***
Время летело быстро. Последний школьный день в году. Двадцать девятое декабря. Штаты в своей привычной манере делает обходы, созывая всех в ночь с тридцать первого на первое к себе. Никто не отказывался. Такие мероприятия были популярны и веселы. — В смысле ты не хочешь идти? — Японская Империя окончательно впал в ступор. Ответ его друга ошарашил. — Ну я подумаю, может быть попозже приду, — сомнения и колебания у человека, который сам заставлял идти ЯИ на эти вечеринки. Это уже что-то новенькое. — Скажи честно, у тебя что-то случилось? Мы с Рейхом всегда рядом и… — Ничего, всё нормально, — итальянец говорил размеренно, спокойно. Всё это походило на ложь. Одну большую шутку. — Придёт, — подал голос Рейх. В этот раз его равнодушный взгляд был направлен не в окно, а сверлил человека, который стоял на входе в класс — СССР. Последний его не замечал, но чувствовал себя не уютно, ощущая на себе холодные глаза. КИ сглотнул. Такое резкое заявление не несло в себе ничего доброго. Звучало больше как угроза. Ответа не последовало. Франция сидела рядом и тихо наблюдала за напряжённым разговором. Затем она заметила увлечённого чем-то или кем-то нациста и проследила по направлению глаз. Ему, очевидно, было плевать, что в открытую прожигает советскую спину. — План, говоришь, — парировал навеселе югослав. Забавляли его местные люди. — Не смешно, — Союз был на взводе. Он нервничал и волновался. Полчаса ранее к нему подошёл США и, будучи в курсе всех отношений оболтусов, попросил Советского что-нибудь уже предпринять, иначе живого немца будет не видать. Подробности не сказал, упархал также резво, как и пришёл. И слова сказать не дал. — Ну, главное, чтобы в этот раз тебя не пришлось на скорой увозить из-за прилетевшей в твоё лицо бутылки, — и смех, и грех, и страх, и трах… Югослав был прав. Такое вполне себе было возможным. — Не будет такого, — непоколебимая уверенность зашкаливала. — В прошлый раз ты говорил то же самое. — Ну ошибся, с кем не бывает, — эта ошибка может стоить жизни. Повернись, Союз. Встретившись с этим взглядом тебе не то что подходить не захочется, тебе захочется переехать в другую страну. — Мне кажется или твоя змеюка хочет тебя сожрать? — Что? — русский машинально обернулся, изначально не поняв, о чём говорил СФРЮ. Но понадобилась доля секунды, чтобы всё понять и отвернуться обратно, — сука. Хули он так пырится? — А я знаю? Пошли спросим, брат, — югослав засмеялся, второму же было не до смеха. Чувства пробивались и заставляли смущаться как девчонка. СССР не так давно пришёл к выводу для себя не хорошему — всё-таки влюблён. А как говорить об этом, если уже многое высказал на эту тему? Вот поэтому и созрел у него план. Лучшее место для разговора помимо школьного туалета — дом США полный народу. Где же ещё можно выяснить отношения? Хотя бы действительно скорую вызовут после осколков в голове. — Нет, нет, нет, — Союз развернулся и пошёл в коридор. Умыться и остыть никогда не помешает. Он чувствовал себя таким придурком, каким не чувствовал никогда. Никогда ни к кому не испытывая подобного, он не знал как вести себя. Забавно, но кто узнал бы, что он стал смотреть романтические мелодрамы, чтобы понять всю суть любви и отношений, рассмеялся бы и навряд ли поверил. Последний учебный день. Младшеклассники радостно бегут со школы, заваливаясь в ближайшие сугробы. Солнце освещает местность, блестит повсюду снег. Морозец заставляет щёки и нос краснеть. Без варежек не обойтись. Веселье и ожидание чего-то чудесного окутывают души школьников. Вот она — предновогодняя суета.***
