— Я дома! — подал голос Мидория, закрывая за собой дверь.
Стянув красные ботинки, он слегка пошатнулся, уставившись на серые носки. На миг перед его глазами застыл вид на дворик школы за секунду до того, как он сделал шаг вперед. Проморгавшись и помотав головой, он в удивлении отогнал наваждение. Это было… необычно.
— Ты все равно задержался, Изуку! — недовольно высунулась из кухни его мать.
— Прости, мам, — он взъерошил себе волосы, стыдливо жмурясь.
— Так уж и быть, молодой человек. Мне нужны все ваши овощи в обмен на мое прощение.
— Как скажете, мэм, — тихо посмеялся тот.
Инко расслабленно выдохнула, спуская напряжение с плеч, и подошла к сыну, нежно улыбнувшись.
— Все в порядке? Ты сегодня позднее обычного, — она наклонила голову, всматриваясь в слишком бледное лицо сына.
— Да, мам, я в порядке, — он еще не знал, правда ли это. — Просто устал. Сегодня… многое произошло.
Но он обязательно выяснит.
Большие глаза женщины, казалось, смотрели ему в душу, тщательно обыскивая каждый ее закуток в поисках чего-то такого, о чем надо знать. Вопрос застыл у нее на губах, но она не решилась его озвучить — Мидория мог это видеть. Легонько поджав губы, она приподняла пухлую руку, остановившись в десятке сантиметров от лица сына. Изуку едва заметно кивнул, выпуская напряжение из тела вместе с воздухом. Теплые пальцы легли на его холодную щеку и легонько провели, поглаживая непонятно откуда взявшийся розовый пластырь. Изуку прикрыл глаза, приобнимая женщину и утыкаясь подбородком ей в плечо. Пусть это было тяжело, но он всегда мог положиться на нее. Не зря он все еще считал ее лучшим человеком во всем мире.
Почувствовав тепло тела матери, Мидория ощутил, как его сердце ухает и опускается, затопленное слишком привычной тяжестью. Он обязательно это исправит. Ему не должно быть тяжело, когда он обнимает единственного дорогого ему человека. Это было неправильно. Изуку честно, честно хочет все исправить.
Кажется, говорят, никогда не поздно начать, да?..
— Ты расскажешь, что случилось? — отстранилась она, взволнованно всматриваясь в такие же круглые глаза сына.
— Да, — кивнул тот, стараясь не придавать значения тому, как быстро она спрятала руки за спину, почти одергивая себя от него.
Глаза матери заблестели где-то в глубине радужки. Ох, черт. Натворил же он делов.
Она улыбнулась шире и, щурясь от этого, продолжила:
— Хорошо. Пойдем на кухню, мне все еще нужны овощи для кацудона.
— Спасибо, — ответил он ей благодарной улыбкой, стягивая рюкзак и следуя за фигурой матери.
Ему надо будет так много ей рассказать. О стольком попросить прощения, признаться в тысяче вещей, не оставить ни одного слова невысказанным. Но у всего есть свой черед. Как бы он ни хотел, он не сможет сделать все и сразу. По чуть-чуть, понемногу, но он ей расскажет. Возможно, она даже его простит.
Он надеялся, что он сможет. И честно надеялся, что они смогут вместе преодолеть толстые стены, которые он сам и построил между ними. Чисто теоретически, его вины в этом не было. И, если честно, он мог бы попросить помощи. Но…
Изуку вздохнул, разгружая рюкзак. Хватит о прошлом. Сегодня будет последний день, когда он будет оглядываться назад и ненавидеть себя за то, что тогда сделал или чего не сделал. Слишком много недомолвок скопилось между ними.
— Спасибо, Изуку, — искренне поблагодарила его Инко, тут же сгребая все со стола и кладя это на доску.
Посмотрев на него еще раз, она неуверенно спросила:
— Ты заболел?
— А… Нет, нет, все в порядке. Я правда просто устал, — он тихо выдохнул.
По крайней мере, это было правдой.
— Наверное, лучше завтра, — пробормотал он, потирая глаза.
