Конец учебного дня — всегда блаженство для школьников. Как же мучительно сидеть на скучных уроках, зачастую попросту не нужных для будущей профессии. Одно лишь спасение — школьные знакомые, друзья, одноклассники. Иногда, школа — это не так уж и плохо. К примеру, когда твоё настроение ужасно, не хочется оставаться в одиночестве, потому что прекрасно знаешь — до добра одиночество не доведёт. Много мыслей, много эмоций, с которыми справляться одному очень трудно. То ли дело когда есть рядом друзья. Однако…
— Честно сказать? Ты уже заебал меня пилить весь этот чёртов день. Я не понимаю конкретной причины, что не так? То я не ту ручку дал, хотя ты должен свою носить, то я купил не ту булку, которую покупал вообще-то себе, — нервы сдали. Окончательно. Некогда собранный самурай повысил голос на одного из лучших друзей, — это ненормально так терроризировать.
— Я не терроризирую, — бормоча себе под нос, Италия собирал учебники в рюкзак.
— Хорошо. А что ты, блять, по-твоему, делаешь? — о культурных выражениях речи не шло. Человек в порыве гнева и не такие «ласковые» слова сказать может.
— Говорю факты. Вчера ты обещал съездить со мной, — наконец. Вот оно. То самое начало всех проблем. Воскресный день после вечеринки Ит планировал провести с лучшим другом — Японией. Однако последний не смог, так как ему пришлось идти к Штатам, ведь он забыл зарядное устройство от телефона. Американец любезно предложил задержаться японца у него на чай. Ну как можно отказать новому «другу», про чью жизнь ты хочешь знать больше, дабы подтвердить свои опасения о коварстве данного человека. Честно сознавшись в этом итальянцу, который, кстати говоря, ответил изначально «нет проблем», не показывая обиды, японцу обжаривали мозг на открытом огне. И вот он подгорел.
— Так вот в чём дело.
— Знаешь, проехали. Ты в праве делать, что хочешь, — если он имеет на это право, так почему такое поведение? Ревность. Сдружился с человеком популярнее, сдержаннее, а самое главное с тем, кто явно не ровно дышит рядом с Японской Империей. Ну или так думал макаронник.
— Проехали, значит, — задумчиво произнёс японец. Это раздражало, но одновременно он понимал, как неправильно поступил. Всё-таки договорился, так будь добр, выполни обещание. Но и Королевство Италия довольно сильно вспылил. Всего один день и пару милых бесед не могли значить что-то серьёзное. Ну как минимум со стороны того, кого ревновал эмоциональный парниша.
— Вы у меня за этот день уже в печёнках сидите, — раздался голос со стороны. Брюнет пошёл в обход — по стороне окна он прошёл первый ряд, завернув за угол последней парты, дабы пройти по коридорчику между рядами, чтобы выйти со своего места к выходу. Неудачно он прошёл: встреча глазами с русским и такой близкий контакт на мгновение. Они прошли мимо друг друга. Не взглянуть не получилось. Ни у одного, ни у второго. Гордо задрав голову, сверкнув хищным раздражённым взглядом, немец прошёл к Королевству и Империи. Сегодня тот день, когда Третий был подавлен, но больше грусти его сознание заполняла злость. Наверное, потому что перед этим четыре дня назад у него состояние «безэмоционального овоща» сменилось на «мне очень хорошо и весело».
На душе у Союза скребли и выли церберы чувств: вины, обиды на самого себя, тоски, страха. Никогда бы не подумал, что какой-то худощавый парень с проблемной головой сможет вызвать такие душераздирающие чувства.
— Ты засох?
— Что? — повернулся на голос русский. Он не понял смысл вопроса, не понял, что должен ответить. Стоял, как вкопанный, смотря в спину проходящего одноклассника.
— Говорю, сохнешь? — Югославия расплылся в доброжелательной улыбке.
— Я тебя не понимаю, — но он понял. Как и югослав. То, что Союз сохнет по Рейху, стало очевидным для СФРЮ.