В новом году люди вступают в новую жизнь. Вступают в год, ещё не прожитый и не изведанный. Многие, переходя порог летоисчисления, подводят итоги сделанного и несделанного за прошедший год. У кого-то были не сбывшиеся мечты, не осуществившиеся планы, у кого-то наоборот всё, о чём он мечтал, поднеслось на блюдечке или достигалось непосильным трудом. Но бывали и случаи, когда все планы менялись, мечты уходили в другое русло, жизнь переворачивалась с ног на голову. Для кого-то год, месяц, день, тот самый промежуток, в который поменялось многое, стал переломным в жизни. Каждый поступок, следующий шаг строит будущее, в котором придётся жить дальше. И у каждого действия есть свои последствия. Новогодняя ночь — время очередных перемен, веселья, отдыха, а также чудес. Этот год подходит к концу, непредвиденных ситуаций не избежать. На часах было восемь вечера. В доме Штатов всё также горел свет, людей было немного. Судя по всему, большинство подтянется к десяти. Несколько гостей сидели на диване в гостиной, другие что-то делали на кухне, третьи только подходили. Понемногу народ шёл. — Нет, я до сих пор не понимаю, какого чёрта, — неужели от Рейха эмоции передались Японии? Хотя, было это не удивительно: кто бы остался равнодушным, если бы его лучший друг менялся ни с чего так стремительно? Италии с ними не было. Стояли друзья вдвоём на кухне, расставляя запасы еды и напитков по шкафам и холодильнику. — Придёт, — твердил немец. Он знал друга и был уверен, что ни за что тот не пропустит. Но вот как он придёт, с кем, когда… этого сказать не мог. Парни выглядели элегантно. Такое ощущение, что они договорились насчёт парной одежды: водолазки (у немца чёрная, у японца белая), поверх накинуты свободные рубашки длинными рукавами (тут цвета наоборот: белая у немца, чёрная у японца), и, казалось, одинаковые джинсы (единственным отличием в них служили потёртости на коленях у Рейха вместе с серебряной цепью на боку). — Ты прав, — японец вернулся в прежнее состояние спокойствия. Негоже так психовать. Негоже и несвойственно. Франция наблюдала за друзьями с дверного проёма с некой грустью во взгляде. Они приходились ей как родные с самого перехода Рейха в их класс, пусть и враждовали. Но это было не то. Не то, что было раньше. Не Великобритания и Советский Союз. Самое ужасное, что она осознавала — как прежде уже не будет. Девушка рассчитывала на новый год. Ждала какого-то чуда. Из раздумий её вывел голос хозяина дома и организатора торжества. — Всё okay? — рука коснулась женского плеча. — Не бери в голову, — она улыбнулась и обернулась к обладателю чёрных очков. Он выглядел просто и со вкусом: джинсы и кофта, а на шею повязал серебристую мишуру, которая так подходила к его блонду. — Все в последнее время много думают. Расслабьтесь, — сказал он громче, дабы и Япония с Германией его услышали, затем Штаты обратился лично к девушке, — не побудешь пока у двери? Там уже начинают подходить, — Франция была не против и с Америкой тусоваться. Вчетвером они стали близки. — Да, конечно, — она снова слегка улыбнулась и пошла к назначенному месту. Не успела девушка подойти к двери, как тут же постучались. Очередные гости. Дом потихоньку заполнялся. — Если бы ты так долго не мял яйца, мы бы уже были здесь, — это было похоже на нотации, причем раздражённые. — Я нервничаю, — голова опущена, руки в карманах мешковатого пуховика болотного цвета, на голове шапка-ушанка, слегка сползающая на брови — поправлять было лень. В голову прилетел подзатыльник так, что та-та шапка спала на глаза окончательно. — У тебя яйца совсем отмёрзли и отвалились? Подбери и в кулак сожми, — лучшего подбадривания и не слыхать. — У тебя вместо мозгов уже одна яичница, — подметил Чехословакия, — и не понять, то ли ты жрать хочешь, то ли… — А ну не продолжай, — СФРЮ заёрзал. Раздражение от осознания того, что они могли пропустить что-то интересное, не утихало. Чех сделал жест «рот на замке» и якобы выкинул ключ. — Нет, серьёзно, я не хочу в больницу и не хочу слышать другие ответы кроме «да», — Советский не обращал внимания ни на что, кроме своих