— Хорошо, — все-таки вздохнула она. — Я позову, когда все будет готово. И, Изуку.
Ее взгляд тут же приобрел строгие искорки, а брови низко нависли над глазами.
— Ты должен мне сказать, если чувствуешь себя плохо, понял?
— Да-да, конечно, — хохотнул он. — Все в порядке, правда. Мне помогли, видишь?
Изуку указал себе на щеку, широко улыбаясь. Женщина, однако, вопреки его мольбам, не купилась на это.
— Завтра ты мне все расскажешь. И ответишь на любые мои вопросы.
— Хорошо, — кивнул Изуку, все еще улыбаясь.
Она надула щеки, скрестила руки на груди и затопала мягким тапочком по полу.
— Мне очень хочется знать, почему мой сын выглядит так, будто попытался приготовиться к годовым экзаменам за день.
— Да ладно, не все так плохо, — попытался отмахнуться Мидория, морщась.
— Тогда иди и приведи себя в порядок, мистер, прежде чем идти за стол.
— Как скажешь, мам, — шутливо отдал честь Изуку, таща рюкзак за собой по полу.
Оставив его у изголовья, он тяжело плюхнулся на кровать и глубоко вздохнул. Тело сразу же болезненно заныло, а глаза начали слипаться еще сильнее. Лучше ему встать сейчас же, или он рискует заснуть на три дня. И это даже не шутки. Со стоном скатившись на пол, он стянул с себя черную школьную форму, закинул ее на стул и слепо просунул руку в шкаф, вытягивая первую попавшуюся майку и шорты. Ему повезло. Старая футболка цвета хаки с винтажным принтом Всемогущего почти на всю длину. Ну, да, кого же еще. И привычные мягкие черные шорты. Изуку даже слегка обрадовался. Мелочь, но все равно приятно.
Он поднял рюкзак со стола и выложил все учебники с тетрадями. Вытащив одну из них за подгоревший корешок, он на миг обмер. Кинувшись к штанам, он вытащил записку из кармана и крепко сжал в руке. Было бы плохо, если бы он закинул форму в стиральную машинку вместе с ней. Недолго думая, он открыл один из ящиков, разгладил помятую бумажку, сложил вдвое и пихнул ее меж страниц старой тетради. Пусть пока тут полежит, пока он не найдет ей место получше. Мидория… не хотел ее выбрасывать.
Тихо чихнув, Изуку вздрогнул. По телу прошелся неприятный холодок, а сам он втянул плечи в голову. Было как-то прохладно. Запустив в шкаф руку еще раз, он вытащил оттуда какую-то кофту и сразу же накинул ее, застегивая молнию до самого конца. Простыть он не хотел бы.
Завтра выходные, а значит, домашку можно сделать позже. Обычно Изуку садился делать ее сразу же, но сегодня он слишком устал. Слишком много мыслей крутилось в его голове, слишком много потрясений он за сегодня испытал. Если Изуку сейчас сядет за домашку, вряд ли напишет и три слова по теме, срываясь на теории и описании боя. Вряд ли это то, что ожидал увидеть учитель в тетради с домашней работой по алгебре.
Плюхнувшись на кровать, он лениво обвел взглядом свою комнату. Всемогущий, кажется, смотрел на него с каждой поверхности. На стенах, на постерах, на майке, на полках — везде сверкал его бесстрашный оскал. Мидория шатко выдохнул и вдруг онемевшей рукой потянулся за своим телефоном. Разблокировав, он с третьей попытки открыл журнал контактов. Ему даже не пришлось листать.
Всемогущий был первым везде. В топе, в сердцах людей, в журнале контактов Изуку.
Мидория неверяще уставился на маленький аватар героя, который он сам и сфотографировал, встав на фоне еще рыдающего Изуку.
На фотографии был смеющейся Всемогущий, улыбающийся шире, чем когда-либо, и заплаканный Изуку с темными фиолетово-красными кругами под глазами, виднеющийся за массивным плечом героя. Выглядел он так, будто сейчас снова разрыдается прямо перед ним.
