Страны Оси как в старые добрые возвращались по домам с учёбы. На улице зима, февраль. Снег сверкает на сером асфальте, украшая его скучные бесснежные будни. Казалось, пределу зимы нет, погода не собиралась меняться как минимум ближайший месяц. Парни шли, хрустя белой пеленой тёплыми берцами и оставляя следы от подошвы.
— Передайте Союзу, что я хочу яблочный пирог, валентинку, трюфельные конфеты и бутылку Johannisberger, — последнее немец произнёс с особым акцентом.
— Ты же не пьёшь белое вино, — верно подметил Япония, посмотрев на своего друга как на зажравшуюся даму средних лет.
— Так, — Ит что-то набирал в телефоне, внимательно слушая товарища, — как-как ты назвал эту штуку? — он поднял свой взгляд и искренне с невинностью посмотрел в глаза Рейха.
— Стой, ты что, записываешь? — Германия взволновано и неловко заглянул в телефон Италии, — я пошутил, сворачивай его номер!
— Так это шутка…
— Это не шутка, — Япония закатил глаза, прекрасно осознавая в чём дело в отличие от ни в чём не разбирающегося КИ.
Королевство остановился и склонил голову на бок, тем самым требуя пояснения.
— Он это всё хочет, выговариваясь нам, но в душе надеясь, что Союз, словно по зову Будды, сам догадается, что он хочет, — совершенно не стесняясь, он парировал объяснения, что не очень нравилось нацисту. Такая правда в лоб бывает неловкой: за спиной — объясняйте сколько влезет, но рядом со мной — да ну вы меня загнать в рамки пытаетесь?
— Замолчи, ничего я не хочу, — видно было, что немец стал смущаться таким прямым заявлениям друга, но помимо этого и было видно, что сказанная фраза — ложь.
— Всего лишь поясняю за твои выкидоны.
— Я не просил быть моим переводчиком.
— Я просил, — радостно влез Италия, который на полном серьёзе, записав список, собирался отправить сообщение получателю.
Рейх неловко закатил глаза, а его союзники незаметно посмеялись.
С одной стороны такое поведение забавляло, а с другой — мешало. Не Иту и Япу, а самому Рейху. Рейху и его отношениям с Союзом. Немыслимо, чтобы человек ждал от другого человека того, чего не озвучивает на прямую. Никто не может читать мысли другого. И это ещё больше накаляло обстановку и без того трещащих отношений: последний месяц всё изменилось. Совсем недавно, в новогоднюю ночь, вступив в отношения, и одному и второму жизнь казалась прекрасной. Но они оказались намного умнее, чем думали: розовые очки быстро слетели с обоих. Все фильмы про романтику, на которые надрачивал русский до того как признаться своей пассии в чувствах вылетели из головы словно ураганом снесло крыши домов. А эта самая пассия, будучи не то чтобы романтичной натурой, скорее любителем проявления заботы и дарения подарков, был обеспокоен такой чёрствостью со стороны партнёра. И на прямую не скажешь — напросишься, никакого праздника; и не утихомиришь в себе — хочется чего-то эдакого.
На самом деле, все черты характера, все хотелки приходят с самого детства. Социализация — важная функция в жизни каждого человека. Так и у героев сей драмы: Рейху не хватало внимания от своих сверстников (не считая конечно же Союза, с которым при каждой возможности они начинали скандал), а Союз в детстве никогда не видел того самого проявления «любви», которое было нужно Рейху. Коммунист с самого детства жил с одним отцом, на самом деле он даже не знает, кто является его матерью. Российскую Империю никогда не видел с кем-то в столь близких отношениях: всегда думал — то ли скрывал, то ли действительно не ладилось. Советский мог любить. Очень сильно. Но по-своему. Что не устраивало Рейха на данном этапе. Может быть когда-нибудь он сможет это понять, а может быть и Союз будет меняться ради него, узнавая новое от немецкого товарища. Но это уже далёкое продолжение, которое сейчас нам недоступно.
— Так и вот, может в таком случае действительно нам поговорить с ним? — поражало союзников то, что Италия в последние месяцы стремительно начал мириться с отношениями друга и врага, что не могло не радовать обоих.
— Ты что, нет, даже не вздумай.