мыслей. Только вчера словно хулиганом был, а теперь посмотрите на него… Ну что за дела. Югославия сделал глубокий вздох. — Я бы сказал ответ на твоё «да». Чехословакия слегка был продвинут в любовные приключения Союза, но ему было всё равно. Не его жизнь и нормально. Тем более такая. По правде сказать, ни он, ни их общий друг не понимали, как можно было влюбиться в Третьего. Особенно после рассказов, пусть и поверхностных, Союза. И уж тем более после стольких лет вражды, реальной вражды и драк. Психическим здоровьем, видимо, СССР тоже не отличался. На улице было темно и дом, к которому они подходили, ярко горел разноцветными огоньками. Пройдя по дорожке от высокого забора к зданию, они постучали в дверь. Открыла им Франция. — Заходите, — она кивнула в сторону прохода и отошла в сторону. Парни разделись и повесили куртки. — Рейх здесь? — робко замялся Союз, на что Югославия ткнул его в плечо кулаком, мол «будь проще». Минута молчания. Не нравится русскому такое затишье. Франция вздохнула и, после послышавшегося задорного крика толпы «Рейх! Рейх! Рейх!», указала движением руки на гостиную. «Намёк» понят. Русский рванул туда. Зайдя, он не поверил своим глазам: тот самый парень, который ему понравился, на перегонки с США хлебает из горла бутылку вина. Толпа, окружающая парней, ликовала и забавлялась действом, в округе мерцали разные огоньки, ёлка также зажжена, громко играла музыка, некоторые занимались своими делами. СССР подумал, что ему это снится, чудится, да что угодно, но реальность он принимать не хотел. Если немец нажрался до того, как стал выпивать бутылку залпом, то да, возможно он так мог сделать. Но было одно «но»: Союз видел, в каком состоянии весь месяц ходил нацист. Последний даже морально бы не выпил. Соревнование закончилось тем, что американец сдался и не смог допить. Затем и немец отлип от бутылки, не допив совсем малую часть. Удивительно, он улыбался? Русский точно уснул. — Что за чертовщина здесь происходит? — проговорил с удивлением на лице Югославия. Чехословакии ответить было нечего — полная солидарность и шок. Советский нашёл в толпе ЯИ. Почему он не останавливает их? Почему он сидит на диване и в какой-то незнакомой компании? Почему он так спокоен? Да что здесь вообще происходит? — Мы можем поговорить? — ого, русский вернулся в прежнее состояние: серьёзность, непоколебимость, решительность, грубость. — Да. Что-то случилось? — а заплетык языкается. Вот и весь ответ. — Ты ужрался что ли? — Да, — спокойный и довольный японец. Союз понял — у всех уехали крыши. Что ещё может загнать его в шок больше? — Какого чёрта ты не остановил придурка клыкастого? — русский явно выходил на уровень ярости. — Ну, — начал самурай, который действительно походил сейчас на самурая: на нём было накинуто какое-то кимоно, волосы растрёпаны. Не хватало только меча какого-нибудь и к пьяному бою готов. Хотя вместо меча была бутылка с алкоголем, — сначала всё было нормально, потом как-то не очень, а потом вообще вот так, а я думаю, а что делать? А ничего, что тут сделаешь? — Чего блять? — В общем, он когда чего-то выпил, сказал от головы, но я начал подозревать, что не от головы… В общем уже после было поздно что-то думать и делать… — Так, погоди. Что он выпил? — Ну он назвал это таблеткой от головы, которую дал ему Аме. Руки медленно поднеслись к лицу: указательный и большой палец положились на переносицу, следом — вдох. Подозрения были нехорошие. В голове русский молился, чтобы они оказались не верны. Развернувшись от японца, он направился в толпу, где Рейх, на ещё большее удивление, был жив. Даже не так, а жив и здоров, коммуникабелен и весел. На пути глаза Советского зацепились за парочку, находившуюся чуть дальше от толпы. Азиатка липла к парню: то приобнимет его, то похихикает, то невинно улыбнётся ему. Но этот мальчишка смотрел не