— Да всё ты понимаешь.
А где неразлучники?
— Ты идёшь или нет? — в класс заглянул Великобритания, крикнув через все парты Советскому.
— Сегодня без меня, — откликнулся тот, уже очухавшись от бодрого голоса Югославии.
В ответ Великобритания пожал плечами. Ну, без него так без него. У них ещё будет время узнать, чего это Советы не пошёл с ними, да ещё и стоял в компании нового одноклассника.
Мимо Великобритании прошли страны оси, покидая кабинет. Англичанин состроил слегка брезгливое лицо, дёрнув верхним уголком губы. Субботняя ночь оставила приятные воспоминания, но одновременно и противные. Неслыханно с неприятелями «чаи гонять». Пора возвращаться в привычный круговорот. И если бы не разгорающаяся вражда между троицей, то они бы были солидарны с Англией.
— Вы весь день ругаетесь, можете хотя бы немного меня пожалеть? — раздражённо, в конце цокнув, давил на жалость Рейх.
— Ну прости, — ответил фашист. Японец этот ответ подтвердил виноватым кивком.
Шли они по коридору прямиком на выход из здания.
— Что случилось? Ты сам не свой, — тема сменилась с враждебного настроя итальянца на такой же настрой немца. Японец, выяснив причину первого, взялся за вторую головоломку. И выпало же такое счастье на его долю: один больной, другой истеричка. Тут и до винокурения недалеко.
— Ничего. Всего лишь устал, — это не было ложью. Рейх устал. Но не от школы.
— Дело в ком-то?
— Нет, — а вот это уже чистая ложь.
— Не ври. Дело не в тех придурках? — продолжил Италия, поправляя на ходу лямки рюкзака, которые неудачно перевернулись. Под «придурками» подразумевались Великобритания, Франция и Советский.
— Мы вроде неплохо с ними посидели в субботу. Даже удивительно, — задумчивый голос Японии стал вновь звучать спокойно. Так всем привычнее и комфортнее.
— Неплохо, только вот я не помню, как мы разошлись и вообще о чём разговаривали, — неловко вышло. Италия накидался от чувства ревности. Всё бегал в дом за добавкой, то Рейха посылал. А тот навеселе и себе был не прочь подлить. С Союзом он не перекидывался словами, сидя в беседке напротив друг друга, изредка заигрывая пьяными глазами. Обратная сторона отвечала тем же.
— Я тебе такси вызывал и довёл до квартиры, — с тяжёлым вздохом констатировал Япония. В принципе и не удивительно, почему он что-либо забыл из вещей: присматривать за пьяным макаронником было важнее.
— А, кстати, — соскочив со своего позора, Королевство обратился к Рейху, — а ты как дошёл вообще? Мы пили на равных.
— Неважно.
***
Раннее утро. Сверкают в потёмках фонари: какие тусклые, какие слишком яркие как солнце. Все органы чувств либо притупляются, либо становятся острее. У Союза — первый вариант, а вот у Рейха — второй. Они воспринимали цвета совершенно по-разному, как и звуки. У одного приглушённые, у другого слишком громкие. Но одинаково весело было обоим. От США они ушли самые последние в пол пятого утра, поэтому беспокоиться за то, что их мог кто-то видеть, было бы глупо. Рассвет поздний, время не летнее, поэтому выглядела улица как глубокой ночью.
Они шли под ручку, ведь заносило как на корабле при шторме. Смеялись, шутили — и так всю дорогу. Вот они уже около подъезда Рейха. Разошлись бы с миром, без неловкостей на утро в одной постели, если бы не:
— Ты мне нравишься, — небольшое молчание перед прощанием прервалось слетевшими словами с уст Союза. Пьяный он принял свои чувства. Вот что значит перепить.
Третий сильно растерялся. Ему было тяжело довериться. Каким бы чокнутым он ни был, он понимал это. Никто не хочет брать дополнительную ношу с психологическими отклонениями. Даже прибывая в нетрезвом виде, он смог сказать:
— Не нужно.
