. — И тебе не страшно, совсем нисколько? — Соломонс был заинтересован. Всю жизнь презирая психологов и тем более психиатров, которые были вынуждены работать с более серьезными случаями, Альфред был поглощен действиями и сухой речью этого молодого человека. Очередной разговор с полицейским не дал никаких результатов, а вынужденная беседа с психологом лишь позабавила Алфи, который сидел в одном кабинете на пару со своим одноклассником — между ними произошла драка прямо на уроке, стоило учителю покинуть класс буквально на минуту. Мальчишки с разбитыми носами сидели перед молодым специалистом, пока тот молча что-то записывал в их школьные дела, уже не в первый раз сталкиваясь с двумя местными задирами. Но если первый попадал в кабинет директора, а затем с ним разговаривали полицейские и психологи пару раз в месяц, то его дружок практически жил в отдельных комнатах для бесед с правоохранительной и медицинской комиссией. Результаты тестов и бесед всегда были одинаковыми, и как однажды психолог доложил Ра’с аль Гулу после очередного вызова в школу: «Ваш сын абсолютно здоров. Ему просто скучно, все эти припадки агрессии случаются по той же причине. Займите его чем-нибудь, иначе сразу после школы он отправится в колонию». Знал бы только тот врач, насколько прав был в своем диагнозе. Знал бы сам Алфи, что ему на самом деле следовало прислушаться к словам старших, взяться за ум и лишний раз не влезать в неприятности. Но в том возрасте, как и было положено всем подросткам, Алфи шел против всего мира, считал специалистов дилетантами, и его мнение по отношению к мозгоправам оставалось неизменным. До встречи с Джонатаном Крейном. Из раздумий Соломонса вывел все тот же Крейн, который сделал какую-то пометку в тетради, что-то просчитал в уме, записал полученные цифры на полях и вернул свое внимание к заключенному, не смея больше тянуть время. Он соизволил ответить на заданный раннее в свой адрес вопрос: — Без страха жизнь не имеет смысла, Майкл. Соломонс затих и выпрямился, продолжил невероятно заинтересованным взглядом смотреть на собеседника: не было никаких сомнений, что тот на самом деле пойдет далеко по карьерной лестнице. Если, конечно, Альфред не решит свернуть ему шею в любой подходящий момент, как только надзиратель отвернется буквально на секунду. — Забавно, ведь я где-то слышал, что страх мешает людям жить полноценной жизнью. — Соломонс откинулся на спинку стула, приподнял локти над поверхностью, сложил руки в замок, отчего цепь с грохотом упала на стол и буквально ударила по мозгам. — Скажи-ка мне, Джонни, разве из-за страха высоты, например, некоторые люди не отказываются от работы мечты в другой стране, потому что не желают лететь в самолете? Они могут воспользоваться другим видом транспорта, но к тому времени пройдут все сроки, вакансия уже будет закрыта. Так разве на самом деле жизнь не имеет смысла без страха? — Бояться нечего, кроме самого страха. — Еще собираясь утром перед зеркалом и завязывая дрожащими пальцами галстук, Джонатан не мог предположить, что заключенный, которого он никогда прежде не видел, сам свернет диалог в нужную сторону. Он не мог представить, что разговор будет проходить так гладко, если такое описание в принципе можно было применить к сложившейся ситуации. — Страх отсеивает слабых, и, как ты сам заметил, эти люди теряют единственную в жизни возможность достичь высот. Майкл, чего ты боишься? — Ничего. Соломонсу не потребовалось брать время на раздумья — он на самом деле не испытывал чувства страха: вряд ли это было хорошо, ведь, если верить учению Ра’с аль Гула, страх помогал усмирить пыл, но в то же время нужно было научиться совладать с ним. Сидящий напротив Джонатан Крейн придерживался иного мнения, по нему было видно, что тема фобий важна для него. Интересно, почему? Джонатан слабо улыбнулся в ответ, снял очки, протер их тканью из футляра. — Все чего-то боятся, Майкл. Кто-то может в этом признаться, кто-то же стыдится подобных чувств. Я думаю, что