***
Прошло уже больше недели. Нациста в школе никто не видел. За это время в жизни учеников ничего не поменялось. С каждым днём Союз всё больше был как на иголках. — Эй, ты меня слушаешь? — помахав перед лицом русского рукой, девушка нахмуренно посмотрела на друга. Подростки шли со школы. — А… Да, извини, о чём ты говорила? — выйдя из некого транса, Советы постарался сделать максимально заинтересованный вид. Китаянка вздохнула, мотнув головой в разные стороны. — С первого дня учёбы ты какой-то не такой. Вечно в облаках летаешь, — начала она, сменив прошлую тему, — что случилось? Китай — соседка и подруга детства Союза. Эта девушка была непроста: со своими сюрпризами и тараканами в голове, которые для русского были загадкой. Но она являлась хорошим для него другом. Азиатка не входила в компанию Великобритании и Франции, поэтому по возможности выходила гулять только с Советами, если тот был не занят конечно же. Вступив в дружеские отношения с этими двумя, он стал меньше уделять внимания своей старой знакомой, из-за чего Китай начинала навязчиво себя вести с ним. А навязчивость красноармеец не любил: надоедает быстро. — Не бери в голову, — резко бросил потерявшийся в своих мыслях русский, — так что ты там говорила? — Я хотела позвать тебя погулять на выходных, — замялась девушка, — обсудить хотела кое-что. Союз пропустил мимо ушей слова подруги, вновь подумав об однокласснике. — Земля вызывает СССР! — громким голосом произнесла азиатка, от чего парень чуть вздрогнул. — А, да-да, конечно, я согласен, — наугад ляпнул Советы, пытаясь понять, что ему сказали полторы минуты назад. — Вот и отлично, — радостно заявив, одноклассница обняла юношу, — тогда в субботу часов в пять, до завтра! — и, помахав рукой, свернула к своему дому. Коммунист натянуто улыбнулся и помахал ей в след, снова задумавшись о своём и направившись к своему дому. Всю ночь парень не мог уснуть. Чувство тревоги и преддверия чего-то важного одолевало его. Он чувствовал, что должно произойти что-то, но что? Ворочаясь с одного бока на другой, он так и не смог поспать. Советы размышлял на разные темы. Выводы, к которым он пришёл, были не утешительны: волнение за одноклассника стало слишком сильно, напомнив об инциденте, случившемся полгода назад.***
— Кого сегодня нет? — задала вопрос учительница, смотря в свой журнал и отмечая отсутствующих. — Третьего Рейха, — монотонно произнёс Японская Империя. Во время непоявления немца в школе, азиат сидел на его месте — рядом с КИ. Каждый раз вопрос учителей об отсутствующих для итальянца был словно серпом по яйцам. Так тяжело ему давалось осознание того, что прошёл уже месяц, как его друга не было на занятиях. Невозмутимый японец своего волнения не показывал, в глубине души веря, что с Третьим всё хорошо. Он, в отличие от своего товарища Ита, панике поддаваться не желал. Никто не знал, куда делся ссовец. Говорили, что заболел, да причём так сильно, что слёг на срок больше месяца. Зима выдалась холодной, эта теория выглядела вполне себе уместно. Вроде как немец здоровьем не блистал. Приближалось начало апреля, и лёгкий морозец ещё стоял. Только эта теория не всем была по вкусу. В частности в неё не могли поверить товарищи заболевшего и, на удивление, равнодушный к своему врагу Союз. Какое было дело красноармейцу до своего соперника? Он и сам не знал. Тихо, скучно. Так неинтересно и в школу ходить. Пусто. Не только в классе, но и в советской душе. Сам не свой из-за такой пропажи. А объяснений этому найти не мог, да и до конца не понимал, что испытывает. — Как ты себя сегодня чувствуешь? — спросила женщина, сидящая на стуле рядом с диваном. — Нормально, — безэмоционально вяло произнёс лежащий на этом диване парень. — Ты не хочешь мне рассказать, как проходят твои дни? Чем ты обычно сейчас занимаешься? — женщина, держащая блокнот с ручкой в руках, настаивала на диалоге. Но девятиклассник на контакт выходить не горел желанием. — Ты продолжаешь рисовать? — психолог затронула хобби Третьего, на что тот отреагировал еле заметным положительным движением головы. — Это чудесно! Ты принёс свои рисунки сегодня? — заинтересованности в глазах женщины Рейх не увидел, дав ответ отрицательным кивком. После он задал вопрос, который ввёл в ступор врача. — Когда я смогу вернуться домой? — казалось бы обычный вопрос, но для нациста ответ на него был надеждой на прежнюю жизнь. Дама растерялась. Как всегда. — Скоро, — произнесла наконец она и расплылась в лёгкой улыбке. Немец невольно двинул уголками губ, всего на мгновение, тоже улыбнувшись. Сыгравши эту улыбку, он прикрыл глаза, правой рукой почесав левую, крепко замотанную бинтами.***
Среда. Ровно восемь утра. Союз пришёл сегодня рано, но ключа от кабинета в учительской не обнаружил. Или же не заметил из-за бессонной ночи и сопровождающей его рассеянности? Подойдя к двери в класс, коммунист дёрнул ручку. Всё-таки кто-то его опередил. Он, потирая глаза, отворил дверь и замер в проходе: на своём месте, как ни в чём не бывало, сидел Третий Рейх собственной персоной, смотрел в окно, видимо не заметив, как в классе уже оказался не один. — Привет? — с непониманием обратился к нему красноармеец. Русский уже было подумал, что от недостатка сна у него начались галлюцинации, но робкий голос одноклассника вывел его из очередного ступора. — Привет, — после небольшого испуга от неожиданности, тихим голосом проговорил Рейх. После этого Союз прошёл в класс, прикрыв дверь, и направился к своей парте. «— Стоит спросить, как он себя чувствует?» — не решался парень. — Я в порядке. Прости, что не открыл дверь тогда, — словно прочитав мысли, всё с такой же громкостью обратился немец. Он не поворачивался назад к русскому, его голова была опущена, смотрел он куда-то в пол и был более чем спокойный и безэмоциональный, нежели в незваный визит. — Всё нормально, — не сводя взгляд со спины парня, коммунист отодвинул стул. В классе раздался скрип тёршихся ножек стула о линолеум, а в следующую минуту шума прибавилось — вошли другие ученики. Затем и японец с итальянцем, которые обрадовались посещению друга, попутно ругая последнего за то, что не выходил на связь. Диалог между русским и немцем больше не продолжился. Но оба они чувствовали недосказанность.