— Это ещё почему? — ответ русскому не понравился. Нахмурившись, он грозно рыкнул, — не указывай мне, что делать: захочу любить тебя — буду любить тебя, — он словно прочитал мысли нациста, в чьей голове уже назревала фраза «не влюбляйся в меня». Никто не любит, когда им указывают. Тем более когда указывают пьяному человеку.
Сердце выпрыгивало из груди.
— Зачем ты так говоришь?
— Потому что ты мне нравишься.
Вместо каких-либо слов, немец привстал на носочки, обхватив ладонями пылающие из-за спиртного щёки, и прильнул своими губами к чужим. Лишь после отпустив, он еле слышно прошептал:
— Ты тоже мне нравишься.
Только вот этот момент исчезнет из памяти русского, а немец будет думать, что это было всего лишь приятным сном. После того как они подошли к его подъезду, Третий будет считать, что из-за алкоголя память не записала последующие события в его мозг, а русский и подавно всю дорогу будет помнить лишь отрывками. Может, настанет момент, когда им придётся заглянуть в глубины своего необузданного сознания и заставить себя вспомнить.
***
Страны оси шли по улице в направлении парка, прогуливаясь после первого на неделе учебного дня. Парк был небольшим, буквально несколько лавочек, детская игровая площадка, клумбы, в силу времени года, без цветов, голые деревья. Первые снежинки падали на прохожих, асфальт, стоящие здания и в целом на всё, на что можно было приземлиться. Серое небо нагоняло тоску и скуку.
Одноклассники разговаривали обо всём, обсуждая выходные, иногда задевая неприятные темы. Разговор пробуждал пассивную агрессию в каждом из троицы. Зайдя в местный парк, немец ненароком заметил на одной из лавок, рядом с площадкой, знакомую фигуру.
— Я, пожалуй, домой, — не сводя с неё глаз, заявил он.
— Да, наверное, стоит, — чувствовалась напряжённость, это подтвердил итальянец. После его слов, молчаливый японец кивнул в знак согласия. Видимо, они устали друг от друга. А ведь осталось ещё много времени проводить вместе бок о бок.
Подростки разошлись по разным сторонам. Одному из них пришлось пройти мимо человека на лавочке, которого заметил нацист. Смышлёный японец, проходя, мельком взглянул: Югославия и СССР. Ему показалось странным, что эти двое дружелюбно ведут беседу. Всё-таки он никогда не видел, чтобы Союз проводил свободное время с кем-то ещё, кроме Франции, Великобритании и Китай. Самурай не придал этому значения, идя и дальше по своему пути.
— Вот оно что, ну вы даёте, — удивлённо смеялся СФРЮ. История Рейха и Союза от лица одного из них показалась забавной и странной, в то же время достаточно милой. Конечно же подробностей о проблемах немца Советский не упоминал.
— Я не гей, не подумай ничего, — уже который раз за весь рассказ повторяет русский. Не гей. Но один парень ему нравится. А так-то всегда девочек выбирал. Что же теперь получается?
— Да не волнуйся ты, я к такому отношусь нормально, — заявил югослав, как-то подозрительно сделав акцент на слове «отношусь», после добавив «нормально», — и всё же отрицать, что он тебе нравится, довольно глупо. К тому же если это взаимно.
— Не думаю, что это теперь взаимно.
— Поговорить?
— Да ни за что. Ты его сегодня видел? По-моему, он мысленно навёл на меня порчу, — вроде шутка, а вроде и нет. Возлюбленный русского выглядел именно так.
— Да уж, брат. Ты попал.
В парке они были одни. Почти: сзади скамьи, на которой сидели парни, проходила девчушка, мельком подслушав разговор. Суя нос не в своё дело, она какое-то время простояла незаметно в сторонке, прислушиваясь к новой информации. Хитрая одноклассница стала продумывать месть за разрушенные планы.