на неё. Его взгляд был направлен на белокурую девицу, весело проводящую время с другими. Не с ним. Не рядом. Больно и непривычно. Рядом с ними, точнее, за Англией в углу, стоял их одноклассник, который явно не хотел светиться на публике. Да он особо никому и не был нужен: темно, только огни освещают и то мельком, большая часть народу пьяна, все заняты, им не до какого-то там ещё одного подростка. На его лице было равнодушие, вызванное алкоголем. Он наблюдал за этой картиной китайских неудачных подкатов. «Дешёвка» — думал про себя. — Пойду проветрюсь, — заявил поддатый Англия. Следом за рукав потащил своего знакомого, ошивавшегося в углу. Они оставили девушку одну так стремительно, что та даже не успела сориентироваться и пойти за ними. Миновали они рядом с югославом и чехом, зорко и злобно кинув на них взгляды. От такого «тёплого приветствия» у парней лица скривились. Неприятно. — Захватил, — уже на веранде заднего двора, с расстёгнутыми на распашку куртками, англичанин показал бутылку алкоголя из категории вермутов — мартини. — Когда я проболтался о любимом алкоголе? — его одноклассник сделал смешок. Это хихиканье показалось довольно милым. Великобритания слегка улыбнулся, а после отвернулся, рассматривая здешние просторы, пусть он и видел их много раз. Засмущался что ли? — Никогда бы не подумал, что всё произойдёт вот так, — начал подросток из далека, поправив очки. — Я тоже, — парень отвернул голову. На щеках, то ли от алкоголя, то ли от смущения, выступил румянец. Это заметил Англия. Вздохнув, сам того не ведая, что творит, он докоснулся до плеча одноклассника, заставив того обернуться. Когда глаза столкнулись взглядом, англичанин не стал медлить, сократив расстояние ещё больше. Столкнулись не только глаза, но и губы. В это время Союз приближался к своей цели сквозь толпу. Но её достигнуть сейчас было не судьбой: вместе с блюющим США, Рейх уже куда-то смылся, пока СССР выяснял обстановку с ЯИ. Растерянный русский стоял посередине комнаты и глядел по сторонам, но нигде не видел нужного человека. Двое пьяных направлялись в туалет. Однако в последний момент Штаты решил, что ему нужен свежий воздух, а не задымлённый уже кем-то обблёванный туалет. Дверь открылась и свежий воздух обдул лицо, проникнув в легкие. Америка вдохнул и выдохнул. Стало намного лучше, что не скажешь о Рейхе. Наркотики, тем более запитые алкоголем, обострили в нём все чувства разом. Точнее, он стал намного восприимчивее к окружающим его вещам. Веселье сменилось на непонимание, вскоре — на агрессию. Нацист незамедлительно приблизился к человеку, стоявшему рядом с Великобританией, прописав кулаком по лицу. Бедолага приземлился на землю, а перепуганный Англия отскочил в сторону. — Я предатель? — немец усмехнулся, — ты меня за дурака держишь? — затем смешок перешёл в смех. В нём просвечивалась обида. Слишком горестная обида. — Я могу всё объяснить, — побитый приподнялся на локти. — Ты ничего не сможешь объяснить, Ит, — на этом моменте вышел их общий друг. — Что здесь, — посмотрев на друзей, — происходит? — его глаза округлились, переводясь с одного, на другого, затем на третьего и четвёртого. — А я тебе расскажу что, — Рейх обернулся и, выражено жестикулируя, начал объяснения, — вот он, наш друг Королевство Италия, забил на нас хрен, потому что тусовался с ним, — всё это сопровождалось указами на людей. Америка наблюдал за этой картиной, как только услышал истеричный смех друга, ведь до этого он наслаждался воздухом. Больше всего он удивлённо смотрел на Англию, который в свою очередь также удивлённо смотрел на него. Они не говорили друг другу ни слова. Наступило молчание, которое прервал встающий с земли итальянец. — Прости, — это всё, что он выдал, обращаясь к немцу. — Да пошёл ты к чёрту, — Третий развернулся и ушёл, оставив своих знакомых, громко хлопнув