***
Поспешно выйдя из вертящейся двери, которая навевала ужас, если там вдруг застрять — Катя вышла на залитую солнцем улицу. В скверике около памятника Багратиону в тени сидели мамаши с колясками, дети постарше играли рядом. Вот уж у кого ни забот, ни хлопот! (пока). Придет время — и они тоже будут искать работу. До Кати вдруг дошло, что она могла бы переодеться в туалете Зималетто. Собеседование ее привело в замешательство настолько, что эта необходимость совершенно вылетела из головы. Пришлось снова возвращаться в адскую дверь, но путь ей преградил охранник со стриженной круглой головой и черных очках, которые наглухо закрывали глаза. «Ни дать, ни взять, Джеймс Бонд», — подумала Катя. «У них у всех здесь мания величия!» — Куда? К кому? — равнодушно процедил «Джеймс Бонд». На бейджике у него было написано «Потапкин С.С.» — Я кое-что забыла, — ответила Катя. — Можно ли мне вернуться это забрать эту вещь? О том, что она хочет в дамскую комнату, говорить Катерина постеснялась и залилась краской. Пришлось выдумывать на ходу. «Потапкин С.С.» окатил ее презрительным взглядом, который она почувствовала сквозь бронебойные очки. — Что именно вы забыли и где? Я сам поднимусь! — Это очень ценная вещь, — внушительно сказала Катя. — Мобильный телефон. Дорогой телефон. Если он пропадет — потеряется очень много важных контактов! Так что я должна забрать его сама! И хотя «дорогой телефон» являл собой старую, перемотанную синей изолентой «Моторолу», которая то и дело теряла сеть и валялся в ее сумке, девушка сделала движение к лифтам, почувствовав, как антенна рации уперлась ей в грудь. — Вы мне не доверяете? — Доверяю, но… Поймите меня правильно! Я должна это сделать сама! Я попросту не помню, где я его оставила! — Не положено! — отбрил Потапкин. — На вас не заказан пропуск! — Но я здесь только что была! Я только что сдала вам пропуск! — Этот пропуск уже недействителен. Разозлившись на этого тупого педанта, Катерина попробовала его обойти. — Девушка! Вы что, не понимаете? Не положено! Катя поняла, что ничего не добьется. Потапкин стоял стеной. — Как же мне теперь забрать свой мобильный? — Подождите здесь, я снесу. — Как же вы снесете, если я не помню, где я его оставила? — Очень просто! Вспомните, где вы были, в каких кабинетах — и я зайду посмотрю! Катя поняла, что дело труба. — Ладно, не стоит беспокоиться! Я завтра вернусь — и мы поговорим! Непроницаемое выражение говорило -"Валяй, приходи. Посмотрим, что из этого выйдет!» Катерина развернулась и снова вышла на улицу. Что же! Придется просится в какое-нибудь кафе. Черт, и почему она не догадалась купить колготки? Вызубрить назубок Устав фирмы она смогла, а позаботиться о дресс-коде полностью не догадалась. Колготки могли бы и не понадобиться. если бы папу не сморил сон с утра… А теперь ее не возьмут на работу. Размышляя о колготках, она ехала в метро домой, разглядывая ноги и обувь сидящих напротив женщин, а недалеко от дома, когда она уже хотела зайти в пиццерию переодеться, вдруг наткнулась на отца с хозяйственной сумкой. Это было так неожиданно, что Катя остановилась, как вкопанная. Шанс встретиться на этой стороне с папой был мизерный — девушка хорошо знала все папины маршруты за покупками и сознательно сделала этот крюк, чтобы исключить такую возможность. Но сегодня был явно не ее день. — Катерина?! — командирским тоном спросил Пушкарёв. — Етить-колотить! Что это на тебе надето? Кто позволил тебе выйти в таком наряде? Ну-ка, немедленно марш домой! Тяжелая рука отца шлепнула по ягодицам. — Папа, — тихо сказала Катя.- Что ты делаешь? — Как что? Деру тебе задницу! Я что, не могу шлёпнуть своего ребенка? — Ты что, с ума сошел? Люди же смотрят! — Люди смотрят на твой вопиющий наряд! Кто позволил тебе так одеваться? И откуда на тебе эта юбка! Я не давал разрешения так одеваться! это же штрафбат какой-то! Отвечай немедленно! — Это моя юбка, папа, — тихо сказала Катя. — Я сама ее сшила. Пушкарев не унимался. И даже открытие, что дочь умеет шить, не впечатлило родителя. — Нет, чтобы моя дочь разгуливала по улицам в таком виде? Позор на мои седины! Просто позор! Как у тебя рука только поднялась? — Папа! Давай, дома поговорим! — Иди, иди! Вот я тебе задам трепку! возьму свой солдатский ремень и отшлепаю по самые «не могу»! Так, подталкивая впереди дочь, Пушкарев быстрым шагом приближался к подъезду, ни давая ни шанса оторваться девушке в сторону. Быстро вылетев на свой третий этаж, он втолкнул дочь в квартиру и сам метеором влетел в кухню. Мама сидела перед телевизором с вязанием. — Валера… Что? Что случилось? Катя слышала встревоженный голос мамы, влетела в свою комнаты и навалилась спиной к двери, чтобы снаружи нельзя было открыть. Глаза жгли слезы, но не от злости на реакцию отца (ничего другого она не ожидала), а на свой провал на собеседовании. В дверь загрохотали удары кулаком. — Давай сюда эту юбчонку! Катерина, не дури! Открой немедленно! Медленно Катя стянула с себя юбку и блузку, крепко запахнула на талии поясок от домашнего халата и вышла с юбкой в коридор. Там она увидела разъяренного отца с большими ножницами, которыми