Щеки Изуку запунцовели. Ему было немного стыдно, но он был счастлив. Прижав телефон к груди, он шмыгнул носом и вытер появившиеся слезинки. У него и так все лицо было опухшее — если он и сейчас заплачет, то утром не сможет открыть глаза. А они ему ой как понадобятся.
Завтра. В пять утра на пляже Дагоба. Когда-то милое место, но сейчас — безобразная свалка. У Мидории уже были теории, что они там будут делать.
Отбросив телефон в сторону, он зажмурился и помотал головой. Нельзя сейчас забивать мысли чем попало. Надо успокоиться и просто нормально провести вечер, лечь спать пораньше и беспрепятственно встать в четыре тридцать утра субботы. Ничего сложного, если постараться.
— Изуку, кацудон готов!
Мидория вздохнул, зевнул и поднялся. Вставать с кровати не хотелось. Но живот недовольно урчал, а губы растягивались в улыбке, представляя ароматную мамину стряпню.
Облизнувшись, он уселся на свое место за столом, устраиваясь удобней.
— Вот, — поставила перед ним дымящуюся тарелку Инко.
— Спасибо, — широко улыбнулся Мидория, беря палочки в руки.
— Приятного аппетита, — улыбнулась она в ответ, ласково ероша его волосы.
— И тебе, — успел он ответить, прежде чем забил рот едой.
Они никогда много не говорили о учебе. Мидория всегда старался перевести тему хоть на что-нибудь, помимо школы и его несуществующих «друзей». Кажется, Инко и это заметила. Изуку знал, что виноват перед ней. Он просто придурок, если уж быть честным.
Как и обычно, она ничего не спросила за ужином.
Вымыв за собой тарелку, он поставил ее на место и уже собирался уходить, как нерешительно замер около двери. Обернувшись, он обвел взглядом копошащуюся за столом мать. Пухлая низкая фигура женщины казалось ему еще меньше, чем обычно. Спина ссутулена, глаза опущены, брови жалостно сведены.
Это
он сделал.
Еще не уверенный в своих действиях, Изуку развернулся и нерешительно зашагал в сторону матери.
— Изуку? — подняла она взгляд, когда он остановился рядом.
Мидория опустил взгляд и обнял женщину. Инко выпустила рваный вздох и, неуверенно медля, дрожащими руками мягко обвила спину сына, словно хрустальную вазу.
— Спасибо, мам, — прошептал он, утыкаясь ей в плечо. — Я буду в порядке.
— О, Изуку, — шмыгнула она носом, крепче сжимая того в объятиях. — П-прости ме…
— Не извиняйся, ма. Ты ни в чем не виновата. Это все я.
— Н-но, но…
— Все будет хорошо, — не дал он ей закончить. — Теперь все будет хорошо.
— Что-то ведь, правда, случилось? Что-то плохое? Д-да?
— Да, — кивнул Мидория. — Я обязательно тебе расскажу. Обо всем.
— Х-хорошо. Хорошо. Я верю тебе.
Изуку слабо улыбнулся.
— Спасибо.
Женщина еще минуту не выпускала его из объятий, но все-таки оторвалась от него и, рукавом вытерев лицо, слабо улыбнулась дрожащими губами.
— Иди отдохни, — Изуку кивнул. — Хорошенько выспись.
Она еще раз провела по розовому пластырю и отпустила сына.
— Спокойной ночи, — негромко сказал Изуку, выходя в коридор.
— Добрых снов, — услышал он.
Кивнув в темноту, он вернулся в комнату. Ох, боже. Если сегодня произойдет еще хоть что-нибудь, он точно не выдержит и отключится прямо на месте. Голова уже болезненно пульсировала, а глаза норовили слипнуться и никогда больше не открыться. Если честно, он был не против этого.
Не пытаясь подавить очередной широкий зевок, Изуку мельком глянул на время. Зеленые цифры говорили, что было без двух минут девять. Так рано спать он давно не ложился. Но и вставать ему завтра куда раньше обычного.