дверью чёрного входа. — Яп, — обратился КИ. — Пошли, — империя последний раз посмотрел на друга и, прихватив под руку ещё не окрепшего и не пришедшего в реальность США, проследовал за Рейхом. Слишком густо в толпе, не протиснуться. Но ссовец обладал пластичностью и худобой, поэтому смог выйти в сторону лестницы на второй этаж. Ещё чуть-чуть и он достигнет туалета, где сможет умыться и привести свои мысли в чувства, если бы не одно «но»: — Либо мы сейчас разговариваем, либо, — второй вариант не был произнесён, ведь резкое и неожиданное «да» было ответом. Потребовалось меньше минуты, как Рейх зашёл в уборную. Но не один. Вместе с ним был ещё человек. Выглядел он серьёзно, холодно, даже пугающе. Нацист не ведовал, что творит: хотел побыть один, но сразу согласился говорить с кем-то. Хотя, это был лучший вариант в данной ситуации. Ему нельзя сейчас оставаться одному. — Что ты принял? — широкая спина облокотилась на дверь, перегородив выход. Бежать было некуда. — Первитин, — немец от испуга, а может и от того, что растерялся, начал говорить не тая. — Ты совсем из ума выжил? — казалось, русский сейчас взорвётся. Он начинал повышать голос. — Я устал, — глаза были округлены, зрачки расширены, в горле вставал ком. Помимо веселья, наркотики могут вызвать противоположный эффект. Развлечение перешло на второй план. В голове хаус: его лучший друг, обвиняя за спиной в предательстве, сам же его и предал; человек, с которым хотел, но боялся поговорить, сейчас стоит и холодно допрашивает; чувства, хранившиеся внутри больше месяца, всплывают разом. Это грозит ужасными последствиями. Советский видел, что всё хуже, чем обычно. Он видел то, что сейчас начиналось, он знал это состояние уже хорошо. Тяжёлый вздох. «— Что делать?», — немец не шевелился, «— Стоит что-то сказать? Стоит вообще развернуться и уйти? Нет, точно нет», — в голове запустился процесс поиска выхода. С минуту постоя в молчании, не спуская с друг друга глаз, русский медленно сделал шаг к Германии. Реакции не последовало: всё такой же пристальный взгляд. Ещё шаг. И ещё. Крепкие руки сжали худое тело, а голова подбородком опустилась на плечо. — Не начинай пускать слёзы да сопли, ты знаешь, что это низко, — можно было подумать, что он таким образом хотел пристыдить, но у этого был обратный посыл. — Понял, — послышался тихий ответ. Было страшно сопротивляться. Казалось, что совсем немного нужно для того, чтобы оттолкнуть и разорвать это прикосновение. Час до полуночи и порог в новое будущее будет переступлен. Волнительно для многих людей: каждый ожидает чуда, каждый ждёт нового, что изменит его жизнь. Возможно, новогоднее чудо уже произошло хоть для кого-то. — Нам надо поговорить, это очень серьёзно, — не отпуская из объятий, Союз старался говорить спокойно. — Тогда говори, — Рейха трясло, его голос звучал тихо. Пытаясь сдержать нагоняющую панику, он не шевелился, дожидаясь участи русской речи. — Я знаю, сейчас не время для такого, лучше бы мы поговорили о том, какого чёрта ты принял первитин, — поперхнулся, — но мне нужно сказать одну вещь. Я долго думал об этом, очень долго, и, — договорить было не суждено, в дверь постучали. — Рейх, я знаю, что ты там, сию же секунду открой мне дверь, — голос принадлежал Франции. — Сука, — тихо сказал Союз и сплюнул в сторону от злости. Только решился и вот что в итоге. Отпустив Рейха, который сразу пошёл открывать дверь, он отошёл в сторону и сложил руки крест-накрест. — Яп и Ит сцепились, Америка просит тебя спуститься, — последнее она произнесла строго и громко, — срочно. Немец направился в гостиную, Союз следом. — Пока мы спускаемся, вкратце объяснишь какого чёрта? — Вкратце не получится, — возможно эта новость привела в чувства обомлевшего нациста от разговора «один на один» с объектом воздыхания. — Ты вообще сделаешь что-нибудь? — США стоял