— Он хочет сказать, что таким образом он не сможет испытать удовольствие от полученного, ведь, скорее всего, будет думать, что коммуняга делает это из-под палки, а не чтобы по-настоящему подарить кусочек маленького счастья в жизнь…
— Замолчи! — весь красный, Нацистская Германия наконец достиг точки кипения и как вулкан взорвался.
— Да а что такого-то? Все ж мы это прекрасно понимаем.
— Кроме меня, — Италия вновь вставил своё слово, как бы объясняя, ради чего переводит дословно на понятный язык в слух японец.
— Так, я не намерен это больше слушать. Вы как хотите, а я — домой, — мальчики уже подошли к площадке, на которую выходили окна Рейха, так что он незамедлительно свернул к своему подъезду. Вслед лишь услышал смешки двух друзей, которые сквозь них произнесли «пока» и «до завтра».
Пару дней и вот он, день всех влюблённых и розовых соплей. Каждому хочется почувствовать себя любимым, особенным. Каждый хочет провести этот день со своим избранником.
Рейх был в предвкушении этого дня, но его интуиция подсказывала «ждать нечего».
— На тебе лица нет.
— Ну да, я же грёбаный Слендер, — немец достал сигарету, учитывая, что он не курит. Италия на это действие отреагировал с подозрением, но ничего не сказал.
Два друга отправлялись в школу в своём привычном виде, только у одного «не имелось лица». Они уже отошли от подъезда Третьего, поэтому он спокойно шёл с дымком. Сегодня им пришлось идти без Японии: самурай задерживался. И какие только дела могут быть в восемь утра помимо школы?
— Может он догадается что-то сделать? — Ит с грустью смотрел по сторонам, опасаясь встречаться с глазами ссовца. Кому было бы приятно видеть своего товарища в плохом настроении?
Этот вопрос проигнорировали. Скорее всего ответить было нечего. А может и есть что, только вот выливать душу не хотелось.
Уже дойдя до школы, в раздевалке они встретились с чехом и югославом. Вежливо поздоровались, а после немец сверлил их взглядом: вдруг они что-то знают о том самом «сюрпризе», который он ждёт? Но друзья русского просто испугались и как можно быстрее ушли. Неудивительно, ведь Рейх в плохом настроении пугает окружающих.
— Может ты сам ему что-то предложишь? — итальянец шёл рядом, по пути здороваясь со знакомыми.
— Например?
— Предложишь, скажем, провести время? Может сходите куда? К кому-нибудь? — он игриво подмигнул, на что прямо на глазах Рейх сделался ещё угрюмее.
Близкая связь не присутствовала в их отношениях уже месяц. То один занят, то другой, то нет настроения. Взаимоотношения шли крахом. Другим этого видно не было, знали только те, кто был ближе всего к Союзу и Рейху. Во всё виновато недопонимание и некое недоверие. Изменения и открытие другой, незнакомой друг для друга черты характеры: у одного мечтательность, у другого — чёрствость и холодность. Многое бы решил простой разговор по душам, но нацист был довольно вспыльчивым, и кто знает, как он может себя повести в таком разговоре, если узнает ещё что-то новое о своём возлюбленном.
Тем временем у Союза не было никаких мыслей. Он был в нейтральном настроении, даже не представляя, что у Рейха на уме.
— Там твоя мегера сожрала нас взглядом, — произнёс Югославия, увидя, как Советский вошёл в школу.
— У него плохое настроение? — казалось равнодушно. Но это было обыденностью за последний месяц.
— Наверное. Его аура пугает, — добавил «психолог» Чехословакия. Почему психолог? Как уже упоминалось, он разбирается в людях. Гляди сейчас и допрёт в чём дело.
Пока Союз шёл до раздевалки и снимал верхнюю одежду, его лицо выглядело озадачено. Что на этот раз? Конечно русский принимал шизанутого полностью: все его недостатки, специфический характер, клины. Но от этого устаёшь. Особенно когда не понимаешь причину. А причина молчания и отсутствия разборки в ситуации была такой же: боязнь скандала из-за вспыльчивости немца.
— Какое сегодня число? — вдруг спросил Чехословакия.
— Четырнадцатое, — СФРЮ немного не понял, на что намекнул друг. Союз тоже. Поэтому они оба посмотрели на него как на человека с альцгеймером.
— Вы серьёзно не догоняете? — он схватился за голову и наигранно взвыл.