Катя кроила кожу на юбку. Эти ножницы достались по наследству от деда, папиного отца, которыми он стриг овец в деревне. Они были большими и угрожающими. Отец грозно щелкал ими в воздухе. Мама перепуганными глазами смотрела на него, на Катю и на клацающее оружие мести. Катерина очень спокойно, улыбаясь, протянула ему юбку. — Она еще и улыбается! Ни следа раскаяния! Ни стыда, ни совести! Дай сюда! Он выхватил юбку из рук. — В чем я должна каяться, папа? Я не сделала ничего дурного! — Да ты знаешь, сколько маньяков вокруг? По голове дадут, затащат в кусты и поминай, как звали! А такие юбки только привлекают их внимание! — Катя, боже мой! Что это! Что происходит? Он совсем с ума сошел! — Да пусть развлекается, мама. Может, ему легче станет. — Ты видела, во что вырядилась твоя дочь? В каком виде она по улицам разгуливает? Вот! Полюбуйся! (он приложил предмет одежды к своим спортивным штанам). Она же еле трусы прикрывает! Срам-то какой! Я разве так ее воспитывал? Ты знаешь, кто так одевается? Елена Санна во все глаза смотрела на юбку. Затем выхватила ее из рук мужа. — Остановись, Валера! Дочь тебе этого не простит! — Нет, ты знаешь, кто так одевается? — Не знаю! И кто же? — Падшие женщины, вот кто! Дай сюда! Она еще мне спасибо скажет! Ножницы защелкали в воздухе, раздирая кожу на лоскуты. Жалобно затрещала подкладка. Катя затряслась от беззвучного истерического смеха. По папиной логике в короткие юбки одеваются падшие женщины, такие же женщины красятся косметикой и встречаются с мужчинами, и не дай боже — еще с ними и спят! — Валера, боже мой! Ты совсем спятил! Опомнись! — Ничего, мама, — сказала Катя, усмехаясь. Внутри была полнейшая пустота. — Ничего! Может, ему легче станет! Последние слова она выкрикнула, и зашла в комнату, захлопнув дверь. Горло душили рыдания. Это было странно, но юбки ей не было жалко. Подумаешь! Она сошьет еще. Она плакала о похороненной мечте. Она слышала, как отца отчитывала мама и пыталась забрать юбку. Кажется, ей удалось забрать ножницы. Но вдруг зазвонил телефон и возня прекратилась. Мама аккуратно постучала в комнату. — Катенька! — позвала она. — А тебя к телефону! Катя рывком раскрыла дверь. — Кто это еще? Денис? Странно, прошло столько времени, а она все еще ждет его звонка… — Не знаю… Женский голос. Отец стоял с юбкой в руках, «обезоруженный» и вопрошающе смотрел на дочь. — Екатерина Валерьевна? — тараторил в трубке запыхавшийся голос. — Вы приняты на работу! Просьба завтра явиться без опозданий к 9 утра в приемную президента! Поздравляю вас! Рабочий день у вас с девяти до шести вечера, но советую приходить пораньше. Ваш шеф любит, чтобы к его приходу был готов список дел на день, а он очень пунктуальный человек и никогда не опаздывает. — Во сколько же мне приходить? — пролепетала испуганная Катя. — Рекомендую в восемь тридцать. Также он предпочитает черный сладкий кофе… Голос в трубке рассказывал о предпочтениях и обязанностях. Поздравив напоследок Катю с зачислением в штат «Зималетто», повесила трубку. Катя подняла на родителей огромные, счастливые глаза. — Мама, папа… — прошептала она, глотая слезы. — Меня приняли… На работу! Мама тут же принялась ее поздравлять, отец, как бы стыдясь своей выходки с ножницами, отдал ей юбку. — Ну… поздравляю, Катюнь. И очень надеюсь, что ты не будешь туда носить это непотребство. Обещаешь мне? Катя была такая счастливая, что готова была пообещать что угодно и бросилась родителю на шею. — Обещаю, папочка! ты прости меня, пожалуйста, что расстроила тебя! — Нет, это ты меня прости! Но, знаешь, действительно опасно разгуливать по улице в таком виде! — Я знаю, папочка. Я завтра же надену свою старую одежду. — Вот и хорошо! — воскликнула Елена Санна, довольная столь скорым примирением дочери и отца. — А давайте, пойдем чай пить! Знаете что? У меня есть кое-что вкусненькое! Катя во время чаепития рассказала о будущей работе, утаив, что ее начальник предполагается молодой Жданов, а не старый, как предполагалось вначале. Достаточно для отца того, что он увидел ее в такой короткой юбке. Она скажет! обязательно скажет… Но потом. Как-нибудь потом. Уже у себя в комнате, разложив юбку под лампой, девушка заметила, что она не сильно пострадала. Ножницы прошлись по швам, которые можно будет заново сострочить и кое-где отодралась подкладка. Катя отстригла бахрому от подкладочной ткани и принялась за работу. В процессе она вспоминала лицо и обжигающий взгляд своего нового шефа. Он красив, и должно быть, женщины без ума от него. Но только не она! Она терпеть не может таких самовлюбленных индюков… Хотя, на какое-то мгновение на собеседовании ей показалось, что они чем-то с Денисом схожи. Нет, вздор! Что же, тем лучше. На новой работе никаких амуров! И слава богу, потому что на работу придется ходить в своих обычных юбках до пят, чтобы не дразнить папу. Возможно, она сможет где-то переодеваться? Нет, так вечно продолжаться не может! И как к этому отнесется Жданов? Что же, длинная юбка будет первым «испытанием» для него. Катя усмехнулась. Она обязательно должна доказать, что одежда еще ничего не значит!***