Закрыв шторы и включив будильник, Мидория залез под одеяло почти с головой и сжался в клубок. Его накрыло какое-то странное чувство. Вроде бы стало теплее, но под кожей все еще бегал мороз, обесценивая все старания одеяла и одежды согреть его.
Повалявшись так еще несколько минут, он все-таки вылез и натянул штаны с носками вместо привычных шорт. Стянув тонкую кофту, он залез в свитер и снова нырнул под одеяло. Стало немного лучше.
Удовлетворенно выдохнув, Мидория расслабился и откинулся на подушку. Теперь он должен заснуть в считанные минуты. Вряд ли он смог бы разлепить глаза еще раз, а усталость полностью накрыла его тело, не разрешая и пальцем без нужды шевельнуть. Засопев, он быстро провалился в сон.
***
Когда Изуку открыл глаза, часы показывали три восемнадцать ночи. Заторможено моргнув, Мидория приподнялся на онемевших конечностях. Спина была мокрой от холодного пота, а тело казалось непослушным и тяжелым. Волосы неприятно липли ко лбу и шее, а едва он разжал челюсти, зубы начали стучать друг о друга. Он все-таки заболел?
Прислушавшись к себе, Мидория отметил, что голова уже почти не болела, горло не першило, и насморка тоже не было. Дотронувшись до своего лба, он отрешенно моргнул и выпустил воздух. Его рука была слишком холодной и онемевшей, чтобы понять, какой он на самом деле был температуры.
Скатившись с кровати, Изуку поднялся на деревянных ногах и в темноте зашагал в ванную, стараясь не шуметь и не наступать на скрипящие половицы. Было слишком рано, чтобы будить маму, тем более ненароком.
Щелкнув переключателем в ванной, он тяжело опустил голову, упираясь руками в умывальник и плотно закрывая глаза. Привыкнув к свету, Мидория медленно поднял голову.
Он замер, когда встретился взглядом со своим отражением.
Бледная, почти серая кожа, темные круги под глазами, почти фиолетовые губы и испуганный взгляд. Веснушки стали такими бледными, что кроме восьми самых больших и темных догадаться о существовании других было тяжело. Да и те было не так просто рассмотреть. Почему он выглядел… так?
Розовый пластырь съехал с щеки, отклеившись и помявшись. Это было единственное яркое пятно на его лице, не считая все таких же зеленых глаз и волос. Оторвав его полностью, он уставился на едва заметное покраснение на его коже — ожог от Каччана.
Теперь все слова о сне и солнце от медиков имели смысл. Даже шарахающиеся от него люди обзавелись, наконец, причиной. Он и сам бы от себя шарахнулся, если бы встретил на улице.
Мидория неуверенно дотронулся до своей щеки, медленно водя по ней пальцами. Он не сразу смог почувствовать это. Нахмурившись, он сжал руку в кулак. Бледно-фиолетовые ногти впились в кожу, но он все еще ничего не чувствовал.
Разжав кулак, он сильно ущипнул себя. Удовлетворенно выдохнув на все-таки появившуюся боль, он опустил руки обратно к раковине. Посмотрев на себя еще немного, он потянулся к шкафчику и достал оттуда градусник. Почему-то Мидория сомневался, что воздух в квартире был настолько холодным, что он так промерз. Усевшись на бортик ванны, он прикрыл глаза, про себя считая секунды. Когда градусник несколько раз пискнул, он незамедлительно вытащил его из-под свитера, изо всех сил стараясь не уронить его из оцепеневших пальцев.
Взглянув на результат, Мидория чуть не упал, вовремя хватаясь за белые бортики. Круглыми глазами он уставился на цифры. Несколько раз моргнув и протерев глаза пальцами, он опустил взгляд еще раз. Ему, должно быть, показалось. Такого не могло быть. Если бы у него была такая температура, он должен был быть мер…
Изуку тихо выдохнул. Так вот оно что. Переведя взгляд на зеркало, он осмотрел себя еще раз.
Так и было.
Сглотнув, он посмотрел себе в глаза.
Он выглядел как
мертвец.
Он спрыгнул с крыши школы.
