Прошла неделя. Да кому вообще нужна школа… Да, Рейх? Всё это время, пока немец пытался прийти в себя без посторонней помощи, японец сообщал ему обо всём, что происходит в школе.
Нацист, наверное, впервые за всё время, как у него выявились отклонения, пытался сам с ними справиться. Возможно именно из-за апатии он думал, что всё нормально. Ничего не чувствуя, он считал, что справляется сам. Сдерживаясь и не давая брежи в голове для плохих мыслей, ссовец рисовал, читал и занимался другими делами, не связанными с ходьбой на учёбу. Это состояние стало напрягать не только его сожителя, но и приезжего брата.
— Ты вообще учишься? — спросил старший, зайдя в комнату младшего.
Веймарская Республика был на несколько лет старше Третьего Рейха. Он уже закончил учёбу и работал в той же сфере, что и их отец. Германская Империя помог ему устроиться на работу, однако в другом городе. Приезжал Веймар только раз в месяца два, в редких случаях больше, но старался часто звонить и интересоваться жизнью семьи.
По характеру старший Германия был спокойным. Он сильно отличался от своего младшего брата: никогда не был вспыльчивым, часто мог подстроиться под кого-то, дабы не создавать и себе и другим проблем. Выглядел он почти всегда уставшим: синяки под глазами, размеренный и чуть тихий голос, спокойные, даже порой замедленные движения. Совершенно не скажешь, что они братья. Лишь по их виду можно было бы так сказать: у каждого члена семьи голубые глаза и тёмные волосы, но вот по росту всё равно ниже всех был Рейх.
— Учусь, — кратко ответил нацист. Мягко говоря, он не совсем долюбливал брата за его «бесхарактерность», хотя отношения у них были стабильные. Они не были близки, но и не были далеки.
— Не вижу, но ладно. Нового что? — ох уж эти братские разговоры. Такое выводило Рейха. Внезапное проявление братства было непривычным и казалось странным. Однако из-за апатии Третьего разговор шёл спокойной тропой.
— Нового ничего, — не отвлекаясь от книги, произнёс десятиклассник. Соврал. У него много нового накопилось за последние месяцы, с тех пор как они виделись в последний раз. Но и это было обыденностью.
То ли братское чувство, то ли интуиция, Веймар всегда видел, когда что-то не так. Так же, как и их родителя, его пугала неопределённая болезнь брата. Стараясь общаться как можно аккуратнее, он никогда не вступал с ним в споры, не перечил: хотелось как-то помочь, а не сделать хуже.
— Если что, я здесь на несколько дней. Что-то понадобится или захочешь поговорить, то…
— Знаю, хорошо, — беспардонность взяла верх и ссовец перебил старшего брата. Зачем дослушивать, если всё равно знаешь продолжение, которое повторяется из раза в раз?
Короткий диалог, в котором семейной любовью особо не пахло, если только с одной стороны, закончился тихим скрипом двери. Немец продолжил читать свою книгу. Этот разговор не произвёл на него никакого впечатления, не пробудил в нём никаких чувств, как и все остальные разговоры в данное апатичное время.
СССР не наведывался к нему на протяжении недели. Уж больно задел его гордость прилетевший пирог в лицо. Да и к тому же русскому нужно было время, чтобы разобраться до конца со своими чувствами, придумать дальнейший план действий. Всю неделю он расхаживал с новыми друзьями: Югославией и Чехословакией. Если югослав был в курсе всех событий, то вот чех не особо. Парнишку пока продвигать не хотели в эту «Санта-Барбару», но рассказать причину, по которой Советский теперь не горит желанием общаться с Англией, всё же пришлось. «Ссора» — коротко и ясно. Этого хватило однокласснику, чтобы поверхностно понять о чём идёт речь.
Тем временем Япония, который начал относиться к СССР намного лучше, чем в прошлом, стал замечать странное и в поведении своего друга. Италия часто стал уходить позже, задерживаясь в школе. Происходило это примерно как «не жди, у меня дела». Империя конечно же сообщил об этом Рейху, но какой-то реакции не последовало.
Великобритания с Францией не общались. Обычно ходили порознь. Девушка стала больше проводить время с одноклассницами, а Великобритания, в свою очередь, с Китай. Но это общение больше было односторонним. Явно видно, что первому не совсем
нравится такая компания. Казалось, что он скучал, но что-то сдерживало его от извинений. То ли гордость, то ли незнание как это делается, а может и что-то другое.