рядом с Великобританией. Явное волнение просачивалось и у первого и у второго, только в разных его проявлениях: американец тороторил о помощи дерущимся и их расцеплении, сам же боясь подходить, а англичанин напряжённо молчал. — Так, нет, ты туда не идёшь, — Союз всё решил за Рейха. Он одёрнул его за руку, когда тот хотел налететь то ли с расцеплением, то ли с добиванием в эпицентр. Многие присутствовавшие окружали парней, которые, валяясь на полу, махали кулаками. Правильно, нет же поговорить на трезвую голову, надо пьяными выяснять отношения силой. СССР нашёл рядом югослава, который задумчиво попивал вместе с чехом напиток из пластикового стаканчика. — Ну-ка помоги мне, — русский дёрнул его за плечо в сторону драки, — их же должен кто-то разнять, пока они не поубивали друг друга. — Понял-принял, — всё так просто. Сам бы не додумался. СФРЮ силой особой не обладал, но слабаком тоже не был. Спасители итальянца, ведь он явно проигрывал, подоспели к очередному удару: русский схватил японца, югослав подбежал к лежащему на полу итальянцу. Вроде как драка была остановлена, но один из них вырывался. — Сволочь, — плевался оскорблениями японец, — отпусти. — Даже не подумаю. Идём остывать, — Советский поставил его на землю, но в то же время крепко положил руку ему на шею, таким образом держа его и уводя на улицу. Третий последовал за ними. Тут подскочил Чехословакия и вместе с Югославией повёл беднягу итальянца в уборную, ведь у кого-то шла кровь из носа. — Я идиот, — наконец выдал англичанин, схватившись за голову. С опозданием реакция появилась. — Пошли наверх, — предложил американец, — нам всем нужно успокоиться, — казалось бы, ужрался в самое небалуйся, а протрезвел за считанные минуты. Большая часть людей на вечеринке была пьяна. Все занимались своими делами, видимо уже позабыв о том, что скоро полночь. Да и кому нужен уже этот новый год, если тут такое интересное происходит. — Я даже не знаю, похвалить или поругать. — Рейх, твою мать, какой похвалить, — Советский никогда не одобрял драки и такое заявление в адрес японца ему не понравилось. Империя поднял свой взгляд, продолжая стоять согнувшись и поставив руки на колени. — Вывел, — вот так кратко. А он тоже протрезвел. Бодрит. Интересно, почему Италия не стал вступать в драку с немцем? Хотя ответ был очевиден: Рейха боялись так же, как и Советского, ведь они сражались на равных. — Я думаю, вам надо поговорить. Спокойно. — Я думаю, тебя никто не спрашивал, — огрызнулся. Неблагодарный нацист, ай-ай. Ему тут пытаются помочь, а он колкости кидает. Знал бы, что собирался сказать русский в уборной, то навряд ли бы ответил ему так. На удивление, СССР воспринял это спокойно. Возможно в силу того, что он был трезв, возможно из-за того, что не хотел ссор. А скорее и то и другое служило причиной. — С этим надо что-то делать, а не оставлять, — он настаивал на переговорах. В его сторону только цыкнули, — ты в порядке? — Лучше всех, — такой же грубиян, как и его друг. Понятно теперь почему они сдружились. А так всем бы таких стальных нервов, как сейчас у Союза, ведь и это не вывело его из себя. — Принести воды? — словно прочитав мысли, русский обратился к немцу. В ответ получил задумчивый кивок согласия и тут же ушёл, — скоро вернусь, не уходите. — Он как пёс преданный, — усмехнулся ЯИ. — Замолчи. Сейчас жалеть начну, что Ит тебя в живых оставил, — ссовцу стало неловко от такого заявления. — Понимаю, почему выбор на него пал, — самурай давно узнал предпочтения друга в людях, и Советский подходил под это описание намного больше, чем кто-либо другой. — Хочешь, чтобы я ещё тебя стукнул? Да ты свалишься, — теперь и немец посмеялся. — Нам стоит обсуждать то, что произошло с Итом? — империя сделался серьёзным. Этот разговор должен был продолжиться, и он придерживался тактики Союза. — Между нами — нет, а именно с ним — да, — последовал вздох. Какой-то изматывающий вечер. То ли действие наркотиков уже начало проходить, хотя слишком рано для этого, то ли наоборот именно из-за воздействия их на мозг немец пришёл в себя и спокойно, даже активно, может говорить. Возможно, он сам уже запутался в своём состоянии. Чуть погодя вернулся Союз с водой. — Я заглянул по пути раненого проверить. Он готов поговорить. — Ещё рано, чуть позже, — хорошо, что нацист осознавал неготовность закрытия вопроса. Иначе произойдёт то же самое. — Сколько времени? — вдруг вспомнил японец. — Ещё полчаса, — СССР посмотрел в экран своего телефона и спрятал его обратно в карман. Так как стоял он рядом с Третьим, последний невольно заглянул туда же. — Дай свой телефон, — это была даже не просьба, а приказ. Япония не понимал, почему так резко, зато вот Рейх начинал краснеть и беситься. — Нет, — глаза русского расширились, и он специально не отпускал руку из кармана, чтобы Рейх сам не залез и не взял его телефон. — Я сказал дать мне телефон, — ай-ай, Рейх, он может и верный пёс, но не дрессированный, командам не подчиняется. — Ну, я, наверное, пойду. Увидимся позже. — Телефон, — немец пошёл за ним. Недоумевающий ЯИ остался на месте, подозрительно проследив глазами вслед заходящим в здание. Он достал пачку сигарет, затем зажигалку. Не курил, баловался, но только тогда, когда того требовала ситуация, как сейчас. Об этом никто не знал. Не то чтобы скрывал, однако не хотел, чтобы другие знали. Как это так, отличник, собранный, а занимается подобным. Репутация сложилась вокруг него не такая, портить не хотелось. Потребовалось минут семь, чтобы докурить. Затушив сигарету, собранный и спокойный японец отправился в путь до гостиной. Там он встретил о чём-то разговаривавших СССР и Рейха. Сначала даже подходить не захотел, ведь они так хорошо смотрелись со стороны. Их беседу первая прервала Франция, тогда и ЯИ подошёл. Югославия и Чехословакия, за собой тянувшие Италию, появились в поле зрения после прихода Америки и Великобритании. В этой компании всей «дружной» чувствовалась напряжённости, но остались жалкие пять минут. Начинать драку или ссору за короткое время было глупо. «Как встретишь новый год, так его и проведёшь» — эта фраза двигала каждым и сдерживала от всплеска агрессии. Начался отсчёт толпы.— Десять!
Союз и Рейх стояли рядом. Второй иногда смотрел на улыбающегося русского.— Девять!
Как боль, так и тепло зарождались в его сердце.— Восемь!
Его руку взяли.— Семь!
Они уже смывались из общей массы, оставляя всех оборачивающихся в их сторону на месте.— Шесть!
Русский крепко сжимал руку немца, чтобы не потерять в толпе.— Пять!
Повезло, что они были не так далеко от выхода.— Четыре!
Ноги переступали порог гостиной в пустующий коридор.— Три!
Недоумевание нарастало только с одной стороны.— Два!
Они смотрели друг на друга. Советский ждал окончания счёта. Когда толпа начала заливаться радостными криками, слышался звон бокалов, свисты…— Один!
...Он приблизился к тому человеку, чью руку так и не отпустил. Свободная рука легла на чужую щёку. Немного наклонившись, его губы столкнулись с немецкими. Что такое чудо? На самом деле чудес не бывает. Есть только люди, испытывающие определённые чувства, которые могут совпасть с чувствами другого человека, и есть неконтролируемые обстоятельства, которые могут быть как плохими, так и прекрасными. Каждый может назвать любую ситуацию «чудом», каждый может ждать этого, даже зная, что это не больше чем стечение определённых обстоятельств. Каждому нужна вера в лучшее, в воплощение мечты, в надежду, что однажды ты будешь счастлив. Такая вера сдерживала Рейха все эти годы, только в последние месяцы она начала подводить. Но он не бросил всё, он всё ещё жив, стоит здесь, с человеком, с которым и хотел стоять в эту ночь.— С новым годом.