И
у него наступило
посмертное охлаждение.
Он все-таки
умер.
Градусник в его руках показывал двадцать девять и четыре градуса по Цельсию.
***
Изуку сидел на кровати, обернув вокруг головы полотенце. Он добрых минут двадцать стоял под горячим душем, который обычному человеку показался бы настоящим кипятком. Спустя некоторое время его плечи, наконец, приобрели более живой оттенок, а пальцы начали слушаться. К коже вернулась хоть какая-то чувствительность, пока он яростно растирал себя мочалкой со всех сторон, оставляя красные следы на теле.
Насухо вытеревшись, он еще немного согрелся, но все равно натянул на себя свитер и штаны, закутываясь в одеяло. Градусник теперь показывал тридцать три и шесть. Это все равно не было близко к норме, но было немного лучше. По крайней мере, он преодолел порог в тридцать градусов. В голове Изуку вертелись сотни вопросов.
Это было связано с его причудой? Люди называли ее «призраком». Это из-за ее природы, верно? Ее активация ведь значила смерть.
И Мидория умер. Спрыгнул с крыши школы, как Каччан и сказал. И, как всегда, он оказался прав. Это было так отвратительно, что смешно. Как он вообще должен к этому относиться? Как, черт подери, он должен на это реагировать?
Тяжело вздохнув, Мидория запустил руку в волосы, пытаясь переварить все, что с ним случилось.
Он… запутался.
Его мозг болезненно заработал, пытаясь разложить все по полочкам.
Сначала, он должен разобраться с причудой. Была ли она у него вообще, как она работала и как она влияла на его тело. У него было много вопросов, много догадок и ни единого представления, что ему надо было делать.
Так, так, надо успокоиться. Откинувшись на кровать, Изуку прикрыл глаза, нахмурился и принялся размышлять. Вчера он спрыгнул с крыши школы и предположительно умер. Пошел в магазин, увидел злодея с Каччаном в заложниках и случайно активировал свою появившуюся причуду, вытянув его из хватки грязи. Потом он встретил Всемогущего и тот сказал, что увидел в нем героя. Сейчас было четыре утра, к пяти он должен встретиться со Всемогущим, чтобы он начал тренировать его для поступления в Юэй.
Нет, это уже слишком много. Еще раз.
Вчера он спрыгнул с крыши школы и предположительно умер. Пошел в магазин, увидел злодея с Каччаном в заложниках и активировал свою появившуюся причуду, вытянув его из хватки грязи. Сейчас четыре утра и он проснулся около часа назад от холода, тоже предположительно. Понял, что он, скорее всего, умер, измерил себе температуру и пошел в душ, чтобы согреться.
Поднявшись, Изуку открыл ящик стола и достал новую тетрадь. Он немного замялся, думая, как ее назвать. Это был уже не геройский анализ. Скорее…
«Анализ причуды».
Он хотел было добавить полюбившееся «№1», но подумал, что вряд ли он раздобудет столько сведений об одной причуде, чтобы заполнить ими всю тетрадь. Поэтому он пока решил оставить это так. Он кивнул, отодвигая тетрадь от лица и осматривая ее целиком. Да, так будет хорошо.
Раскрыв первую страницу, он отступил пару строк для названия и принялся писать. Он не стал писать о том, как именно он активировал причуду, упомянув лишь то, что носитель должен был находиться в опасной для жизни ситуации. Он описал свое видение собственной светящейся фигуры, тянущей к нему руки. Описал каждую деталь стычки с грязевым злодеем, которую помнил он сам.
Резко подняв голову, он схватил телефон с тумбочки и зашел в браузер, нервно вводя в поисковик свой запрос. Видео было третьим в списке. Кликнув на него, он вытащил наушники из-под подушки и, нацепив те на уши, уставился в экран. Это было то же видео, которое показали ему Авасе и его друзья. Несколько раз пересмотрев его, он принялся снова строчить в тетрадь. Его… причуда действительно выглядела, как призрак. Вот только это было как-то странно, потому что он отчетливо помнил, как сам тянул руки к Каччану, вытаскивая его из грязи, которая обволакивала все его тело.
