7 класс. Старая школа.
— Ты по этому поводу подошёл ко мне? — Советский Союз. Парень, пугающий многих. И меня в том числе. — Да, — а это Японская Империя. Не менее пугающий парень. — Почему я обязан тебе что-то вообще рассказывать? — сначала я не мог понять, о чём они говорят. Это и не моё дело, но… я, будучи старостой с самых начальных классов, всё же хотел бы попасть в этот чёртов класс целым и невредимым. В отличие от них у меня есть обязанности. — Я переживаю за своего друга. Ты же видишь, что превосходишь его в силе, — его лицо пугает. Почему он всегда так спокоен даже в разговоре с русским? На его месте, я бы уже обделался, —так почему ты не прекращаешь драки? Так и до убийства не далеко. — Он сам напрашивается, — речь идёт об убийстве, а ему хоть бы что. Непроницаемый. Интересно, мне что-нибудь будет за то, что я стою и подслушиваю? По своей сути, я жду, пока освободится класс, а не подслушиваю. Всё равно стрёмно вот так вот стоять у стены и слушать, о чём говорят в приоткрытой двери. — Да уж, диалог идёт не туда, — кажется, в этом японском вздохе я прочувствовал всю тяжесть груза ответственности за жизнь Германии, — я хотел немного не так начать разговор. — А с кулаков? — о боже, Господи, мне же драки не хватало. Даже никого по близости нет, чтобы расцепить их в случае чего. Этот день явно начался не с той ноги. — Нет, как раз наоборот. Мне бы хотелось заключить перемирие. Ты прекрасно, наверное, заметил, что ему нездоровится, — кому? Германия, на мой взгляд, живее всех живых. Наверное, плохо так думать об одноклассниках, но убили бы уже друг друга и к месту. Всем бы жизнь облегчили. — И в чём же заключается перемирие? — он что ли серьёзно? Кто бы мог подумать, что Советский Союз заинтересуется подобным. — Минимум контакта. Вы и мы. Ты держишь своих, мы с Италией держим своего, — смешно, он же никогда не согласится на такие условия… — Согласен, — а вот это интересно. Никогда бы не подумал, что подслушивать так интересно. По факту я сейчас овладел довольно скандальной информацией. — Доброе утро, Польша, — как мне реагировать на подобное внезапное заявление? — ты чего такой дёрганый? Я всего лишь поздоровался. — И-извини, — вот идиот. Такой «криминал» в виде подслушивания совсем не для меня. Но зато хоть Америка войдёт первым и прервёт их разговор. Мне остаётся лишь последовать за ним. Надеюсь, я не вызвал подозрений.***
Это воспоминание хорошо отложилось у меня в памяти. Всегда стараясь быть хорошим человеком, я ненавидел лишь двух людей из своего окружения: Нацистскую Германию и Советского Союза. Было так интересно наблюдать за развитием их отношений, но драки были действительно перебором. Точнее, было перебором то, что я в них влезал. Мне всегда казалось, что я, как староста, должен регулировать даже подобные происшествия, но исход всегда печальный: мне также доставалось. Почему я никогда не рассказывал об этом взрослым? Да меня же с лёгкостью могут приписать участником. Урок, который я получил в последний раз — не лезть больше. Больше не буду. Но, видимо, этого и не требуется. Развитие их отношений приобрело другой характер. На носу четырнадцатое февраля и, готов поспорить, подарок будет романтичным, а не драка. Если быть честным, их контрасты меня раздражают. Они же опасны для общества. Что один, что второй. А если дуэт? Это же вообще атомная бомба. — Поберегись, — это последнее, что я услышал перед тем, как на меня свалилась какая-то неведомая тяжёлая штука. Сколько я пробыл без сознания? Даю не больше 10 минут. — Эй, ты живой? — Югославия. Это он на меня свалил… это что, полная банка от кулера? Я посмотрел в сторону, где стоял этот объект. Видимо, он меня и прибил. Но почему Югославия? Мне казалось, я слышал голос… — Прости, толкнули, а я и удержать не смог, — Советского Союза. Мозги вышибло, но не настолько, чтобы не разобрать кто на меня свалил махину. Сейчас я могу только лежать на школьном линолеуме. Они даже не додумались позвать медсестру, учителей… Неслыханно. А если я бы сейчас умер вообще? — Ты же не откусил себе язык? Поболит и перестанет, ну. — Почему от тебя постоянно так много проблем? Казалось бы, здоровый лоб, а в руках не можешь ничего удержать, — почему я должен постоянно молчать? Это же так и есть. От него и его дружка. — Эй, я же извинился, тут непредсказуемо было, — поглядите-ка, нахмурился. Да плевать я хотел, если мои слова заденут его чувства. — Каждый раз, когда происходит что-то, так ты оказываешься в центре. Ты никогда не задумывался о том, что проблема в тебе? Даже сейчас ты оправдываешься, — возможно, это послужило поводом для высказываний, которые я хранил