— Нет, — синхронный ответ добил.
— День всех влюблённых. Ты ему подарок приготовил? — глаза коммуниста округлились, его рука поднеслась к переносице. Тихое «блять» послышалось из-под носа.
Двое из своего состава сидели за партой: один печально смотрел в окно, второй переглядывался с кем только не придётся. То американец глянет и кивнёт в сторону Рейха, то француженка состроит озадаченное лицо. Королевству приходилось отвечать за немца, и все прекрасно стали догадываться в чём дело.
— Может поговоришь? — войдя в класс, товарищи обратили внимания на устремляющийся взгляд в отвёрнутый к окну силуэт.
— Может, — но после этого слово никаких движений не последовало, а лишь больше затормозило: Италия, заметивший русского, вопросительно кивнул в его сторону. «Ну и?» — вот что имелось в виду. Советский как баран развёл руками.
— Я не романтик, — добавил он после выдержанной паузы.
— Кто бы говорил. Помню, как несколько месяцев назад, — югослав прикрыл глаза и вознёс палец в воздух, мудро начиная припоминать события прошлого.
— То было неожиданным и необдуманным.
— Ты хочешь сказать, что встречаться начал тоже необдуманно? — в бой пошёл аналитик чех.
— Нет. Просто романтика — это не моё, — Союзу было неспокойно. Он не хотел расстраивать нациста, но и сделать с собой тоже ничего не мог. «Вот бы мне сказали, что нужно делать» — пронеслось в его мыслях. Такой человек, который намёков не понимает. Ему нужно объяснять всё прямо. К тому же в какой-то показухе русский смысла не видит. Как ему казалось, ссовец и так прекрасно знает, как сильно тот им дорожит.
Урок тянулся за уроком, а Союз не решался подойти. Он думал, что ему делать. Рейх же был ещё больше растерян, чем утром.
— Ты собираешься что-то сделать? Я не хочу, чтобы он взорвался, — с наигранным беспокойством шепнул на ухо СФРЮ.
— Да, — русский успел только встать, как в класс вошёл Японская Империя. Это была уже четвёртая перемена и оставалось всего два урока, а он изволил явиться лишь сейчас. В руке у него был какой-то пакет, довольно объёмный. Куда же мог он отправиться? Естественно к своим друзьям.
— Итак, — никто не наблюдал за этим, кроме заинтересованного Америки и застопорившегося СССР, — на.
Итальянец вылупил глаза на пакет, который поставили перед его носом. Первым ненароком туда заглянул немец и тут же встал из-за парты. По его действиям Япония сразу понял, в чём дело. После того, как немец быстрым шагом приблизился к русскому и за руку вывел его из класса, ЯИ раздражённо сел на своё место.
И снова излюблённый толчок. В кабинке был лишь один ученик. Дождавшись его выхода из помещения, первым начал Рейх.
— Где?
Русский стоял как нагадивший на ковёр пёс: глаза рассматривали плитку на полу.
— Ты оглох? — терпение подходило к исходной позиции. Обидно всё же, что какого-то чёрта один из лучших друзей немца подарил второму подарок. На день Святого Валентина. Всего лишь друзья? Или что это значит? А его партнёр даже ничего не сказал.
— Нет, — ситуация казалась безысходной. Уже было поздно что-то предпринимать. Может быть попытаться всё-таки извиниться? — прости, я совершенно забыл об этом дне.
Советский солгал. Он помнил. По крайней мере вчера. Намеренно не собираясь что-то делать, в душе он чувствовал, что не останется безнаказанным. Смотря на отца, на чужих людей, на знакомых, красноармеец понял одну важную вещь: он не только не понимает какого это проявлять любовь, но ему также и противно, как проявляют её другие. Вот эти все поцелуи, обнимания, держание за ручку, розовая блевотня — тошнотворно. Он не видит в этом смысла, не понимает, зачем это нужно, если люди и так знают, что любят друг друга? Он был искренне уверен, что у них с Рейхом такая связь и есть. Видимо, ошибался. Неужели настолько сильно недоверие его партнёра? Такая показуха и являлась для Союза не больше чем недоверием и неуверенностью в себе и в возлюбленном.
