— Я сделал ей предложение, представляешь? Я так счастлив! Я смог соврать тебе, но не себе. — Поздравляю.
***
Одиночество больше всего удручает. Я думал, что оно не закончится. Но посмотрите на меня теперь: есть ребёнок, любимый человек, уважение от коллег на работе, неплохие знакомые. Я так долго к этому шёл. Осталось выйти на пенсию и состариться. — Пап? Всё нормально? — из моих мыслей вывел меня сын. — А? Да, в полном, — я всё это время сидел здесь? Часы показывают полночь. Посмотрев на ноутбук, я заметил, что он уже потух. Рядом стоял кофе — остыл. — Тебе бы отдохнуть, — налив себе воды, Союз покинул кухню. — Ты прав, — сказал ему вслед. Не думал, что смогу вырастить такого сына, который бы заботился обо мне. Ведь сам я рос в отнюдь не такой обстановке. Мой отец никогда не понимал меня. Более того, наверное, он меня ненавидел. Потому что я шёл в ногу со временем, а не потыкал его прихотям? Не слушался? Отказывался подчиняться. Было спокойнее рядом с дедом и бабкой. Вот они хотя бы добрые. — Я запрещаю тебе общаться с ним, — мой отец — Московское Государство. Жестокий, беспощадный. А у него сердце есть? Даже все девушки, которые у него были, бросили его. Ему надо, чтобы всё шло по его правилам. У него отдельное виденье этого мира. — А то? — я не собирался разрывать дружбу с единственным человеком только из-за того, что мой отец не ладит с его отцом. К слову, никто не знает из-за чего. — Иначе ты мне больше не сын, — бросается словами на ветер. Но всё равно ранят больнее ножа. Говорить такое пятнадцатилетнему мальчику жестоко. — Да куда ты от меня денешься, — я вздохнул и продолжил обуваться. В ответ он тоже вздохнул, покинув коридор. — В девять чтобы был дома, — да сейчас, разбежался. Этот невыносимый контроль, строгое воспитание. Возможно они сделали жестоким и меня в какой-то степени, что проявилось гораздо позже. — Снова? — его аккуратно зализанные назад тёмные волосы, голубые глаза… Красивый, но так далёк от меня. — Да как обычно, ничего особенного. Вообразил из себя правителя мира, — мы сидели в парке, ждали ещё пару знакомых. Должны подойти с минуты на минуту. — Ты точно в порядке? — смотрит прямо на меня. Я бы хотел отвести взгляд, но вдруг он заметит. — Конечно, — махнув рукой, натянул улыбку. Он всегда был рядом, пока у него не появилась девушка. А ведь я влюбился в него, признался в этом. Только самому себе. Ему не успел. — А что, если он мне нравится? — семнадцать лет. Я буквально признался отцу. И в тот момент себе. Возможно, меня спровоцировало подростковое бунтарство: желание пойти наперекор родителю. — Неправильный ответ, — он замахнулся на меня костылём и со всей силой ударил по ноге. Вторая подкосилась, ну да, подопустился к полу. Грубо говоря, свалился как мешок с картошкой. — Ещё раз услышу этот бред, перепишу всё наследство на бродягу мимо проходящего. Останешься без всего и на улице, ты такой никому не нужен, — приятно. Спасибо, пап, и я тебя люблю. Лучше промолчу от греха подальше. Я погорячился, вспылил и выпалил на одном дыхании, теперь жалею. Нога ноет. Как сейчас помню, в тот вечер я ушёл из дома. Перед тем как пойти к деду и бабке, я забежал к Германской Империи и кинул маленький камешек в окно. Он на радостях выбежал и с ходу начал делиться своей радостью. Австро-Венгрия всё же согласилась быть его девушкой. А ведь я хотел признаться ему в ту ночь. Только после он спросил, что я забыл на улице в такой поздний час. Шли годы, наше общение сходило на «нет». Поступив в разные университеты, мы перестали поддерживать контакт, зато после выпуска оказались стажёрами на одной работе. Постепенно восстанавливая контакт, он позвал меня на свадьбу. Через несколько месяцев сказал, что они планируют ребёнка. Я не стал отставать. Старался жить дальше. Казалось, что я смирился. — Проходите, — он постучался