в себе так много лет. — Брат, успокойся. Ты сегодня совсем на взводе, — сказал Югославия и загородил собой Советского. А тот и слова даже сказать больше не может. Я просто ушёл. Собрал свои вещи и ушёл. Обернувшись мельком на класс, я заметил, как меня злобно сожрал взглядом второй проблемный. Два ходячих бедствия, портящие всё в округе. Заслуживают друг друга. Отказываться от своих слов я не намерен. Что будет на следующий день, что будет после. Пусть только посмеют пальцем меня тронуть. Границы я обозначил, и мою территорию они пусть не пересекают. В любой момент я могу доложить учителям разную информацию, а знаю я не мало. И они это осознают. Больше всего я ненавижу, когда творится такой хаос вокруг меня; когда ты сидишь в школе, не чувствуя себя в безопасности; когда в любой момент твоё пространство нарушится пролетевшей мимо ручкой, или тетрадкой, или толчком, или чем потяжелее. Большую роль в этом играют именно они. Надоело. Их кто-то должен ставить на место. Моя жизнь никогда не была чем-то лёгким. Меня и мою младшую сестру воспитывал один отец, коим является Речь Посполитая. Я всегда хотел равняться на него, но моё окружение не позволяло раскрыться. И до сих пор не особо позволяет. Насколько я слышал по рассказам отца из молодости, он довольно часто вступал в конфликты с отцом Советского. По его рассказам, вся семейка русских — отмороженные. Никогда не знаешь, что от них можно ожидать. И я всегда по возможности старался сторониться русских. Но теперь я столкнулся лицом к лицу, не влезая в его конфликт с кем-то ещё. Теперь, идя домой, я осознаю, что не стоило так пылить. Вспоминая все рассказы родителя, я всё больше понимаю, что Советы без тормозов, может сделать что угодно.***
Утро следующего дня выдалось спокойным. Как обычно я пришёл в школу, сел за свою парту, разложил учебники. Единственное, что напрягало, так это взгляд. Весь первый урок меня сверлил взгляд с первого ряда. Я ощущал его на себе, он не сулил ничего доброго. Изредко поглядывал боковым зрением, проверяя, не отвели ли от меня глаза. Тщетно. Наступила длинная перемена, и весь класс ринулся в столовую. Я ношу еду с собой, ведь в столовых такое большое толпище, что задавить могут. Поэтому я достал один бутерброд и уже приступил к его освобождению из пакета. — Ну и? — ко мне подошёл обладатель того злобного взгляда. Не могу не признать того, что именно этого поворота я и боялся. В классе не осталось больше никого. Я недоумевающе посмотрел на него. Вчерашняя ситуация вылетела у меня из головы от пугающей ауры, которая витала вокруг одноклассника. — Страх потерял? — такой тон никому бы не понравился. Мне он не нравился тоже. Но перечить именно ему было, как мне казалось, в разы опаснее, чем русскому. — Чего ты сейчас хочешь? — фраза вырвалась скомкано и тихо, будто я струсил. Сам не переношу такой жалкий вид, но ничего не могу поделать с собой. Наверное, это повод меняться? — Перед тобой, кажется, вчера извинились. Хочу узнать причину твоей необоснованной агрессии. Слова, которые ты вчера наговорил, были грубы и незаслуженны в его сторону, — ясно. Как я и думал. Он мог бы промолчать и не влезать не в своё дело, но он решил вступиться. Выглядит таким хрупким, а на деле заступается за двухметрового шкафа. Это и забавно и. это пугает. Насколько смелым может чувствовать себя человек в эти моменты? Или он, стоя в такой надменной позе сложенных рук крест-накрест, считает, что я просто слабее его? Да, но… зная, на что он способен, будь на моём месте кто-то другой… более прочный, накаченный, высокий… то он бы также пошёл на разборки. — Я устал, — начал я тихо, но скрывать не намерен, — вы оба думаете, что вам можно творить что угодно и не нести за это наказания… — То есть ты хочешь сказать, что он намеренно уронил ту баклажку? Сейчас не прав ты, зачем оправдываться? — он меня перебил, я занервничал. У меня не получается верно излагать мысли, а тем более агрессию. Накопилось всё, что происходило последние годы и вчера вылилось, — давай так. Ты извинишься перед ним, а как будет реальный повод, так выскажешься. С одной стороны я могу понять, что этот раздолбай может быть раздражающим, но в данной ситуации раздражаешь ты. Я готов был согласиться на что угодно. Его бездонные глаза меня пугали до чёртиков, но голос был безмятежно спокоен. Кивнув, он натянуто улыбнулся в ответ и показал большой палец в одобрительной форме. Но в этом улавливался жест угрозы. Немец ушёл, и после этого я мог доесть свой чёртов бутерброд. Но аппетита уже не было. К сожалению, я почувствовал свою беспомощность. Против них я пойти не могу. И всё же, они меня достали.