бомBITCHеские сплетни

— Надо брать себя в руки, — говорил немец, глядя в зеркало в уборной. Глаза были слегка опухшими и красными, слёзы течь перестали. Срыв, снова. Как это происходит? Если нацист о чём-либо переволнуется или будет много думать, то случается такое. Но бывало и без подталкивающей причины, однако это уже другое и не данный случай.       Прекрасно уже понятно, что с его головой не всё в порядке. Даже регулярные наблюдения у психиатра на протяжении почти двух лет не дают результатов, а всё потому что Рейх отказывается идти на контакт и не хочет окончательно признавать, что болен. Какая же у него болезнь? Многие врачи метались в догадках от одного заболевания к другому, когда к ним в больницу привезли нового пациент с попыткой самоубийства. Как позже выяснилось, она была совершена не совсем осознанно, а в порыве истерического приступа. Некоторые детали с того случая немец не помнил, и не мог понять, почему его держат в больнице так долго. Срок пребывания в ней составил с конца февраля и по конец апреля. Состояние, в котором привезли Третьего в лечебницу, было бессознанием от потери крови. Вспоротую руку вдоль от кисти по локоть пришлось зашивать. Остался большой шрам, который подросток закрывал длинными рукавами или пытался отвести руку в сторону от посторонних глаз.       Несмотря на долгие попытки установления диагноза, врачи продолжали вести споры о точности болезни. Истерия, паранойя, депрессия, мания, редко галлюцинации и больше слуховые, частичная потеря памяти, в определённые периоды заниженная или завышенная самооценка, двойственное отношение к окружающему миру. Поначалу склонялись к биполярному расстройству, вот только периоды смены настроения не были подходящими для диагноза, да и поведение в фазы мании и депрессии немного отличалось от стандартного. Помимо этого у подростка, по подозрениям врачей, могли быть дополнительные болезни, как это нередко бывает в сочетании психических проблем. К тому же, мало времени прошло, как начали серьёзное лечение — для таких случаев, чтобы точно узнать проблему и поставить безошибочный диагноз, нужно намного больше времени. А также намного больше информации от заболевшего. Но на контакт же пациент не хочет идти. Поэтому до сих пор остаётся загадкой «адский коктейль» заболеваний Третьего Рейха.       Говоря о вменяемости нациста — она присутствовала. Сохранял он её и в большинстве случаях при срывах, пусть эмоциональность у него зашкаливала, речь-то всё-таки в основном была внятной, даже мысли выражал правильно и логично. Но на данный момент прописанные таблетки сдерживали его от частых и сильных истерик. Однако всего одна новость, касающаяся СССР, смогла вывести его из препаратного равновесия. Не значит ли это, что зависимость от одноклассника тоже может являться симптомом неопределённой болезни?       Что вывело из равновесия сейчас? Всё просто: разговор с США. А точнее то, о чём шла речь. Китай — девушка СССР. Рейх прекрасно понимал, почему это так его задело, и не только по причине, что Союз умолчал об этом. Была и ещё одна тайная вещь, которую немец не хотел принимать и очень долгое время отрицал.       Дверь в уборную распахнулась. В неё зашли Японская Империя и Королевство Италия. Они не знали всех подробностей проблем со здоровьем, но догадывались, поэтому, понимая друг друга без лишних разговоров, Рейх не рассказывал всё на прямую. — Ты как? — робко спросил итальянец, подходя за спину ссовца. Японец подхватил вопрос следующей фразой: — Мы заволновались, уже полчаса прошло. Нас учитель отпустил проверить тебя, — монотонно произнёс одноклассник, печально глядя на картину.       Германская Империя постарался: в конце девятого класса обговорил с учителями поверхностно все проблемы со здоровьем Рейха, да ещё так, чтобы об этом не разболтали другим ученикам. Возможно из-за его влиятельного статуса все и хранили тайну о Рейхе. Старший немец, не беря во внимание свою строгость и придирчивость, заботился о своём сыне, особенно после начавшихся проблем. Он винил в какой-то степени себя в происходящем. — Я в порядке, всего лишь нехорошо стало, — ложь. Но и все карты раскрывать он не собирался. Что он скажет? Меня довёл США разговорами, сам того не зная, ведь я замечательно общаюсь с Советским? Нет. Говорить было нельзя. Как минимум потому, что друзья коммуниста могут пойти на крайности от такой «радостной» новости. Пусть мир у них наступил после того рокового дня, но договор заключался в «вы не лезете и мы не лезем». Проще говоря — избегание.       Друзья уговорили Третьего уйти с уроков домой, хотя тот яро настаивал остаться, дабы не привлекать лишнего внимания и не давать поводов для обсуждения. Но всё же домой пришлось отправиться.       Придя в своё логово, нацист первым делом умылся и выпил таблетки, помимо прописанных ещё и от головы, ведь боль после нервотрёпки подступила не маленькая. Стараясь привести свои мысли в порядок, он прилёг на диван, закрыв глаза, тут же погружаясь в сон.       