СССР знал Третьего Рейха с самого детства, знал, что так будет, но часто недопонимал его или понимал неправильно. Так и сейчас. Он не понимал, что ему нужно, но был уверен, что его позиция насчёт отношений точно такая же. Тогда почему он взбешён?
— Забудь, — нацист цыкнул и развернулся в сторону двери. Русский не хотел так просто оставлять эту ситуацию.
— Давай поговорим, — эти слова заставили остановиться и развернуться обратно, — ты бы хотел как-то отметить этот день?
— Да, хотел, — было начал идти на контакт, как тут же повернул в обратную сторону и не только словами, — но теперь не хочу.
— Нет, хочешь, я же вижу, — красноармеец успел ухватить его за руку. Не то чтобы его гложила вина за то, что даже малейшую валентинку с шоколадкой не подарил, скорее он всем сердцем любил свою змеюку и не хотел с ней ссориться. Сейчас он решил для себя, что ради него постарается быть немножечко романтичнее. Только пусть даст инструкцию, — чего ты хочешь?
Повторённый вопрос заставил немца закатить глаза и задуматься. Такая настойчивость усмирила сильную агрессию. Просто представьте: когда ты хочешь получить внимание, но не получаешь его от нужного человека. Опускаются руки, ты действительно хочешь уйти, тебе ничего не надо. Но этот человек, который только что разочаровал тебя, начинает говорить то, что заставляет удивиться и оставить приятный след и надежду внутри. Почему разочаровал в данном случае? Немец не поверил, что русский и вправду забыл эту дату. Никто не любит ложь.
— Я всего лишь хочу провести с тобой сегодняшний день, — его голос стал тише, более спокойнее и чётче.
— Хочешь куда-нибудь сходить или.?
— Нет, дома. Можно у меня, — хорошо, контакт начинает налаживаться. Впервые за последнее время, как показалось Рейху, Союз так нежно держал его за руку и не отпускал. Ситуация складывалась в пользу Рейха, ему начало казаться будто он добился своей цели. Однако чувство того, что он выманил силой такие действия к своей персоне, не собиралось его покидать.
— Принести что-нибудь?
— На твой выбор.
Вечером старшего Германии дома не было, как всегда. Работа, работа и ещё раз работа. Надо же обеспечивать несовершеннолетнего сына, у которого порой запросы не дешёвые.
Третий прибрался, даже умудрился пропылесосить, а не просто сгрести пыль под ковёр. Хотя какой срач Советский у него не видел?
— Напиши, как всё пройдёт. Яп
Пришла смска. Друзья не друзья, если не беспокоятся друг за друга.
И в тот же момент раздался звонок.
В дверном проёме показались семь красных роз, рядом была привязана валентинка. Следом высунулась голова, а затем рука протянула пакет.
— Там трюфель, вино, че-то ещё… я уже не помню, что купил, — невинная улыбка поползла по лицу. Волосы уложенные, выглядел максимально опрятно, рубашечка белая, глаженая. Все эти нюансы отметил Рейх, отчего растаял от радости на время.
За окном сверкал снежок, светили фонари, было тихо. На кухне же горел тусклый свет, накрыт стол, цветы в вазочке. Но почему-то атмосфера была совсем не уютной. Одного и второго тревожила сдержанность. Если быть точнее, СССР притворялся, а Германия это видел. Но и тот и другой молчали до поры до времени.
— Что не так? — первым задал вопрос нацист, держа бокал с вином. Возможно именно оно дало смелости.
— Всё хорошо. Что должно быть не так? — Советский также держал бокал, сделав следом глоток.
— Да всё. Такое чувство, что я под прицелом тебя здесь держу, — повысил голос, снова. Вовремя зажмурив на мгновение глаза, немец поставил бокал и обеспокоено посмотрел на русского.
— Ладно, если так хочешь, то давай поговорим, — начало было серьёзным и не вселяло ничего хорошего, — я не люблю этот день, мне не нравится романтика, я не люблю когда от меня что-то требуют, и я совершенно не понимаю, что именно ты от меня хочешь. Я правда стараюсь, но я не такой. Вот эти все банальные вечера, как у хреновых парочек сентиментальных: меня от них тошнит, — на секунду он замолчал, поняв, как грубо высказался. Это может восприняться совсем не так.
— Продолжай, — словно дав согласие, Рейх взял с подоконника сигарету и открыл окно. Его переполняли чувства, сердце колотилось: неужели они не подходят друг другу? Совсем нет понимания.