ко мне в квартиру. На его руках сидел младший сын, ему вроде годик. Такой спокойный. За спиной стоял восьмилетний Веймар, держав своего папу за руку. Такая милая картина. — Подержишь? — я кивнул. Конечно подержу такую прелесть. Кто знает, кем вырастит Рейх, сейчас он самое спокойное создание на планете. Не то что мой орущий в соседней комнате сыночек. — Ты только разувайся побыстрее, — я устало улыбнулся. Услышав детские хныки Союза, Гер сразу меня понял. Я же только уложил мелкого, он же только уснул. Разбудил, открывая дверь? — Так что случилось? — заварив чай, мы втроем уселись в гостиной за столом, а малыши ползали по расстеленному для них пледу с кучей игрушек. Знакомятся. Какие чудесные. — Да опять заскоки. Сказала мне, — он приблизился, шепнув на ухо, — забирай своих детей и проваливай, — чтобы смотрящий телевизор старший его сын ничего не услышал. Отодвинувшись, добавил, — ничего. Завтра успокоится, и можно возвращаться. — Оставайтесь здесь сколько угодно. Места всем хватит. И так мы снова всё больше и больше проводили времени вместе, пока в один день он не пришёл ко мне, признавшись в любви. По-пьяне. На утро думал, что испортил дружбу, но тогда я не упустил шанс. В скором времени произошёл развод, а затем Австро-Венгрия покинула их. О ней не было слышно больше десяти лет. — Говорит, что там мама с отцом ругаются, — кажется, мир на секунду остановился. Дверь хлопнула, сын вышел на улицу. Хлопок вывел меня из состояния ступора. Не раздумывая, я подорвался с места как в жопу ужаленный. Я не помню дорогу, не помню как и через сколько я оказался уже в соседнем подъезде. Из нужной квартиры всё доносились крики. Дверь была открыта, и я повернул ручку. — Какие люди, — ехидство вырвалось из моих уст, — зачем пожаловали, мадам? — Это семейные дела, ты здесь лишний, — сказала она. А мы ведь так хорошо общались в школьные годы, откуда такой негатив? Я начал ехидничать даже в своих мыслях. — Так ведь и ты здесь некстати. Это семейные дела, правильно? Если мне память не изменяет, ты добровольно ушла из семьи, — после моих слов он перевёл взгляд на меня. Мне стало больно видеть его в таком состоянии. Если бы я узнал о её приезде раньше, я бы успел спасти его от этой боли. Точно бы смог. — Ты моим детям никто, сейчас идёт речь о них, — её голос был громким, но я решил сохранять спокойствие. Сейчас нужно стабилизировать атмосферу. — А ты им кто? Да им в матеря больше я гожусь. Я хотя бы был рядом, — с усмешкой ответил я. Скандал продолжался до самого вечера, диалог вёл больше я. Но точку поставил Гер. — Сегодня день рождения твоего младшего сына, ты помнишь? — он спокойно подал голос после минуты тишины. — Я помню, — тоже устала кричать, бедняжка. — А знаешь, ведь он каждый год до двенадцати лет спрашивал, приедет ли мама его поздравить. Знаешь, к каким выводам он пришёл и почему перестал задаваться этим вопросом? — они смотрели друг на друга. А я наблюдал за ними. В моменте я будто увидел картину со школьных времён, когда мы выходили втроём погулять. Но прошлый их взгляд и нынешний слишком отличались. В их глазах не было больше никаких чувств друг к другу. — Потому что он понял, что мама в нём не нуждается. И решил, что он в ней не будет нуждаться тоже. Такой же вывод сделал и Веймар. И такой вывод сделал я. А теперь я попрошу тебя покинуть наш дом и никогда не возвращаться. Прошла неделя с такого занятного вечера. Все забыли данный случай как страшный сон. Теперь-то уж точно вопрос закрыт. Для меня главное, что мой любимый человек быстро пришёл в себя. — Ты снова уснул на кухне? — отдалённо я услышал голос. Мысли и сонливость так затягивают. Нет сил даже открыть глаза. Чуть погодя, я почувствовал что-то тёплое, накрывшее меня. Голос был таким тихим, ровным. — Хоть бы плед рядом с собой тогда клал. Спокойной ночи, пап.