***
Ноябрь подходил к концу. Рейх вышел в школу, жизнь его почти не поменялась, а скорее наоборот вернулась в прежнее русло. Апатия не проходила и приближающееся преддверие нового года совсем не помогало. Всё такое же молчание с СССР, которое давило и напрягало. Кажется, он избегал немца. Но он никогда не мог избегать взгляда, которым прожигал время от времени этот немец. Неловко отводя глаза в сторону, русский смущался и в его голове происходил «бум»: хотел сорваться и подойти, но не мог. А с Италией будто бы ничего и не было, будто он ничего не знает и ничего не слышал. И всё же поведение его стало страннее. Тему прошлого он явно поднимать не хотел.
— Сегодня то же?
— Да, — ответил на вопрос Японии итальянец.
Под «то же» подразумевался поход в неизвестность и задержание в школе. Снова. Это порядком надоело ЯИ. Он хотел провести с другом больше времени. Так же, как и Рейх. Их дружба после вскрывшейся тайны трещала по швам. Это заметила и француженка, которая стала часто с ними общаться. На удивление всему классу, они перетусовались местами: теперь Франция сидела перед Рейхом, вместе с Японией. Такое событие было нонсенсом. Как такое возможно за столько лет вражды? Ходили конечно же разговоры о том, что теперь они встречаются с Рейхом, но никто никогда не замечал даже малейшего намёка на это. Такие слухи били по достоинству Союза. Каждый раз в нём что-то закипало, когда он слышал со стороны разговор о Рейхе и о том, что он с кем-то уже встречается. Не решаясь к нему подойти, спросить на прямую, всё обсудить, он испытывал тяжесть всё сильнее, переживания росли.
Будни летели стремительно, ничего не менялось. Никто не хотел скандалов, никто не хотел перемен. И так слишком много было потрясений. Но каждый знал в душе, что это ненадолго. У каждого витала напряжённость в воздухе, каждый ждал того самого изменения.
***
Новогодняя ночь — радостное событие. Грех не отметить, особенно когда молод и глуп, когда есть время и пока не нужно париться насчёт зачётов, экзаменов и поступления в высшее заведение. Как минимум есть еще полгода, чтобы спокойно и свободно дышать.
В честь такого праздника Америка конечно же не может пройти мимо. Очередные «посиделки» в новогоднюю ночь он начал планировать еще с середины декабря. Думал, кого звать, хотя тут думать долго не надо: всех. А вот об украшениях как раз. Один он нарядить дом для новогодней вечеринки не сможет: ёлка, гирлянды и много других безделушек. Решил он позвать на помощь своего нового друга. Японская Империя нередко бывал у Штатов, поэтому это стало уже обыденностью. Всё и все так изменились с начала учебного года, что было почти не узнать никого. К этому уже все постепенно привыкали.
— Может, ещё кого-то взять? Не думаю, что вдвоём управимся, — с намёком на Третьего, сказал ЯИ.
— Совсем плохо? — США давно подозревал неладное в их отношениях, в отношении Рейха ко всем. Ему не было всё равно, знакомый хороший. И одновременно ему и не было до этого дела.
— Сложно сказать, — Япония держал телефон около уха, параллельно с этим стоя у плиты.
Двадцатые числа декабря. Снег медленно кружился в воздухе и ложился на асфальт. Темно, а всего шесть вечера. Зима всё-таки.
— Тогда бери, втроём проще будет, — американец валялся в кровати, поглядывая плазменный телевизор, повешенный на стене. Как и телевизор, вся комната была заполнена разными дорогими предметами, начиная от техники, заканчивая дверными ручками. Он провёл рукой по блондинистым волосам и почесал затылок, затем добавив:
— Он слишком странно себя ведёт. Со стороны это сильно заметно.
— Я знаю, — вздохнул Япония и отключил плиту. На ужин был рис.
— Ладно, захочет рассказать — расскажет, — но Америка ошибался, собеседник это понимал. Даже если Рейх захочет рассказать, то ничего не скажет.
Разговор продолжился о сериале, который смотрел американец и закончился тем, что японец сел трапезничать. Последний так и не понял, как получилось, что он вот так просто стал общаться с человеком, которого подозревал во многом. Оказался хорошим и весёлым парнем. Но какие-то сомнения на его счёт пробирали. Ещё ни разу не удалось японцу подловить его на чём-либо.
Да и ладно, сейчас это не имело значения. Проблема была в затишье, которое чувствовали все, но никто об этом не говорил. Всё шло слишком мирно.