Из мира грёз вывел посторонний звук: звонок домофона. — Это я, — короткие два слова послышались с другого конца. Рейх, не раздумывая, открыл дверь. Гостем оказался Союз. — Я хотел узнать, как ты, — русский стоял в проходе чужой квартиры. После отхода Третьего в санузел, он его больше не видел в школе, а подходить и спрашивать к его друзьям было слишком подозрительно. — Ты мог просто позвонить, — разворачиваясь в сторону своей комнаты, равнодушно сказал хозяин квартиры. В его голосе слышалась грусть, даже некое раздражение. Советский пошёл за ним. — Телефон сдох, — констатировал факт гость, с небольшим намёком на зарядное устройство, которое тут же протянул нацист, войдя в комнату, — да и к тому же, всяко лучше проверить своими глазами твою живость, — последовал смешок, но только со стороны автора этих слов. Немец не улыбнулся, он даже не смотрел на русского. Глядя в окно, он думал лишь о сказанных Америкой словах. — Что случилось? — начал подозревать неладное. Сделав обход уже по знакомой комнате и осмотрев окружающие предметы, словно в детстве, СССР развалился на чужой кровати. Бесцеремонно и без задних мыслей. — У тебя есть кто-нибудь? — таким же равнодушным и прямолинейным тоном задал вопрос ссовец. Он ввёл гостя в ступор.       «Что значит «кто-нибудь есть»?» — спросил сам у себя Союз, не постеснявшись уточнить. — В каком плане? — приподнявшись на локтях, коммунист слегка удивлённо посмотрел на отвёрнутую фигуру. Его одноклассник был одет в домашнюю одежду: чёрную футболку и такого же цвета спортивные штаны. Волосы брюнета были растрёпаны и скорая укладка руками, перед открыванием двери, им особо не помогла. Он молчал с минуту, не меняя позы. — Нравится кто или встречаешься с кем, — таким же тоном, который уже порядком надоел русскому. Красноармеец искренне не понимал почему такая напряжённая атмосфера висела в воздухе. За всё их дружеское общение ни разу не происходило ещё подобного. — Ну, — СССР призадумался, — может и нравится кое-кто, но я ни с кем не встречаюсь, — честное признание соскользнуло с уст. Но честным для Рейха оно не казалось. — Зачем врать? — он с раздражением повернулся к лежащему однокласснику, сложив руки крест-накрест. Глаза его выглядели устрашающе, а голос чуть изменился на более злой. — Но я не вру, — непонимающий Советы вскинул одну бровь, до конца не осознавая, что от него хотят. Говоря о влюблённости, коммунист пришёл к этому выводу совершенно недавно и пока не знал, что с этим делать. Это чувство он испытал впервые, несмотря на тех девушек, которые у него были за не долгую жизнь. И то даже после окончательных вердиктов, он до конца не был уверен, что это те самые «бабочки в животе». И более того, он хотел потравить этих бабочек, разлюбить выбранного человека. — А как же Китай? — непонимающим голосом уже заговорил немец. В его голове не укладывалось: США сказал, что они встречаются и предоставил ему точные факты, в виде переписки о её плане и желаниях. — А, так ты про это что ли, — будто опомнившись, в голове у Союза всплыла ситуация прошлых выходных. После того несчастья, друзьям детства погулять не удалось и только пару дней назад они наконец смогли выбраться куда-нибудь вдвоём. Китаянка призналась русскому в своих поддельных чувствах. Однако заинтересованности в этом не последовало. — Я ей сказал, что якобы подумаю, но не знаю, — запнулся, — просто не хочу её расстраивать. Она всё-таки девушка ранимая, — наивный и ничего неподозревающий Союз свято верил в спектакль его подруги. Ответ убил: Рейх рассмеялся. Искренне и облегчённо. — Че ты ржёшь, — Советский всё также ничего не понимал, окончательно поднявшись на кровати в сидячее положение. Его брови слегка сдвинулись к переносице: незнание нагнетало. Оставаться в неведении и ждать правду, поднесённую на подносе — раздражало. Он кинул в смеющегося друга подушку, потому что тот не затихал, а глядя на выражение лица русского, начинал заливаться ещё сильнее. Даже больше смеясь со своей же глупости и, по всей видимости, ревности.       Успокоившись, нацист рассказал всё, что ему поведал их одноклассник, предоставив все подтверждения. После сказанного, Союз и сам усмехнулся, махнув рукой. Хотя в глубине души у коммуниста была грусть. Дружишь с человеком так долго, а он ищет в тебе выгоду для использования. Даже в дружбе с Великобританией и Францией он замечал подобное, но больше его это не волновало. У него появился один друг, который помог закрыть глаза на всех лживых. — Тогда и отказать не жалко. Во я дурак, а ещё переживать начал, — потянулся русский и обратно плюхнулся на спину в кровати. Сидящий рядом парень сделал то же самое, вновь усмехнувшись. Напряжение как рукой сняло. У нациста с души камень упал. Да и он на глазах повеселел.       Проведя ещё вместе время, СССР направился домой, и, лишь придя к себе, понял, что многое из их разговора его очень сильно насторожило. Например, почему его друг вообще так отреагировал, пусть и на ложь? Какая всё-таки была истинная причина срыва и ухода из школы? И как всегда оставалось больше вопросов, чем ответов.