— Ты же не куришь.
— Теперь курю.
— Эй, — Советский понял, что начинать было не с такой прямолинейности и вежливо попросил, — положи это дерьмо, — игнорирование.
Оба тяжело вздохнули и на какое-то время повисло молчание. Напряжение росло, но никто не знал, к чему это приведёт.
— Я люблю тебя.
— Ага.
— Да чёрт, Рейх, это правда. Просто я вот такой вот хреновый.
И снова молчание. Сигарета дотлела, стул напротив вновь оказался занятым. Глаза хозяина квартиры озлобленно сверлили гостя. Гость снова начал.
— Говори на прямую, чего ты хочешь. Не жди от меня невообразимого.
— Малейшее проявление внимания — невообразимое?
— Я мало уделяю внимания?
— В последнее время да, — этот ответ ввёл в ступор русского. Как он мог не заметить, что действительно не уделял немцу внимания и даже на день всех влюблённых выдал такое? Нарастала вина, она была оправданной.
— Прости. Не знаю, что на меня нашло, — СССР действительно запутался.
В определённом возрасте начинается кризис. Формирование личности изматывает мозг, чувствуется усталость, безысходность и запутанность в самом себе. Особенно, когда если изменения происходят стремительно. В случае с Союзом происходило именно это. Но кто знал, кроме него, что случилось? Никто.
Рейх тяжело вздохнул, чуть-чуть подумал и решил спросить:
— Ты правда старался меня порадовать, а не на «отстань»?
— Да, — и это была правда. Может в будущем он будет радовать немца не по наставлению и без инструкции.
Напряжение никуда не ушло. Это было только началом конца. Однако оба решили провести остаток вечера без сцен и концертов, всего-то посмотреть фильм, лёжа в приобнимку на диване.
***
— Нам стоит пойти за ними?
— Нет, они сами должны разобраться. Лучше посмотри что в пакете, — пока Италия полез к пакету, Япония ненароком глянул в сторону третьего ряда. Одноклассник ему подмигнул и показал большой палец, на что лёгкая улыбка промелькнула на лице японца. Видимо, без внешнего вмешательства этот подарок не обошёлся.
— Шоколадка, конфеты, еще шоколадка… и ещё конфеты… какого чёрта ты туда запихнул мартини и притащил в школу…
— Это подарок.
— Да я вижу, что это такое… Но с чего бы? — казалось, что Королевство был не доволен, но по его смущению было совсем наоборот.
— Просто захотел тебе сделать подарок.
КИ решил промолчать и не придавать огласку назревшему вопросу «подарок именно в день Святого Валентина?», ведь был слишком счастлив, чтобы углубляться в подробные объяснения.
***
Прошедшая школьная часть дня не порадовала француженку. Ни одной валентинки, ни одной капельки внимания. Интересно, почему? Все давно знали, что перерыв, точнее некое расставание с Велом затянулось, неужто никто и шансов попытать не захотел? Без вмешательства англичанина не обошлось: перед тем, как пришла француженка в школу, он уже пошел по школе, зная своих конкурентов в лицо на место около дамы, и всем пригрозил сегодня даже рядом не дышать. Его репутация плохого парня играет часто на руку. Америка увидел пару таких приходов к противникам и втайне от знакомого решил ему помочь. Школа хоть и большая, но Штаты знал в ней всех из старших классов, поэтому он знал даже больше человек, влюблённых в Францию, нежели Вел. Подойдя к нескольким таким людям, он задействовал своё мастерство «а я где-то слышал», «вот мне рассказывали», «да он на любые жертвы готов». В общем сделал репутацию Англии ещё более устрашающей, однако сработало на ура.
Сам Великобритания до сих пор не предпринял каких-либо мер по возвращению дамы сердца, но настал тот момент.
В дверь дома Франции раздался звонок. На пороге стоял одноклассник в строгом костюме и с букетом в сто и одну розу. Белые и красные. Деньги есть можно и позволить.
— Я забронировал столик в нашем ресторане. Не изволите ли составить мне компанию? — как истинный джентельмен официально произнёс англичанин и протянул руку.
— Деньги девать тебе некуда, — в глубине души она знала, что её партнёр что-нибудь вытворит. Девушка улыбнулась и подала руку в ответ.