ты относишься ко второму варианту. — Игнорируя возмущенный взгляд заключенного, Джонатан продолжил, перед этим не забыв надеть очки: — Но страх играет одну из важнейших ролей в эволюции — нельзя игнорировать этот факт. Соломонс затих. На самом ли деле он не испытывал когда-либо в жизни животного страха? Он переживал лишь за Талию, но это была забота и любовь, никак не не контролируемая, вгоняющая в ступор, паника. Соломонс не боялся смерти, точнее, в некоторые моменты своей жизни даже ждал ее. Его не пугали ни высота, ни насекомые, ни темнота, ни другие распространенные человеческие фобии. Выходит, он на самом деле был особенным, и теперь ему предстояло доказать Крейну свою правоту? За стеной послышался душераздирающий вопль, из-за которого и Соломонс, и стоящий сбоку охранник подскочили на месте. — Оставайтесь здесь, мистер Крейн. — Охранник поспешно покинул комнату, понятия не имея, что могло спровоцировать подобные звуки — Питерсон сидел здесь, в комнате, так что причиной леденящего душу крика точно был не он. Альфред и Джонатан остались наедине. Крейн продолжал слабо улыбаться, но в его глазах сверкал победный огонек. — Однажды страх возьмет власть над всем человеческом, Майкл. Этот день непременно настанет, нужно лишь немного подождать. Мистер Браун нехотя листал на коленях скрепленные документы, из раза в раз перечитывал текст и все еще пытался найти хотя бы одну причину, к которой мог бы прислушаться Джонатан, чтобы добровольно не отправляться в клетку со львом. Тот не заставил себя долго ждать, как раз появился в поле зрения с двумя стаканчиками с кофе — было бы неплохо постараться вправить мозги Крейну за небольшим перерывом. — Держите. — Джонатан протянул профессору кофе, сел рядом и с интересом заглянул в бумаги, которые должен был подписать. — Джон, это безумие. Прошу тебя, подумай как следует перед тем, как идти туда. Оно того не стоит. — Мистер Браун, выпейте свой кофе, отдохните. Я обещаю, со мной, — он выделил интонацией последние слова, — не случится ровным счетом ничего. Вы же не будете ходить за мной в будущем по палатам? — Крейн говорил непринужденным голосом, кажется, его аргументы даже имели некоторый смысл. Браун махнул рукой, сделал несколько глотков. — Делай как знаешь, Джон. — Напоследок он добавил: — Но все же я боюсь за тебя. — Бояться — это нормально, мистер Браун. Соломонса грубо толкнули в спину — иного отношения к себе он и не мог ожидать, — тем самым намекнули ему двигаться в сторону выхода. В коридоре он заметил бьющегося в конвульсиях мистера Брауна, которого скрутили несколько охранников, но даже те были бессильны и толком не могли удержать мужчину в возрасте на полу, ожидая скорого прибытия медицинского персонала. Он кричал что-то про огромных пауков, которые ползали по нему, звал на помощь, умолял его застрелить. Рядом с ним валялся перевернутый пустой стакан из-под кофе, а большая часть напитка разлилась по полу. Чуть поодаль стоял Джеймс Уильямс, засунув руки в карманы, с нескрываемым ужасом в глазах наблюдал за коллегой, который лечил психически больных пациентов, но в один миг сам подвергся какому-то странному заболеванию, сразившему его в столь неподходящий момент. Джонатан Крейн стоял рядом с Уильямсом, сцепив руки в замок за спиной. По его лицу распылалась едва заметная улыбка, но никто из присутствующих ее не замечал — все внимание было направлено на сумасшедшего старика, — никто, кроме Соломонса, который пристально посмотрел в глаза Крейна, когда проходил мимо, подгоняемый одним из надзирателей. В тот день Альфред Соломонс еще не знал всей правды про Крейна, но уже сделал отметку в голове, что, кажется, тот был причастен к тому, что произошло со стариком. Но только каким образом? Наркотик? У Соломонса появились темы для раздумий, и он вернется к своим мыслям сразу же, как только окажется в камере. Но одно ему было известно наверняка: знакомство с Крейном произошло не случайно, они еще не раз встретятся за стенами тюрьмы.