Это что-то типа переноса сознания? Или, гм, душа? Что происходило с его телом, когда она активировалась — оно умирало? Или продолжало жить, дожидаясь возвращения «призрака» в тело, впадая в спячку? Как долго это могло длиться без последствий? Если последствия были, то какие? Насколько далеко мог находиться «призрак» от тела? Были ли какие-то побочные эффекты этой причуды, типа холодной температуры тела? Что-нибудь еще? Что угодно?
Мидория вздохнул, отодвигая от себя тетрадь. Сжав перед собой кулак, он прислушался к себе. Где находилась причуда? Какими мышцами ею управлять?
Ему всегда было это интересно. Это было что-то сокровенное, о чем он никогда не решался спрашивать даже родную мать. Ему всегда хотелось понять, каково это — не быть пустышкой.
Он сосредоточился, не отрывая глаз от кулака. У него уже получалось это сделать, но он был слишком шокирован, чтобы что-то понять тогда. Ну же, еще раз.
Холод начал расползаться по телу волнами, и Мидория… почувствовал это. Как будто у него были невидимые конечности, кроме рук и ног. Управлять теми было легко и естественно. Но это была новая непривычная конечность, которой он только должен научиться манипулировать. Вот, как это ощущалось. Следовало лишь… позвать ее.
Он почувствовал обжигающий, но не злобный холод на коже. Будто легкое касание ветра или холодной нити. Его кулак раздвоился. Один был настоящим — из плоти и крови. Второй был почти прозрачным, видимый лишь благодаря светящимся зеленоватым контурам. Он был как бы внутри него, наслаиваясь на его реальную руку — и в тех местах он ощущал слабые полоски холода. Осмотрев себя, он понял, что так происходило со всем его телом. Но что-то все равно было не так. Замерев, Мидория вдруг осознал, что он давно разжал кулак и убрал руку, но призрачную конечность — нет. Светящийся кулак все еще завис над столом, вжимая ногти в кожу.
Медленно отодвинув стул, он встал и сделал несколько шагов назад, отходя от стола.
Призрачная фигура все еще неподвижно сидела в воздухе, опираясь на стол и смотря на кулак. Разве что от пояса фигуры шли не ноги, а длинный хвост, соединявшийся с Изуку где-то в районе груди.
Мидория моргнул. Фигура не сдвинулась с места. Здесь должно было быть что-то еще. В прошлый раз все было не так. Сосредоточившись на этой новой непривычной конечности, Изуку неотрывно следил за своей призрачной макушкой.
Вдруг перед глазами все задвоилось. Чуть не упав, Мидория привалился к стене, тяжело дыша. Прищурившись, Мидория попытался разобрать, что вообще видел.
Он видел свою светящуюся макушку, а еще он видел свой светящийся кулак.
Склонив голову, Мидория недоуменно замычал.
Взяв себя в руки, Изуку попытался пошевелиться. Светящаяся фигура вздрогнула и разжала кулак. Она медленно, периодически замирая, обернулась и уставилась пустыми сияющими глазницами на Мидорию.
Перед его глазами было его собственное светящееся и настоящее лицо. Это было похоже на то, когда ты смотришь на свое отражение в витрине магазинов, но… несколько раз. Картинки будто наслаивались друг на друга, одна — нормальная, а вторая — призрачная.
Мидория охнул. Так вот, как это работало.
Прислонившись к стене, он потрясенно сполз, замечая, как призрак перед ним расплывался и зеленой энергией влетал обратно ему в грудь.
Вау.
Нет, типа…
вау.
Он как бы… раздваивался? Его сознание раздваивалось? Половина в его физическом теле, а половина в призрачном? Но при этом мозг обрабатывал обе стороны информации сразу?
Это должно быть не просто освоить.
Изуку расплылся в широкой улыбке. У него все-таки была причуда. Своя, собственная и крутая, по его мнению.
Он теперь точно знал, что делать.
И ему не терпелось узнать, что он мог.
